ие на веревках на фоне отдаленных холмов. Что-то у него
тут не получалось: иногда пропорции оставались жизненными, но  чаще  всего
странно искажались. Она никак не  могла  разобраться,  в  чем  дело:  быть
может,  у  него  не  ладится  с  перспективой?  Ответа  она  не  нашла  за
недостатком специальных знаний.
     Последними в пачке  оказались  зарисовки,  сделанные  здесь  у  реки.
Первые эскизы были не слишком удачными -  те  три,  что  он  отобрал  сам,
намного превосходили их. Озадачивала лишь явная удлиненность силуэта - и у
нее, и у лошади.
     - Ну что? - не выдержал он.
     - Я... - Она не смогла  подобрать  нужного  слова.  -  По-моему,  они
хороши. Только необычны. Вы очень наблюдательны.
     - Вас очень трудно рисовать, - повторил он.
     - Мне особенно понравился вот этот, - она вытащила из  пачки  рисунок
лошади с откинутой, развевающейся гривой. - Совсем как в жизни.
     Он усмехнулся.
     - Мне и самому этот нравится больше всех.
     Она перебрала рисунки снова. На некоторых из них присутствовала  одна
и та же непонятная ей деталь. Вот, например, на этом мужском  портрете:  в
верхнем углу таинственное четырехконечное пятно. И такое же  -  на  каждом
рисунке, сделанном у нее на глазах.
     - Что это? - спросила она, указывая на пятно.
     - Солнце.
     Она нахмурилась, но решила не продолжать эту тему. И  без  того  она,
по-видимому, нанесла его  художническому  самолюбию  чувствительный  удар.
Тогда она взяла из трех рисунков,  отобранных  Гельвардом  поначалу,  тот,
который посчитала лучшим.
     - Вы не подарите мне его?
     - Я думал, он вам не понравится.
     - Напротив. По-моему, этот рисунок очень удачен.
     Он бросил на нее проницательный взгляд, вероятно, решая, искренна  ли
она в своей похвале, потом забрал у нее всю пачку.
     - А не хотите ли взять еще и этот?
     И протянул Элизабет рисунок лошади с развевающейся гривой.
     - Как я могу! Нет, только не этот...
     - Мне хочется оставить его вам на память. Вы ведь первая, кому я  его
показал.
     - Я... большое спасибо.
     Он уложил остальные рисунки в седельную сумку и бережно застегнул ее.
     - Вы сказали, что вас зовут Элизабет?
     - Я предпочитаю, чтобы меня называли Лиз.
     Он кивнул с серьезным видом.
     - Прощайте, Лиз.
     - Вы уезжаете?..
     Не ответив, он отвязал  лошадь  и  вскочил  в  седло.  Потом,  тронув
поводья, направил ее вниз к реке  и  вброд  через  мелководье,  затем  дал
шпоры, выбрался на противоположный берег и  спустя  мгновение  скрылся  за
деревьями.



                                    3

     Вернувшись в селение,  Элизабет  призналась  себе,  что  работать  ей
сегодня больше не хочется. Вот уже больше месяца, как ей обещали  прислать
партию медикаментов и врача. Она следила как могла за питанием селян, хотя
продовольственная помощь тоже была скудной, да  более  или  менее  успешно
лечила немудреные сельские болячки, ссадины и нарывы. Правда,  на  прошлой
неделе ей довелось  принять  роды  -  до  того  она  и  сама  не  могла  с
уверенностью сказать, приносит ли ее деятельность ощутимую пользу.
     Теперь  она  решила  отправиться  в  базовый  лагерь  немедля,   пока
подробности странной  встречи  у  реки  не  начали  стираться  из  памяти.
Впрочем, перед отъездом она успела разыскать Луиса.
     - Если эти люди появятся снова,  -  внушала  она  ему,  -  постарайся
выяснить поточнее,  что  им  надо.  Я  вернусь  обратно  утром.  Если  они
прискачут раньше меня,  постарайся  задержать  их  до  моего  возвращения.
Спроси, откуда они.
     До базового лагеря было почти семь миль, и она добралась туда  только
вечером. Ей не повезло - в лагере не осталось практически ни  души:  почти
для каждого сотрудника любая отлучка затягивалась на много дней.  Но  Тони
Чеппел, как на беду, был тут как тут и перехватил ее на полдороге к жилому
корпусу.
     - Ты сегодня свободна, Лиз? Мы не могли бы с тобой...
     - Я очень устала и хочу лечь пораньше.
     В первые дни Элизабет потянулась было к Чеппелу и  совершила  роковую
ошибку,  не  утаив  этого.  Женщины  в  лагере  были  наперечет,  и  он  с
готовностью стал оказывать ей ответные знаки внимания.  Очень  быстро  она
поняла, как он самовлюблен и скучен, но Тони упорно не желал оставить ее в
покое, а ей никак не удавалось вежливо остудить его пыл.
     Вот и сейчас он не отставал от нее до тех пор, пока  она  кое-как  не
проскользнула к себе в комнату. Швырнув на  кровать  дорожную  сумку,  она
разделась и долго нежилась под душем. Потом у нее  разыгрался  аппетит,  и
пришлось выйти поесть; Тони, разумеется, не замедлил присоединиться к ней,
но во время ужина она подумала, что  в  данных  обстоятельствах  он  может
оказаться даже полезным.
     - Ты не знаешь, есть ли в этой стране город под названием Земля?
     - Земля? Как и наша планета?
     - Звучало это именно так. Но, может, я ослышалась.
     - Не знаю ничего похожего. А где он расположен?
     - Где-то здесь неподалеку.
     Он покачал головой.
     - Земля? А может, Марс? Или  Венера?  -  Он  расхохотался,  довольный
собственным остроумием, и выронил вилку. - Ты правильно разобрала?
     - Да не то чтобы... Наверное, я все-таки ошиблась.
     Верный своей неподражаемой манере, Тони продолжал скверно каламбурить
до тех пор, пока ей не удалось избавиться от  его  общества.  В  одном  из
кабинетов висела крупномасштабная карта всего района, но, исследовав карту
вдоль и поперек, Элизабет  не  обнаружила  ни  одного  названия,  хотя  бы
отдаленно напоминавшего произнесенное Гельвардом. Более  того,  он  твердо
заявил, что его город лежит на юге, а в том направлении по меньшей мере на
шестьдесят миль крупных поселений не было вообще.
     Утомленная, она вернулась к себе в комнату. Уже  раздеваясь,  достала
подаренные ей рисунки и прикрепила  их  над  кроватью.  Тот  рисунок,  что
изображал ее, был таким необычным...
     Она присмотрелась  повнимательнее.  Рисунок  был  выполнен  на  очень
старой бумаге, пожелтевшей по краям. И тут до  нее  дошло,  что  вверху  и
внизу бумага по линии отрыва иззубрена. Проверяя себя, она провела по краю
пальцем и ощутила то же, что заподозрили  глаза:  тут  без  сомнения  была
перфорация.
     Бережно, чтобы не повредить рисунок, она  отделила  его  от  стены  и
перевернула. По задней стороне бумаги, сбоку, бежала колонка цифр, две или
три из них были отмечены звездочками. А рядом шла надпись  синим  шрифтом,
почти  неразличимым  от   времени:   "Лента   компьютерная   многократного
применения. IBM".
     Элизабет прикрепила рисунок обратно к стене... и уставилась на него в
еще большем недоумении.



                                    4

     Наутро Элизабет, отстучав  по  телетайпу  очередную  тщетную  просьбу
прислать врача, вернулась в селение. К тому  времени,  как  она  добралась
туда, улицы уже затопил полуденный зной  и  все  погрузилось  в  привычную
унылую летаргию, которая так  бесила  ее  поначалу.  Луиса  она  разыскала
быстро: в компании двух других мужчин он развалился в тени у церкви.
     - Ну, что? Они приезжали?
     - Нет. Сегодня нет, малышка Хан.
     - Когда они обещали вернуться?
     Он лениво пожал плечами.
     - Не сегодня, так завтра.
     - А вы уже пробовали?.. - Она  запнулась,  разозлясь  на  себя:  ведь
хотела же взят щепотку предложенного селянам удобрения в базовый лагерь на
анализ, а потом заторопилась и забыла. -  Ладно,  но  если  они  вернутся,
дайте мне знать...
     Она зашла  проведать  Марию  и  новорожденного,  но  никак  не  могла
сосредоточиться  на  самых  обыкновенных  вещах.  Позже  сняла   пробу   с
бесплатного обеда для всех желающих, потолковала с отцом Дос  Сантосом.  И
все время невольно прислушивалась: не донесется ли издали конский топот?
     Наконец, не  пытаясь  больше  обманывать  себя,  она  отправилась  на
конюшню, оседлала лошадь и поехала вчерашним маршрутом в сторону реки.
     И сейчас она все еще старалась  не  сознаваться  себе  в  собственных
мыслях и истинных намерениях. Только от себя не уйдешь: последние двадцать
четыре часа привнесли в ее жизнь нечто  совершенно  новое.  Она  вызвалась
приехать сюда и поработать вместе с другими  добровольцами,  когда  поняла
всю никчемность  своей  предыдущей  жизни.  Но  здесь  на  смену  прежнему
разочарованию пришло иное, не менее горькое: какими  благими  ни  были  их
намерения, добровольцы могли предложить обнищавшему населению здешних мест
не помощь, а лишь видимость помощи. Слишком  поздно  они  пришли,  слишком
скудными  ресурсами  располагали.   Мизерные   подачки   в   виде   зерна,
бессистемных прививок или  ремонта  церкви,  -  конечно,  это  лучше,  чем
ничего, но ни на йоту  не  приближало  решения  главной  задачи.  Усилиями
одиночек разруху и одичание этих мест было не преодолеть.
     Вторжение Гельварда в  ее  жизнь  стало  для  Элизабет  первым  ярким
событием со дня приезда. Ведя  лошадь  по  пустоши  к  лесу,  она  наконец
призналась себе, что ею движет не простое любопытство, а нечто большее.  В
базовом лагере каждый был одержим собой и  своим  воображаемым  вкладом  в
науку;  они  обожали  мыслить  абстрактными  категориями,   рассуждать   о
групповой  психологии,  социальной   приспособляемости   и   поведенческих
стереотипах, а  на  ее  более  приземленный  взгляд  выглядели  напыщенным
болтунами. Не считая незадачливого Тони Чеппела, она не встречала  никого,
кем стоило бы хоть на минуту увлечься, и это опять-таки было не то, на что
она рассчитывала.
     Гельвард был совсем из другого теста.  Нет,  нет,  она  и  теперь  не
произнесла бы этого вслух, и все же,  по  совести  говоря,  ехала  как  на
свидание.
     Элизабет без труда разыскала то самое место  на  берегу  и  позволила
лошади напиться. Потом привязала ее в тени, а сама уселась у воды и  стала
ждать. Усилием воли отогнав новый вихрь догадок,  вопросов,  предчувствий,
она сосредоточилась на чисто физических ощущениях солнечного тепла и покоя
и, откинувшись навзничь, закрыла глаза. Вода журчала по каменистому  ложу,
мягко шуршал ветерок в вершинах деревьев, звенели  какие-то  мошки,  пахло
сухой листвой, прогретой почвой и просто жарой...
     Прошел час, если не больше. Лошадь на опушке каждые несколько  секунд
взмахивала хвостом, отгоняя назойливых мух.  Но  вот  она  забеспокоилась,
тихо заржала, и ей из-за реки отозвалась другая лошадь. Элизабет очнулась:
на противоположном берегу стоял Гельвард.
     Он приветственно поднял руку, она помахала ему в  ответ.  Он  тут  же
спешился и быстро подошел к самому  краю  воды.  Элизабет  улыбнулась  про
себя: он был явно в приподнятом настроении и начал валять  дурака,  норовя
развеселит ее. Наклонился, попытался встать на руки -  с  третьей  попытки
ему это удалось, но ненадолго, он потерял равновесие и, вскрикнув,  рухнул
в воду.
     Элизабет вскочила и бросилась к нему вброд.
     - Вы не ушиблись?
     Он усмехнулся.
     - А ведь в детстве у меня получалось...
     - У меня тоже.
     Он поднялся на ноги, глядя с унылым видом на свою промокшую одежду.
     - Ничего, скоро высохнет, сказала она.
     - Пойду приведу лошадь.
     Они вместе перебрались на "свой"  берег,  и  Гельвард  привязал  коня
рядом с лошадью Элизабет. Женщина села, он опустился рядом, вытянув ноги и
подставив мокрые брюки солнцу. Лошади стояли бок о бок, в  разные  стороны
головами, и вежливо отгоняли мух друг от друга.


     У Элизабет накопилась тысяча вопросов - но она не задала  ни  одного.
Она упивалась неизвестностью и  не  хотела  разрушить  тайну  прозаическим
объяснением. Самым вероятным, конечно же, было то, что Гельвард - один  из
сотрудников какого-то более отдаленного лагеря и что со  скуки  он  затеял
разыграть с ней замысловатую и не слишком остроумную шутку. Но  даже  если
это так, она не осуждала шутника: его присутствие само по себе служило  ей
наградой, она слишком долго сдерживалась, чтобы не радоваться  пробуждению
от повседневной дремоты независимо от руководившим Гельвардом мотивов.
     Единственной  заведомо  интересной  для  него  темой  разговора  были
рисунки,  и  Элизабет  попросила  показать  их  снова.  Они  поговорили  о
рисовании, он охотно комментировал то, что показывал, а она  не  преминула
заметить, что рисунки, все без исключения, выполнены на обороте  старинной
компьютерной ленты. И вдруг он выпалил:
     - А я чуть было не решил, что вы тоже из мартышек.
     И опять в его речи явственно проступил тот же странный акцент.
     - Из кого, из кого?
     - Из мартышек. Так мы называем туземцев, которые здесь живут. Но  они
не говорят по-английски.
     - Ну, положим, кое-кто говорит, хоть и не слишком грамотно. Те,  кого
мы научили.
     - Мы? Кто это "мы"?
     - Я работаю не одна.
     - Разве вы не городская? - спросил он и неожиданно отвернулся.
     Элизабет  ощутила  смутную  тревогу:  накануне  он   точно   так   же
отворачивался и беспокоился, прежде чем внезапно встать и уехать. Ей вовсе
не хотелось, чтобы он уезжал, - только не сейчас, еще не время...
     - Вы же знаете, что нет.
     - Знаю, что вы не из нашего Города. Но кто вы?
     - Я же говорила вам, как меня зовут.
     - Но откуда вы взялись здесь?
     - Из Англии. Приехала два месяца назад.
     - Из Англии? Но ведь Англия на Земле?
     Он смотрел на Элизабет во все глаза, совершенно  забыв  про  рисунки.
Она рассмеялась нервным смехом - он опять вел себя как-то странно.
     - До сих пор была на Земле, - ответила она, пытаясь обратить  дело  в
шутку. - По крайней мере, пока я оттуда не уехала.
     - Мой бог! Значит...
     - Что - значит?
     Он резко встал и опять отвернулся. Шагнул прочь,  потом  передумал  и
уставился на нее сверху вниз.
     - Вы с Земли?
     - А откуда же еще?
     - Вы с Земли... С Планеты Земля?
     - Конечно. Я вас не понимаю.
     - Вы ищете нас, - заявил он.
     - Нет. А впрочем... что вы имеете в виду?
     - Вы нас нашли!
     Она вскочила и метнулась  в  сторону  от  Гельварда.  Но  добежав  до
лошадей, все же  задержалась.  Его  странности  на  глазах  перерастали  в
помешательство, и она понимала, что оставаться с ним небезопасно. И все же
- как он поступит?
     - Элизабет, не уезжайте!
     - Лиз, - поправила она.
     - Лиз, вы понимаете, кто я? Я из Города Земля. Вы  должны  знать  про
нас!
     - Но я не знаю.
     - Вы не слышали о нас?
     - Нет, не слышала.
     - Мы провели здесь тысячи  миль.  Много-много  лет.  Без  малого  два
столетия.
     - А где ваш город сейчас?
     - Там, - он показал на северо-восток. - Миль двадцать пять к югу.
     Слова противоречили жесту, но она решила, что  Гельвард  от  волнения
перепутал стороны света.
     - Можно мне взглянуть на него?
     - Разумеется! - Он в  возбуждении  одной  рукой  схватился  за  кисть
Элизабет, а другой - за уздечку от лошади. - Поехали немедля!
     - Погодите-ка. Как пишется название вашего города? -  Он  написал  на
бумаге "Земля". - Почему он носит такое название?
     - Не знаю. Наверное, потому что мы с Планеты Земля.
     - А разве мы с вами сейчас на другой планете?
     - Но ведь это же очевидно!
     - Вы уверены?
     Это вырвалось у нее против воли -  она  поддразнивала  Гельварда  как
маньяка, но был ли он маньяком? Лихорадочное возбуждение, пылающие глаза -
это можно было  истолковать  как  угодно.  Инстинкт,  на  который  она  до
последнего времени полагалась, требовал осторожности. Кто и за что мог  бы
поручиться теперь?
     - Это не Земля!
     Она подумала и сказала:
     - Гельвард, встретимся завтра. Здесь же, у реки.
     - Но мне казалось, что вы хотите увидеть Город.
     - Хочу, но не сегодня. Надо проехать двадцать пять миль. Нужна свежая
лошадь, необходимо разрешение...
     Она словно оправдывалась в своей нерешительности. Он посмотрел на нее
с сомнением.
     - Вы боитесь, что я вас обманываю?
     - Нет, не боюсь?
     - Тогда в чем же дело? Сколько  я  себя  помню  и  задолго  до  моего
рождения, Город жил единственной надеждой - рано или поздно придет  помощь
с Земли. И вот вы здесь - и вы мне не верите, считаете меня сумасшедшим!..
     - Вы и сейчас на Земле.
     Он открыл было рот и закрыл его снова. Наконец спросил:
     - Зачем вы так зло шутите?
     - Я не шучу.
     Он опять схватил ее за руку и  заставил  повернуться,  ткнул  пальцем
вверх:
     - Что вы там видите?
     Она заслонилась ладонью от нестерпимо яркого света.
     - Солнце.
     - Солнце! Да, солнце! Но какое солнце?
     - Обыкновенное. Пустите меня, вы делаете мне больно!
     Он  послушался  -  только   ради   того,   чтобы   собрать   рисунки,
разлетевшиеся по берегу. Потом вытащил из пачки один рисунок и поднял  его
перед глазами.
     -  Вот  оно,  солнце!   -   заорал   он,   указывая   на   диковинное
четырехконечное пятно  в  верхнем  углу  листка,  над  нелепой  долговязой
фигурой, изображающей саму Элизабет. - И такое же там, на небе!..
     Задыхаясь от бешеного сердцебиения,  она  кое-как  отцепила  поводья,
взобралась в седло и с силой пришпорила лошадь.  Та  взвилась  на  дыбы  и
сразу пошла в галоп. Гельвард так и остался у реки  с  рисунком  в  высоко
поднятой руке.



                                    5

     На селение опускался вечер, и Элизабет  рассудила,  что  возвращаться
сегодня в базовый лагерь уже поздновато. Да она и не  ощущала  в  себе  ни
сил, ни желания возвращаться - в конце концов, переночевать можно  было  и
здесь.
     Главная улица была пуста. Это поразило ее: обычно в это время  селяне
выходили из домов, чтобы  тут  же  в  пыли  лениво  поболтать  меж  собой,
потягивая крепкое, вязкое, как смола, вино -  делать  настоящие  вина  они
разучились.
     Потом Элизабет расслышала гвалт, доносящийся из церкви,  и  поспешила
туда. Под сводами собрались  почти  все  мужчины  селения.  Были  здесь  и
женщины, иные из них плакали.
     - Что тут происходит? - обратилась она к отцу Дос Сантосу.
     - Незнакомцы вернулись. Они предлагают сделку.
     До Сантос держался в стороне от толпы, явно неспособный  хоть  чем-то
повлиять на селян. Элизабет попыталась вникнуть в суть  спора,  но  каждый
орал, не слушая соседа, и даже у  Луиса,  хоть  он  и  вылез  к  разбитому
алтарю, не хватало голоса перекрыть общий  гам.  Встретившись  с  Элизабет
глазами, старейшина протолкался к ней.
     - В чем дело?
     - Они прибыли, малышка Хан. Мы согласны на их условия.
     - Похоже, что до согласия еще далеко. Чего они хотят?
     - Условия честные.
     Он вознамерился было вернуться к алтарю, но Элизабет схватила его  за
руку.
     - Чего они хотят? - повторила она.
     - Они дадут нам лекарства и много еды. И еще  удобрения,  и  еще  они
помогут починить церковь, хоть мы об этом и не просили.
     Он уклонялся от ответа, то поднимая взгляд  на  Элизабет,  то  отводя
глаза.
     - А что взамен.
     - Ерунда.
     - Ну, давай не тяни, Луис. Чего они хотят?
     - Десять наших женщин. Все равно что отдают добро задаром.
     Она не сумела скрыть удивления.
     - И что вы?..
     - За ними будут хорошо смотреть. Сделают их здоровыми и  сильными,  а
когда выйдет срок, они принесут нам еще еды.
     - А как к этому относятся сами женщины?
     Он оглянулся через плечо на толпу.
     - Они глупые, не рады...
     - Еще бы! - Элизабет посмотрела на  шестерых  присутствующих  женщин,
которые держались отдельной группой;  мужчины,  что  стояли  к  ним  ближе
других, трусливо улыбались. - А для чего им понадобились женщины?
     - Мы не спрашивали.
     - Потому что это ясно и без вопросов, не так ли? - Она повернулась  к
Дос Сантосу. - И что теперь будет?
     - Люди уже все решили, мы бессильны.
     - Но разве это не дикость? Не могут же они всерьез  выменивать  своих
жен и детей на несколько мешков зерна?
     - Нам нужно то, что они предлаг