е понимаю.
     - Ну, ты, - перешел на более доверительный тон субъект. -  Добавь  на
красненькую.
     - Послушайте, мы вас не трогаем, так что  оставьте  нас  в  покое.  И
потом, нет у меня денег.
     - А у него? - тут же спросил мужчина, кивнув на Овида.
     - У него тоже нет.
     - Эх, земели, - неожиданно расчувствовался наш собеседник.  -  Совсем
нет денег и вы стоите, как высоковольтные столбы, и  гудите  про  себя?  А
шланги горят? Попросите у Гриши, - субъект хлопнул себя ладонью по  груди,
- и Гриша поможет.
     - Мы не нуждаемся в вашей...
     - Тут,  через  дорогу,  итальянский  вермут  завезли.  Очень  с  утра
помогает.
     Я хотел сказать, что пить с утра  нехорошо,  и  вообще  никуда  мы  с
Гришей не пойдем, но мудрый  Овид  не  дал  мне  на  сей  раз  перехватить
инициативу.
     - А по стаканчику, - неожиданно развязным тоном  произнес  он.  -  За
знакомство.
     Гриша снисходительно усмехнулся и повел нас через дорогу  на  красный
свет, игнорируя сигналы машин.


     В подсобке грузчиков пахло прокисшим молоком и спиртом.
     Когда я попытался сунуться в магазин через  центральный  вход,  Гриша
только вздохнул и, твердо взяв за локоть, направил меня куда-то  в  темный
проход между штабелями коробок и ящиков.
     - Чудак-человек, -  укоризненно  просвещал  он,  уверенно  пробираясь
узкими коридорами. - Разве в магазине итальянский  вермут  купишь?  Там  и
нашего портвейна нет, весь по талонам еще вчера разобрали.
     Гришу в магазине знали. Добравшись до подсобки, он даже  не  снизошел
до того, чтобы просить, а просто сунул деньги первому подвернувшемуся  под
руку грузчику, и тот мгновенно растворился в воздухе. Через  минуту  гонец
материализовался, держа в растопыренных руках четыре литровые бутылки.
     - Молодец, - одобрил Гриша и, словно цыпленку шею, свернул с горлышка
колпачок, после чего плеснул вермута в граненый стакан. - Прими и исчезни.
     Избавившись от гонца, Гриша по-хозяйски смахнул с  табурета  какие-то
тряпки и основательно устроился за письменным столом, служившим  заодно  и
столовым.
     - Вы присаживайтесь, ребята, - предложил он и четко  разлил  вино  по
разнокалиберной посуде, - в ногах правды нет.
     Только в этот момент я почувствовал как устал.
     Овид наоборот выглядел  подтянутым  и  отдохнувшим.  Пока  мы  шли  в
магазин, я несколько раз пытался заговорить с ним и выяснить - зачем  нам,
собственно, этот Гриша и его вермут нужны, но Овид только коротко  сказал:
"Так надо", - и больше не добавил ничего. На  более  подробные  объяснения
времени уже не хватило.
     - Будем, землячки! - Гриша, показывая пример,  ловко  опрокинул  свой
стакан и вытянул из мятой пачки очередную сигарету. - Тебя  как  зовут?  -
ткнул он в мою сторону корявым пальцем.
     - Мастер... - начал было я, но осекся под  холодным  взглядом,  -  то
есть, просто Саша.
     - Мастер чего? Спорта?
     - Нет, это я просто оговорился. Голова гудит.
     - Так выпей. А тебя? - спросил Гриша у Овида.
     Услышав ответ, он удивленно вскинул брови.
     - Братцы, вы случаем не из психушки? То-то я  смотрю  на  местных  не
похожи. Да и костюмчики у вас подходящие.
     Овид деликатно поднял  щербатую  чашку  без  ручки,  как  драгоценную
пиалу, и проникновенно сказал:
     - Товарищ Гриша, мы благодарны вам за  проявленное  участие  в  нашей
судьбе. Все дело в том, что мы - пришельцы.


     Это теперь, в бомжатнике, забавно вспоминать, как  поперхнулся  дымом
Гриша, и мы его долго колотили по спине, пока не прошел кашель. А тогда, в
подсобке, было не до смеха. В какой-то момент я даже подумал, что придется
вызывать скорую, но обошлось.
     Гриша в конце концов пришел в себя и тут же  допил  початую  бутылку.
Рассказ о долгом космическом  путешествии  с  целью  установления  первого
галактического  контакта  упал  на  подготовленную  почву.   Здесь,   надо
отметить,  Овид  проявил  себя  настоящим  психологом.  С  каждым  днем  я
убеждался, что этот молодой человек мудр не по  годам  и  за  его  внешней
невозмутимостью скрывается тонкое чувство обстановки и великолепное чутье.
     - Я как увидел вас, так сразу  понял,  что  вы  не  отсюда,  -  нежно
обнимая нас, лепетал Гриша  после  четвертого  стакана.  -  Надо  же,  как
повезло. Братцы по разуму. С ума  сойти!  То-то  я  гляжу  стоит  странная
парочка. Нам здесь о вас почти ничего не говорят. А тарелки-то,  поверите,
как мухи кругом вьются. Иногда кое-что об этом  в  газетах  печатают,  так
потом тут же разоблачают. Но народ не обманешь.  Он,  народ,  всегда  свою
правду найдет.
     Здесь же, в подсобке, выяснилось, что волею  судьбы  мы  оказались  в
крупном промышленном  центре  ССГ  Новокержацке,  что  политбюро  на  днях
приняло   постановление   об   удовлетворении    потребностей    населения
продовольственными товарами в ближайшие  двадцать  лет,  что  Тетрагон  не
дремлет, но наш бронепоезд стоит там,  где  надо,  и  еще  массу  полезных
вещей. Кроме того, разрешилась загадка и  с  Кузьмичем.  Кузьмич  -  вечно
живой -  лежит  в  Мавзолее,  но  вся  многонациональная  страна,  объятая
братской любовью, продолжает начатое им дело.
     Рассказывая о достигнутых за время  правления  большевистов  успехах,
Гриша очень  воодушевился  и  говорил,  как  диктор,  хорошо  поставленным
голосом, но кончил свою речь неожиданно:
     - Вот такая, братцы, хреновина, вышла. Лучше бы  вы  у  империалистов
приземлились, а то, боюсь, будет вам здесь хана.
     Насчет того, что придется нам во Втором Реальном не сладко,  я  понял
уже в первые минуты, но после слов Гриши стало совсем тошно.
     "Это тебе не Микст, -  думал  я,  отхлебывая  действительно  неплохой
вермут из своей чашки. - Это тебе не городок с окрестностями. Если осколки
оказались здесь, то дело - труба. Здесь страны  и  континенты,  границы  и
государства, разные политические системы. О путешествиях за  границу  даже
думать нечего. Семь лет назад меня по турпутевке  в  Испанию  не  пустили,
потому что до этого даже в соцстраны  не  выезжал.  А  надо,  оказывается,
сначала куда-нибудь в Польшу или в Болгарию съездить, а уж потом, может, и
к буржуям пустят. Ох, как нам с этим Вторым Реальным не повезло. И  потом,
здесь же миллиарды людей, гигантские расстояния,  где  же  тут  осколки-то
искать."
     Тем временем Овид уже договорился с Гришей, что жить мы будем у него,
что рассказывать о нашем внеземном происхождении пока никому не надо и что
посланы мы на Землю для выполнения тайной миссии галактического сообщества
- найти осколки с виду как бы обычные, а на самом деле с хитрым фокусом.
     Сначала  Гриша  этим  стеклом  очень  заинтересовался,  но,  когда  я
продемонстрировал ему наши сокровища, пренебрежительно фыркнул:
     - Только-то и всего. Да знаю я, где такого хлама навалом.
     Но на все наши просьбы отвести нас  туда,  где  хранится  этот  хлам,
немедленно только отрицательно мотал головой.
     - Нет, братцы, эдак вы сразу обратно на свою Альфу Медведицы улетите,
а мне интересно узнать, как у вас там люди  живут.  Побудьте  пока  здесь,
осмотритесь, а об остальном я позабочусь.
     Так, в тот же день, мы оказались в бомжатнике.


     Гриша жил на окраине Новокержацка.
     Поселок бесприютных, или бомжатник, находился аж за  самой  последней
улицей местной Нахаловки. Но Гриша и здесь пользовался уважением.
     По  сравнению  с   фанерными   лачугами   коренных   обитателей   его
металлический фургон "Диетические продукты", снятый с автомобиля, выглядел
вполне респектабельно.
     С утра наш хозяин ушел, как он сам  выразился,  на  промысел,  а  нас
оставил отдохнуть и оглядеться.
     В одежонке с Гришиного плеча Овид смотрелся потомственным бомжем.  Я,
очевидно, выглядел не лучше.
     Утро во Втором Реальном ознаменовалось скандалом.
     Сразу после Гришиного ухода к нам  в  фургон  заглянули  двое  парней
самого скверного вида. Просили  опохмелиться,  так  как  "у  Гриши  всегда
есть". Я вежливо попытался выставить их, но душа у приятелей, видимо, даже
не горела, а пылала, и они решили взять свое силой. Мне двинули в ухо, и я
очнулся на полу  только  тогда,  когда  Овид,  выхватив  из-под  нар  свою
знаменитую шпагу, занял оборону в углу фургона.
     Ребята были настроены серьезно. У одного в руке блестел нож приличных
размеров, другой размахивал металлическим прутом.
     Впервые я увидел Овида в деле и только теперь понял,  каким  страшным
противником может он быть.
     Прут, описав стремительную кривую, с лязгом  столкнулся  со  стальным
клинком. Резким поворотом кисти Овид выбил оружие у  нападавшего,  и  прут
врезался в металлическую крышу, наполовину пробив  ее.  Ударив  опешившего
парня левой рукой и освободив пространство, Овид развернулся к сопернику с
ножом.
     По всему было видно, что тот не  новичок  в  уличных  поединках.  Нож
скользнул из правой руки в левую, потом обратно. Парень выглядел старше  и
сильнее.  На  его  стороне  было  ограниченное  пространство  фургона,  не
позволявшее свободно двигаться и использовать длину  шпаги.  Овид  понимал
это не хуже меня, поэтому обернул одну кисть плащом  и  застыл  на  месте,
ожидая, когда противник решится на атаку.
     Атака последовала почти мгновенно.
     Я не успел сосчитать, сколько раз Овид парировал удары, следовавшие с
разных сторон, только потом послышался глухой стук, и  тут  же  нападавший
рухнул на пол ничком. Кровь из затылка, рассеченного эфесом шпаги,  тонкой
струйкой покатилась в щель между досками.
     На  шум  драки  и  крики  "убивают"  сбежались  почти  все  аборигены
бомжатника.
     Увидев не очень симпатичную толпу, я решил, что тут нам и конец -  со
всеми не справиться, но дело приняло другой  оборот.  Парней  вытащили  из
фургона и,  подталкивая  в  спины,  отправили  восвояси,  после  чего  нас
заверили, что так поступать и следует, иначе здесь не выжить.
     - А это, - говорил словоохотливый старичок с лицом  цвета  чернослива
от  неумеренного  употребления  одеколона,  -  хулиганы  местные.   Братья
Затыкины. Что с них взять, с уголовничков.
     На том и успокоились.
     Вернувшийся к вечеру Гриша нашим подвигам не удивился.
     - Да ты тут, - обращаясь к Овиду, заметил он, - своим лазерным  мечом
весь город разнести можешь.
     - У меня обычная шпага, - пытался протестовать честный  Овид,  но  по
всему было видно, что Гриша не очень верит его словам.
     Часа три, во время ужина и после, он пытал нас  расспросами  о  нашей
галактике. Пришлось вспомнить все, что  читал  когда-то  в  фантастических
романах, но Грише этого было мало.
     - А вот скажите, когда вы у себя построили коммунизм?
     - Э-э, - тянул я, - кажется, сразу после объединения разумных  планет
в конфедерацию.
     - Нет, ты год назови.
     - Не помню.
     - Артист. А еще образованный человек. Ты кто на корабле? Бортмеханик?
     - Ну.
     - Н-ну, - передразнил Гриша. - Я вот в бомжатнике живу и  то  разбуди
ночью и спроси, когда победили большевисты, тут же отвечу - в одна  тысяча
девятьсот двадцать втором  году,  после  разгрома  монгольских  полчищ  на
Халхин-Голе. А ты - не помню.
     Гриша измотал нас настолько, что мы  сами  не  задали  ему  множество
вопросов, заготовленных еще днем. Правда, во время обсуждения  сложившейся
ситуации мы с Овидом пришли к одному  обнадеживающему  для  нас  выводу  -
осколки зеркала вряд ли рассеялись  по  всему  Второму  Реальному.  Скорее
всего они оказались именно в Новокержацке, так как переход из Коллектора и
обратно находится здесь. Кстати, и  Люська  вряд  ли  могла  оказаться  за
пределами этого города.
     Несмотря на кажущуюся безнадежность наших поисков, кое-какие шансы  у
нас все-таки были.
     Так и не добившись от хозяина обещания отвести нас завтра  туда,  где
волшебных  осколков  навалом,  мы  в  конце  концов  крепко   заснули,   а
проснувшись, обнаружили, что Гриши дома опять нет.
     Надо было действовать самостоятельно.


     Первым делом я решил наведаться в учреждение, где остался Хома.
     Я представил, как беспризорный табурет скитается ночью по  конторским
коридорам, пугая вневедомственную охрану, и проникся к Хоме  жалостью.  Уж
он бы нас в беде не бросил.
     Овид, в свою очередь, взял на себя общую разведку.
     Мы долго петляли по грязным улочкам Нахаловки, пока  не  выбрались  к
конечной остановке троллейбуса.
     Заботливый Гриша оставил нам деньги на текущие расходы,  так  что  не
пришлось топать до центра пешком. Немного смущала наша одежда, но вещи,  в
которые нарядил нас хозяин, были если и не новыми, то все же чистыми, и  я
решил не комплексовать по этому поводу, тем более, что мне пришлось только
переобуться, а Овиду переодеться по полной форме.
     В центре мы разделились. Овид пошел бродить по улицам, а я направился
к зданию с комнаткой перехода.
     Мои опасения нарваться на знакомого вахтера к счастью не оправдались.
На сей раз дежурила симпатичная старушка, по виду  отставная  учительница.
Она внимательно читала "Истину", на  первой  странице  которой  я  заметил
краем глаза крупный лозунг "Дадим отпор...", и никак не  отреагировала  на
мое проникновение в контору.
     Я долго бродил по длинным запутанным коридорам, заглядывал в  комнаты
сотрудников и  даже  спустился  в  подвал,  где  действительно  находилась
столярка, но Хома как в воду канул.
     Мои поиски кончились тем, что  я  столкнулся  в  вестибюле  с  полным
молодым человеком, спрашивающим меня накануне, где я работаю.
     На сей раз молодой человек только понимающе кивнул, взглянув  на  мои
растоптанные штиблеты, и тихо доложил:
     - В сметном отделе  Курдакову  привезли  порнографический  журнал  из
Финляндии. Он его всем сотрудникам показывает. Учтите мой сигнал.
     Я с  отвращением  покинул  бдительную  контору.  Скорее  всего,  Хома
самостоятельно выбрался отсюда и теперь разыскивает нас, но дело это почти
безнадежное. Оставалось довериться воле случая.
     Центральная улица имени Кузьмича плавно текла в сторону реки. В  один
момент мне даже показалось, что я нахожусь вовсе не во Втором, а  в  самом
что ни на есть Первом Реальном, уж очень похожими  были  дома  и  до  боли
знакомы вывески, только вместо яркой рекламы здания в основном  украшались
кумачовыми транспарантами.
     Так, не спеша, я добрел до родимого театра.
     То, что это наш  Экспериментальный  Молодежный  не  вызывало  никаких
сомнений.  На  облупленной  левой  колонне  хорошо  читался  десятки   раз
закрашиваемый завхозом и тем не менее каждый раз  возобновляющийся  лозунг
"Спартак - чемпион!".
     - Ничего себе, - пробормотал я,  застыв  перед  храмом  искусства.  -
Может, у меня в этом городе еще и квартира сохранилась?
     Репертуарная афиша гласила, что сегодня дают "Вишневый сад", а  вчера
шел "Мольер" по Булгакову.
     Я пробежался по фамилиям исполнителей. Слава богу,  никакой  мистики.
Моей фамилии нигде не значилось.
     И все же просто так пройти мимо театра, где работал последние  десять
лет, я не мог.
     Все оказалось в  точности  таким,  каким  я  помнил.  Служебный  вход
располагался  в  торце,  и  даже  дверь  была  обита   вечным   коричневым
дерматином,  а  массивная  ручка  неплотно  прикручена,  отчего  постоянно
хлябала.
     Открывая знакомую дверь, я был готов к чему угодно, но  только  не  к
тому, что на вахте будет сидеть бессменная тетя Глаша, работающая в театре
со дня его основания. Режиссер, например, был у нас  уже  третий,  а  тетя
Глаша оставалась одна, и, похоже, никакие катаклизмы не могли изменить эту
ситуацию.
     - Здрассьте, - робко кивнул я тете Глаше, не рискуя  проскочить  мимо
нее в актерский холл.
     - Опять, Леша, опаздываешь, - тетя  Глаша  оторвалась  от  вязания  и
строго взглянула на меня. - Пожаров уже хотел за тобой  кого-нибудь  домой
посылать. И когда ты только женишься?
     - Я не Леша, - обиделся  я,  хотя  стоило  бы  подумать  прежде,  чем
обижаться.
     - Опять? - тетя Глаша досчитала петли и воткнула спицы  в  клубок.  -
Кто же ты сегодня? Арнольд Шварценеггер или Адриано Челентано?
     - Я - Кукушкин.
     - Это ты сейчас Пожарову скажешь, - пообещала тетя  Глаша.  -  Только
учти, он сегодня не в настроении.
     Еще издали я услышал шум разноса. Главный режиссер, с которым я вовсе
не был знаком, бушевал и трепал труппу, как тайфун терпеливых японцев.
     - Если этот Борзунов сейчас же не явится, я сниму  его  с  роли.  Так
можете и передать. Сниму! И вообще выгоню к чертовой матери! Сколько...
     Пока ясно было только одно - я появился не вовремя.
     Увидев меня, лысый Пожаров сначала покраснел и судорожно вздохнул, но
справился с собой и ласковым инквизиторским голосом спросил:
     - Врать будем?
     - Не будем, - честно сознался я, разглядывая  смущенно  отводящих  от
меня глаза актеров.
     - Вот и хорошо, - почему-то быстро остыл Пожаров. - А то надоело.  Но
учти...
     - Я здесь случайно. Шел мимо, думаю - дай загляну.
     - Опять! - Пожаров вспыхнул так  стремительно,  что  я  испугался  за
него. - Опять за свое, Борзунов!
     - Аркадий Петрович! - раздалось за моей спиной. - Клянусь,  последний
раз.  Меня  соседи  затопили,  сверху.  Весь  потолок  промок,  штукатурка
отвалилась. Пока воду отчерпывал, то да се, смотрю - на репетицию пора.  Я
всю дорогу бежал, Аркадий Петрович.
     Носи Пожаров очки, его выпученные глаза обязательно  бы  ударились  о
стекла, а так обошлось без ушибов. Режиссер несолидно икнул  и  мягко  сел
мимо стула. Взвизгнула  какая-то  слишком  впечатлительная  актриса,  а  я
медленно повернулся и встретился взглядом с безусловно знакомым человеком,
только вот с кем, догадался не сразу.
     - Одно лицо, - как бы про себя бормотал между тем  Пожаров,  сидя  на
полу. - Опять, Леша, твои штучки. Подумал бы перед тем,  как  разыгрывать.
Никто же не знал, что у тебя брат близнец.
     Постепенно дошло и до меня.  Я  вновь  посмотрел  на  Борзунова.  Ну,
конечно, это же вылитый я. Даже мелкий шрам около левой брови точно  такой
же. Вот это номер!
     Борзунов, похоже, был изумлен не меньше.
     - Е-мое, -  он  подошел  и  подергал  меня  за  рукав,  словно  желая
убедиться в моей материальности. - Надо же!
     - Вы что, не знакомы? - недоверчиво спросил Пожаров, поднятый с  пола
двумя крепкими юношами. - А как же насчет этого? - и он потрогал  себя  за
физиономию.
     - Загадка природы, - ответил  Борзунов,  продолжая  держать  меня  за
рукав. Вообще, надо отметить, соображал он быстрее. -  Феномен,  требующий
объяснений. Если ты скажешь, что еще и актер, то тогда уж не знаю...
     - Я - актер.
     - Не может быть!  -  воображение  Пожарова  мгновенно  включилось  на
полную мощность. - В каком театре работаешь?
     - Видите ли, - пришлось выкручиваться,  -  я  приехал  в  Новокержацк
недавно. До этого работал, э-э, в Минусинске.
     - У Протопопова, что ли?
     - Да, и вот решил сменить...
     - Так это же замечательно, голубчик, - Пожаров обнял меня  за  талию,
словно барышню, и начал  водить  по  сцене.  -  Какой  у  тебя  репертуар?
Впрочем, черт с ним, с репертуаром. Гамлета хочешь сыграть?
     - Кого?
     - Ты это, не дури, - строго сказал Пожаров. - Гамлета хочешь?
     - Хочу.
     - Все,  будешь  играть  Гамлета.  Мы  как  раз  сегодня  должны  были
приступить к репетиции - в главной роли Борзунов.  Но  теперь  меняем  всю
концепцию спектакля. У нас будет не один, а два Гамлета. Один  решительный
-  это  Борзунов,  второй  -  философствующий,  это  -   ты.   -   Пожаров
воодушевился. - Такой спектакль сделаем, в Москве ахнут. Какая удача!  Мне
тебя сам бог послал.
     Потом со мной шумно знакомились остальные. Я затравленно озирался  по
сторонам, надеясь увидеть среди незнакомых лиц Люську, но Люськи не было.
     Борзунов кричал, что такое событие надо немедленно отметить и звал  к
себе, но я боялся по