и, и тут же - бац! - кролик из шляпы!
     - Значит, думать начнем прямо сейчас!
     - А непременно социолога?
     - Нет, это все равно!
     - У нас нет политолога.
     -  Да...  хм...  Понимаете,  они  эту  науку  не  жалуют.  А   может,
Фиверстоун, лучше эту, как ее?.. прагматометрию?
     - Занятно,  что  вы  это  сказали.  Тот,  о  ком  я  думаю,  как  раз
интересуется и ею. Можно было бы назвать  так:  специалист  по  социальной
прагматометрии.
     - А кто это?
     - Лэрд из Кембриджа.
     Кэрри никогда о нем  не  слышал,  но  глубокомысленно  протянул:  "А,
Лэрд..."
     - Как вы помните, - продолжал Фиверстоун,  -  он  хворал  и  закончил
средне. Но в Кембридже экзамены так плохо поставлены, что никто на это  не
смотрит. Потом он руководил "сфинксами",  издавал  журнальчик.  Ну,  Дэвид
Лэрд...
     - Да, конечно... Только, Дик...
     - Что такое?
     - Это не очень хорошо. Сам я тоже не придаю значения дипломам,  но  у
нас тут... раз, два, три... и он невольно посмотрел туда, где сидел Палем,
толстолицый человек с маленьким ротиком. Даже Кэрри не мог припомнить, что
он сделал или написал.
     - Да, знаю, - согласился Фиверстоун. - Мы иногда берем не  тех,  кого
следовало бы. Но без нас колледж приглашает вообще невесть кого.
     То ли от шума, то ли  еще  от  чего,  Кэрри  на  минуту  заколебался.
Недавно он обедал в Нортумберлэнде. Там был и Тэлфорд, и  все  его  знали,
все слушали, даже  сам  Кэрри  дивился  его  уму  и  живости,  которых  он
почему-то в колледже не проявлял. А вдруг все "эти" так коротко  и  скучно
ему отвечают лишь потому, что он им неинтересен?  А  вдруг  он  глуп?  Эта
дикая мысль промелькнула в его мозгу, но лишь на  короткий  миг.  Приятней
было думать, что "они" - просто отсталые, косные люди.
     - На той неделе я буду в Кембридже! - кричал тем временем Фиверстоун.
- Даю там ужин. Премьер, два  газетных  босса,  Тони  Дью.  Что?  Конечно,
знаете. Черный такой, плюгавый. И Лэрд там будет. Он в каком-то родстве  с
премьером. А вы не придете? Дэвид мечтает с вами познакомиться.  Он  очень
много о вас слышал... от вашего бывшего студента, забыл фамилию...
     -  Не  знаю...  Тут  еще  Билла  хороним,  я  нужен...  По  радио  не
передавали, нашли убийцу или нет?
     - Не слыхал. Кстати, раз Ящера нет, у нас уже две вакансии.
     - Что-о-о? - взвыл Кэрри. - Какой шум! Или я оглох?..
     - Эй, Кэрри! - крикнул ему Бразекр, перегнувшись через Фиверстоуна. -
Что это делают ваши друзья?
     - Почему они так кричат? - спросил кто-то. -  Разве  нельзя  работать
без крика?
     - По-моему, они не работают, - добавил кто-то еще.
     - Слушайте! - воскликнул Глоссоп. -  Какая  там  работа?!  Скорее  уж
футбольный матч.
     Все вскочили.
     - Что это?! - закричал Рэйнор.
     - Они кого-то убивают, - заключил Глоссоп.
     - Куда вы? - спросил Кэрри.
     - Посмотрю, в чем дело, - сказал Глоссоп, - а вы соберите всех  слуг.
И позвоните в полицию.
     - Я бы не выходил, - обронил Фиверстоун, наливая  себе  еще  вина.  -
По-моему, полиция уже там.
     - То есть как?
     - А вы послушайте.
     - Я думал, это дрель...
     - Слушайте!
     - Господи, неужели пулемет?!
     - Смотрите! Смотрите!  -  закричали  все.  Зазвенели  стекла.  Кто-то
кинулся опустить жалюзи, но вдруг все застыли, тяжело дыша и глядя друг на
друга. У Глоссопа на лбу была кровь, а пол усыпали осколки  прославленного
окна, на котором Мария Генриетта вырезала бриллиантом свое имя.



                               5. ГИБКОСТЬ

     Наутро Марк поехал в Беллбэри поездом. Он обещал жене уточнить насчет
оплаты, и это смущало его, но вообще  он  чувствовал  себя  неплохо.  Само
возвращение ему очень понравилось - он просто вошел, снял  шляпу,  спросил
виски. Слуга его узнал. Филострато ему кивнул. Женщины вечно выдумывают, а
вот она, реальная жизнь! Выпив виски, он пошел к Коссеру,  пробыл  у  него
минут пять, и все померкло.
     Стил и Коссер взглянули на него, как глядят на случайного посетителя,
и не сказали ничего.
     - Доброе утро, - неловко начал Марк.
     Стил сделал пометку на каком-то большом листе бумаги,  лежащем  перед
ним, и спросил, не глядя:
     - В чем дело, м-р Стэддок?
     - Я к Коссеру, - сказал Марк. - Вот что, Коссер, в последнем  разделе
нашего отчета...
     - Какой отчет? - спросил Коссера Стил. Коссер криво усмехнулся.
     - А, я тут подумал, составлю-ка отчетик про эту деревеньку.  Вчера  у
меня дел не было, я поехал туда, а Стэддок мне помогал.
     - Неважно, - сказал Стил. - Поговорите в другой раз, Стэддок.  Сейчас
Коссер занят.
     - Простите, - сказал Марк. - Давайте разберемся. Значит, этот отчет -
частное дело Коссера? Жаль, что я не знал. Я бы не потратил на него восемь
рабочих часов. И вообще, кому я подчиняюсь?
     Стил, играя карандашом, смотрел на Коссера.
     - Я спросил вас, кому я подчиняюсь, мистер Стил, - сказал Марк.
     - При чем тут я? - удивился Стил. - Вы, я вижу,  не  заняты,  а  я  -
занят. Ничего я не знаю о ваших делах.
     Марк обратился было к Коссеру, но уже просто глядеть не  мог  на  его
веснушчатое лицо и пустые глаза. Выходя, он хлопнул дверью и направился  к
Уизеру.
     У его дверей он помедлил немного, услышал какие-то голоса, но он  был
настолько сердит, что все-таки вошел, не заметив, что на стук  его  ответа
не последовало.
     - Мой дорогой! - воскликнул ИО, глядя куда-то в сторону. - Как я  рад
вас видеть!.. - Тут Марк разглядел, что  в  кабинете  находится  еще  один
человек, некий Стоун, с которым он  познакомился  в  первый  же  день,  за
обедом. Стоун переминался с  ноги  на  ногу  перед  столом,  сворачивая  и
разворачивая кусок промокашки. Рот у него был открыт, и он не обернулся.
     - Рад, очень рад... - повторил Уизер. - Тем более, что вы прервали...
э-э... эту неприятную беседу. Я как раз говорил бедному Стоуну, что я всем
сердцем хочу превратить наш институт  в  единое  семейство...  да,  Стоун,
единая воля, полное доверие, - вот чего я жду  от  своих  сотрудников.  Вы
напомните мне, м-р... э-э... Стэддок, что и в семьях  бывают  нелады.  Да,
дорогой мой, потому я сейчас и не совсем... нет, Стоун,  не  уходите,  мне
еще многое нужно вам сказать.
     - Может, мне зайти попозже? - спросил Марк.
     - Вообще-то... вообще-то, мистер Стэддок, обычно записываются у моего
секретаря. Поймите, я сам ненавижу формальности и был бы  всегда  рад  вас
видеть. Я просто жалею ваше время.
     - Спасибо, - откланялся Марк. - Пойду запишусь.
     В соседней комнате секретаря не оказалось,  но  за  длинным  барьером
сидели какие-то барышни. Марк записался у  одной  из  них  на  завтра,  на
десять утра - раньше все было занято - и, выходя, столкнулся с Феей.
     - Привет,  -  сказала  она.  -  Рыщем  вокруг  начальства?  Нехорошо,
нехорошо!..
     - Или я все выясню, - заявил Марк, - или уеду.
     Фея посмотрела на него как-то  странно,  по-видимому  -  развлекаясь.
Потом обняла его за плечи.
     - Вот что, сынок, - сказала она, - ты  это  брось!  Толку  не  будет.
Пошли, поговорим.
     - О чем тут говорить, мисс Хардкастл, -  удивился  Марк.  -  Мне  все
ясно. Или я получаю здесь работу, или возвращаюсь в  Брэктон.  Собственно,
мне все равно.
     Фея не ответила и так сильно  сдавила  его  плечо,  что  он  чуть  не
оттолкнул ее. Объятия эти напоминали и о полицейском,  и  о  няньке,  и  о
любовнице. Марк шел с ней по коридору и думал, что  вид  у  него  поистине
дурацкий.
     Она привела его в  свой  кабинет,  перед  которым  кишели  девицы  из
Женской Общественной Полиции Института. Под началом Феи служили и  мужчины
и  их  было  намного  больше,  но  гораздо  чаще,  буквально  повсюду,  вы
натыкались  на  девиц.  В  отличие  от  своей  хозяйки,  они,  по   словам
Фиверстоуна, были "женственны до идиотизма" - все маленькие, пухленькие, в
локонах, и вечно хихикали. Мисс Хардкастл  обращалась  с  ними  с  мужской
нагловатой ласковостью.
     - Лапочка, нам коктейль! - проревела она, входя в свой  кабинет.  Там
она усадила Марка  в  кресло,  а  сама  встала  спиной  к  камину,  широко
расставив ноги.  Когда  девица  принесла  коктейль  и  вышла,  Марк  начал
рассказывать о своих бедах.
     - Плюнь и разотри, - заключила Фея. - Главное - не  лезь  к  старику.
Начхать тебе на эту мразь, пока он за тебя. А будешь к нему  лезть,  будет
против.
     - Это прекрасный совет, мисс Хардкастл, - согласился Марк, - но я  не
собираюсь оставаться. Мне здесь не нравится. Я почти  решил  уйти.  Только
хотел с ним переговорить, чтобы все окончательно выяснить.
     - Выяснять он не любит, - предупредила Фея. - У него другие  порядки.
И очень хорошо, сынок... он свое дело знает. Ох, знает!  А  уйти...  Ты  в
приметы веришь? Я верю. Так вот, уйти отсюда - не к добру. А на  Стилов  и
Коссеров тебе начхать. Ты проходишь проверочку.  Вытянешь  -  перепрыгнешь
через них. Ты знай, сиди тихо. Когда мы начнем настоящую работу,  их  и  в
помине не будет.
     - Коссер говорил то же самое о Стиле, - невесело усмехнулся Марк, - а
что вышло?
     - Вот что, друг, -  подвела  итог  Фея,  -  нравишься  ты  мне,  твое
счастье. А то бы я обиделась.
     - Я не хотел вас обидеть, - извинился Марк. - Господи, да  посмотрите
вы с моей точки зрения!
     - Нечего мне смотреть, - покачала головой Фея. - Знаешь  ты  мало,  и
твоей точке зрения грош цена. Тебе не место  предлагают.  А  куда  больше.
Выбор простой: или ты с нами, или не с нами. А я-то разбираюсь, где лучше.
     - Я понимаю, - кивнул Марк. - Но я вроде с вами, а делать мне нечего.
Дайте мне конкретную работу в отделе социологии, и я...
     - Да их скоро в помине не будет! Завели для начала, пропаганды  ради.
Разгонят не сегодня-завтра.
     - Какие же у меня гарантии, что их сменю я?
     - Никаких. Никто их не сменит. Настоящая работа не для них. Настоящей
социологией займутся мои люди.
     - Что же мне придется делать?
     - Положись на меня, - сказала Фея, ставя стакан и вынимая  сигару,  -
расскажу, зачем ты тут нужен, какое у тебя дело.
     - Какое же?
     - Алькасан, - процедила сквозь зубы мисс Хардкастл  (она  уже  сосала
свою бесконечную сигару). - Знаешь  такого?  -  И  она  не  без  презрения
взглянула на Марка.
     - Это физик, которого казнили? - в полной  растерянности  пробормотал
Марк. Фея кивнула.
     - Надо его обелить, - сказала она.  -  Постепенно.  Факты  у  меня  в
досье. Начнешь с тихой-мирной статейки. Ничего не скажешь, виноват он  или
нет, даже намекнешь, что он,  конечно,  сволочь,  но  многие  против  него
предубеждены. Казнили его за дело, но очень неприятно  думать,  что  точно
так же казнили бы и невиновного. Через денек-другой пишешь иначе: какой он
великий ученый, какую приносил пользу. Факты подберешь за полдня. Потом  -
письмо протеста в ту газету, где первая статья, ну, и так далее.  К  этому
времени...
     - Простите, к чему все это?
     - Сказано тебе, Стэддок, надо его обелить. Будет он  у  нас  мученик.
Невосполнимая утрата для всего человечества.
     - Но зачем же?
     -  Опять  ты  за  свое!  Нет  работы  -  плохо,  дают  ему  работу  -
кочевряжится. Нехорошо. У нас так не делают. Приказано -  выполняй  -  вот
наш закон. Оправдаешь доверие - сам разберешься,  что  к  чему.  Ты  начни
работать, а то ты никак не поймешь, кто мы такие. Мы - армия.
     - Может, вы и армия, но я не журналист, - заметил Марк. -  Я  приехал
сюда не для того, чтобы писать статьи в газеты. Кажется, я сразу  объяснил
Фиверстоуну...
     - Ты поскорей бросай эти всякие "для того", "не  для  того".  Я  тебе
добра желаю. Писать ты умеешь, за то и держим.
     - По-видимому, произошло недоразумение, - заявил Марк. Он был все  же
не так  тщеславен,  чтобы  намек  на  литературные  таланты  компенсировал
пренебрежение к его  научной  значимости.  -  Я  не  собираюсь  заниматься
журналистикой. А если бы собирался, то должен был бы познакомиться получше
с политической линией института.
     - Тебе что, не говорили? Мы вне политики.
     - Мне столько говорили, что я совсем запутался, - признался Марк. - И
все-таки, я не пойму, как можно вести вне политики  газетную  кампанию.  В
конце концов, печатать статьи будут или левые газеты, или правые.
     - И те, и другие, сынок, - разъяснила Фея. - Ты что, совсем глупый? В
левых газетах борьбу против нас  назовут  происками  правых,  а  в  правых
газетах - происками левых. Если хорошо повести дело, они сами  переколотят
друг друга. Короче говоря, мы вне политики, как и всякая истинная сила.
     - Не думаю, что вам это удастся, - возразил Марк. - Во всяком случае,
в тех газетах, которые читают культурные люди.
     - Щенок ты, честное слово, - усмехнулась мисс Хардкастл. - Ты что, не
понимаешь? Как раз наоборот!
     - Простите?
     - Да твоими культурными как хочешь, так и верти. Вот с простыми  -  с
теми трудно. Видел ты, чтобы рабочий верил газете? Он  свое  знает:  всюду
одна пропаганда. Газету он читает ради футбола и происшествий. Да,  с  ним
тяжело, попотеешь. А культурные -  раз  плюнуть!..  Они  уже  готовенькие.
Всему верят.
     - Что ж, я один из них, - улыбнулся Марк, - но вам не верю.
     - Да ты посмотри! - наступала Фея. - Ты вспомни свои газеты! Выдумали
ученые  язык  попроще  -  кто  его   только   не   хвалил!   Обругал   его
премьер-министр - и пожалуйста - угроза национальной культуре! А монархия?
То,  се,  пережиток,  а  когда  этот  самый  отрекся  от  престола,  одних
монархистов  и  печатали.  И  что  же?  Перестали  газеты   читать?   Нет.
Образованный зачахнет без своих образованных статеек. Не может. Привык.
     - Все это очень интересно, мисс Хардкастл, - вежливо согласился Марк,
- но причем тут я? Я не журналист, а если  бы  захотел,  стал  бы  ЧЕСТНЫМ
журналистом.
     - Ладно, - заключила Фея. - Давай, губи страну, а, может, и весь мир,
а заодно - и свою карьеру.
     Гражданственность  и  честность,  пробужденные  было  этой   беседой,
заколебались.  Другое,  более  сильное  чувство  пришло   им   на   смену:
невыносимый страх стать изгоем.
     - Нет, нет, я вас понимаю, - сокрушался Марк. - Я просто спрашивал...
     - Мне все одно, Стэддок, - Фея села,  наконец,  рядом  с  ним.  -  Не
хочешь - дело твое. Иди, уточняй к старику. Не любит он, чтобы сбегали, но
ты сам себе хозяин, твое дело. Да, скажет он Фиверстоуну пару теплых слов!
     При имени Фиверстоуна Марк представил себе  то,  о  чем  до  сих  пор
толком не думал: возвращение в свой колледж. Что с ним будет? Останется ли
он среди избранных? Мыкаться среди Глоссопов и Джоэлов он бы уже не  смог.
И платят там очень мало,  по  сравнению  с  тем,  на  что  он  понадеялся.
Женатому человеку, оказывается, очень трудно свести концы с концами. Вдруг
его пронзила жуткая  мысль:  а  что,  если  он  должен  двести  фунтов  за
вступление в клуб? Да нет, чепуха... Не может такого быть.
     - Конечно, - проговорил он. - Прежде всего надо пойти к Уизеру.
     - Одно тебе скажу, - отвечала Фея. - Сам видишь, я выложила карты  на
стол. И не вздумай кому-нибудь все это рассказать. Себя пожалей.
     - Ну, что вы!.. - начал Марк.
     - Иди уточняй, - сказала она. - Да поосторожней,  старик  отказов  не
любит.
     Остаток дня Марк провел  в  печали,  всячески  избегая  людей,  чтобы
кто-нибудь не заметил, что он слоняется без дела. Перед  обедом  он  вышел
погулять, хотя в этом было мало приятного, когда у тебя нет ни  стека,  ни
соответствующей одежды. Вечером он побродил по участку, но и  тут  ему  не
понравилось. Миллионер, построивший Беллбэри, окружил двадцать акров земли
кирпичной стеной, на которой, вдобавок, стояла железная  решетка.  Деревья
росли плотными рядами; белый гравий дорожек был так крупен, что  с  трудом
удавалось  по  нему  ступать;  огромные  клумбы  -   полосками,   ромбами,
полумесяцем - чередовались с зарослями  вечнозеленых  кустов,  чьи  листья
сильно напоминали крашеный металл. Вдоль дорожек,  на  равном  расстоянии,
стояли  тяжелые  скамейки.  Словом,  все  вместе  походило  на   городское
кладбище. Однако Марк пошел туда и после ужина, даже обогнул дом и  увидел
какие-то пристройки. Сперва он  удивился,  что  здесь  пахнет  конюшней  и
раздаются странные звуки, но вспомнил,  что  институт  проводит  опыты  на
животных.  Это  мало  его  трогало,  он  смутно  представлял  себе  мышей,
кроликов, быть может - собак;  но  звуки  были  другие,  погромче.  Кто-то
истошно завыл, и вслед за тем хлынул истинный водопад рева, лая,  рычанья,
даже хохота. Вскоре он оборвался, остались  лишь  бормотание  и  хрюканье.
Марк не страдал при мысли о вивисекции; напротив, звуки эти показывали,  с
каким размахом работает институт, из которого он может вылететь.  Подумать
только, они кромсают дорогих животных, как бумагу, в одной лишь надежде на
открытие!  Нет,  работу  получить  непременно  надо.  Однако,  звуки  были
противные, и он поспешил уйти.


     Когда он проснулся, то почувствовал, что в этот  день  его  ждут  две
трудности: разговор с Уизером и разговор с  женой.  Как  он  объяснит  ей,
почему развеялись его мечтания?
     Первый осенний туман спустился на Беллбэри. Марк завтракал при свете,
почты не было. Слуга принес ему счет за неделю (уже наступила пятница),  и
он поспешно сунул его в карман, едва взглянув. Об этом, во всяком  случае,
жене рассказывать нельзя: таких цен и таких  статей  расходов  женщины  не
понимают. Он и сам подумал было, нет ли ошибки, но  он  еще  не  вышел  из
возраста, когда останешься нищим, лишь бы не обсуждать счет. Допив  вторую
чашку чая, он полез в карман, не нашел там сигарет и спросил новую пачку.
     Без малого час он томился в ожидании. Никто не заговаривал с ним. Все
куда-то спешили с деловым видом. Слуги  глядели  на  него,  словно  и  ему
полагалось куда-нибудь уйти; и он  был  счастлив,  когда  смог  подняться,
наконец, к Уизеру.
     Пустили его сразу, но начать разговор оказалось  нелегко,  ибо  Уизер
молчал. Голову он поднял, однако взглянул мимо и  не  предложил  сесть.  В
кабинете было очень жарко.  Не  зная  толком,  чего  он  хочет,  уйти  или
остаться, Марк заговорил довольно сбивчиво. Уизер  не  перебивал,  Стэддок
все больше путался, стал твердить одно и то же и замолчал совсем.  Молчали
довольно долго. Рот у ИО был приоткрыт, губы вытянуты трубочкой, словно он
что-то беззвучно насвистывал или напевал.
     - Наверное, мне лучше уйти, - снова начал Марк.
     - Если не ошибаюсь, м-р Стэддок? - не сразу откликнулся Уизер.
     - Да, - нетерпеливо отозвался Марк. - Я был у вас на  днях  с  лордом
Фиверстоуном. Вы дали мне тогда понять, что для меня есть работа в  отделе
социологии. Но, как я уже говорил...
     - Минуточку, - перебил его Уизер.  -  Давайте  уточним.  Конечно,  вы
понимаете, что в определенном смысле слова, я  не  распределяю  мест.  Это
зависит не от меня. Я, как бы это выразиться... не  самодержец.  С  другой
стороны, моя сфера влияния, сфера влияния совета и, наконец, сфера влияния
директора не разграничены раз и  навсегда...  э-э...  границы  между  ними
гибки. Вот, к примеру...
     - Простите, мне предлагали работу или нет?
     - Ах, вон что! - рассмеялся Уизер, словно бы удивленный этой  мыслью.
- Ну, все мы  понимаем,  что  ваше  содействие  институту  было  бы  очень
желательно... чрезвычайно ценно...
     - Тогда не уточним ли  мы  подробностей?  Например,  сколько  я  буду
получать, кто мой начальник...
     - Дорогой друг!.. - улыбнулся Уизер. - Я не думаю,  что  возникнут...
э-э-э... финансовые затруднения. Что же до...
     - Сколько мне будут платить?
     - Это не совсем по моей части... Если не ошибаюсь, сотрудники  вашего
уровня получают, плюс-минус, тысячи  полторы  в  год.  Вы  увидите,  такие
вопросы у нас решаются просто, сами собой...
     - Когда же мне скажут? К кому мне обратиться?
     - Не думайте, дорогой мой, что это по