не знала, куда смотреть, и не  сразу  заговорила,  когда  она
встала с колен...
     - ...Вы не спите? - спросила среди ночи матушка Димбл.
     - Не сплю, - ответила Джейн. - Я вас разбудила? Я кричала?
     - Да, - сказала м-сс Димбл. - Вы кричали, что кого-то бьют по голове.
     - Понимаете, я видела, как убивали старика. Он вел машину  где-то  за
городом, доехал до развилки, свернул направо, а на  дороге  какие-то  люди
машут фонарем. Я не слышала, что они говорили, но он вышел из машины.  Это
не тот, который был раньше, без бороды, только с усами. И величавый такой,
смелый, как рыцарь... Ему не понравилось, что говорят эти люди, он  одного
оттолкнул, другой хотел его ударить, но он не дался. Их трое, он один... Я
читала о таких драках, но никогда не видела. Конечно, они его одолели,  он
упал, и они его долго били чем-то по голове. И еще проверили, жив  ли  он,
совершенно спокойно! Свет очень странно  падал,  полосками...  но  я  уже,
наверное, просыпалась. Нет, спасибо, ничего. Конечно, это ужасно, но я  не
так испугалась, как в тот раз. Мне старика жалко.
     - Вы сможете уснуть?
     - Да, конечно. А как у вас голова, еще болит?
     - Нет, спасибо, прошло. Спокойной ночи.


     "Наверное, - думал Марк,  -  это  и  есть  сумасшедший  священник,  о
котором говорил Ящер".  Совет  должен  был  собраться  в  10:30,  и  после
завтрака пришлось гулять в саду, хотя там было и сыро, и  холодно.  Страйк
подошел сам, и Марку не понравилась и потертая одежда, и грубые башмаки, и
темное трагическое лицо. Не таких людей думал он тут встретить.
     -  Не  надейтесь,  -  заговорил  Страйк,  -  обойтись  без   насилия!
Сопротивляться нам будут, но мы не испугаемся.  Мы  будем  тверды.  Многие
скажут,  что  мы  хотели  смуты.   Пускай!   Мы   не   намерены   охранять
организованный грех, который зовется обществом.
     - Вот я и говорю, - сказал Марк, -  что  мне  вас  понять  трудно.  Я
именно хочу охранять общество. Какие еще  могут  быть  цели?  Конечно,  вы
стремитесь к чему-то высшему, нездешнему...
     - Всем сердцем, всем разумом, всей  душой,  -  перебил  Страйк,  -  я
ненавижу эти слова!  Такими  уловками  мир  сей,  орудие  и  тело  смерти,
искажает и уродует простое учение Христа. Царство Божие  придет  сюда,  на
землю, и всякая тварь преклонится перед именем Христовым.
     Марк  легко  прочитал  бы  юным  студенткам  лекцию  об  абортах  или
педерастах, но при этом имени он смутился, покраснел и так  рассердился  и
на себя, и на Страйка, что покраснел еще больше. С ужасом вспоминая  уроки
закона Божьего, он пробормотал, что не разбирается в богословии.
     - В богословии?! - гневно переспросил Страйк. -  Это  не  богословие!
Богословие - болтовня, обман, игрушка для богатых. Я нашел  Господа  не  в
лекционных залах, а в угольных шахтах и у гроба моей дочери.  Помните  мои
слова: Царствие придет здесь, на земле, в Англии. Наука -  его  орудие,  и
оно непобедимо. Почему же, спросите вы?
     - Потому что наука основана на опыте? - предположил Марк.
     - Нет! - вскричал Страйк. - Потому что оно - в руке Божьей!  Наука  -
орудие гнева, а не исцеления. Я  не  могу  объяснить  это  так  называемым
христианам. Они слепы. Им мешают грязные  клочья  либерализма,  гуманизма,
гуманности. Мешают им и грехи, хотя грехи эти - лучшее, что в них есть.  И
вот, я один, я нищ, я немощен, я  недостоин,  но  я  -  пророк,  и  других
пророков нет! Господь явится в силе, и всюду, где  сила  -  Его  знамение.
Даже самые слабые из тех, с кем  я  связал  свою  судьбу,  не  обольщаются
жизнью, не жаждут мира, не держатся за человеческие ценности.
     - Значит, - спросил Марк, - вы сотрудничаете с институтом?
     - Сотрудничаю?! - возмутился Страйк. - Сотрудничает  ли  горшечник  с
глиной?! Сотрудничал ли Господь с  Киром?!  Я  использую  их.  Да,  и  они
используют меня, мы - орудия друг для друга. Это и вас  касается,  молодой
человек. Выбора нет, назад не уйти, вы положили руку на  плуг.  Отсюда  не
уходят. Всякий, кто попытается, погибнет в пустыне.  Вопрос  лишь  в  том,
рады вы или не рады. Вопрос лишь в  том,  подвергнетесь  ли  вы  суду  или
вступите в права наследства. Да, это правда - святые  унаследуют  землю  -
здесь, у нас, очень скоро! Разве вы не знаете, что мы, и только  мы  будем
судить ангелов? - Страйк понизил голос. - Мертвые воскресают. Вечная жизнь
началась. Вы это увидите сами, молодой человек!
     - Двадцать минут одиннадцатого, - сказал Марк. - Нам не пора?
     Страйк не ответил, но  повернул  к  дому.  Чтобы  не  возвращаться  к
прежней теме, Марк заговорил о том, что и впрямь его заботило:
     - Я бумажник потерял. Денег там мало, фунта три, но письма,  то-се...
В общем, неприятно. Что мне делать?
     - Скажите слуге, - ответил Страйк.


     Заседание уже началось, вел его сам Уизер, но шло оно  вяло,  и  Марк
скоро догадался, что настоящие дела вершатся не здесь. Собственно, он и не
думал, что сразу попадет в святая святых, или хотя бы  в  избранный  круг.
Однако он надеялся, что ему не придется слушать, как переливают из пустого
в порожнее на  призрачных  заседаниях.  Речь  шла  о  работах  в  Эджстоу.
По-видимому, институт одержал над кем-то  победу  и  мог  теперь  спокойно
сломать норманскую церковку. Марк не интересовался архитектурой  и  слушал
вполуха. Но к концу Уизер  приберег  важную  весть.  Он  был  уверен,  что
присутствующие уже все знают ("И почему они всегда так говорят?" - подумал
Марк), но считал своим печальным  долгом  сообщить  о  трагической  гибели
профессора Хинджеста. Насколько можно было понять  из  туманного  рассказа
Уизера,  Ящера  нашли  у  машины,  часа  в  четыре   утра,   недалеко   от
Поттерс-Лейн. Скончался он несколькими часами раньше. Уизер  сообщил,  что
институтская полиция уже связалась со Скотланд-Ярдом, и предложил выразить
благодарность мисс Хардкастл.  Раздались  пристойные  аплодисменты.  Тогда
Уизер предложил почтить память погибшего минутой молчания.
     Все встали. Минута  тянулась  долго;  кто-то  кашлял,  кто-то  громко
дышал, а из-под равнодушных личин выглядывал  страх,  как  выглядывают  из
леса птицы и зверьки, когда кончится пикник,  и  каждый  старался  убедить
себя, что ничуть не испуган и не думает о смерти.
     Потом все задвигались, загудели и разошлись, кто куда.


     Утром Джейн было легче, чем обычно, потому что вместе с ней хлопотала
м-сс Димбл. Марк нередко помогал ей, но именно из-за этого они чаще  всего
и ссорились, ибо он считал (хотя и не всегда говорил), что незачем столько
суетиться. А м-сс Димбл хлопотала с ней в лад. День был солнечный, и когда
они сели завтракать, Джейн совсем повеселела.
     М-сс Димбл хотелось узнать, что же было в Сент-Энн, и поедет ли Джейн
туда снова. На первый вопрос Джейн ответила уклончиво, и гостья приставать
не стала, а на второй сказала, что не хочет беспокоить мисс Айронвуд.  Все
это глупости, теперь ей лучше. Говорила она, глядя на  часы  и  удивляясь,
где же м-сс Мэггс.
     - Да, Айви к вам ходить не будет, - сказала м-сс Димбл. -  Я  думала,
вы поймете. Ей ведь негде жить.
     - Вон оно что!.. - рассеянно протянула Джейн. - Куда же она денется?
     - В Сент-Энн.
     - К друзьям?
     - В усадьбу, как и мы.
     - Работать там будет?
     - Ну... да, конечно, работать.
     М-сс Димбл ушла часам  к  одиннадцати.  Прежде,  чем  отправиться  "к
Грэйс", она собиралась пообедать в городе вместе с мужем. Джейн  проводила
ее до Маркет-стрит и почти сразу встретила Кэрри.
     - Слышали новости, м-сс Стэддок? - осведомился он еще значительней  и
доверительней, чем обычно.
     - Нет, а что? - проронила Джейн. Она считала его надутым  болваном  и
удивлялась, как он может нравиться Марку. Но когда он  заговорил,  лицо  у
нее стало именно таким, как он хотел.  Он  сообщил  ей,  что  ночью  убили
профессора  Хинджеста.  Тело  нашли  у  машины,  голова  проломлена.  Ехал
Хинджест из Беллбэри в Эджстоу. Сейчас Кэрри бежал к  ректору,  чтобы  это
обсудить, а только что был в полиции. Убийством он явно завладел и  теперь
лопался от важности. В другое время Джейн посмеялась бы, но тут убежала от
него поскорей и заскочила в кафе, чтобы присесть и выпить кофе.
     Хинджеста она видела один раз, но Марк говорил ей, что он  сварлив  и
горд. Страшно было другое: теперь она знала, что  "история  со  снами"  не
кончилась, а только начинается. Одной ей этого не вынести,  она  сойдет  с
ума. Значит, снова идти к мисс  Айронвуд?  Но  ведь  это  заведет  ее  еще
дальше, во тьму... Ей же так мало надо - чтобы ее оставили в  покое!  Нет,
что же это творится? По всем законам ее жизни такого не может,  просто  НЕ
МОЖЕТ быть!..


     Коссер - веснушчатый человек с черными  усиками  -  подошел  к  Марку
после заседания.
     - У нас с вами есть работка, - сказал он. - Надо  составить  отчет  о
Кьюр Харди.
     Марку полегчало. Но Коссер не  понравился  ему  еще  вчера,  и  он  с
достоинством спросил:
     - Значит ли это, что меня зачисляют в ваш отдел?
     - То-то и оно, - ответил Коссер.
     - Дело в том, - продолжал Марк, - что ни  вы,  ни  ваш  начальник  не
проявили особого пыла. Я не хотел бы навязываться. Если  на  то  пошло,  я
вообще могу уехать, если институт во мне не заинтересован...
     - Ладно, - прервал его Коссер,  -  не  будем  говорить  здесь.  Пошли
наверх.
     Беседовали они в холле, и Марк увидел, что к ним идет сам ИО. "Может,
сразу и спросим его и все оформим?" - предложил было он, но Уизер внезапно
свернул в сторону. Он что-то мычал, был погружен в раздумья, и Марк понял,
что ему не до разговоров. Несомненно, так считал и Коссер, и они с  Марком
прошли на третий этаж, в какой-то кабинет.
     - Так вот, имеется деревушка, - сказал Коссер, когда они  уселись.  -
Эта земля, у леса, - чистая топь. Не  пойму,  чего  нас  туда  понесло.  В
общем, план такой: реку отводим, через Эджстоу она  течь  не  будет.  Вот,
глядите. К северу, в десяти милях, местечко  Шиллингбридж.  Отсюда  пойдет
канал - вон туда, к востоку, где голубая линия, к старому руслу.
     - Университет вряд ли согласится, - возразил  Марк.  -  Что  будет  с
Эджстоу без реки?
     - Университет мы уломали, - успокоил его Коссер.  И  вообще,  это  не
наше с вами дело. Нам важно, что  канал  пройдет  прямо  через  деревушку.
Теперь смотрите. Она вот в этой долинке. Э? Были там? Еще  лучше!  Я  этих
мест не знаю. С юга  ставим  плотину,  образуется  водохранилище.  Эджстоу
понадобится вода - как-никак, он станет второй столицей.
     - А что же с деревушкой?
     - Полный порядок. Строим новую, современную, за четыре мили.  Назовем
ее Уизер Харди. Вот тут, у железной дороги.
     - Видите ли, начнется большой шум. Эту  деревню  все  знают.  Пейзаж,
старинные дома, богадельня ХVI века, норманская церковь...
     - Вот именно. Тут-то мы с вами  и  нужны.  Составим  отчетик.  Завтра
съездим, поглядим, но писать можно и  сейчас,  дело  известное.  Если  там
пейзаж и старина, значит - условия  антисанитарные.  Подчеркнем.  Потом  -
население... Как пить дать, там живут самые отсталые слои - мелкие  рантье
и сельскохозяйственные рабочие.
     - Да, рантье - вредный элемент, - согласился Марк.  -  А  вот  насчет
сельскохозяйственных рабочих можно и поспорить.
     - Институт их не одобряет.  В  планируемом  обществе  они  -  большая
обуза. Кроме того, они отсталы. В общем, наше дело маленькое -  установить
факты.
     Марк немного помолчал.
     - Это нетрудно,  -  сказал  он  наконец.  -  Но  я  бы  хотел  сперва
разобраться в МОЕМ положении. Может, мне зайти к Стилу? Нельзя же без  его
ведома начинать работу в его отделе.
     - Я бы не шел, - проронил Коссер.
     - Почему?
     - Ну, во-первых, Стил ничего вам не сделает,  если  вас  поддерживает
ИО. Вообще, лучше к нему не лезть. Работайте себе потихоньку, и он  к  вам
привыкнет. И еще... - Коссер тоже помолчал. - Между нами,  в  этом  отделе
скоро многое изменится.
     Марк прошел в Брэктоне хорошую тренировку и понял сразу,  что  Коссер
надеется выжить своего начальника. Значит, лучше к Стилу не лезть, пока он
тут, но скоро его не будет...
     - Вчера мне показалось, - заметил Марк, - что вы с ним вполне ладите.
     - У нас хорошо то, - сказал Коссер, - что никто ни с кем не ссорится.
Я лично ссор не люблю. Я с кем хочешь полажу, только бы дело делалось.
     - Конечно, - согласился Марк. - Кстати, если мы поедем туда завтра, я
бы заглянул в город, чтобы переночевать дома.
     Марк  очень  многого  ждал  от  ответа.  Если   бы   Коссер   сказал:
"Пожалуйста", он хотя бы понял, что тот  -  его  начальник.  Если  бы  тот
возразил, это было бы еще лучше. Наконец, Коссер мог сказать, что  спросит
Уизера. Но он только протянул: "Да-а?", - предоставив Марку гадать,  нужны
вообще ли здесь какие-либо разрешения, или просто он  еще  не  работает  в
институте. Потом они принялись за отчет.
     Трудились они до вечера, в столовую спустились поздно,  и  Марку  это
очень понравилось. Понравилась ему и еда. Людей он не знал, но минут через
пять уже запросто со всеми беседовал, стараясь попадать им в тон.
     "Какая же тут красота!" - подумал он наутро, когда машина, свернув  с
шоссе, стала спускаться в долину. Быть может,  утренний  зимний  свет  так
поразил его потому, что его не учили им восхищаться. Казалось, что и небо,
и землю только что умыли. Бурые  поля  напоминали  какую-то  вкусную  еду,
старая трава прилегала к склонам плотно, как  волоски  к  конскому  крупу.
Небо было дальше, чем всегда, но и чище, а темно-серые  облака  выделялись
на бледно-голубом фоне четко, словно полосы бумаги.  Каждый  кустик  травы
сверкал, как черная щеточка, а когда машина остановилась, тишину прорезали
крики грачей.
     - Ну и орут эти птицы!.. - проворчал  Коссер.  -  Карта  у  вас?  Так
вот...
     По деревне они ходили часа два, глядя  собственными  глазами  на  все
анахронизмы. Отсталый крестьянин говорил с ними о погоде.  Бездельник,  на
которого зря расходуются средства, семенил с чайником по двору богадельни,
а представительница живущих на ренту людей беседовала с почтальоном, держа
на руках толстую собаку. Марку мерещилось, что он - в отпуске  (только  во
время отпуска он бывал в английской деревне), и работа ему  нравилась.  Он
заметил, что у крестьянина лицо умнее, чем у  Коссера,  а  голос  -  не  в
пример приятней. Старая рантьерша напоминала его тетку, и это помогло  ему
понять, как же можно любить "вот таких". Однако, все  это  ни  в  малейшей
мере не отразилось на его научных взглядах. Даже если бы он  не  служил  в
колледже и не знал честолюбия, ничего бы не изменилось.  Он  прошел  такие
школы (в прямом, а не в переносном смысле), что для него было реально лишь
то, о чем он читал или писал. Живой крестьянин  был  тенью  статистических
данных об аграрном элементе. Сам того  не  замечая,  он  избегал  в  своих
статьях слов "человек" и "люди" и писал о "группах", "элементах", "слоях",
"населении", ибо твердо, как мистик, верил в высшую реальность невидимого.
     Однако деревня ему понравилась. К часу дня, уговорив Коссера зайти  в
кабачок, он даже признался ему в этом. Сэндвичи  они  взяли  с  собой,  но
Марку захотелось пива. В кабачке было темно и тепло. Два отсталых  агрария
сидели над кружками и  жевали  толстые  ломти  хлеба  с  сыром,  а  третий
беседовал у стойки с хозяином.
     - Мне пива не надо, - отказался Коссер. - Не будем засиживаться.  Так
что вы говорили?
     - Я говорил, что утром в таких местах даже приятно.
     - Да, утро хорошее. Бодрит. Полезная погода.
     - Нет, здесь приятно.
     - Где, здесь? - Коссер оглядел комнату. - Ну, знаете!  Ни  освещения,
ни вентиляции. Я лично в алкоголе не нуждаюсь, но я  допускаю,  что  людям
нужен допинг, однако зачем принимать его в антисанитарных условиях?
     - Не думаю, что дело в допинге, - пробормотал Марк, глядя  в  кружку.
Он вспомнил, как они смеялись и спорили очень  давно,  студентами,  и  как
легко им было  друг  с  другом.  Интересно,  где  они  сейчас  -  Уодсден,
Деннистоун?..
     - Не берусь судить, -  ответил  Коссер  на  его  последнюю  фразу,  -
проблемы питания - не по моей части. Спросите Строка.
     - Понимаете, - начал оправдываться Марк, - я имел в виду не  кабачок,
а всю деревню. Конечно, вы правы, она свое отжила. Но есть  в  ней  что-то
милое. Нам надо очень постараться, чтобы то, что мы создадим взамен,  было
не хуже.
     - Не разбираюсь в архитектуре, - отрезал  Коссер.  -  Это  уж  скорей
Уизер... Как, доели?
     Марка затошнило и от него, и от всего института, но он напомнил себе,
что сразу не попадешь в круг интересных людей. И вообще,  кораблей  он  не
сжег. Дня через два можно уехать в Брэктон. Но не сейчас, не  сразу.  Надо
же поглядеть, чем тут занимаются.
     Коссер подвез его  к  вокзалу,  и  по  пути  домой  он  впервые  стал
размышлять, что же скажет жене. Нет, он не выдумывал лживых оправданий. Он
просто увидел, как входит в дом, как смотрит на него Джейн, и услышал, как
произносит остроумные, бодрые фразы, вытеснившие из его сознания все,  что
с ним в действительности было. Именно потому, что многое и смущало, и даже
унижало его, ему хотелось  порисоваться.  Почти  бессознательно  он  решил
ничего не говорить о Кьюр Харди -  Джейн  очень  любила  старину.  И  вот,
обернувшись на его шаги, она увидела  чрезвычайно  бодрого  человека.  Да,
конечно, на службу его берут. Платить? Еще не  договорились,  это  завтра.
Место занятное. Нужных людей  видел.  "Про  эту  тетку  я  тебе  подробней
расскажу, - пообещал он, - просто не поверишь".
     Джейн пришлось решать, что же она скажет, гораздо быстрей, чем ему; и
она решила не говорить про Сент-Энн.  Мужчины  очень  не  любят,  когда  с
женщиной творится что-то странное. К счастью, Марк был занят собой и ни  о
чем не спросил. Рассказы его не особенно ее ободрили. Что-то тут  было  не
так. Она слишком рано спросила тем испуганным,  резким  голосом,  которого
Марк терпеть не мог: "А ты не ушел из колледжа?" "Нет, - ответил он, - что
ты", - и продолжал свое. Она слушала невнимательно,  зная,  что  он  часто
выдумывает, и размышляла о том, что, судя по виду, он в эти дни много пил.
Словом, весь вечер он красовался перед ней, а она задавала нужные вопросы,
смеялась и удивлялась. Они были молоды,  и,  хотя  не  очень  любили  друг
друга, каждый очень хотел, чтобы любили его.


     А брэктонцы в это время попивали вместе вино. Они  не  переоделись  к
вечеру, и спортивные куртки или вязаные  жакеты  выглядели  странно  среди
дубовых панелей, свечей и серебра. Фиверстоун и  Кэрри  сидели  рядом.  До
этого дня, лет триста к ряду, столовая колледжа была одним из  приятнейших
мест в Англии. Окна ее выходили на реку и на лес. С этой стороны  тянулась
терраса, где ученые часто  сиживали  летом.  Сейчас,  конечно,  окна  были
закрыты, гардины задернуты, но и сквозь них доносились неслыханные  прежде
звуки: крики, ругань, свистки,  скрежет,  визг,  грохот,  звон,  лязг,  от
которых дрожала  вся  комната.  "Свищут  зловещие  бичи,  грозно  грохочет
железо", - заметил Глоссоп сидящему рядом Джоэлу. Совсем рядом, за  рекой,
старый лес успешно превращали в ад. Те прогрессисты, чьи окна выходили  на
эту сторону, выражали недовольство. Даже Кэрри удивлялся тому, как странно
воплощаются его мечты, но скрывал это,  и  беседовал,  как  ни  в  чем  не
бывало, с Фиверстоуном, хотя им обоим приходилось кричать.
     - Значит, - орал он, - Стэддок не вернется?
     - Вот именно! - вопил Фиверстоун.
     - Когда же он подаст заявление?
     - Еще не подал? Ах, молодость, молодость! Ничего, нам же лучше!
     - Сможем как следует подготовиться?
     - Да. Пока бумажки нет, они не в курсе.
     - То-то и оно! Они ведь сами не знают, чего хотят!  Мало  ли  кто  им
понравится!
     - Да!  Надо  сразу  же  подсунуть  им  своего  кандидата!  Объявим  о
ваканси