е? Фрейд говорит, что мы любим
сады, потому что они символизируют женское тело. Мужская  точка  зрения...
Для  женщин  сад  -  это  нечто  иное.  Или  нет?  Неужели  женщины   тоже
неравнодушны к женскому  телу?  Ей  вспомнилась  фраза:  "Женская  красота
трогает и мужчин, и женщин, и не случайно богиня любви старше  и  сильнее,
чем бог". Откуда это? И почему в голову лезет такая чушь?  Она  собралась.
Странное чувство овладело ею - она на чужой земле, и  надо  держаться  изо
всех сил. В эту минуту они вынырнули  из-под  лавров  к  маленькой  двери,
около которой стояла бочка с водой. Наверху,  в  длинной  стене,  хлопнуло
окно.
     Чуть позже Джейн оказалась в большой комнате с печкой вместо  камина.
Ковра тут не было, стены были выбелены, и все  это  напоминало  монастырь.
Шаги высокой женщины затихли в переходах,  и  теперь  Джейн  слышала  лишь
карканье ворон. "Попалась я, - подумала она. - Придется отвечать на всякие
вопросы". Она считала себя современным человеком, который может говорить о
чем угодно, но сейчас в ее сознании то и дело всплывали  вещи,  о  которых
она не могла бы сказать вслух. "У зубных врачей  хоть  журналы  лежат",  -
подумала она и открыла какую-то книгу. Там было написано: "Женская красота
трогает и мужчин, и женщин, и не случайно богиня любви старше  и  сильнее,
чем бог. Желать, чтоб твоей красоты  желали  -  суетность  Лилит.  Желать,
чтобы твоей красоте радовались  -  послушание  Евы.  Лишь  в  возлюбленном
счастлива возлюбленная  своей  красотой.  Послушание  -  путь  к  радости,
смирение..."
     Дверь отворилась. Джейн густо покраснела и захлопнула книгу. В дверях
стояла  высокая  молодая  женщина.  Сейчас  она  вызывала  в   Джейн   тот
полузавистливый восторг, который женщины часто испытывают к другому, чем у
них, типу красоты: "Хорошо быть такой высокой, - подумала Джейн,  -  такой
смелой, как амазонка, такой решительной".
     - Вы м-сс Стэддок? - спросила женщина.
     - Да, - ответила Джейн.
     - Мы ждали вас, - сказала женщина.  -  Меня  зовут  Камилла,  Камилла
Деннистоун.
     Джейн пошла за ней по узким переходам, думая о том, что  они,  должно
быть, еще в задней, непарадной части  дома,  а  дом  этот  очень  большой.
Наконец, Камилла постучала в дверь,  тихо  сказала:  "Она  пришла"  (Джейн
подумала: "как служанка") - и отошла  в  сторону.  Мисс  Айронвуд,  вся  в
черном, сидела, сложив на коленях руки, точно так же, как в последнем сне,
если это был сон.
     - Садитесь, моя милая, - сказала мисс Айронвуд.
     Руки у нее были очень большие, но никак не грубые.  У  нее  все  было
большим - и нос, и рот, и серые глаза. По-видимому, ей давно перевалило за
пятьдесят.
     - Как вас  зовут,  моя  милая?  -  спросила  мисс  Айронвуд  и  взяла
карандаш.
     - Джейн Стэддок.
     - Вы замужем?
     - Да.
     - Муж знает, что вы к нам пришли?
     - Нет.
     - Простите, сколько вам лет?
     - Двадцать три.
     - Так, - сказала мисс Айронвуд. - Что же вас беспокоит?
     Джейн вдохнула побольше воздуха.
     - Я вижу странные сны, - ответила она. - Вероятно, у меня депрессия.
     - Какие именно сны? - уточнила мисс Айронвуд.
     Джейн рассказывала довольно сбивчиво и  глядела  на  сильные  пальцы,
державшие карандаш; суставы этих пальцев становились все  белее,  на  руке
вздулись вены, и, наконец, карандаш сломался. Джейн смолкла в удивлении  и
подняла голову. Большие серые глаза все так же смотрели на нее.
     - Продолжайте, моя милая, - подбодрила ее мисс Айронвуд.
     Когда Джейн закончила, мисс Айронвуд довольно долго молчала, и  Джейн
начала сама:
     - Как вы считаете, у меня что-то серьезное? Это болезнь?
     - Нет, - ответила мисс Айронвуд.
     - Значит, это пройдет?
     - Не думаю.
     Джейн удивилась.
     - Неужели меня нельзя вылечить?
     - Да, вылечить вас нельзя, потому что вы не больны.
     "Она издевается, - подумала Джейн. - Она считает, что я сумасшедшая".
     - Какая ваша девичья фамилия? - спросила мисс Айронвуд.
     - Тюдор, - ответила Джейн. В другую  минуту  она  бы  смутилась,  ибо
очень боялась, как бы не подумали, что она этим гордится.
     - Йоркширская ветвь?
     - Да...
     - Вы не читали небольшую книгу, всего в сорок страниц,  о  битве  при
Вустере? Ее написал ваш предок.
     - Нет. У папы она была. Он говорил, что это  единственный  экземпляр.
Но потом она куда-то пропала.
     - Ваш отец ошибался, сохранилось еще по меньшей мере два  экземпляра.
Один - в Америке, другой - здесь, у нас.
     - Так что же это за книга?
     - Ваш предок абсолютно верно описал битву в тот самый день, когда она
состоялась. Но он там не был. Он был в Йорке.
     Джейн растерянно смотрела на мисс Айронвуд.
     - Ваш предок видел битву во сне, - сказала та.
     - Я не понимаю...
     - Ясновидение передается по наследству.
     Джейн  задохнулась,  словно  ее  оскорбили.  Именно  такие  вещи  она
ненавидела. Что-то древнее, непонятное, неразумное без спроса врывалось  в
ее жизнь.
     - У вас нет доказательств... - начала она.
     - У нас есть ваши сны, - перебила ее мисс Айронвуд.
     Тон ее, и без того серьезный, стал строгим. "Неужели она не понимает,
- думала Джейн, - что человеку неудобно  обвинить  во  лжи  даже  далекого
предка?"
     - Сны? - настороженно выговорила она.
     - Да, - подтвердила мисс Айронвуд.
     - Что вы имеете в виду?
     - Я считаю, что вы видите  правду.  Алькасан  действительно  сидел  в
камере, к нему приходил человек.
     - Но это же смешно! - возмутилась Джейн. - Это чистое  совпадение,  а
потом был обычный кошмар. Ему отвернули  голову!  И...  откопали  старика,
оживили...
     - Небольшие неточности есть, но остальное - правда.
     - Я в такие вещи не верю.
     - Конечно. Вас так воспитали, - заметила  мисс  Айронвуд.  -  Но  вам
придется самой убедиться, что у вас дар ясновидения.
     Джейн подумала о фразе из книги и о самой мисс Айронвуд - их она тоже
знала заранее... Но это же чепуха!..
     - Значит, вы не можете мне помочь? - спросила она.
     - Я могу сказать вам правду, - отвечала мисс Айронвуд.  -  Во  всяком
случае, пытаюсь.
     - Но вы не можете это остановить... вылечить?
     - Ясновидение - не болезнь.
     - Да на что оно мне! - вскричала Джейн.
     Мисс Айронвуд молчала.
     - Может, вы мне кого-нибудь порекомендуете? - спросила Джейн.
     - Если вы пойдете к психоаналитику, - отозвалась мисс Айронвуд, -  он
будет вас лечить, исходя из предпосылки, что  эти  сны  порождение  вашего
подсознания. Не знаю, что из этого выйдет. Боюсь, что ничего  хорошего.  А
сны останутся.
     - Зачем все это? - возмутилась Джейн. - Я хочу жить нормально. Я хочу
работать. Почему именно я должна такое терпеть?
     - Ответ на ваш вопрос известен лишь высшим силам.
     Они обе помолчали. Потом Джейн неловко поднялась и сказала:
     - Что ж, я пойду. - И вдруг прибавила: - А вы откуда знаете, что  это
правда?
     - На это я отвечу. Мы знаем, что сны ваши - правда, ибо часть  фактов
известна нам и без них. Именно поэтому д-р Димбл так вами заинтересовался.
     - Значит, он меня послал не ради того, чтобы помочь мне, а ради вашей
пользы?!  -  удивилась  Джейн.  -  Жаль,  что  я  этого  не  знала.  Вышло
недоразумение. Я думала, он хочет мне помочь.
     - Он и хочет. Кроме того, он хочет помочь нам.
     - Очень рада, что меня не забыли... - с  ледяной  иронией  произнесла
Джейн,  но  попытка  не  удалась.  Она  все-таки  растерялась   и   сильно
покраснела. Ведь она была очень молода.
     - Милая моя, - сказала мисс Айронвуд. - Вы не понимаете, как все  это
серьезно. То, что вы видели, связано с делами, перед  которыми  и  наше  с
вами счастье, и даже самая жизнь поистине ничтожны. От вашего дара вам  не
избавиться. Не пытайтесь подавить его.  Ничего  не  выйдет,  а  вам  будет
плохо. С другой стороны, вы можете употребить его во благо. Тогда  и  сами
вы придете в себя, и людям очень поможете. Если же  вы  расскажете  о  нем
кому-нибудь еще, им воспользуются почти наверняка те, для кого  и  счастье
ваше, и жизнь - не важнее, чем жизнь и счастье  мухи.  Вы  видели  во  сне
настоящих, существующих людей. Вполне возможно, они знают, что вы невольно
следите за ними. Если это так, они не успокоятся, пока не завладеют  вами.
Советую вам быть с нами, это лучше и для вас самой.
     - Вы все время говорите "мы". Тут что, какое-нибудь общество?
     - Если хотите, можете называть это обществом.
     Джейн  уже  несколько  минут  стояла.  Все  возмутилось  в  ней  -  и
уязвленное самолюбие, и ненависть к таинственному. Ей было важно одно:  не
слышать больше серьезного, терпеливого голоса. "Она мне только повредила",
- думала Джейн, все еще видя в себе больную. Вслух она произнесла:
     - Мне пора. Я не понимаю, о чем вы говорите. И я не хочу  ни  во  что
ввязываться.


     К обеду Марк немного повеселел, благодаря виски, которое они  пили  с
мисс Хардкастл. Я  обману  вас,  если  скажу,  что  Фея  ему  понравилась.
Конечно, он ощущал  ту  гадливость,  которую  ощущает  молодой  мужчина  в
обществе непристойно-развязной, но  привлекательной  женщины.  Собеседница
его  явно  это  понимала  и  даже  находила  в  этом   удовольствие.   Она
рассказывала ему множество  зверских  анекдотов.  Марк  часто  видел,  как
женщины пытаются острить по-мужски; и это шокировало его,  но  все  же  он
чувствовал свое превосходство. Фея оставила мужчин  далеко  позади.  Затем
она перешла к профессиональным темам, и Марк содрогнулся, услышав,  что  в
девяноста случаях из  ста  казнят  не  тех,  кого  надо.  Сообщила  она  и
некоторые детали казней, которые ему и в голову не приходили.
     Да, это было противно. Однако, все перекрывало дивное  ощущение,  что
ты - свой человек. За день он много раз чувствовал себя чужим,  и  чувство
это исчезло, когда мисс Хардкастл заговорила  с  ним.  Жизнь  она  прожила
интересную. Она побывала и суфражисткой, и британской фашисткой,  не  один
раз сидела в тюрьме, встречалась с премьерами, диктаторами,  кинозвездами.
Она знала с обеих сторон, что может, а чего не может полиция,  и  считала,
что может она почти все. Институтскую полицию она ставила очень высоко;  и
сообщила, что сейчас особенно важно  внушить  публике,  насколько  лечение
гуманней наказания. Однако, на ее пути еще встало  немало  бюрократических
преград. "Правда, газеты все за нас, кроме двух, - изрекла она. -  Ничего,
мы и эти прихлопнем". Марк не  совсем  понял  ее,  и  она  объяснила,  что
полиции страшно мешает идея "заслуженного  наказания".  Считается,  что  с
преступником можно сделать то-то и то-то,  но  не  больше.  У  лечения  же
пределов нет - лечи себе, пока не вылечишь, а  уж  вылечился  ли  больной,
решать не суду. Лечить гуманно, а предотвращать болезнь  -  еще  гуманней.
Скоро все, кто попадется в руки полиции, будут под контролем института,  а
там и  вообще  все,  каждый  человек.  "Тут-то  мы  с  тобой  и  нужны,  -
доверительно заметила она, тыкая пальцем  Марку  в  жилет.  -  В  конечном
счете, сынок, что полицейская  служба,  что  социология,  -  одна  собака.
Значит, нам с тобой вместе работать".
     Насчет Стила она отметила сразу, что он человек опасный. "А  главное,
- посоветовала она, - ладь с двумя: с Фростом и с Уизером".  Над  страхами
его она посмеялась. "Ничего! Главное - не лезь, куда не просят. Всему свое
время. А пока что делай дело, и не всему верь, что говорят."
     За обедом Марк оказался рядом с Хинджестом.
     - Ну, как? - осведомился тот. - Остаетесь?
     - Вроде бы да, - ответил Марк.
     - А то бы я вас прихватил, - заметил Хинджест. - Сегодня еду.
     - Почему же вы уезжаете?
     - Знаете ли, кому что нравится. Если вам по вкусу итальянские евнухи,
сумасшедшие священники и такие бабы - что ж, говорить не о чем.
     - Мне кажется, нельзя судить по  отдельным  людям.  Это  все-таки  не
клуб.
     - Судить? В жизни не судил,  кроме  как  на  цветочных  выставках.  Я
думал, здесь хоть какая-то наука.  Оказывается,  это  скорее  политический
заговор. Вот я и еду домой. Стар я для таких  дел,  а  если  уж  играть  в
заговорщиков, то я лучше выберу себе других, по вкусу.
     - Вы хотите  сказать,  что  не  одобряете  социального  планирования?
Конечно, с вашей сферой знания оно не связано, но с социологией...
     - Такой науки нет. А если бы я увидел,  что  химия  вместе  с  тайной
полицией под управлением старой бабы без лифчика  работает  над  тем,  как
отобрать у людей дома, детей, имущество, я послал бы ее к  чертям  и  стал
разводить цветы.
     - Мне кажется, я понимаю вашу симпатию к маленьким  людям,  но  когда
занимаешься тем, что действительно жизненно важно...
     - Вот что получается, - перебил Хинджест, - когда  изучают  человека.
Людей изучать нельзя, их можно узнавать, а это дело другое. Поизучаешь их,
поизучаешь - и захочешь отобрать то, ради  чего  живут  все,  кроме  кучки
интеллектуалов.
     - Билл! - крикнула Фея,  сидевшая  почти  напротив,  чуть  наискосок.
Хинджест повернулся к ней, и лицо его стало багровым.
     - Вы что, сейчас и едете? - прогрохотала Фея.
     - Да, мисс Хардкастл, еду.
     - А меня не подкинете?
     - Буду счастлив, - пробурчал Хинджест,  -  если  только  нам  в  одну
сторону.
     - Вам куда?
     - В Эджстоу.
     - Через Брэнсток?
     - Нет. Я сверну у ворот старого поместья, на Поттерс-Лейн.
     - Ах, черт! Не подходит. Ладно, успеется.
     После обеда, уже в пальто, Хинджест снова заговорил с Марком, и  тому
пришлось дойти с ним до машины.
     - Послушайте меня, Стэддок, - сказал  он.  -  Или  сами  как  следует
подумайте.  Я  в  социологию  не  верю,  но  в  Брэктоне  вы  хоть  живете
по-человечески. Здесь вы и себе повредите... и, честное слово, еще многим.
     - На все могут быть две точки зрения, - заметил Марк.
     - Что? Две? Сотни их может быть, пока не знаешь ответа.  Тогда  будет
одна. Но это не мое дело. Доброй ночи.
     - Доброй ночи, - попрощался Марк, и машина тронулась.
     К вечеру похолодало. Орион, неведомый Марку, сверкал над деревьями. В
дом идти не хотелось. Хорошо, если еще побеседуешь с интересными людьми; а
вдруг опять будешь слоняться как  чужой,  прислушиваясь  к  разговорам,  в
которые неудобно вклиниться? Однако Марк устал. Вдоль фасада  он  добрался
до какой-то дверцы и, минуя холл, пошел прямо к себе.


     Камилла Деннистоун проводила Джейн  до  ворот,  которые  выходили  на
дорогу гораздо дальше. Джейн не хотела показаться ни слишком открытой,  ни
слишком застенчивой, и потому попрощалась кое-как. Она не знала,  чушь  ли
все это, но хотела верить, что чушь. Нет, ее не втянешь, ее  не  впутаешь.
Она сама себе хозяйка. Джейн давно считала, что главное -  сохранить  свою
независимость. Даже тогда, когда она поняла, что выйдет  замуж  за  Марка,
она подумала: "Но жить я буду собственной жизнью". Мысль эта  не  покидала
ее больше, чем на пять минут. Она  всегда  помнила,  что  женщина  слишком
многим жертвует ради мужчины, и обижалась, что Марк этого не понимал.  Она
и ребенка не хотела именно потому, что боялась, как бы он  не  помешал  ей
жить собственной жизнью.
     Когда она вошла к себе, зазвонил телефон.
     - Это вы, Джейн? - услышала она. -  Это  я,  Маргарет.  У  нас  такая
беда... Приеду, расскажу. Сейчас не могу, слишком разозлилась.  Вам  негде
меня положить? Что? Марк уехал? Да,  с  удовольствием,  если  вас  это  не
затруднит. Сесил ночует у себя в колледже. Точно не помешаю?  Спасибо  вам
огромное. Через полчаса приеду.



                       4. ЛИКВИДАЦИЯ АНАХРОНИЗМОВ

     Джейн только постелила чистое белье на вторую кровать, когда  явилась
миссис Димбл со множеством сумок.
     - Вот спасибо, что приютили, - щебетала она.  -  Куда  мы  только  ни
просились,  нигде  нет  мест.  Здесь  просто  жить  невозможно!  В  каждой
гостинице все занято, всюду эти, институтские  -  машинистки,  секретарши,
администраторы какие-то, ужас... Если  бы  у  Сесила  не  было  комнаты  в
колледже, ему пришлось бы спать на станции!
     - Да что же с вами случилось? - спросила Джейн.
     - Выгнали нас, вот что!
     - Быть не может... то есть, они не имеют права...
     - И Сесил так говорит. Нет, вы подумайте, Джейн! Смотрим мы утром  из
окна и видим грузовик прямо на  клумбе,  где  розы,  а  из  него  вылезают
настоящие каторжники с лопатами. В нашем собственном саду. Какой-то карлик
в форменной фуражке говорит с Сесилом, а сам курит... у него висит на губе
сигарета. И знаете, что он сказал? Что мы можем побыть в доме - не в саду,
в доме! - до завтрашнего утра.
     - Наверное... наверное, это ошибка...
     - Сесил позвонил в колледж, но там никого не  было.  Мы  звонили  все
утро, а они в это время срубили ваш любимый бук и все сливы. Если бы я так
не злилась, я бы глаза выплакала. В общем, Сесил пошел к этому  Бэзби,  но
толку не добился. Ах, конечно, недоразумение, но причем тут мы, езжайте  в
Беллбэри! Пока суд да дело, в доме уже просто нельзя было жить!
     - Почему?
     -  Господи,  что  творилось!  Грузовики,  трактора,   какой-то   кран
привезли... Никто не мог к нам пробиться. Молоко привезли в два, мяса  так
и не было, мясник позвонил, что пройти нельзя. Мы сами еле выбрались, чуть
не час шли до моста. Как во  сне,  честное  слово!  Грохот  страшный,  все
разрыли, на лугу какие-то будки... А народ! Истинные каторжники!  Я  и  не
знала, что в Англии есть такие рабочие. Ужас, ужас!.. - М-сс  Димбл  сняла
шляпку и стала ею обмахиваться.
     - Что же вы будете делать? - спросила Джейн.
     - Бог его знает! - вздохнула м-сс Димбл. - Сесил  звонил  юристу,  но
тот сам растерян. Говорит, что в  юридическом  смысле  у  этого  института
какое-то особое положение. Насколько я поняла, за рекой  вообще  не  будет
домов. Что? Ох, совершеннейший ужас!  Тополя  вырубили,  домики  у  церкви
ломают. Бедняжка Айви плачет, вся пудра слезла, такой страшный  вид!  Мало
ей горя, еще жить негде! Я и то рада, что выбралась живой.  Люди  какие-то
странные... трое зашли в кухню, взять воды, так Марта чуть  не  рехнулась.
Когда Сесил к ним вышел, я думала, они его побьют, нет,  правда!  Спасибо,
полисмен их выгнал. Да,  и  полицейские  кишат,  тоже  очень  страшные,  с
дубинками, как в американских фильмах. Знаете,  мы  оба  подумали:  так  и
кажется, что немцы победили. А вот и чай! Как хорошо...
     - Живите здесь, м-сс Димбл, - утешила ее Джейн. - Марк может ночевать
в Брэктоне.
     - О, Господи, - прошептала матушка Димбл, - слышать не могу про  этот
Брэктон! Конечно, ваш муж тут ни при чем... Но разлучать вас я  не  стану.
Мы уже все решили, мы переедем в Сент-Энн.
     - Вот оно что... - протянула Джейн, поневоле вспоминая свое  недавнее
паломничество.
     - Ох ты, какая я свинья! - огорчилась м-сс Димбл. - Болтаю  только  о
себе, а вам надо столько мне рассказать. Видели вы Грэйс? Понравилась  она
вам?
     - Это мисс Айронвуд?
     - Да.
     - Видела. Понравилась ли - не знаю... Да не могу я ни о  чем  думать!
Вы же истинная мученица.
     - Нет, - возразила м-сс Димбл. - Я не мученица. Я  просто  старая,  я
сержусь, у меня болит голова, и я болтаю, чтобы себя утешить. У  нас  хоть
деньги есть, а у Айви нет, ей не на что жить. Конечно, в нашем  доме  было
хорошо, но  ведь  и  печально.  Кстати,  я  часто  думаю,  любят  ли  люди
радоваться? Мы завели большой дом для детей,  а  я  ни  одного  так  и  не
родила... Наверное,  слишком  тосковала,  пока  Сесил  не  придет,  жалела
себя... Еще стала бы, как эта женщина у Ибсена, ну, с куклами. Вот  Сесилу
плохо, он очень любил, чтобы приходили студенты. Джейн, вы  в  третий  раз
зеваете. Да, пробудешь тридцать лет  замужем,  привыкаешь  говорить  одна.
Мужчинам приятней читать, когда мы журчим. Ну вот! Вы опять зевнули...


     Ночевать в одной комнате с матушкой Димбл было трудно: она  молилась.
Джейн просто