тола - видимо, очередная военная потеря, - эта тарелка ненадежно балансировала у меня на коленях. Я испытывал неловкость и ел без аппетита, ощущая на себе проницательный взгляд хозяйки дома, сидевшей напротив меня. В какой-то момент она начала откровенно разглядывать мою усохшую и развернутую внутрь стопу, которая походит, как мне всегда казалось, на жалкий отросток уродливого карлика из собрания немецких сказок. Я почувствовал, как щеки мои наливаются кровью от обиды, но к этому времени леди Марчмонт уже смотрела в другую сторону.
     - Я должна извиниться за это вино, - сказала она, кивнув Бриджет, чтобы та наполнила мой бокал вином в третий раз. - Когда-то мой отец выращивал собственный виноград. В этой долине. - Она сделала неопределенный жест в сторону разбитых окон. - На речных склонах, защищенных от ветра. Из того винограда получались превосходные вина, по крайней мере так мне рассказывали. В то время я была слишком молода, чтобы наслаждаться ими, а позже эти виноградники вырубили.
     - Солдаты, я полагаю?
     Она отрицательно покачала головой:
     - Нет, другой род вандалов, и вдобавок местные. Крестьяне.
     - Крестьяне? - Мне вспомнилась зловеще пустая деревня, через которую мы проезжали. - Из Крэмптон-Магна?
     - Да. И не только оттуда.
     Я пожал плечами:
     - Но зачем им это?
     Подняв свой бокал, она задумчиво заглянула в темную жидкость. Чуть раньше она уже рассказала - сбивчиво и несколько невпопад - о том, как эти бокалы изготовляли. Ее отец получил что-то вроде патента на такое производство: оно заключалось в том, что сперва золото в плавильном тигле смешивали с ртутью, затем ртуть выпаривали и покрывали стекло тонкой пленкой оставшегося золота. После него осталось много патентов, пояснила она. Настоящий Дедал. Сейчас она, казалось, внимательнейшим образом разглядывала вензель на дне бокала - переплетенные буквы АП, которые я уже и сам заметил.
     - Скажите, господин Инчболд, - начала она после паузы. - Подъезжая к Понтифик-Холлу, не обратили ли вы случайно внимания на те раскопки, что ведутся на лужайке и подъездной дороге?
     Я кивнул, вспоминая хаотично прорытые канавы и кучи земли на их склонах.
     - Я принял их за какие-то земляные укрепления. - (Она покачала головой, окруженной подобием черного нимба.) - Артиллерийский огонь?..
     - Нет, ничего столь... драматичного. Понтифик-Холл никто не осаждал. Обе воюющие стороны сочли наш парк недостойным внимания. К счастью для нас, господин Инчболд, иначе вряд ли бы мы с вами сегодня здесь беседовали.
     Меня так и подмывало спросить, чего ради мы тут беседуем. Я понятия не имел, зачем она пригласила меня и почему описывает мне историю ее своеобычного и, откровенно говоря, мрачного дома. Может, это очередная аристократическая причуда? Если она не хочет, чтобы я оценил или распродал на аукционе ее книги, какую же еще услугу могу я ей оказать? Определенно, у нее не было желания - и необходимости - приобретать новые книги. Кто же возит дрова в лес? Неожиданно я почувствовал себя как никогда выдохшимся и измученным.
     Но похоже, мне еще не скоро откроют суть предстоящей работы, поскольку леди Марчмонт уже приступила к пространному рассказу о недавней истории Понтифик-Холла. Пока я неловко расчленял запеченную утку, она поведала мне, что после того, как военные удалились, порубив на дрова фруктовый сад и мебель и разобрав кованую железную ограду, чтобы перелить на мушкеты и пушки, дом пустовал много месяцев. Имение передали в руки некоего опекунского совета, узаконенного парламентом в 1651-м, и в конечном итоге его продали местному члену парламента, человеку по имени Стэндфаст Осборн.
     - Мы с лордом Марчмонтом жили в то время изгнанниками во Франции. Я вернулась обратно в Англию месяца два назад, когда этот дом возвратили мне согласно Акту об амнистии и компенсации. Осборн уже почти год как уехал. Сбежал в Голландию. Очень благоразумно с его стороны, поскольку он был одним из судей, приговоривших к смерти Карла Первого. Возвращаясь из Франции, я не ждала, что меня радушно встретят в Понтифик-Холле, ведь народ в наших краях поддерживал сторонников парламента. И мои ожидания оправдались. Добропорядочные обыватели Крэмптон-Магна, думаю, уже считают меня ведьмой. - На лице ее вновь мелькнула полуулыбка, и она с равнодушным видом пожала плечами. - Пожалуй, вам, как лондонцу и образованному человеку, это может показаться странным, но тем не менее такова правда. Любую женщину, умеющую читать, здесь считают ведьмой. Так что уж говорить о той, которая живет одна в полуразрушенном доме, окруженная книгами и странными инструментами, живет без мужа, без отца, без детей, которые могли бы вразумлять ее и руководить ею... В общем, хуже не бывает, правда?
     Она помолчала, внимательно наблюдая за мной своими глубокими, близко посаженными глазами, которые, как я заметил благодаря более сносному освещению столовой, были серо-голубыми. Медленно и вяло я пережевывал мясо, как корова жвачку. Ногу я спрятал под стул, с глаз долой. Леди Марчмонт повернулась и жестом приказала Бриджет наполнить мой бокал.
     - Теперь можешь идти, - сказала она служанке, когда та справилась со своей задачей. И едва звук шагов девушки, проглоченный огромным, гулким домом, наконец затих, она продолжила: - Я столкнулась с ужасными сложностями, попытавшись нанять слуг в здешних краях, - сказала она доверительным тоном. - Вот почему мне пришлось забрать сюда прислугу из имения лорда Марчмонта.
     - Но из-за чего возникли сложности? Из-за лорда Марчмонта? Или из-за ваших... политических взглядов?
     Она покачала головой.
     - Нет, из-за моего отца. Возможно, вы слышали о нем, он был достаточно известной фигурой в свое время. Его звали сэр Амброз Плессингтон, - после короткой паузы добавила она.
     Это имя, как ни странно мне теперь это кажется, тогда не вызвало у меня никаких ассоциаций, абсолютно никаких. Но когда я сейчас вспоминаю то мгновение, мне чудится, что наступила звенящая тишина, что весь мир остановился и повис - и в тишине выросла длинная тень, затопившая комнату и опустившая надо мной тяжелый покров темноты. На деле же я просто отрицательно покачал головой, удивляясь про себя, как я мог не знать человека, умудрившегося собрать такую замечательную библиотеку.
     - Нет. Я не слышал о нем, - ответил я. - Кем он был?
     Она молчала, словно не слышала моего вопроса, и сидела совершенно неподвижно, сложив руки на коленях. Масляная лампа отбрасывала тень леди Марчмонт на изогнутую стену у нее за спиной. От нечего делать я вспомнил о встретившейся мне в библиотеке книге по скиомантии и подумал, какие загадки мог бы разгадать ее автор по этой искаженной тени.
     - Допивайте вино, господин Инчболд, - сказала она наконец и, подавшись вперед к желтому ламповому кругу, вновь изучающе взглянула на меня, словно пыталась прочесть по выражению лица, стоит ли мне доверять. Возможно, в этот момент я был для нее почти так же непостижим, как она для меня. - Я хочу кое-что показать вам. Нечто такое, что вы можете счесть весьма интересным.
     В каком отношении? Теперь мое любопытство сменилось нетерпением. Но что же мне оставалось делать? Залпом допив вино, я поспешно вытер руки о бриджи. Затем, подавив полдюжины раздраженных вопросов, я проследовал за ней к дверям столовой.

Глава 4

     Так уж случилось, что впервые столкнуться с сэром Амброзом Плессинггоном мне пришлось в подземелье, или крипте, Понтифик-Холла.
     Покинув столовую, мы вновь спустились по широкой лестнице и, не раз и не два повернув налево, миновали нескончаемый ряд коридоров, вестибюлей и пустынных комнат - пока не вышли к другому, гораздо более узкому лестничному пролету. Леди Марчмонт шла впереди, высоко подняв масляную лампу, точно комендант крепости, обходящий ее дозором, а я ковылял за ней, оглашая подземелье глухим стуком шагов. Скудный свет озарял покрытую выбоинами стену, на которой вырисовывались причудливые и устрашающие очертания наших теней. Мы прошаркали вниз по ступеням и оказались в помещении, походившем на нечто вроде крипты. Свисающая с потолка паутина коснулась моих губ и головы. Я отмахнулся от нее и поспешно закрыл нос и рот носовым платком. С каждым шагом гнилостное зловоние, казалось, становилось вдвое сильнее. Леди Марчмонт, однако, явно не обращала внимания ни на эту вонь, ни на холод и мрак.
     - Здесь находились кладовые и погреба, - на ходу поясняла она, - и также комнаты лакеев. Насколько я помню, у нас было три ливрейных лакея. А сейчас остался один Финеас. Он начал служить у моего отца больше сорока лет назад. Это милость Божья, что я смогла найти его вновь. Хотя, вернее, это он нашел меня после моего возвращения. Понимаете, он очень предан мне...
     Когда мы спускались, я ожидал обнаружить внизу некий лабиринт коридоров и комнат, примерно воспроизводящий в плане первый этаж особняка. Но, достигнув наконец дна, мы оказались в коридоре с низким потолком, убегавшим прямо вперед, насколько позволял видеть тусклый свет лампы. Мы медленно продвигались по нему, перешагивая через какие-то фрагменты мебели, сломанных бочек и прочие менее определимые препятствия. Пол еще не совсем выровнялся; мы по-прежнему спускались, продолжая идти по пологому склону. Здесь, внизу, стены сочились влагой, и до нас доносилось тихое журчание бегущей воды, сопровождаемое каким-то едким запахом. На полу, видимо, лежал слой песка. Коридор все не кончался. Может, мы все-таки идем по лабиринту, подумал я: своеобразный mundus cereris <Подземный мир (лат.).> наподобие катакомб, что римляне строили под своими городами, - совсем темные склепы и пересекающиеся извилистые тоннели - для общения с обитателями нижнего мира.
     Вдруг леди Марчмонт постучала по стене костяшками затянутой в перчатку руки. Раздался звон, похожий на звук литавр.
     - Медь, - пояснила она. - Солдаты Кромвеля хранили здесь порох, поэтому обшили медью стены и двери. Я бы не сказала, что они выбрали самое сухое место в доме.
     - Черный порох?
     Теперь мне стала понятна природа едкого запаха и песка под ногами. И я сразу забеспокоился из-за масляной лампы, которую леди Марчмонт беспечно раскачивала из стороны в сторону. Ее свет озарял сейчас ряд запертых дверей и небольшие ниши по обеим сторонам коридора. Я вновь вздрогнул в этой холодной темноте от мысли, что за этими дверями в обваливающихся склепах свалены в беспорядочные груды черепа и большие берцовые кости множества покойных Плессингтонов. Мы быстро прошли по коридору, чей конец - если таковой был - терялся в кромешной тьме.
     Наконец мы достигли цели. Леди Марчмонт остановилась перед одной из дверей и, позвенев связкой ключей, заставила ее открыться. Зловеще заскрипела пара проржавевших петель.
     - Пожалуйста, - сказала она, с улыбкой поворачиваясь ко мне, - проходите, господин Инчболд. Внутри вы обнаружите бренные останки сэра Амброза Плессингтона.
     - Останки... - Я сделал шаг назад, но сопротивляться было уже слишком поздно. Леди Марчмонт взяла меня за руку и потянула через порог.
     - Вот...
     Она показала в угол крошечной комнаты, где на низком постаменте стоял старый дубовый гроб. Я в ужасе попытался высвободить свою руку, но тут с облегчением увидел, что "останки" ее отца были бумажными, а не телесными; ибо гроб, стоявший открытым, наполняли не кости, а кипы документов, огромные связки которых грозили свалиться на пол.
     - Все здесь, - почтительно произнесла она, осторожно продвигаясь вперед. - Все о моем отце. О Понтифик-Холле. Или, вернее, почти все...
     Повесив лампу на стенной крюк, она встала на колени на тростниковую подстилку, покрывавшую земляной пол перед постаментом. Гроб, как я успел заметить, облепляли комья земли. Один за другим вытаскивая документы, леди Марчмонт бегло просматривала их и возвращала на место. Ее плащ откинулся на спину, как пара сложенных крыльев. Своего рода архив, решил я, оставаясь в дверях, пока она не поманила меня к себе.
     - Имущественные документы, - пояснила она. - Перечни, описи, завещания. - Возможно, она предпочла бы погрузить свои затянутые в перчатки руки в сундук, наполненный лунными камнями и аметистами, а не множеством пожелтевших пергаментов. - Именно из-за них, понимаете, Стэндфаст Осборн стремился заполучить наше поместье. - Ее голос гулко отражался от голых стен. - Именно из-за этих грамот и документов. Дом ему был не нужен, и он о нем не заботился - сами видите. Но гроб с документами надежно спрятали. Об этом позаботился лорд Марчмонт.
     Помещение было душным и тесным, стены покрывала изморозь, как мне показалось, калийной селитры. Лампа горела уже слабее, освещая густо припорошенные землей и пылью заросли многолетней паутины. Я всю свою жизнь мучился от астмы - слишком прокоптились мои легкие угольным дымом Лондона. Сейчас, стоя в дверях этого странного склепа, я почувствовал знакомые хрипы в груди.
     - То есть все эти годы они хранились здесь, в этом помещении? - сумел выдавить я, опираясь на суковатую палку.
     - Нет, конечно. - Она все еще стояла ко мне крылатой спиной. - Здесь их обнаружили бы через час. Нет, их захоронили в одном месте на церковном дворе в Крэмптон-Магна. Прямо в этом гробу. Оригинально, правда? Под надгробным камнем с именем одного из наших лакеев. Вот, взгляните... - Она повернулась, протягивая мне какой-то документ своей затянутой в перчатку рукой. - Этот приказ окончательно решил нашу судьбу.
     Документ был написан на толстой тряпичной бумаге, ее края завернулись и слегка усохли. Взяв листок и повернув к свету лампы, я поднес его поближе к глазам и увидел парламентскую печать и под ней слегка выцветшее постановление, написанное убористым канцелярским почерком:

     Сим постановляется, что все Поместья и Земли, наследственные и арендованные, со всем к оным относящимся, сказанного Генри Грейторекса, барона Марчмонта, конфискованы, сиречь изъяты в казну, вместе с правом владения, пользования и распоряжения оными и передачи оных по наследству, с 20 дня, месяца мая Лета Господня 1651, и всякое право на доступ в сказанные Поместья и Земли, наследственные и арендованные...

     - Указ о конфискации этого поместья, - пояснила она и протянула мне другой документ или, вернее, небольшую связку бумаг. Эта подборка, перевязанная выцветшей и обтрепанной лентой, очевидно менее официальная, была написана красивым почерком, принадлежавшим самому сэру Амброзу Плессингтону - хотя в то время я еще не знал этого, - то есть впервые он предстал передо мной в виде длиннейшего текста - списка его вещей: "Опись всему личному имуществу, движимому и недвижимому, Амброза Плессингтона, рыцаря, из Понтифик-Холла, описанному и оцененному в приходе Святого Петра в присутствии четырех советников графства..."
     Отставив в сторону палку, я развязал ленту. Все эти шесть исписанных с обеих сторон страниц завещания представляли собой внушительной длины список владений и имущества сэра Амброза, включавший мебель, картины, ковры, столовое серебро, а также более эзотерическое имущество, как то: телескопы, квадранты, штангенциркули, компасы, да еще несколько кабинетных шкафов, чье содержимое - законсервированные животные, раковины и кораллы, монеты и наконечники стрел, фрагменты старинных ваз, всевозможные objects d'art <Предметы искусств (фр.).> и даже два самодвижущихся устройства - было перечислено по отдельности. Одним из самых ценных был Kunstschrank <Художественный шкаф (нем.).>, инкрустированный бриллиантами и изумрудами, хотя что хранилось в этом сверкающем ковчеге - оцененном в поразительную сумму 10 000 фунтов, - данная опись была не склонна сообщать. Все содержимое особняка сэра Амброза оценивалось на последней странице документа в 155 000 фунтов; неслыханная и весьма грандиозная сумма даже для нынешнего 1660 года, а уж для июня 1622-го, времени составления означенной описи, она должна была звучать совершенно потрясающе. Даже за сокровища покойного короля Карла, известного знатока искусств и коллекционера, не дали такой суммы, когда Кромвель изъял их из королевских дворцов и распродал алчным европейским принцам.
     Леди Марчмонт перехватила мой потрясенный взгляд.
     - Как вы можете, понять от всего перечисленного здесь почти ничего не осталось, - произнесла она спокойным голосом. - Что не удалось уничтожить, военные просто унесли с собой. Только этот гроб с его документами свидетельствуют о том, каким был некогда Понтифик-Холл. Да и все, что затевал мой отец.
     - Но библиотека... - Я вернулся к первому листу и стал теперь просматривать его более внимательно. - Я не вижу упоминания о книгах вашего отца.
     - Да. - Она взяла у меня документ и, завязав его лентой, положила на место в гроб. - Эта опись не включает содержимого библиотеки. Для нее составили отдельную библиографию. - Повернувшись кругом и пошелестев бумагами, леди Марчмонт достала пачку потолще прежних. - Исключительно подробную, как видите. Здесь приведены цены, заплаченные за каждую книгу, а также имена книготорговцев или посредников, через которых их приобрели. Интересные материалы, но сейчас нет времени изучать ее. На данный момент... - Она отложила документ в сторону и вновь начала старательно рыться в гробу, переворачивая груды слежавшейся бумаги. - Сейчас, господин Инчболд, вам стоит прочесть кое-что другое. За свою жизнь мой отец получил жалованные грамоты во многих странах от разных королей и императоров. Но есть среди них... особо важные.
     Важные для чего? Как мое приглашение в Понтифик-Холл могло быть связано с этим зловонным подземельем и ворохом старых документов? С королями и императорами? Но леди Марчмонт уже повернулась и вручила мне несколько документов. Первым был пергамент с потрескавшейся огромной печатью из красного воска, по окружности которой шла едва различимая надпись:

     Romanum Imperatores Rudolphus II
     Caesarum Maximus Imp: Rex
     SALVTI PUBLICAE
     <Римский император Рудольф II
     Верховный самодержец Империи: царь
     ПРИВЕТСТВУЕТ НАРОД (лат.)>

     Я поднес документ поближе к свету. Над печатью имелось несколько абзацев текста, начертанного жирным готическим шрифтом на немецком языке, и - сколько смог я разобрать со своими ограниченными познаниями в этом наречии - он гласил, что данный документ наделяет полномочиями на поиск и приобретение книг и манускриптов в пределах Богемии, Моравии, Силезии и Галаца. Он датировался 1610 годом. Я немного потер между пальцами сморщенный уголок документа, наслаждаясь прекрасным качеством пергамента, нежного и гладкого, как девичья щечка. Затем я осторожно перевернул его, услышав тихое, радующее душу похрустывание, и поправил большим пальцем очки на переносице.
     Второй документ, датированный следующим годом и скрепленный такой же печатью, был сходного значения, только его юрисдикция распространялась за пределы Чешских земель и включала Австрию, Штирию, Майнц, Верхнее и Нижнее пфальцграфства, а самое удивительное - и владения турецкого султана. Заключительные три страницы содержали, соответственно, императорскую грамоту о пожаловании дворянского достоинства, приказ о назначении ежегодного пенсиона в 500 талеров и о присвоении степени доктора философии Каролинума. Последний, написанный по-латински, документ был украшен рельефным оттиском герба. Подняв глаза, я увидел, что леди Марчмонт, сведя брови к переносице, пристально следит за моей реакцией. Лампа зашипела и - это меня встревожило - почти погасла.
     - Это в Праге.
     - В Праге? - Мой вопросительный взгляд вернулся к пергаментам из телячьей кожи, которые я нервно теребил в руках.
     - Каролинум, - сказала она монотонным голосом, словно повторяла простой урок для бестолкового ребенка, - находится в Праге. В Богемии. Мой отец провел там много лет.
     - В Каролинуме?
     - Нет. В Богемии. После того как Рудольф перевел императорский двор из Вены в Прагу.
     Я продолжал рассматривать документы.
     - Значит, сэр Амброз состоял на службе у императора Священной Римской империи?
     Она кивнула, явно довольная оттенком благоговения, появившимся в моем голосе.
     - Сн