куском бечевки, который сложила наподобие пращи.
   - Собрала провизию. Ну-ка, возьми, а я погляжу, что за дверью.
   Он согнулся под тяжестью и беззвучно выругался.
   Котт открыла заднюю дверь дюймов на шесть и осторожно выглянула наружу.
Ветер отбросил волосы с ее лба. Мрак голубел, ночь  уступала  место  утру,
небо совсем очистилось от туч.
   - По-моему, они ушли, - сказала она наконец. - Можно идти.
   - Ты уверена? - его вдруг охватила неуверенность, он подумал,  что  это
его последний шанс, то место, где дорога  раздваивается  раз  и  навсегда.
Если он выйдет за дверь, уютная кухня уже не будет по-прежнему безопасной,
его мир изменится.
   - Идем же, Майкл!
   Котт уже вышла наружу, ее волосы развевались и метались,  словно  живое
существо, а ветер раздувал балахон вокруг  ее  ног.  Во  дворе  кружили  и
летали листья, будто пепел старого костра, а шум леса под ветром  сливался
в непрерывный рев.
   - Ну ладно, ладно, - он вышел наружу, и ветер захлопнул за ним дверь.
   Они пошли через  двор,  прищуривая  глаза.  Он  вспомнил  дикие  дебри,
которые мельком видел один раз, огромную  пустую  чащу,  и  ему  в  голову
пришла сумасшедшая мысль.
   - Одну минутку, Котт, - закричал он под вой бури.
   - Что?
   Он с лязгом отодвинул засов на дверях  конюшни,  и  его  обдало  теплом
лошадей и сена. Внутри невидимая Мечта ударила копытом.
   - Мы возьмем с собой лошадь, Котт. Будем ездить на ней там.
   - Майкл, погоди...
   Но он был весь во власти своего плана. Он схватил уздечку, седло, сунул
большой палец в рот кобылке, чтобы разомкнуть ее зубы и вставить мундштук.
Нетерпение Котт заразило его, и он торопился. Как захватывающе было делать
все это! Головокружительное приключение! Все его сомнения  рассеялись.  Он
смеялся, седлая удивленную кобылку, туго затянул подпругу и  вывел  ее  во
двор, где бушевал ветер.
   Светало, густая синева неба побелела над горами. Скоро разгорится заря,
и проснется его дед, если еще не встал. Котт собрала вещи  Майкла,  и  они
зарысили со двора, как пьяные воры. Кобылка  вскидывала  голову,  стараясь
выдернуть поводья из рук Майкла. Она словно чуяла, чем все это кончится.
   - Куда мы? - спросил Майкл.
   - К мосту. Под ним самый простой путь.
   Мост!
   - Но, Котт...
   Она словно не услышала и, как гонимый ветром лист, побежала  к  низине,
где ревели деревья и река вскипала белой пеной в полумраке.
   - Черт подери, Котт! - он кинулся за ней, а кобылка гарцевала у него за
плечом. По мокрой траве луга бежать было труднее. Он не  закрыл  за  собой
ворота - нечто немыслимое!  -  но  Котт  уже  была  неясным  пятном  среди
деревьев, оставив его далеко позади.
   - Подожди!
   Он выругался, сунул ногу  в  стремя  и  вскочил  в  седло,  а  Мечта  в
растерянности описала круг. Тогда  он  ударил  ее  каблуками  и  выкрикнул
что-то невнятное. Кобылка рванулась к деревьям галопом, и они надвигались,
как стена, но он не натянул поводья, а пригнулся к ее  шее,  когда  первые
ветки захлестали у него над головой, обдирая лицо сучками и  колючками.  И
понукал ее бежать быстрее.
   Земля резко ушла вниз, и  кобылка  съехала  по  крутому  склону,  почти
присев на задние ноги, короткими прыжками переносясь через пни  и  упавшие
стволы. Майкл дал ей волю. Она прижала уши, сверкали белки ее глаз. Копыта
скользили и срывались на глине и палых листьях.
   Затем она дернулась и изогнулась. Секунда  свободного  падения,  фонтан
белых ледяных брызг вокруг них, и вода захлестнула его по пах. Они были  в
глубокой части реки, и течение увлекало их туда, где  вырисовывался  мост,
такой же массивный и суровый, как подъемный мост крепости. Вода исчезала в
его пасти.
   Мечта плыла, задрав морду, вода бурлила у ее шеи. Майкл  соскользнул  с
седла и уцепился за гриву, чувствуя, как окостеневает его тело. Он  грязно
выругался сквозь стучащие зубы: Котт бросила  его,  заманила  сюда,  чтобы
утопить.
   И увидел ее на берегу. Его вещи были привязаны у нее на  поясе,  и  она
нырнула в беснующуюся реку.
   Котт!
   Но она уже цеплялась за  седло,  а  волосы  облепляли  ей  лицо,  точно
водоросли. Он завопил, перекрикивая шум реки и ветра.
   - Куда ты делась? Почему убежала вперед?
   Она махнула рукой на западный берег. Он смигнул воду с  глаз  и  увидел
среди деревьев на фоне бледнеющего неба  голову  Всадника.  Он  следил  за
ними.
   - Снятый Боже!
   Но они уже пронеслись мимо, течение увлекало их вперед под темные своды
моста в другой мир.




         * ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ИНОЕ МЕСТО * 


        10

   Он несколько минут лежал, следя за узорами, которые лучи  автомобильных
фар отбрасывали на потолок, прислушиваясь к шуму моторов и людским голосам
даже в такой поздний час - к звукам большого города.
   В постели он был один. Тактично  с  ее  стороны  уйти  до  утра,  когда
положение могло стать неловким... Конечно, при условии, что  его  бумажник
не исчез вместе с ней.
   Нет, не исчез. Он прошлепал босыми ногами через крохотную комнатушку  и
чуть отодвинул штору, другой рукой нащупывая сигареты на комоде. В комнате
было жарко, под мышками пощипывал пот. Но если  открыть  окно,  шум  машин
перейдет в грохот, а  душный  воздух  освежат  выхлопные  газы.  Уж  лучше
вариться в собственном соку. Даже и сейчас эти ночные звуки не давали  ему
уснуть, а скрип на  лестничной  площадке  заставлял  его  подскакивать  на
кровати.
   Опять этот сон! Вот что его разбудило.
   Он закурил сигарету и с облегчением затянулся  сизым  дымом.  Пальцы  у
него тряслись, и на пол упала колбаска пепла. Столько  времени  прошло,  а
сон все тот же... Сколько миновало лет?
   Он запустил пятерню в волосы. Все еще не  протрезвел,  во  рту  сухо  и
кисло. На мгновение он пожалел, что  голова  у  него  такая  крепкая.  Эти
алкогольные развлечения обходятся дорого, и, Бог свидетель, они ему не  по
карману. Он смутно чувствовал, что и со здоровьем у него неладно. Утренний
кашель...  и  последнее  время,  поднимаясь  по  лестнице,  пробуя  бежать
трусцой, он что-то слишком часто задыхается. Может, все дело в городе.  Он
дышит им днем и ночью, глотает бетонную пыль и смог, и кровь у него словно
густеет и еле ползет по артериям. Иногда ему чудилось, что  стоит  уехать,
вернуться к деревьям, траве, молодым росткам, и он все выкашлянет и  вновь
станет восемнадцатилетним. Что за фантазия!
   Но под древесными ветвями, вспомнил он, были густые тени, а  там  ночью
светила только луна - "волчье солнце", как называла ее Котт. Он отошел  от
окна, плюхнулся на кровать, уже жалея, что глупая девчонка не  осталась  с
ним на глухие часы ночи, чтобы обнимать его и  болтать  всякую  чепуху  до
зари.
   И нечестно было заподозрить, что  она  могла  его  обокрасть.  Довольно
милая, молодая, чуть-чуть доверчивая. Подцепили его на крючок  в  баре  ее
темные глаза, от которых волосы зашевелились на затылке. Очередное  ложное
узнавание. Подшить ко всем прежним.  Он  всегда  ловился  на  определенное
выражение лица, изгиб бровей, цвет волос. Это перешло в привычку.
   Как бишь ее звали?
   Неважно. То имя слишком крепко засело у него  в  голове.  То  лицо,  та
насмешливая улыбка. Чеширский Кот и его путешествие по Стране Чудес.
   Ее нет. Он оставил  ее  там,  смотрел,  как  ее  фигура  уменьшается  и
уменьшается, пока он уносился прочь. Назад в свой мир. Она водила  его  по
чужим краям, по страшному месту, которое чуть не убило их обоих. И вот  он
видит этот сон. Этот жуткий сон, переносящий его в детство и в другой мир.
Черт, как он ненавидит темноту, широкие просторы. Только в ярких  огнях  и
хаосе города он чувствует  себя  более  или  менее  в  безопасности.  Даже
сейчас. Но как странно, как пугающе  вдруг  обнаружить,  что  воспоминания
возвращаются с такой ясностью, с такой быстротой.  Он  вспоминал  то,  что
считал  давно  забытым  или  надежно  заблокированным.  Очень  странно   и
непонятно.
   И еще тоска. Он толком не знал, что именно в прошлом наложило  на  него
такую печать, направило его брести по этой  дороге  все  дальнейшие  годы.
Возможно, все сводится к простой немыслимости этого. Прожить жизнь дважды,
состариться во второй раз. Он угрюмо улыбнулся. Сознание  мужчины  в  теле
мальчика. Не исключено.
   А может быть, причина в том, что он видел  и  что  делал.  Убивал.  Или
воспоминание о Котт. И вновь возникло ее лицо.
   Он  снова  затянулся.  Года,  потраченные  на  то,  чтобы  забыть,   на
отрицание, что это вообще было (и Бог свидетель, это же могло быть  только
сном), но деваться от кошмара было некуда. Лицо брата Неньяна  перед  тем,
как он умер. Ужас того дня.
   С памятью нельзя договориться, думал он. Все козыри у  нее.  И  никакие
сделки невозможны.
   Он посмотрел на свои часы. Почти три. До рассвета меньше двух часов,  а
утром надо идти на работу. Обхохочешься.
   Но в бутылке, заметил он, осталось немного  виски.  Есть  чем  оглушить
сознание. Он допил бутылку тремя глотками: огненная жидкость  обожгла  ему
глотку и зажгла внутренности. Так-то лучше. В самый раз.
   Он снова лег и нахмурился. Он действительно сумел  вечером  или  просто
заснул, и потому она и ушла так быстро? Он не  помнил,  и  все  тут,  черт
подери.
   А, пропади оно все пропадом!  Еще  одно  безымянное  лицо  и  еще  одна
бессонная ночь. Вой полицейских сирен  под  окном,  затихающий  дальше  по
улицам.  Звон  разбитой  бутылки,  хохот,  топот  бегущих  ног.  Все   это
происходит, подумал он смутно. Все это здесь.
   Он  вспомнил  ледяную  воду,  кобылку,  отряхивающуюся,  точно  собака.
Вспомнил сияющее лицо Котт, и то, как первая заря разгоралась над лесами и
холмами другого мира.


   - Мы тут, - сказала она. - Вернулись назад.
   Он с  трудом  поднялся  на  ноги.  Холодная  вода  хлюпала  в  сапогах,
скатывалась по спине. Его начинала бить дрожь.  Ведь  они  стояли  в  тени
деревьев, и солнце было лишь ярким осколком, запутавшимся в кронах. Ночная
прохлада наполняла низину у плещущейся  реки.  Рядом  Мечта  встряхнулась,
обдав их каплями. Вид у нее был ошалелый.
   Они, казалось, выбрались из пещеры. Река тут текла спокойно, не то  что
там, откуда они сюда  попали,  почти  без  ряби  огибала  камни  и  корни,
безмятежно журчала что-то самой себе. Пещера была  темной,  глубокой,  как
пасть моста по ту ее сторону. Было в ней что-то зловещее.
   - Идем, - сказала Котт, - не то мы совсем замерзнем.
   Она зашагала, а  дробовик  Майкла,  мешок  и  остальное  свисали  с  ее
худеньких плеч, с волос капала вода. Майкл молча взял кобылку под уздцы  и
пошел следом, а в сапогах у него чмокала ледяная жижа.
   Они  взобрались  по  крутому  склону,  заросшему  соснами.  Ноги  мягко
погружались в ковер сухой хвои. В небе бесшумно всходило огромное  солнце,
между  стволами  деревьев  хлынул  свет,  прозрачный  как  стекло,   четко
вырисовывая мельчайшие детали блеском и тенями. В лесу стояла  тишина.  Ее
нарушали только их тяжелые шаги и дыхание. Тишина оглушительно  жужжала  в
ушах Майкла. Пожалуй, среди высоких вершин шуршал ветерок, но и все.
   Они добрались до  верха  склона.  Мечта  фыркнула  и  втянула  ноздрями
пронизанный светом воздух.  Они  стояли  у  края  словно  бы  бесконечного
простора.
   Деревья поредели, отступили - лишь рощицы были разбросаны по  огромному
пространству холмистых гряд и долин, простиравшемуся миль на тридцать  под
углом к восходящему солнцу.  А  там  деревья,  перегруппировавшись,  вновь
образовали дремучий лес на южных склонах,  куда  хватал  глаз.  В  лощинах
колыхались знамена туманов, шириной в милю. Заря вызолотила их, превратила
в мерцающую дымку, так что казалось, будто лес дымится на солнце. Туман  и
дымка превращали холмы в силуэты, а воздух был так  прозрачен,  что  Майкл
словно различал не только поляны и  прогалины,  но  и  отдельные  деревья.
Словно разглядываешь в лупу тщательно выписанную картину.
   - Веолдвид, - сказала Котт.
   - Что?
   - Дикий Лес, Майкл. Он тянется отсюда, почти нетронутый,  отсюда  и  до
высочайших гор на юге.  У  их  подножья  к  нему  примыкает  Волчий  Край,
скверное место, где  властвуют  человековолки,  а  среди  деревьев  таятся
другие существа, не менее опасные. Я уже говорила тебе о людях,  обитающих
в лесу: племена, жители деревень, странники. И, конечно, древесный народ -
вирим.
   Сквозь сосны пробрался ветер, и Майкл снова задрожал.
   - А Всадник? Что помешает ему  последовать  за  нами  тем  же  путем  и
нагнать нас?
   Котт покачала головой.
   - Не думаю, что он хочет схватить нас. Он следит, но всегда держится  в
стороне. Пока он только наблюдает. А действуют  за  него  волки  и  другие
такие же его прислужники.
   - Замечательно! - буркнул Майкл, но почему-то  им  овладела  непонятная
бодрость. Собственно, даже раньше, чем они поднялись сюда, но  теперь  она
обрела силу. Может быть, причиной был хрустальный  воздух,  игра  света  в
росе. Или запах сосновой смолы, и гигантская панорама у его ног, оживающая
в лучах восходящего солнца, будто это было самое первое ее утро, и  видели
его только они с Котт. Ему хотелось запеть, но  он  ограничился  тем,  что
поцеловал Котт в холодные губы и был вознагражден ее незабываемой улыбкой.
   - Мы тут  совсем  заледенеем.  По-моему,  нам  сейчас  нужен  костер  и
какой-нибудь завтрак. Что скажешь?
   Он радостно кивнул, и они спустились туда, где деревья обещали приют  и
много хвороста.
   Не поросенок на вертеле, но почти то же самое: скворчащая на сковородке
грудинка и  хлеб,  чтобы  собирать  жир.  У  Майкла  хватило  благоразумия
положить  спички  в  герметически  закрывающуюся  жестянку,  а  валяющийся
повсюду хворост был сухим, точно трут. Высокое жаркое пламя их костра было
почти бездымным. Вокруг они воткнули палки и повесили сушиться  одежду,  а
сами сидели голые, купаясь в тепле, а кобылка умиротворенно паслась рядом.
Везде кругом царило полное безлюдие. Птицы были  -  Майкл  узнал  песню  и
дрозда и реполова, - и заяц присел на  задние  лапы,  разглядывая  их.  Но
никаких признаков людей. Ни дорог, ни дыма, ни шума.
   - Ни уроков! - весело сказал Майкл. - Ни алгебры, ни тригонометрии,  ни
грамматики.
   Котт вопросительно вздернула темную бровь, но она возилась с грудинкой,
морщась, когда капельки плюющегося жира попадали ей на кожу.
   - Я свободен! - продолжал Майкл. - И могу делать, что захочу.
   - В таком случае можешь помочь мне, - сообщила ему Котт.  -  Подержи-ка
сковородку. Ну вот, почти готова.
   Они завтракали в необъятной тишине, протирая сковородку кусками  хлеба,
чувствуя себя королями. На соседнем дереве щебетал щегол, а потом набрался
смелости и спорхнул на землю возле их ног в поисках крошек. Майкл вспугнул
его, внезапно засмеявшись. Он стоял, согретый огнем, над  головой  у  него
был синий купол неба, трава между пальцами ног  приятно  их  холодила.  Он
чувствовал себя полным сил, непобедимым, и каждый глоток  воздуха  казался
вкусным, как родниковая вода. Котт посмотрела на него, откинув  голову,  и
засмеялась. Он прыгнул на нее, хихикая они покатились по росе  и  занялись
любовью так, словно это был обычный способ избавиться от избытка энергии -
быстро и бездумно.
   - Так куда? - спросил он, когда они лежали уже спокойно. Она  прижалась
головой к его груди. - Куда теперь?
   - Куда ты захочешь. Куда угодно.
   Куда угодно! Он может прожить целую жизнь здесь, в этом месте, а  потом
вернуться домой в то самое утро, когда ушел оттуда.  Времени  у  них  хоть
отбавляй.
   - Котт, ты ведь знаешь, где мы? Знаешь эти места?
   - Мы в холмах к северу от Дикого Леса, далеко от  всех  селений.  Я  не
решаю, куда выводят двери.  Мост  с  твоей  стороны,  как  и  эта  пещера,
соответствующая ему в этом мире,  постоянны,  но  остальные  перемещаются,
пропадают,  исчезают,  возникают  вновь   без   всяких   видимых   причин.
Пользоваться ими - всегда риск.
   - Ну а чтобы попасть назад? - спросил Майкл с невольной тревогой.
   - Чтобы вернуться в то же самое место и время, нам надо будет  проплыть
через пещеру назад. И мы выберемся из-под моста в твоем мире.
   Это его успокоило. Майкл  взглянул  в  пустое  небо.  В  воздухе  веяло
прохладой, дыханием осени, от которого его не мог  уберечь  даже  пылающий
огонь, хотя Котт была теплой и прижималась к нему. Поблизости Мечта щипала
траву,  будто  паслась  на  лугу  дома.  В  этом  было  что-то   непонятно
утешительное.
   День они провели под кровом  деревьев,  высушивая  одежду,  прикидывая,
насколько хватит их припасов, решая, куда им направиться и чем заняться. У
Майкла возникло странное ощущение, что он здесь не просто для того,  чтобы
странствовать и развлекаться. За всем этим крылась какая-то причина, и  он
не сомневался, что в свой час она станет явной.
   - Да ты же прямо-таки очистила чертову  кладовую,  -  сказал  он  Котт,
когда день незаметно сменился сумерками,  и  над  горизонтом,  ярко  сияя,
взошла вечерняя звезда. Он рылся в мешке,  который  она  унесла  с  фермы.
Грудинка и хлеб, яблоки и джем, сыр, овсяные лепешки и  яблочный  пирог  -
особая гордость его бабушки.
   - А чая нет, - сказал он. - Что мы будем пить?
   - Воду, а что же еще?
   - Угу... Э-эй! Минутку, Котт! Это уже воровство.
   Она бросила на него невинный взгляд, натягивая  брюки  его  дяди  Шона.
Рядом лежала одна из его старых рубашек с открытым воротом.
   - Мне нужно во что-то переодеться, Майкл, - она  застегнула  брюки  над
пупком и перепоясалась бечевкой. Когда она нагнулась за рубашкой, ее груди
колыхнулись, и она ответила лукавой улыбкой на пристальный взгляд Майкла.
   - Веди себя прилично, миленький.
   Майкл буркнул что-то о бесстыдстве, потом покачал головой и  отошел  от
костра, чтобы повести  кобылку  ближе  к  свету.  Со  всех  сторон  к  ним
подбиралась тьма. Внезапно он словно увидел перед собой  Котт  в  красивом
платье, в туфлях, со шляпкой на голове. Но лицо  под  полями  шляпки  было
лицом Розы. Потом он понял, что не знает, вообразил  ли  он  действительно
Розу. Для него их лица слились в одно, и это его встревожило.
   Мечта потерлась о него носом, а он сунул ей огрызок яблока  пожевать  и
расчесал пальцами ее  гриву.  Всегда  такая  нервная,  она  вела  себя  на
удивление спокойно. Может быть, причиной  была  тишина  вокруг,  хотя  уже
начал подниматься ветер. Майкл слышал, как он посвистывает  среди  ветвей.
На юге распахивался простор пустоты -  ни  огней,  ни  машин,  только  уже
поухивали совы, просыпаясь. Муллану тут понравилось бы. Это были  их  края
до того, как Человек наложил на них свою печать, -  красивые,  нетронутые.
Но и опасные, напомнил он себе. Странные существа бродили здесь при лунном
свете. Этого не следовало забывать.
   - Мы тут в безопасности? - спросил он Котт, вернувшись к костру. -  Или
надо ночью дежурить?
   Она подогревала разломавшийся пирог на  сковородке,  оставшейся  жирной
после завтрака, и в ночном воздухе аппетитно пахло яблоками.
   - Тут мы можем быть спокойны. Остерегаться нам нужно в  лесу,  пора  бы
тебе знать, - она откинула голову, глядя на синий полог  ночи  за  ветвями
рощи. - Но здесь нам ничто не грозит, если ты не боишься сов.
   Он сел рядом с ней, и  они  вместе  принялись,  обжигая  пальцы,  брать
кусочки пирога и кормить друг друга. От новой одежды  Котт  исходил  запах
его дома даже после купания в реке. Запах мыла и утюжки.  Ее  собственный,
сочный (если это было подходящим словом), поднимался из открытого  ворота,
такой же неуместный, как волк в гостиной.
   Наевшись, они легли на седло Мечты вместо подушки, укрылись потником, а
перед глазами у них плясали и потрескивали языки пламени.
   - Завтра мы отправимся в Дикий Лес, - пробормотала Котт в плечо Майкла.
- Под настоящие деревья.
   Майкл зевнул. Он чувствовал себя захмелевшим от  чистого  воздуха.  Дым
костра и яблочный пирог, лошадь и выглаженное полотно  -  благоухание  это
было лучше всякой колыбельной.
   - Как скажешь, - ответил он ей и т