снова стала шире, рука скользнула ниже, она
расстегнула пуговку на платье Дианоры  и  потрогала  ее  груди.  Сначала
одну, потом вторую, не спеша, все время улыбаясь этой своей таинственной
улыбкой.
   Дианора дрожала и не могла заставить себя унять дрожь. Потрясенная  и
испуганная, она почувствовала, как ее  тело  невольно  ответило  на  это
изучающее прикосновение. Она видела детские груди  ризелки,  полускрытые
завесой волос. Неожиданно колени ее ослабели. Раздвинутые в улыбке  губы
ризелки открывали мелкие, острые, очень белые зубки.  Дианора  глотнула,
чувствуя в сердце боль, которую сама не  понимала.  Она  молча  покачала
головой, не в состоянии заговорить. И почувствовала, что плачет.
   Улыбка ризелки погасла. Она убрала руку и  снова  застегнула  платье,
почти извиняющимся жестом. Потом так же нежно, как и  раньше,  протянула
руку и дотронулась до одной слезинки на  щеке  Дианоры.  Затем  поднесла
палец к губам и лизнула его, пробуя на вкус.
   Она и есть ребенок, внезапно подумала Дианора, эта  мысль  нахлынула,
словно волна прилива на берег. И она тотчас же поняла, что  это  правда,
сколько бы лет ни прожило это создание. Она спросила себя, не та ли  это
стройная, божественная фигурка, которую видел Баэрд при лунном  свете  у
моря в ту ночь, когда ушел из дома.
   Ризелка дотронулась до следующей слезы и тоже попробовала ее на вкус.
Ее глаза были такими большими, что у Дианоры  возникло  ощущение,  будто
она может упасть в них и больше никогда не  выбраться  оттуда.  Это  был
очень соблазнительный образ, путь к забвению. Она еще  секунду  смотрела
на ризелку, потом медленно, с усилием снова покачала головой.
   - Пожалуйста, - прошептала она, переполненная желанием  и  испуганная
им. Она боялась, что слова, желание или томление - что  угодно  -  могут
спугнуть ризелку.
   Зеленоволосое  создание  повернулось,  и  пальцы  Дианоры  сжались  в
кулаки.  Но  ризелка  оглянулась  через  плечо,  лицо  ее  теперь   было
серьезным, без улыбки, и Дианора поняла, что должна идти следом.
   Они подошли к краю пруда. Ризелка смотрела в воду, и Дианора  сделала
то же самое. Она увидела отражение голубого неба над  головой,  одинокую
белую чайку, разрезающую  воздух  над  прудом,  темно-зеленые  кипарисы,
похожие на часовых, и ветви других деревьев, еще лишенные листвы. И пока
она смотрела, поняла, что именно  здесь  не  так,  и  ее  охватил  холод
слишком рано вернувшейся зимы. Ветер дул над  ними  и  вокруг  них,  она
слышала его в ветвях и чувствовала на лице и в волосах, но вода в  пруду
была абсолютно неподвижной, словно зеркало, на ней не было  ни  морщинки
от ветра, ни движения в собственной глубине.
   Дианора отпрянула от края и повернулась к  ризелке.  Та  смотрела  на
нее, ее зеленые волосы развевал ветер, сдувал их с ее маленького  белого
личика. Глаза теперь потемнели, затуманились, она уже не была похожа  на
ребенка. Она была похожа на одну из сил природы или на посланницу  такой
силы, в которой нет жалости к смертным. Здесь не найдешь ни доброты,  ни
защиты. Но Дианора, борясь с подступающим страхом, напомнила  себе,  что
пришла сюда не за защитой, а чтобы узнать свой путь.  Она  увидела,  что
ризелка держит в руке  маленький  белый  камешек,  и  увидела,  как  она
бросила этот камешек в воду.
   Никакой ряби. Вообще никакого движения. Камень погрузился в воду  без
следа. Но вскоре после этого поверхность пруда изменилась, потемнела,  а
потом отражения в ней исчезли.  Никаких  кипарисов.  Никакого  утреннего
неба над головой. Никаких голых деревьев, обрамляющих полет  чаек.  Вода
стала слишком темной, она ничего не отражала. Но Дианора  почувствовала,
как ризелка взяла ее за руку и потянула, мягко, но неумолимо, обратно  к
краю пруда, и она посмотрела вниз,  так  как  вышла  из  сейшана,  чтобы
узнать эту правду, это знамение. И в темной воде она увидела отражение.
   Не свое или ризелки, вообще ничего  похожего  на  Королевский  сад  в
первый день Поста. Вместо него она увидела изображение  другого  времени
года, поздней весны или  лета,  большую  толпу  людей  и  даже  каким-то
образом услышала голоса этой толпы, а фоном голосам  служил  непрерывный
шелест и шум волн.
   И в глубине пруда Дианора увидела себя, одетую  в  платье  такого  же
зеленого цвета, как волосы ризелки. Она шла одна в толпе этих  людей.  А
потом увидела в пруду, куда она идет.
   В то мгновение к ней на секунду прикоснулась ледяная  рука  страха  и
исчезла. Она почувствовала, как замедляется бешеное биение ее сердца все
больше  и  больше.  Глубокое  спокойствие  снизошло  на  нее.  А   через
мгновение, вместе с грузом печали, пришло решение принять  свою  судьбу.
Многие годы ей снился по ночам такой конец. В  это  утро  она  вышла  из
сейшана на поиски этой уверенности. А теперь, над этим прудом,  ее  путь
наконец стал для нее ясным, и Дианора увидела, что он ведет в море.
   Голоса толпы растаяли, а затем и вся картина, и яркое летнее  солнце.
Пруд снова стал темным, и ничего не отражал.
   Через некоторое время, через несколько то ли мгновений, то ли  часов,
Дианора снова подняла глаза.  Ризелка  все  еще  стояла  рядом.  Дианора
посмотрела в бледные глаза,  намного  более  светлые,  чем  зачарованные
воды, но не менее глубокие, и снова увидела себя  ребенком,  каким  была
много лет назад.
   - Спасибо, - прошептала она. И еще:
   - Я понимаю.
   И  она  стояла  неподвижно  и  даже  не   дрогнула,   когда   ризелка
приподнялась на цыпочки и поцеловала ее в  губы  прикосновением  нежным,
словно крыло бабочки. На этот раз не было  и  намека  на  страсть  ни  в
дарящей, ни в принимающей поцелуй. Все уже закончилось, совершилось.  На
губах ризелки чувствовался привкус соли. То  была  соль  ее  собственных
слез, поняла Дианора. Она уже  совсем  не  ощущала  страха,  лишь  тихую
печаль, подобную гладкому камню в сердце.
   Она услышала плеск  и  снова  повернулась  к  пруду.  Кипарисы  опять
отражались в нем, и теперь их отражения дрожали  и  ломались  на  мелкой
ряби, поднятой ветром.
   Когда Дианора опять подняла  глаза,  отбрасывая  с  лица  волосы,  то
увидела, что осталась одна.
   Когда Дианора снова вышла на открытое место перед входом  во  дворец,
д'Эймон ее уже ждал, одетый в официальные одежды серого цвета, со Знаком
Власти на шее. Он сидел на каменной скамье, прислонив к ней  свой  жезл.
Шелто топтался у дверей, и Дианора заметила промелькнувшее на  его  лице
выражение облегчения, которое он не смог скрыть,  когда  она  показалась
из-за деревьев.
   Она остановилась, посмотрела на  канцлера  и  позволила  себе  слегка
улыбнуться. Конечно, это  было  притворство,  но  она  к  этому  времени
научилась прибегать к нему без участия сознания. На обычно непроницаемом
лице д'Эймона она прочла раздражение, и гнев, и другие намеки на то, что
случилось вчера. Вероятно, он готовится  к  бою,  догадалась  она.  Было
трудно, невероятно трудно переключиться снова на государственные дела  и
придворные манеры. Но это было необходимо.
   - Вы опоздали, - мягко заметила Дианора, приближаясь к нему. Он встал
ей навстречу, проявляя безупречную воспитанность. - Я прошлась по  саду.
Уже начинают зацветать анемоны.
   - Я пришел точно в назначенное время, - ответил д'Эймон.
   Когда-то она могла испугаться, но не сейчас. Он надел  на  шею  Знак,
стремясь подтвердить свою власть, она понимала, как сильно  должно  было
вчерашнее происшествие выбить его из колеи. Дианора не сомневалась,  что
он вчера ночью сказал Брандину, что покончит с собой; он был  человеком,
для которого старые традиции имели большое значение. Во  всяком  случае,
она была защищена от него броней: сегодня утром она видела ризелку.
   - Значит, я пришла раньше времени,  -  небрежно  сказала  Дианора.  -
Простите меня. Приятно, что вы  так  хорошо  выглядите  после  вчерашних
событий. Вам пришлось долго ждать?
   - Достаточно долго. Ты хотела  поговорить  о  вчерашнем  дне,  как  я
понимаю. О чем именно?
   Дианора  никогда  еще  не  слышала  от  д'Эймона  непоследовательного
замечания, не говоря уже о шутке.
   Не уступая его попытке поторопить  ее,  Дианора  села  на  скамью,  с
которой он только что  поднялся,  и  расправила  на  коленях  коричневое
платье. Сплела пальцы опущенных рук и подняла глаза. Выражение  ее  лица
стало вдруг таким же холодным, как и у него самого.
   - Он вчера чуть не погиб, - напрямик сказала она,  лишь  в  последнюю
секунду решив, какой путь избрать. - Он мог умереть. Вы  знаете  почему,
канцлер? - Она не стала ждать ответа. - Король едва не погиб потому, что
ваши люди были слишком благодушны, или слишком небрежны, и не дали  себе
труда обыскать игратян. Вы считали, что опасность может исходить  только
из провинций Ладони? Я надеюсь, со  вчерашними  стражниками  разберутся,
д'Эймон. И очень быстро.
   Она намеренно употребила его имя, а не титул. Он  открыл  рот,  потом
закрыл, явно  проглотив  готовый  сорваться  с  губ  резкий  ответ.  Она
рисковала, видит Триада, как  сильно  она  рисковала,  но  если  она  не
использует представившийся ей случай, то  другого  уже  не  будет.  Лицо
д'Эймона побелело от гнева и изумления. Он сделал глубокий вдох, пытаясь
сдержаться.
   - С ними уже разобрались, - ответил он. - Они мертвы.
   Этого она не ожидала. Но сделала  над  собой  усилие,  и  ей  удалось
сохранить спокойное выражение лица.
   - Это еще не все, - продолжала она развивать свое преимущество.  -  Я
хочу знать, почему за Каменой ди Кьярой не следили,  когда  он  ездил  в
прошлом году в Играт.
   - За ним следили. Чего ты от нас  ждала?  Ты  знаешь,  кто  стоит  за
вчерашним нападением. Ты слышала.
   - Мы все слышали. Почему вы не знали об Изоле и королеве? -  На  этот
раз язвительность, которую она вложила в эти слова, была подлинной, а не
просто тактическим ходом.
   Впервые Дианора заметила в его глазах искру сомнения. Он теребил свой
Знак, потом спохватился и опустил руку. Последовала короткая пауза.
   - Я знал, - наконец ответил он. Их взгляды встретились, в его  глазах
горел сердитый вызов.
   - Понятно, - ответила Дианора через мгновение и отвела взгляд. Солнце
уже поднялось выше и заливало  косыми  лучами  почти  всю  поляну.  Если
Дианора немного подвинется на скамье, то окажется в его  теплом  сиянии.
Невысказанный вопрос в  глазах  д'Эймона  повис  в  воздухе:  "А  ты  бы
рассказала королю, если бы узнала такое о его королеве?"
   Дианора молчала, обдумывая последствия до конца. Признав это,  поняла
она, д'Эймон оказывался в ее власти, если он уже  не  был  в  ее  власти
после вчерашнего провала и после спасения ею короля. И вследствие этого,
подумала она, ей  грозит  непосредственная  опасность.  Канцлер  не  тот
человек, которого  можно  сбросить  со  счетов.  Большинство  обитателей
сейшана имели собственное мнение насчет смерти Хлоизы  ди  Кьяры  десять
лет назад и насчет ее причин.
   Дианора подняла взгляд и спрятала тревогу за нарастающим гневом.
   - Чудесно, - ядовито сказала она. - Исключительно эффективная охрана.
А теперь, конечно, из-за того, что мне  пришлось  сделать,  ваш  любимый
придворный Незо просто обязан занять эту  должность  в  Азоли.  Ведь  он
получил почетную рану, спасая жизнь короля. Как это необыкновенно  мудро
с вашей стороны, д'Эймон!
   Она   рассчитала   неверно.   Впервые   он   улыбнулся,   тонкогубой,
безрадостной улыбкой.
   - Так в этом все дело? - тихо спросил он.
   Дианора еле удержалась от немедленного протеста. Она поняла,  что  ей
выгодно, чтобы он так думал.
   - И в этом тоже, - призналась она как бы  нехотя.  -  Я  хочу  знать,
почему вы отдавали предпочтение его назначению на должность в  Азоли?  Я
собиралась поговорить с вами об этом.
   - Я так и думал, - ответил он, и к нему вернулась некоторая доля  его
благодушия. - Я тоже проследил за некоторыми - не всеми, без сомнения, -
подарками, которые получил Шелто за последние недели  от  твоего  имени.
Между прочим, вчера на тебе был великолепный кулон. Он оплачен  деньгами
Незо? Он пытался завоевать мою благосклонность с твоей помощью?
   Он необыкновенно хорошо осведомлен и очень хитер. Это Дианора  всегда
знала. Всегда было неразумно недооценивать канцлера.
   - Эти деньги помогли его оплатить, - коротко ответила она.  -  Вы  не
ответили на мой вопрос. Почему вы отдаете предпочтение  ему?  Вы  должны
знать, что он за человек.
   - Конечно, я знаю, - нетерпеливо ответил д'Эймон. - Иначе  зачем  мне
хотеть, чтобы он убрался отсюда, как ты думаешь? Я хотел, чтобы он занял
эту должность в Азоли, потому что не доверяю ему и не хочу  держать  при
дворе. Я хочу убрать его подальше от короля в такое место, где его могут
убить без лишних хлопот. Полагаю, я ответил на твой вопрос?
   Дианора  с  трудом   сдержалась.   "Никогда,   никогда   нельзя   его
недооценивать", - снова сказала она себе.
   - Да, - сказала она. - А кто может его убить?
   - Это очевидно. Пройдет слух, что  жители  Азоли  сделали  это  сами.
Полагаю, Незо очень быстро даст им для этого повод.
   - Конечно. А потом?
   - А потом король проведет расследование и обнаружит,  что  Незо  брал
взятки в крупных размерах, а что  он  их  будет  брать,  сомневаться  не
приходится. Мы казним кого-нибудь  за  убийство,  но  король  решительно
осудит методы и жадность Незо. Он  назначит  другого  главного  сборщика
налогов и пообещает в будущем более справедливые  меры.  Думаю,  это  на
время разрядит обстановку на севере Азоли.
   - Хорошо, - произнесла  Дианора,  пытаясь  не  обращать  внимания  на
небрежное "казним кого-нибудь".  -  И  очень  продуманно.  Мне  остается
добавить только одно: новым сборщиком станет Раманус. - Она снова шла на
риск. Когда речь шла о принципах, она оставалась пленницей и наложницей,
а  он  был  канцлером  Играта  и  Западной  Ладони.  С  другой  стороны,
существовали и другие способы измерять равновесие сил, и  она  старалась
сосредоточиться на них.
   Д'Эймон холодно смотрел на нее сверху вниз. Она выдержала его взгляд,
ее глаза были широко раскрыты и смотрели неискренне.
   - Меня давно забавляло то, -  наконец  произнес  он,  -  что  ты  так
покровительствуешь человеку, который захватил тебя. Можно подумать,  что
ты не возражала, что ты хотела этого.
   Смертельно  опасно,  сверхъестественно  близко  к  цели,  но  Дианора
видела, что он ее испытывает, что этот выпад не имеет  серьезной  почвы.
Она заставила себя расслабиться и улыбнулась.
   - Как я могла возражать? Иначе я  бы  никогда  не  удостоилась  таких
приятных бесед, как эта. И в любом случае, - тон ее  стал  другим,  -  я
действительно   ему   покровительствую.   Ради   блага   жителей   этого
полуострова. А вы знаете, канцлер, что их благо всегда меня заботило. Он
порядочный человек. Боюсь, что таких людей среди игратян немного.
   Он несколько секунд молчал.
   - Ты не знаешь, что это еще не все. - Но не успела Дианора понять его
слова и удивительный тон, которым они были произнесены, как он прибавил:
   - Я серьезно подумывал о том, чтобы отравить тебя  вчера  ночью.  Или
предложить освободить и сделать гражданкой Играта.
   - Какие крайности, дорогой мой! -  Но  Дианора  чувствовала,  что  ее
охватывает холод. - Разве вы не учили всех нас,  что  равновесие  -  это
все?
   - Учил, - серьезно ответил  он,  не  поддаваясь  на  провокацию.  Как
всегда.
   - Имеешь ли ты понятие о том, что сделала с равновесием при дворе?
   - А как я должна была вчера  поступить,  по-вашему?  -  спросила  она
очень резко.
   - Речь совсем не об этом. Это очевидно.  -  На  его  щеках  вспыхнули
пятна, что было большой редкостью. Но он снова заговорил  своим  обычным
тоном. - Я и сам думал о кандидатуре Рамануса на  эту  должность.  Будет
так, как ты предложила. А пока, я чуть  было  не  забыл  упомянуть,  что
король тебя звал. Я перехватил послание раньше, чем оно попало в сейшан.
Он будет ждать в библиотеке.
   Дианора  стремительно  вскочила,  как  он  и  предвидел,  в  страшном
волнении.
   - Давно? - быстро спросила она.
   - Не очень. А что? Ты же любишь опаздывать. В  саду  цветут  анемоны,
можешь ему сказать об этом.
   - Я могла бы сказать ему еще многое другое, д'Эймон. - Гнев душил ее.
Она пыталась взять себя в руки.
   - И я тоже. И Солорес, полагаю, тоже. Но мы редко это делаем, не  так
ли? Равновесие, как ты только что заметила, - это все.  Вот  почему  мне
все еще приходится быть очень осторожным, Дианора, несмотря на  то,  что
произошло вчера. Равновесие - это все. Не забывай об этом.
   Она пыталась придумать ответ, оставить за собой последнее  слово,  но
не смогла. Мысли ее  разбегались.  Он  говорил  о  намерении  ее  убить,
освободить, согласился на ее выбор кандидата  в  Азоли,  а  потом  снова
угрожал ей. И все это в течение нескольких минут! И все это время король
ждал ее, и д'Эймон знал об этом.
   Дианора резко повернулась и с отчаянием подумала о своем неприглядном
наряде и о том, что нет времени вернуться в сейшан  и  переодеться.  Она
чувствовала, что раскраснелась от гнева и тревоги.
   Шелто явно слышал последние слова канцлера. Его глаза  над  сломанным
носом смотрели озабоченно и виновато, хотя  он  никак  не  мог  помешать
д'Эймону перехватить послание.
   Она остановилась у входа во дворец и оглянулась. Канцлер стоял один в
саду, опираясь на палку, - высокая, серая, худая фигура  на  фоне  голых
деревьев.  Небо  над  ним  снова   затянулось   тучами.   Неудивительно,
язвительно подумала Дианора.
   Потом вспомнила пруд, и  ее  настроение  изменилось.  Какое  значение
имеют эти придворные маневры, в конце концов? Д'Эймон делает только  то,
что должен делать, и она теперь поступит так же. Она увидела свой  путь.
Она сумела улыбнуться,  снова  обрела  внутреннее  спокойствие,  хотя  в
центре его все еще лежал камень  печали.  Низко  присела  в  официальном
реверансе. Пораженный д'Эймон неуклюже изобразил поклон.
   Дианора повернулась и вошла в дверь, которую открыл перед ней  Шелто.
Она снова пошла по коридору, поднялась по лестнице, прошла по идущему  с
севера на юг коридору, мимо двух тяжелый дверей.  И  остановилась  перед
третьей парой  дверей.  Больше  по  привычке,  чем  по  другой  причине,
посмотрела на  свое  отражение  в  бронзовом  щите,  висящем  на  стене.
Поправила платье и  двумя  руками  провела  по  безнадежно  растрепанным
ветром волосам.
   Затем постучала в двери библиотеки и вошла, крепко  держась  за  свое
спокойствие и образ пруда, за круглый камень знания  и  печали  в  своем
сердце, который, как она надеялась, станет якорем в ее груди и  не  даст
сердцу улететь.
   Брандин стоял  спиной  к  двери  и  смотрел  на  очень  старую  карту
известного  в  то  время  мира,  висящую  над  большим  камином.  Он  не
обернулся. Дианора подняла взгляд на карту. На ней полуостров  Ладонь  и
даже еще больший массив суши, занятый Квилеей за горами, простирающимися
далеко на юг, до самых Льдов,  был  нарисован  таких  же  размеров,  как
Барбадиор и его Империя на востоке, и как Играт на западе за морем.
   Бархатные шторы на окнах библиотеки не пропускали утренний свет, а  в
камине горел огонь, что ее встревожило. Ей было трудно смотреть на огонь
в дни Поста. Брандин держал в руке кочергу. Он был одет так же небрежно,
как и она, в черный костюм для  верховой  езды  и  сапоги.  Сапоги  были
покрыты грязью, наверное, он очень рано ездил верхом.
   Дианора постаралась забыть встречу с д'Эймоном, но не  с  ризелкой  в
саду. Этот человек был центром ее жизни; что бы в ней ни  менялось,  это
не изменилось, но встреча с  ризелкой  обозначила  ее  путь,  а  Брандин
прошлой ночью бросил ее на растерзание одиночеству и бессоннице.
   - Прости меня, мои  господин,  -  сказала  она.  -  Сегодня  утром  я
говорила с канцлером, и он только сейчас сообщил мне,  что  ты  ожидаешь
меня здесь.
   - Зачем ты с ним встречалась? -  Богатый  оттенками,  знакомый  голос
звучал почти равнод