я. Что она ничего не делает, только прячется: от  того,
кем она стала и чего еще не сделала.
   Это был главный вопрос ее жизни, и снова она отталкивала его прочь, к
границам сознания. Не сегодня. Не днем. Эти  мысли  принадлежали  только
ночам в сейшане, когда один лишь Шелто у двери мог знать о ее бессоннице
или заметить следы слез на щеках, когда приходил будить ее по утрам.
   Ночные мысли, а сейчас ясный день, и вокруг очень много людей.
   Поэтому  она  направилась  к  человеку,  которого  узнала,  и  улыбка
коснулась ее глаз. Грациозно балансируя своей чашкой, она по-игратянски,
тройным реверансом, приветствовала тучного, одетого в темное  мужчину  с
тремя массивными золотыми цепями на шее.
   - Приветствую, - пробормотала она, выпрямляясь и придвигаясь ближе. -
Вот так  сюрприз.  Как  редко  столь  занятой  смотритель  Трех  Гаваней
благоволит оторваться от своих срочных  дел  и  уделить  минуту  старому
другу.
   К сожалению, Рамануса  было  трудно  смутить  или  обескуражить,  как
всегда. Дианора пыталась заставить его выйти из себя еще с тех пор,  как
ее ночью скрутили, словно телку, на улице перед "Королевой" и утащили на
корабль.
   Сейчас  он  просто  ухмыльнулся.  С  годами  Раманус  отяжелел,  а  в
последнее время еще больше из-за того,  что  выполнял  свои  обязанности
исключительно на суше, но все равно он оставался все тем  же  человеком,
который привез ее сюда.
   Одним из немногих игратян, которые вызывали в ней искреннюю симпатию.
   - Придержи свой острый язычок, девочка, - шутливо прорычал он.  -  Не
вам,  праздным  женщинам,  которые  целый  день  только  и  делают,  что
зачесывают волосы наверх и вниз, а потом снова  наверх  для  поддержания
формы, критиковать  нас,  тех,  кто  ревностно  выполняет  свои  тяжелые
обязанности, недосыпает и седеет раньше срока.
   Дианора рассмеялась. В  густых  черных  кудрях  Рамануса  -  предмете
зависти для половины сейшана  -  не  прослеживалось  ни  единого  седого
волоска. Она выразительно посмотрела на его черные локоны.
   - Я лжец, - невозмутимо согласился Раманус, наклоняясь вперед,  чтобы
никто не мог подслушать. - Зима выдалась абсолютно спокойная. Совершенно
нечего делать. Я мог бы нанести визит, но ты же знаешь, как  я  ненавижу
эти хождения ко двору. У меня пуговицы отлетают во время поклонов.
   Дианора снова рассмеялась и быстро сжала его руку. На корабле Раманус
был к ней добр, а потом неизменно почтителен и  дружелюбен,  даже  когда
она была просто еще одним новым  телом  в  сейшане  короля,  пусть  даже
довольно известным. Она знала, что нравится ему, и еще знала, от  самого
д'Эймона, что бывший капитан Корабля дани оказался способным  и  дельным
администратором.
   Именно Дианора помогла ему занять эту должность  четыре  года  назад.
Для моряка большая честь получить место смотрителя,  который  следит  за
порядком в гаванях всех трех главных портов  Кьяры.  Судя  по  несколько
поношенной одежде Рамануса,  оно  было  слишком  близко  к  трону  и  не
приносило большой прибыли.
   Размышляя, она цокала языком по верхним зубам, и  Брандин  подшучивал
над этой ее привычкой. Он утверждал, что такое цоканье всегда предваряло
просьбу или предложение. Он очень хорошо ее знал, и это  пугало  Дианору
не меньше всего остального.
   - Это всего лишь случайная идея, - тихо сказала она  Раманусу,  -  но
тебе бы не хотелось пожить несколько лет на севере  Азоли?  Я  вовсе  не
хочу от тебя избавиться. Это скучное место, как всем известно, но у него
есть свои возможности, и  мне  бы  хотелось,  чтобы  ими  воспользовался
порядочный человек, а не какой-нибудь жадный кровопийца, из тех, что так
и вьются здесь.
   - Место сборщика налогов? - очень тихо спросил он.
   Дианора кивнула. Его глаза  слегка  расширились,  но  с  выработанной
годами сдержанностью он больше никак не проявил интереса или удивления.
   Мгновение спустя Раманус бросил  быстрый  взгляд  через  ее  плечо  в
сторону трона.  Дианора  уже  поворачивалась  туда  же,  предупрежденная
необъяснимым предчувствием.
   Поэтому она стояла лицом к Островному Трону и к двери за ним  к  тому
моменту, когда жезл герольда дважды негромко стукнул о пол и в зал вошел
Брандин. За ним шли двое жрецов и жрица  Адаона.  Рун  быстро  заковылял
вперед и встал рядом, одетый точно так же, как король, если  не  считать
шапки.
   Брандин однажды сказал  ей,  что  даже  если  бы  двадцать  герольдов
оглушительно провозгласили его появление, не удалось бы добиться большей
демонстрации власти. Любой дурак  со  средствами  мог  привлечь  к  себе
внимание подобным  образом.  Но  лучше  всего  проверить  степень  своей
власти, ее  истинную  меру,  если  войти  незаметно  и  посмотреть,  что
случится.
   Случилось то, что случалось всегда. Все находящиеся в Зале  аудиенций
в последние десять минут пребывали в состоянии ожидания, словно  застыли
на краю утеса. Теперь, так же единодушно,  двор  ринулся  выражать  свое
почтение. В переполненной комнате уже прекратились все разговоры к  тому
моменту, когда тихие удары церемониального  жезла  герольда  объявили  о
приходе короля. В  этой  тишине  два  скромных  удара  о  мраморный  пол
прозвучали, словно раскаты грома.
   Брандин  был  в  прекрасном  настроении.  Дианора  определила  это  с
противоположного конца зала, еще даже не получив намека от Руна.  Сердце
ее ускоренно забилось. Оно всегда билось так, когда Брандин входил в  ту
комнату, где она находилась. Даже через  двенадцать  лет.  Даже  сейчас,
несмотря ни на что. Так много линий ее жизни вело  к  этому  человеку  и
уводило от него или сходилось, безнадежно переплетаясь, в нем.
   Сначала он посмотрел на д'Эймона, как всегда, и тот  с  непроницаемым
лицом низко поклонился ему на  игратянский  манер.  Потом,  как  обычно,
повернулся к Солорес и улыбнулся ей.
   Затем к Дианоре. Как она ни владела собой, как ни старалась,  но  все
же ей не вполне удавалось справиться с тем, что с ней происходило, когда
взгляд его серых глаз находил ее глаза и погружался в  них.  Его  взгляд
был похож на прикосновение, мимолетное, но ощутимое, одновременно жгучее
и ледяное, как сам Брандин.
   И все это в одном взгляде,  брошенном  через  переполненную  комнату.
Однажды, много лет назад, в постели, она осмелилась задать  ему  вопрос,
который давно мучил ее:
   - Ты пользуешься  магией,  когда  любишь  меня  здесь  или  когда  мы
встречаемся в общественном месте?
   Дианора не знала, какой ответ  ей  хотелось  бы  получить  или  какой
реакции  ожидать.  Она  думала,  что  ему   может   польстить   подобное
предположение или, по крайней мере, позабавить. Но с  Брандином  никогда
нельзя быть ни в чем уверенной, его мысли бежали слишком  прихотливо,  а
ум был слишком изощренным. Вот почему  задавать  ему  вопросы,  особенно
что-то раскрывающие, было опасно. Но для нее это  было  важно:  если  он
ответит да, она попытается снова раздуть свой убийственный  гнев.  Гнев,
который, по-видимому, угас в ней здесь, в странном мире этого острова.
   Наверное, у Дианоры было очень серьезное лицо; он повернулся на своей
подушке, подперев голову одной рукой, и посмотрел на нее  из-под  ровных
бровей. Потом покачал головой.
   - Не так, как ты думаешь. Я  ни  на  что  не  действую  и  ничего  не
контролирую своими  чарами,  кроме  зачатия.  У  меня  больше  не  будет
наследников. - Она знала об этом; все его женщины знали. После паузы  он
осторожно спросил:
   - Почему ты спрашиваешь? Что с тобой происходит?
   На мгновение ей показалось, что она уловила в его голосе колебание.
   - Слишком многое, - ответила она. - Происходит слишком многое.
   В тот единственный раз она сказала чистую правду, правду  потерявшего
невинность сердца. Его проницательные, ясные глаза светились пониманием.
И это ее испугало. Она снова скользнула поближе  к  его  телу,  движимая
своим страстным порывом, потом легла на него сверху, чтобы все  началось
опять. Все - предательство и воспоминания, смешанные с желанием,  как  в
том янтарном вине, которое, как говорят,  пьют  боги  Триады  -  слишком
крепком для простых смертных.
   - Ты серьезно насчет этой должности в Азоли?
   Голос Рамануса звучал тихо. Брандин не пошел к трону, а непринужденно
прошел в зал - еще одно свидетельство его милостивого расположения духа.
Рун с кривой ухмылкой тащился следом за ним.
   - Признаюсь, я никогда даже не  думал  об  этом,  -  прибавил  бывший
капитан.
   Дианора с усилием вернулась мыслями к нему. На секунду она  забыла  о
своем вопросе. Так действовал на нее  Брандин.  Это  нехорошо,  подумала
она. По многим причинам нехорошо.
   Она снова повернулась к Раманусу.
   - Я говорю совершенно серьезно,  -  сказала  она.  -  Но  я  не  была
уверена, захочешь ли ты получить эту должность, даже если это  возможно.
Твое нынешнее положение выше, и это, в конце концов, Кьяра. Азоли  может
дать тебе шанс разбогатеть, но полагаю, ты  представляешь  себе,  что  с
этим связано. Что для тебя имеет значение, Раманус?
   Вопрос  был  задан  в  лоб,  что  было  недопустимо  с  точки  зрения
вежливости, особенно в отношениях с другом.
   Он мигнул и стал теребить одну из своих цепочек, знак должности.
   - Вот к чему это сводится? - неуверенно спросил он. - Ты так  на  это
смотришь? Разве не могут двигать мужчиной перспективы  нового,  трудного
дела или даже -  рискуя  показаться  глупым  -  желание  служить  своему
королю?
   Теперь заморгала Дианора.
   - Ты  меня  пристыдил,  Раманус,  клянусь,  -  через  секунду  просто
ответила она. - И положила на его рукав  ладонь,  чтобы  остановить  его
возражения. - Иногда меня удивляет то, что со мной происходит.  Все  эти
интриги, которые здесь процветают.
   Дианора   услышала   приближающиеся   шаги,   и    следующие    слова
предназначались столько же  для  человека  за  ее  спиной,  сколько  для
стоящего перед ней.
   - Иногда я спрашиваю себя, что этот двор со мной делает?
   - Могу ли я тоже поинтересоваться этим? - спросил Брандин  Игратский.
Улыбаясь, он присоединился к ним. Но не  прикоснулся  к  ней.  Он  очень
редко  прикасался  к  женщинам  сейшана  при  посторонних,  а  это   был
игратянский прием. Они знали его правила. Вся их жизнь  подчинялась  его
правилам.
   - Милорд,  -  произнесла  Дианора,  оборачиваясь  и  приветствуя  его
жестом. В ее голосе звучали провокационные нотки.  -  Вы  находите  меня
более циничной, чем я была тогда, когда этот ужасный человек привез меня
сюда?
   Насмешливый взгляд Брандина переместился с нее  на  Рамануса.  Не  то
чтобы ему  нужно  было  напоминать,  какой  именно  капитан  привез  ему
Дианору. Она знала это, и он знал,  что  она  знает.  Все  это  являлось
неотъемлемой частью их словесного танца. Его ум заставлял  ее  напрягать
свой до последних пределов, а потом отодвигал эти  пределы  еще  дальше.
Она заметила, возможно, потому,  что  только  что  говорила  об  этом  с
Раманусом, что в бороде  Брандина  появилось  столько  же  седых  волос,
сколько осталось черных.
   Он  задумчиво  кивнул,  притворяясь,  что  серьезно  обдумывает  этот
вопрос.
   - Да, мне придется это признать. Ты стала циничной интриганкой  почти
до такой же степени, до какой этот ужасный человек растолстел.
   - До такой степени? - запротестовала Дианора. - Милорд, но  он  очень
толстый!
   Мужчины рассмеялись. Раманус любовно похлопал себя по животу.
   - Вот что случается, если  двадцать  лет  кормить  человека  холодной
солониной в море, а потом подвергнуть соблазнам королевского города.
   - Ну, в таком случае, - сказал Брандин, - нам придется отослать  тебя
куда-нибудь до тех пор, пока ты не станешь снова стройным, как тюлень.
   - Милорд, - мгновенно отреагировал Раманус, -  я  готов  отправиться,
куда вы прикажете. - Выражение его лица было серьезным и напряженным.
   Брандин это заметил, и его тон тоже изменился.
   - Я это знаю, - пробормотал он. - Хотелось бы чаще  видеть  тебя  при
дворе. При обоих моих дворах. Тучный ты или худой, Раманус, я о тебе  не
забываю, что бы ни думала Дианора.
   Очень высокая похвала, нечто вроде обещания  и  разрешение  в  данный
момент удалиться. Раманус отвесил официальный поклон и  отошел.  Брандин
сделал несколько шагов в  сторону,  Рун  шаркал  рядом  с  ним.  Дианора
последовала за ним, как он и ожидал. Оказавшись  вне  досягаемости  ушей
всех остальных, кроме шута, Брандин повернулся к ней. Она  с  сожалением
увидела, что он пытается сдержать улыбку.
   - Что ты сделала? Предложила ему север Азоли?
   У Дианоры вырвался прочувствованный вздох  отчаяния.  Все  время  так
получалось.
   -  Ну,  это  уже  нечестно,  -  запротестовала  она.  -  Ты  все-таки
пользуешься магией.
   Он позволил себе улыбнуться. Она знала, что за ними наблюдают. Знала,
о чем говорят между собой придворные.
   - Вот еще, - пробормотал Брандин, - я  стану  расходовать  магию  или
свои силы, когда все так прозрачно.
   - Прозрачно! - возмутилась Дианора.
   - Ты тут ни при чем, моя циничная  интриганка.  Но  Раманус  чересчур
быстро стал  слишком  серьезным,  когда  я  пошутил  насчет  возможности
отослать его служить подальше. А единственный значительный пост, который
сейчас свободен, это на севере Азоли, так что...
   Он не закончил предложения. В его глазах продолжал играть смех.
   - Неужели выбор был бы так уж плох? -  с  вызовом  спросила  Дианора.
Поистине вызывало тревогу, как легко Брандин мог проникать в самую  суть
вещей.  Если  позволить  себе  задуматься  над  этим,  то  можно   снова
испугаться.
   - А как ты думаешь? - спросил он вместо ответа.
   - Я? Думаю?  -  Дианора  приподняла  выщипанные  брови  преувеличенно
высоко.
   - Как может  жалкая  женщина,  случайно  выбранная  для  удовольствия
короля, рискнуть иметь собственное мнение по подобным вопросам?
   - Вот это умное замечание, - быстро кивнул Брандин. - Что ж, придется
посоветоваться с Солорес.
   - Если ты дождешься от нее умного  замечания,  -  запальчиво  сказала
Дианора, - я брошусь с балкона сейшана в море.
   - Через всю площадь перед гаванью? Едва  ли  это  возможно,  -  мягко
произнес Брандин.
   - Как и получить умное замечание от Солорес, - ответила она.
   В ответ на это он громко рассмеялся. Двор прислушивался. Все слышали.
Каждый сделает собственный вывод, но все в конце концов, все они  придут
к одному и тому же заключению. Шелто, подумала  она,  вероятно,  получит
тайные пожертвования не только от Незо из Играта еще до конца дня.
   - Сегодня утром на горе я видел кое-что интересное, - сказал Брандин,
становясь серьезным. - Кое-что совершенно необычное.
   Вот почему он хотел поговорить с ней с глазу на глаз, поняла Дианора.
Сегодня утром он поднимался на Сангариос, она одна из немногих знала  об
этом. Брандин хранил свою вылазку  в  тайне,  на  тот  случай,  если  бы
потерпел неудачу. Она уже готовилась потом подшучивать над ним.
   В начале весны, как только  ветры  начинают  менять  направление,  до
того, как в Чертандо, и  Тригии,  и  в  южных  областях  той  провинции,
которая прежде звалась Тиганой, растает последний  снег,  наступают  три
дня Поста, знаменующие поворот года.
   Нигде на Ладони не зажигали огня, если он  уже  не  горел  до  этого.
Верующие постились, по крайней мере, в первый из трех дней.  Колокола  в
храмах Триады молчали. Мужчины ночью не выходили из дома, особенно после
наступления темноты в первый день, день Мертвых.
   Осенью  тоже  соблюдали  дни  Поста,  на  границе  полугодия,   когда
наступало время оплакивать Адаона, убитого на своей горе в Тригии, когда
солнце начинало тускнеть, а  Мориан  уединялась  в  своих  Чертогах  под
землей. Но весенние дни внушали еще более  леденящий  ужас,  особенно  в
сельской местности, потому что так много зависело  от  того,  что  будет
после них. Окончание зимы, сезон пахоты и надежда на урожай,  на  жизнь,
на изобилие грядущего лета.
   На Кьяре существовал свой ритуал, которого не было  больше  нигде  на
Ладони.
   На острове рассказывали легенду о том,  что  Адаон  и  Эанна  впервые
сошлись для любовных объятий на вершине Сангариоса и пробыли  там  целых
три дня и три ночи. Что, достигнув бурной вершины удовлетворения  своего
желания, на третью ночь Эанна, богиня Огней, создала звезды на небесах и
разбросала их, словно сияющие кружева, во тьме. И легенда  гласила,  что
через девять месяцев - три раза по три  -  получила  завершение  Триада,
когда в разгар зимы родилась Мориан в одной из пещер на этой же горе.
   И вместе с Мориан в мир вошли и жизнь, и смерть, а с жизнью и смертью
пришел смертный человек и зашагал под только  что  названными  звездами,
двумя лунами, стерегущими ночь, и солнцем, освещающим день.
   И по этой причине Кьяра  всегда  утверждала  свое  превосходство  над
девятью провинциями Ладони, и также по этой причине остров считал Мориан
хранительницей своей судьбы.
   Мориан, богиня Врат, которая имела власть  над  всеми  порогами.  Ибо
каждому известно, что все острова - это отдельные миры, что приехать  на
остров означает попасть в другой мир. Истина, известная под  звездами  и
лунами, пусть о ней не всегда помнят при свете дня.
   Раз в три года, в начале каждого года Мориан, в  первый  из  весенних
дней Поста, молодые люди Кьяры соревнуются друг с другом на  рассвете  в
беге к вершине Сангариоса, чтобы сорвать там темный,  как  кровь,  побег
сонрай, опьяняющих горных  ягод,  под  бдительным  оком  жрецов  Мориан,
несущих вахту на пике всю ночь,  среди  оживших  духов  умерших.  Первый
мужчина,  спустившийся  с  горы,  нарекался  повелителем  Сангариоса  до
следующего состязания по прошествии трех лет.
   В древние времена, очень древние, через шесть месяцев, в первый  день
осеннего Поста женщины  устраивали  охоту  на  повелителя  Сангариоса  и
убивали его на этой горе.
   Но не сейчас. Это  было  давно.  Теперь  молодой  чемпион,  вероятно,
пользовался огромным спросом,  как  любовник,  у  женщин,  жаждущих  его
благословенного семени. Еще один вид  охоты,  сказала  однажды  Брандину
Дианора.
   Он не рассмеялся. Он не считал этот ритуал забавным. Шесть лет  назад
король Играта сам решил пробежать эту дистанцию ранним утром, до  начала
гонки. И повторил бег снова, через три года. Немалое достижение, в самом
деле, для человека  его  возраста,  если  учесть,  как  много  и  упорно
тренировались бегуны перед этими соревнованиями. Дианора не знала,  чему
удивляться больше: тому, что  Брандин  захотел  это  проделать  в  такой
тайне, или тому, что он оба раза так неистово, по-мужски  гордился  тем,
что взбежал на вершину Сангариоса и спустился обратно.
   В Зале аудиенций Дианора задала вопрос, которого от нее явно ждали:
   - И что же ты видел?
   Она не знала, ибо смертные редко знают о своем приближении  к  порогу
богини, что этот вопрос знаменует перемену в ее жизни.
   - Нечто  необычное,  -  повторил  Брандин.  -  Я,  конечно,  опередил
стражей, бегущих вместе со мной.
   - Конечно, - пробормотала она, искоса бросая на него взгляд.
   Он улыбнулся.
   - Я был один на тропе на полпути к вершине. Деревья росли  еще  очень
густо по обеим сторонам, рябина по большей части, изредка секвойи.
   - Как интересно, - заметила Дианора.
   На этот раз он взглядом заставил ее замолчать. Она прикусила  губу  и
постаралась сдержать себя.
   - Я взглянул направо, - продолжал Брандин, - и увидел  большую  серую
скалу, похожую на платформу,  у  края  леса.  И  на  этой  скале  сидело
создание. Женщина, готов поклясться, и  очень  похожая  на  человеческое
существо.
   - Очень похожая? - Она больше не смеялась.  -  Стоя  под  аркой  Врат
Мориан, мы иногда догадываемся, что происходит нечто значительное.
   - Вот что необычно. Она,  несомненно,  была  не  совсем  человеческим
существом. У людей не бывает зеленых волос и такой бледной  кожи.  Такая
белая кожа, что,  готов  поклясться,  я  видел  под  ней  голубые  вены,
Дианора. А таких глаз,