скорости мы скоро  минуем  предгорья  и,  возможно,
сумеем приземлиться, поискать дичи и устроиться на ночь.
     К югу от нас расстилался обширный черно-алый ковер  Великого  Кумала,
протянувшийся от горизонта до горизонта. Мне пришло в голову,  что  Лукору
стоит повернуть на восток, потому что  его  родной  город  Ганатол  в  том
направлении. Мы направляемся  туда.  Я  нагнулся  вперед,  тронул  учителя
фехтования за плечо и закричал ему в ухо. Он повернул ко мне свое  мрачное
и обеспокоенное лицо.
     - Вполне согласен с тобой, мой юный друг, - резко  сказал  он.  -  И,
поверь мне, если бы мог, я повернул бы на восток.
     - Как это? Что-то случилось?
     Он принужденно рассмеялся.
     - Я считал, что мне повезло, когда нас подхватил  попутный  ветер,  -
сухо признался он, - но увы, удача отвернулась  от  нас.  Воздушный  поток
становится все мощнее. Пока он нес нас в нужном направлении, я не возражал
и не беспокоился из-за усиливавшегося ветра. Но недавно я решил, что  пора
поворачивать на восток, - и обнаружил, что не могу.
     Я не понимая смотрел на него.
     - Ветер слишком силен?
     Он кивнул.
     - Да. Это настоящий ураган. Но дело не  в  этом.  Крылья  орнитоптера
снабжены элеронами именно  для  таких  случаев:  изменяя  площадь  и  угол
наклона крыльев, мы могли бы повернуть в самую  сильную  бурю.  Но  мы  не
можем - посмотри - видишь?
     Я посмотрел, куда он  указывал,  -  на  наше  правое  крыло.  Элероны
управлялись ножными педалями из пилотского кокпита, который занимал Лукор.
Эти педали соединялись с  подвижными  поверхностями  системой  проводов  и
шкивов, провода выходили из корпуса через ряд маленьких отверстий как  раз
на уровне крыльев.
     Я смотрел.
     Мы не ушли из Города-в-Облаках невредимыми!
     Стальная стрела из самострела стражника попала в наш  правый  элерон,
заклинив ванты.
     Я мрачно сжал челюсти: до меня  постепенно  доходила  важность  этого
открытия. Не в силах  использовать  элерон,  мы  не  можем  повернуть.  Мы
утратили контроль над летающей машиной, и все усиливающийся  ветер  уносит
нас далеко от курса... все дальше и дальше в глубь Великого Кумала.
     Приближается ночь.



                              15. РУКА СУДЬБЫ

     Нас, беспомощных в объятиях урагана, уносило все дальше и  дальше  от
курса - в бездорожный лабиринт джунглей, известный как Великий Кумал.
     Наступила  ночь  -  волшебно  быстрый,  неожиданный  приход  ночи  на
Танаторе. Мне кажется, я еще не рассказывал о необыкновенных  рассветах  и
закатах этой луны джунглей.
     День и ночь, похоже, никак не связаны с  присутствием  и  количеством
лун на небе Танатора. Это странное небо  движущегося  золотистого  тумана,
похожего на завитки янтарного  и  желтого  пламени,  остается  светлым  на
протяжении  примерно  двенадцати  часов.  Затем  темнеет  без   какой-либо
причины, и темнота продолжается такой же период.
     На таком огромном расстоянии солнце, конечно, слишком  далеко,  чтобы
так воздействовать  на  освещенность  поверхности  Каллисто.  (Каллисто  в
четырехстах восьмидесяти миллионах девятистах  тридцати  тысячах  миль  от
солнца; таким образом, Каллисто чуть больше чем в пять раз дальше от него,
чем наша планета, и получает лишь  незначительную  долю  солнечного  света
сравнительно с нами. - Л.К.).
     Я  время  от  времени  замечал,  что  небо  Танатора  остается   ярко
освещенным, когда на нем лун нет совсем; такое же оно и при всех  лунах  и
даже при гигантском шаре Юпитера на небе. Отсюда  я  заключаю,  что  через
равные  периоды  Танатор  погружается  в  какую-то  неизвестную  радиацию,
которая вызывает свечение золотистых паров в верхней части его  атмосферы;
по-видимому, там слой какого-то инертного газа,  который  светится,  когда
через него проходит электричество.  Может  быть,  через  равные  интервалы
Юпитер обрушивает дождь электрических частиц,  которые  взаимодействуют  с
нейтральным газом в атмосфере  Каллисто.  Или  светлые  периоды  возникают
вследствие совершенно неизвестной  силы  или  феномена.  Не  могу  сказать
определенно: могу только рассказать о том, что наблюдал.
     На рассвете весь небесный купол вспыхивает мягким свечением,  которое
за  семь-восемь  минут  проходит  полный  цикл  от  бархатисто-коричневого
сумрака и до яркого полуденного  света.  Это  зрелище  особенно  поражает,
когда видишь его в  первый  раз:  как  будто  все  небо  освещается  одним
колоссальным взрывом. Освещенность остается  постоянной,  неизменной,  без
всякого источника, пока за час до наступления темноты  все  повторяется  в
обратном порядке. И снова нужно семь-восемь минут, насколько  я  могу  без
часов определить время, чтобы дневной свет сменился  бархатисто-коричневой
мглой.
     Единственный эффект, который это оказывает  на  луны,  заключается  в
том, что ночью  они  кажутся  более  яркими,  так  как  не  соперничают  с
светящимся золотым туманом.
     И вот  на  нас  опустилась  ночь.  Как  будто  космический  волшебник
произнес свое заклинание и затмил солнце. Я простонал горькое проклятие.
     Исправить повреждение трудно было бы и  днем,  но  ночью  это  вообще
невозможно.
     - Ты можешь что-нибудь сделать, Лукор, чтобы освободить провод?
     Он мрачно покачал головой.
     - Я работал педалями, надеясь высвободить стрелу,  но  бесполезно,  -
сказал он.
     -  Что  случилось?  -  неожиданно  спросила  Дарлуна.  Мы  с  Лукором
разговаривали  напряженным  шепотом,  чтобы  не   распространять   панику.
Девушка, погруженная в  меланхолическую  задумчивость,  не  подозревала  о
нашем  опасном  положении.  Но  теперь  она,  должно  быть,  услышала  наш
разговор, потому что вопросительно посмотрела на  нашего  пилота,  старого
учителя фехтования. Он быстро и экономно объяснил затруднение.
     - С каждой секундой нас все дальше на большой скорости уносит на  юг,
- заключил он. - Мы уже на много  корадов  в  глубине  Великого  Кумала  и
углубляемся все дальше. Если мне не удастся  каким-то  образом  освободить
элерон и повернуть машину, мы окажемся на полюсе.
     - Можно  что-нибудь  сделать?  -  спросил  невозмутимый  Коджа  своим
жестким невыразительным голосом.
     -  Ничего,  -  с  мрачной  уверенностью  ответил  Лукор.  -  Я  боюсь
пользоваться педалями: дальнейшие усилия могут вообще сломать  их.  Стрела
запутала ванты, и они уже могли перетереться от трения о края. Но пока они
не порвались. И элерон кажется не  поврежденным  стрелой.  Похоже,  стрела
застряла между элероном и  крылом.  Но  если  мы  не  сможем  удалить  это
препятствие, мы беспомощны и нас унесет на сотни корадов от курса,  потому
что мой город Ганатол теперь далеко за нами к востоку.
     Я пожалел о наступлении тьмы, которая так осложнит  мою  попытку.  Но
все равно придется ее предпринять.
     Быстро  посовещавшись  с  Лукором,   посоветовав   ему   следить   за
равновесием и компенсировать перемещение тяжести, я выбрался из кокпита  и
перебросил одну ногу через борт.
     - Джандар, что ты собираешься  делать?  -  закричала  Дарлуна,  когда
машина головокружительно наклонилась направо под моим  весом.  Я  заставил
себя беззаботно засмеяться, хотя на самом деле  сердце  у  меня  билось  в
горле.
     - Спокойно,  принцесса,  -  сказал  я.  -  Ничего  не  остается,  как
освободить элерон. Внимательней, Лукор, я иду...
     И перебрался на крыло.
     Я не особенно храбрый  человек,  хотя  игра  судьбы  и  случая  часто
навязывала мне такую роль. Поэтому со всей откровенностью признаюсь, что я
испугался. Я остро осознавал, что мы несемся в  ночи  со  скоростью  сотня
миль в час в хрупком суденышке, сделанном из сжатой бумаги.
     Я сознавал и тот ужасный факт, что  летим  мы  на  высоте  в  полторы
тысячи футов над самыми густыми джунглями и что любой неверный шаг  бросит
меня вниз, навстречу несомненной и быстрой смерти.
     Ветер летел мимо,  хватая  меня  своими  невидимыми  пальцами.  Глаза
слезились от его порывов, я почти ничего не видел. Волосы и одежда рвались
назад с такой силой, что я мог только удерживаться руками за край кокпита.
     Если перестану держаться, меня  оторвет,  как  листок  в  урагане,  и
бросит, как бомбу, на густые ветви далеко внизу. Я вспомнил  рассказ  Лина
Картера, в котором герой оказывается на узком  выступе  горы,  высоко  над
глубоким озером. Когда герой больше  не  может  сохранять  равновесие,  он
камнем падает в озеро, но остается жив, потому что падает под таким углом,
что соприкосновение с водой вызывает наиболее слабый удар. (Книга, которую
упоминает капитан Дарк, называется "Тонгор против богов", это третий роман
в моей лемурианской серии, она была опубликована в  ноябре  1967.  Капитан
Дарк правильно вспоминает сюжет, но только это был не герой, а героиня; ее
спасло случайное стечение аэродинамических факторов.  -  Л.К.).  Но  здесь
подо мной нет озера и, увы! нет заботливого автора, готового помочь своими
аэродинамическими фокусами, если я упаду!
     Изо всех сил держась, чтобы  меня  не  сорвало  ветром,  я  попытался
дотянуться  до  стрелы.  Но  длины  рук  не  хватило:   пальцы   коснулись
поверхности элерона в добрых семи дюймах от стрелы.
     Ничего не оставалось делать, как, держась за крыло, встать на похожее
на понтон шасси. Я уже упоминал  выше  это  шасси.  Оно  состоит  из  двух
понтонов, по обе стороны корпуса, и  заполнено  подъемным  газом,  который
делает все сооружение способным взлетать. Если бы не понтон,  я  никак  не
смог бы дотянуться до стрелы, потому что само крыло не  выдержало  бы  мой
вес.
     С бесконечной осторожностью, по-прежнему  держась  обеими  руками  за
кожух своего кокпита, я опустил сначала одну ногу, потом вторую,  пока  не
встал на правый понтон. Он был расчален узкими рейками относительно левого
понтона, и оба они  крепились  к  килю  и  основанию  крыльев  вантами.  Я
искренне надеялся, что все это достаточно крепко, чтобы выдержать мой вес.
Если же нет, вот тогда у нас действительно будут неприятности!
     Стоя боком на наполненном газом  понтоне,  я  оторвал  одну  руку  от
кожуха  кокпита  и  схватился  ею  за  само  крыло.  Все  это  я  проделал
чрезвычайно медленно, потому что ужасно боялся, что ветер оторвет  меня  и
швырнет в ночь.
     Посмотрев вверх, я увидел Дарлуну. Она смотрела на меня со страхом  в
огромных глазах. Лицо ее побледнело, одну руку она прижала к губам.
     И я вдруг почувствовал себя героем! Приятно было обнаружить,  что  на
борту корабля кто-то боится больше меня!
     Интересно, по-прежнему ли прекрасная принцесса Шондакора считает меня
слабаком и трусом. Несомненно, сейчас она убеждена, что я герой с  львиным
сердцем. Я чуть не рассмеялся вслух при этой мысли. На самом  деле  я  так
боялся, что у меня дрожали колени.
     Теперь я обеими руками держался за край крыла, ноги одна перед другой
на понтоне. Снова я попытался дотянуться до стрелы и снова не смог.
     Тогда я сел на понтон, очень неудобно оседлав его, ноги  мои  свисали
по обе стороны, руками держался за крыло над собой.
     Медленно и осторожно я  перенес  одну  за  другой  руки  на  оттяжки,
которые крепили понтон к правому крылу.
     И вознес молчаливую молитву за то,  что  небесные  пираты  используют
такую прочную бумагу.
     Затем отпустил левую руку и начал  ощупывать  ею  нижнюю  поверхность
элерона. Вися под углом в сорок пять градусов, я наконец  смог  дотянуться
до этой проклятой стрелы. Пальцы мои онемели от холодного  воздуха,  но  я
ощущал ими стрелу, застрявшую между элероном и поверхностью крыла.
     Схватив кончиками пальцев стрелу,  лежа  лицом  вниз  над  джунглями,
которые  с  тошнотворной  скоростью  проносились  подо   мной,   я   начал
раскачивать стрелу вперед и назад, вперед и назад,  постепенно  освобождая
ее.
     Когда через бесконечность - на самом деле прошла одна-две минуты -  я
высвободил ее настолько, что она дрожала при прикосновении, я  ощупал  все
древко, чтобы убедиться, что она не застряла в вантах.
     Чтобы сделать это, я вынужден был вытянуться, так что почти  все  мое
тело повисло в воздухе. Теперь я держался за понтон только правой рукой, а
левая была свободна.
     Пальцы мои дрожали от напряжения, запястье  и  вся  рука  онемели.  С
бесконечной осторожностью  я  щупал  провода  и,  зажав  древко  стрелы  в
пальцах, стал его высвобождать.
     Хвала богу или  богам,  которые  правят  этим  миром:  в  самострелах
Занадара используют стрелы с гладкими наконечниками.  Если  бы  наконечник
был зазубрен, я и за миллион лет не высвободил его, вися головой вниз  над
пропастью, держась только правой рукой и неспособный увидеть,  что  делает
моя левая рука!
     Щелкнули  внезапно  освобожденные  провода,  стрела  высвободилась  и
отлетела,  и  я  почувствовал  такую  радость,  как   смертник,   которого
губернатор помиловал в тот момент, как его  привязывали  к  электрическому
стулу.
     Провода заскрипели, это Лукор опробовал педали.
     Элерон поворачивался вверх и вниз.
     Теперь все в порядке, и я потащил свое болящее, замерзшее и  уставшее
тело назад, к более  безопасному  положению  на  понтоне.  Двигаясь  очень
медленно, я повторил свои действия в обратном порядке, пока  не  встал  на
понтоне. Потом, передвигая руки по дюйму за раз - а руки у меня дрожали от
напряжения и усталости, - я продвинулся  вдоль  крыла,  пока  не  оказался
рядом с кокпитом. На меня смотрели Дарлуна, Лукор и Коджа.
     Мне показалось, что никто из них не дышал, пока я был на крыле.
     По боли в легких я вдруг понял, что тоже сдерживал дыхание.
     Ухватившись одной полузамерзшей рукой за кожух, я поставил левую ногу
на крыло. Потом перегнулся так, что моя правая нога повисла в воздухе.
     И в этот момент рука судьбы сделала неожиданный маленький ход...
     Правая рука, онемевшая от  напряжения,  соскользнула,  отбросив  меня
назад.
     Правая нога, которая висела в воздухе, с силой ударилась обо что-то.
     Прямо о понтон из сжатой бумаги, заполненный летучим газом...
     И пробила в нем дыру!


     Мы начали оседать, нашу  машину  бросало  из  стороны  в  сторону,  а
драгоценный газ вырывался из дыры в понтоне.
     Летающая машина неожиданно наклонилась вправо,  повиснув  под  острым
углом.
     Очевидно, в понтонах находилось одинаковое  количество  газа,  и  тем
самым вес корабля уравновешивался.
     И очевидно также, что с одним пробитым понтоном мы больше  лететь  не
можем.
     Я пытался заткнуть дыру тканью, ладонью руки, ногой - бесполезно. Газ
быстро улетучивался. К этому времени  понтон  уже  опустел,  и  мы  быстро
теряли высоту.
     Лукор играл на приборах, как виртуоз  на  рояле,  стараясь  выправить
крен, стараясь перевести машину в скольжение, но не мог.
     Слишком сильный ветер.
     Мы утрачивали равновесие, клонились направо, крыло задралось вверх, в
него со всей силой ударил ветер и мгновенно разорвал в клочья.
     Я чуть не упал, когда оторвавшаяся обшивка яростно хлестнула меня  по
лицу.
     Длинной извилистой дугой мы падали на вершины деревьев далеко внизу.
     Через несколько мгновений нас ударит о вершины  деревьев,  и  на  той
скорости, с которой нас несет ветер, мы будем мгновенно убиты.
     Мой мозг работал теперь с невероятной скоростью.
     И вдруг у меня появился отчаянный план.  Один  шанс  из  тысячи,  что
удастся, но если мы не попробуем, у нас даже этого шанса не будет.
     Крича, как сумасшедший, я объяснил товарищам, что делать.
     Они, должно быть, так и решили, что я сошел с ума, но я  говорил  так
настоятельно и безапелляционно, что они тут же начали действовать.
     Вероятно, именно  безусловное  подчинение  Дарлуны,  Лукора  и  Коджи
спасло нас.
     Безумная игра, в которой у нас не было другого выхода.
     Они выбрались из кокпитов с левого  борта,  который  еще  поддерживал
летучесть.
     Когда они все стояли на левом понтоне, я перегнулся, как  акробат,  и
по вантам под корпусом добрался до них. Затем, работая,  как  сумасшедшие,
своим оружием, мы высвободили понтон.
     Мы продолжали падать сквозь  воющую  тьму,  вершины  деревьев  ужасно
близко, ветер ослепляет; чудо, что нам удалось в  самую  последнюю  минуту
отрезать понтон от корпуса.
     Но мы сумели это сделать.
     Корпус пролетели мимо нас вниз. Удар о вершины деревьев разорвал  его
на части, превратив в облако летящих обломков. Он  двигался  со  скоростью
почти в сто миль в час, когда внезапно утратил всю летучесть и упал.
     Вися в небе, мы держались  за  концы  обрезанных  вант.  Единственный
оставшийся понтон плыл под нами. Теперь не  было  веса  корпуса,  крыльев,
пустого понтона, и подъемной силы хватало на то, чтобы  удерживать  нас  в
воздухе.
     Мы так близко разошлись со смертью, что  я  склонен  приписывать  все
происшествие какому-то юпитерианскому  провидению.  Задержка  в  несколько
секунд оказалась бы смертельной, нас разрезало бы на куски вантами,  когда
корабль коснулся вершин деревьев.
     Ничего подобного я не испытывал, да и не слышал.


     Остальную часть ночи мы провели на земле. Даже не  на  ветвях  дерева
борат, которое дало бы нам  безопасность  от  рыщущих  ночью  по  джунглям
хищников. Нет, с нас на всю жизнь хватит воздушных  трюков.  Я,  например,
согласен  сразиться  с  любым  чудовищем,  но  не  расстанусь  с  надежной
поверхностью.
     Конечно, понтон не мог нас четверых держать в  воздухе.  Но  скорость
наша упала, и мы мягко причалили  к  ветвям  дерева.  Потребовалось  много
времени, чтобы спуститься на землю: мы все дрожали от усталости и нервного
напряжения. Но наконец мы добрались до твердой  земной  поверхности  (или,
если предпочитаете, поверхности Каллисто).
     Мы слишком устали, чтобы о чем-нибудь беспокоиться, и  потому  решили
заночевать на месте. У Лукора сохранились кремень и  огниво,  которыми  он
зажег лампу,  когда  мы  блуждали  в  тайных  ходах  королевской  крепости
Занадара, и мы смогли разжечь костер из  сухих  ветвей  и  листьев.  Потом
легли и уснули мертвым сном смертельно уставших людей.
     На следующий день  мы  нашли  ручей,  из  которого  вдоволь  напились
холодной, чистой, очень вкусной воды. А Коджа, охотник, заметил на  берегу
след дичи. Мы спрятались, а  он  следил  за  следом,  и  вскоре  по  тропе
спустилась на водопой  семья  вастодонов,  слоновьих  кабанов  танаторских
джунглей. Коджа выскочил из укрытия,  размахивая  своим  мечом-хлыстом,  и
сумел убить самку.
     Мы роскошно пировали, жаря на  костре  мясо  вастодона.  Я  обедал  в
лучших ресторанах Земли: у Энтони в Новом Орлеане, у Лак Чоу  в  Гонконге,
но никогда не пробовал ничего вкуснее, чем этот  полусырой,  полусгоревший
бифштекс из вастодона, проглоченный без соли и перца.
     Неудивительно: это была первая еда за два дня!


     Три дня спустя судьба снова вмешалась в наши дела.
     Мы двигались на восток, вернее, мы надеялись, что движемся на восток,
потому что  трудно  определить  направление  в  мире  без  солнца  -  этой
природной стрелки компаса, перемещающейся с востока на запад. Насколько мы
могли  судить,  ближайший  поселок  находится  в  дюжине  корадов  в  этом
направлении.
     За три дня мы прошли большое расстояние.  Наше  продвижение  ускорило
открытие быстрой реки, текущей с  гор  на  восток.  Вероятно,  это  приток
Аджанды.
     Нам было нетрудно лианами перевязать несколько бревен и пуститься  на
этом грубом и неуклюжем плоте по реке. Течение  несло  нас  много  лиг,  и
двигались мы гораздо быстрее и легче, чем если бы шли пешком сквозь густой
подлесок. Преодолевая различные препятствия, отбивая нападения  безымянных
речных существ - не стану утомлять  читателя  подробным  описанием  нашего
пути по реке.
     К концу третьего дня мы были вынуждены оставить реку  и  идти  дальше
пешком, потому что она резко поворачивала на юг.
     К вечеру произошла катастрофа.