я, когда
надвинулись Великие Сумерки.
     Что касается остальных звездолетов, то о  них  мы  ничего  не  знали.
Может быть, они погибли в неведомых галактиках? А может быть, их  экипажи,
изнуренные годами блужданий среди звезд,  в  конце  концов  поселились  на
каких-нибудь планетах? Лишь много позднее  мы  частично  получили  На  эти
вопросы ответ.
     Не желая  сдаваться,  мы  вновь  сосредоточили  все  наши  усилия  на
космомагнетических двигателях.. Они были изобретены, вернее, вновь открыты
людьми, потому что друмы их знали, в 3910 году.  Питающую  их  энергию  за
неимением  более  точного  термина  мы  назвали  космическим  магнетизмом.
Космомагнетизм является основной силой,  связывающей  все,  от  атомов  до
галактик. Вся наша вселенная пронизана силовыми полями этого типа, и с  их
помощью корабль может развивать скорость порядка восьми  десятых  скорости
света.  Для   этого   необходимо   создать   нечто   вроде   однополюсного
космомагнита,  (пример  очень  грубый,  но  и  его  достаточно),  и  таким
образом...
     Итак,  мы  вернулись  к  старому  проекту  Брамуга.   В   4153   году
космомагнетический корабль начал разгон в пределах солнечной  системы,  за
орбитой  Гадеса,  последней  планеты  нашей  Галактики,  достиг   половины
световой скорости и направился к ближайшей звезде...
     Учитывая время, необходимое для разгона и торможения, корабль  должен
был вернуться через двенадцать лет. Но вернулся менее чем  через  пять,  в
начале 4158 года. И мы узнали причину нашей новой неудачи.  Каждая  звезда
окружена космомагнетическим полем, которое распространяется до  такого  же
поля соседней звезды. На месте соприкосновения двух полей возникает своего
рода  барьер  потенциалов,  который  нисколько  не  влияет  на   различные
излучения, но совершенно непреодолим для материальных тел,  не  обладающих
определенной критической массой. Наш  звездолет  постепенно  начал  терять
скорость, затем был остановлен, и все усилия прорваться  вперед  оказались
тщетными.
     Однако совершенно очевидно существовал какой-то способ преодолеть это
препятствие, поскольку звездолеты друмов его преодолели! Но и этот  способ
мы не успели открыть до начала Великих Сумерек.
     Расчеты показывали, что для преодоления незримого  барьера  звездолет
должен обладать массой почти  такой  же,  как  масса  Луны!  Или  скорость
звездолета должна быть близкой световой.
     Но пока мы не обнаружили способа друмов или какого-нибудь  иного,  мы
не могли вырваться из нашей космической тюрьмы.
     Теперь я должен кое-что рассказать о нашей жизни, столь не похожей на
вашу.
     С географической точки зрения поверхность Земли в целом  не  особенно
изменилась. По-прежнему существовало два больших континентальных массива -
Евразия-Африка и обе Америки, только более слитные,  чем  сегодня,  потому
что Мексиканский залив исчез и стал  сушей.  Но  в  наше  время  в  центре
Атлантики возник большой остров,  сильно  вытянутый  с  севера  на  юг,  с
хребтом невысоких гор по всей его протяженности.  Он  появился,  очевидно,
довольно  неожиданно  во  время  седьмого  ледникового  периода  на  месте
теперешнего  подводного  хребта  в  Атлантическом  океане,   где   глубины
относительно невелики.
     Общее население Земли в наше время  достигало  пяти  миллиардов.  Оно
сосредоточивалось главным образом в 172  гигантских  городах,  из  которых
самый большой, Хури-Хольдэ, расположенный  примерно  на  месте  теперешней
Касабланки, насчитывал 90 миллионов жителей. Поэтому обширные пространства
оставались почти необитаемыми, и на  них  в  изобилии  размножались  дикие
животные, избежавшие гибели от руки  человека  -  от  ваших  рук!  Ибо  мы
получали продукты питания частично со своих полей, частично из океанов, но
главным образом за счет искусственного фотосинтеза.
     Строения Хури-Хольдэ вздымались на тысячу метров в высоту  и  уходили
на 450 метров под землю. В них было до 580 уровней,  и  они  располагались
неровным кругом диаметром до 75 километров. Здания  не  теснились  друг  к
другу, а стояли свободно среди зеленых парков, разбитых на разных уровнях,
На северном краю города у берега моря возвышался дворец  Большого  Совета,
где заседали Совет Властителей наук, правительство и где на нижних уровнях
размещались университеты. Между  дворцом  и  морем  был  обширный  парк  с
многочисленными стадионами и Музеем Искусства.
     Наша  общественная  структура  покажется  вам   непонятной   и   даже
немыслимой. Дело в том, что на Земле тогда жило как бы два народа: текны и
триллы.
     Текнами, составлявшими ничтожное меньшинство населения, были  ученые,
исследователи, инженеры, врачи и некоторые категории  писателей.  Я  часто
спрашиваю себя, не про исходит ли это название от вашего  слова  "техник".
Это отнюдь не было замкнутой или наследственной кастой. Каждый ребенок,  в
зависимости от его способностей и наклонностей к шестнадцати годам получал
звание текна  или  трилла.  Трилл,  который  позднее  проявлял  какие-либо
способности к науке,  мог  ходатайствовать  о  переводе  его  в  категорию
текнов. Но это случалось редко.
     Основой нашей цивилизации было представление о науке как  о  могучем,
благотворном и... очень опасном оружии! Лучше пребывать в  неведении,  чем
быть полуобразованным дилетантом, и тайны науки ни в  коем  случае  нельзя
доверять людям сомнительной  нравственности.  Каждые  юноша  или  девушка,
отнесенные к текнам, должны были  торжественно  поклясться  перед  Советом
Властителей, что они никогда никому не  откроют  никаких  научных  знаний,
кроме тех, которые можно распространять. Зато внутри класса текнов никаких
ограничений не существовало, и каждый мог  свободно  обсуждать  с  другими
текнами любую проблему, даже если  они  работали  в  разных  областях.  За
малейшее нарушение этого закона текна  ждала  страшная  кара:  пожизненное
изгнание на Плутон без малейшей надежды на возвращение.
     Что касается  триллов,  то  они  были  механиками,  которые,  кстати,
довольно  часто  переходили  в  разряд  текнов,  кормильцами   (категория,
охватывающая ваших пекарей, мясников, бакалейщиков  и  т.  д.),  актерами,
художниками, писателями. Между двумя классами не было ни соперничества, ни
вражды, потому что звание текна в обычное  время  не  давало  ему  никаких
общественных преимуществ. Поэтому зачастую в одной семье были я триллы,  и
текны, и сын пекаря мог занимать пост Властителя неба, а его сын,  в  свою
очередь, мог снова стать пекарем. В этом смысле каждый ребенок от рождения
имел  поистине  одинаковые  права,   и   наше   общество   было   подлинно
демократическим.
     У триллов было свое правительство. В случае конфликта между текном  и
правительством дело разбирал Большой Совет из представителей правительства
и Совета Властителей.  Если  же  дело  заходило  в  тупик,  Большой  Совет
обращался к третьей, самой узкой социальной группе,  состоявшей  всего  из
250 членов Верховного Суда. Мы  были  гораздо  либеральнее  в  сексуальных
вопросах, и наши обычаи позволяли  полигамию.  У  нас  осталось  несколько
различных религий, одна  из  которых  весьма  напоминала  христианскую  и,
возможно, даже происходила от нее. Однако большинство моих сограждан  были
атеистами.  Мы  уже  давно  осуществляли  контроль  над  рождаемостью,  не
прибегая, впрочем, ни к каким принуждениям. Правительство триллов и  Совет
Властителей действовали методами воспитания и убеждения и в обычное  время
почти никогда не прибегали к силе. И  вас,  наверное,  удивит  в  ваш  век
нетерпимости и фанатизма, что самым большим пороком,  самым  дурным  тоном
как  среди  текнов,  так  и   среди   триллов   считалась   претензия   на
непогрешимость, на единоличное обладание истиной, Абсолютной Истиной!
     А теперь перехожу к истории Великих Сумерек.

     СОЛНЦЕ СКОРО ВЗОРВЕТСЯ!

     Я родился в Хури-Хольдэ, в доме 7682 на довольно заселенной,  как  бы
вы сказали, улице Станатин, на сто двенадцатый день 4575 года. У меня  был
старший брат Сарк, который хотя и мог войти в  категорию  текнов,  тем  не
менее  предпочел  стать  триллом  и  вскоре  сделался  одним  из  наиболее
прославленных художников Хури-Хольдэ. Мой  отец  Раху,  также  трилл,  был
пусть не гениальным, но довольно известным драматургом. Моя мать Афия была
текном, астрофизиком обсерватории Тефантиор в южном полушарии.
     Детство мое прошло  безоблачно,  без  особых  происшествий,  Довольно
скоро в школе я выдвинулся благодаря способности быстро и жадно  усваивать
любые научные знания, и к двенадцати годам стало ясно, что я буду текном.
     В пятнадцать лет,  на  год  раньше  срока,  я  сдал  психотехнический
экзамен и получил звание текна. После этого я ушел из  общей  школы  и  до
восемнадцати  лет  учился  на  подготовительных  курсах  университета.  По
окончании их я должен был принести клятву текна.
     Никогда не забуду этот день.  Накануне  я  выдержал  другой  экзамен.
Одновременно он был испытанием моей честности, хотя я  этого  не  знал.  Я
сидел совершенно один в комнате, ломая голову над задачами,  а  неподалеку
на столе лежал случайно забытый учебник  с  объяснениями  и  решениями.  Я
провел в этой комнате несколько самых страшных часов.  Мне  сказали,  что,
если я не решу задач, моя классификация как текна  будет  пересмотрена.  Я
подозревал, что забытый учебник - ловушка, и в то же время знал  твердо  -
потому что мог это проверить,  -  что  никто  за  мной  не  следит.  Но  я
преодолел искушение и сдал экзаменатору  почти  чистый  листок.  Из  шести
задач мне удалось решить лишь одну, да и то, как сказал позднее Властитель
чисел, совершенно необычным способом. И хорошо, что я не сплутовал -  меня
бы просто выгнали из текнов без всякой жалости!
     Утром перед клятвой я в последний  раз  надел  свою  обычную  светлую
одежду. Отныне и до конца жизни мне предстояло носить темно-серое  одеяние
текнов. Меня привели на самый верхний уровень Дворца  Большого  Совета,  в
зал  Посвящений,  как  мы  его  называли,  и  я  предстал  перед   Советом
Властителей. Они все были там, даже Властители  с  Марса  и  с  Венеры,  и
восседали за огромным хромированным столом в  форме  полумесяца.  Зал  был
огромен, я чувствовал себя жалким и потерянным - совсем один  перед  лицом
этого собрания величайших умов человечества.
     Траг, Властитель-координатор, поднялся и медленно заговорил:
     - Орк Акеран,  ты  удостоен  чести  называться  текном.  Сей  час  ты
принесешь клятву. Но перед тем как ты это сделаешь, я хочу в последний раз
предупредить тебя, что твое назначение не даст тебе никаких привилегий, ни
общественных, ни личных. Подумай как следует в последний раз. Закон текнов
гораздо суровее и требовательнее закона триллов, и  отныне  тебе  придется
ему подчиняться. На специальных лекциях по истории ты узнал, какие ужасные
беды обрушились на наших предков,  слишком  легкомысленно  относившихся  к
науке. Став текном, ты будешь  нести  тяжкую  ответственность  перед  всем
человечеством, нынешним и будущим. Итак, ты решился?
     - Да, Властитель.
     - Хорошо. Клянись!
     - Памятью тех, кого уже нет, перед теми, кто есть и кто будет, я, Орк
Акеран, клянусь не разглашать без разрешения  Совета  Властителей  никаких
научных открытий, которые я могу сделать в своей области или в  какой-либо
иной. Я клянусь ни из гордости, ни из тщеславия,  ни  из  корысти  или  по
небрежению, или тем более по политическим  расчетам  никогда  не  сообщать
никому, кроме текнов, ни слова, ни имени  без  особого  разрешения  Совета
Властителей. Точно так же клянусь не разглашать открытий других текнов,  и
если себе и людям на горе я  нарушу  эту  клятву,  обещаю  без  возражений
принять  справедливую  кару.  Единственное  исключение  из  этого   закона
возможно только в том случае, если сообщенные мною сведения смогут  спасти
человеческую жизнь, но и тогда я всецело отдамся  на  суд  Властителей,  и
только они решат, прав я был или нет.
     Вот и все. Я получил серое одеяние текна и  вернулся  в  университет.
Через два года я специализировался по астрофизике. После этого еще  четыре
года мне пришлось работать в лунной обсерватории Теленкор, расположенной в
цирке Платона. Наконец, опубликовав  в  специальных  изданиях  для  текнов
несколько статей, которые вызвали некоторый интерес, я попросил  перевести
меня в астрофизическую обсерваторию  Эрукои  на  Меркурии,  откуда  велись
наблюдения за Солнцем.
     Два года провел я  в  обсерватории  Эрукои.  Там  был  целый  научный
городок, расположенный у подножия  Теневых  гор  на  терминаторе,  на  10ь
северной  широты.  Над  поверхностью  выступали  только  четыре  купола  с
антитермическим покрытием. Два из них находились в зоне сумерек,  примерно
на границе знойной зоны, и два других-в зоне вечной ночи.  Зато  подземные
сооружения простирались далеко под поверхностью знойного полушария, где  в
различных местах рядом с зеркалами, улавливавшими солнечную энергию,  были
установлены различные автоматические обсерватории.
     На Меркурии постоянно находилось не больше трехсот человек, мужчин  и
женщин, и  все  были  текнами.  Я  прибыл  туда  в  тот  день,  когда  мае
исполнилось  25  лет.  Космолет  доставил  меня  в  астропорт  на   ночном
полушарии.   Я   едва   успел   разглядеть   голую   замороженную   почву,
поблескивавшую в свете прожекторов, и лифт унес меня в подземелье.
     Несколько дней спустя наша маленькая группа поднялась на поверхность.
Нас окружала ледяная ночь. Неподвижные звезды ярко сверкали, ослепительный
свет Венеры отбрасывал на почву наши резкие  тени.  Мы  сели  в  массивный
экипаж,  специально  сконцентрированный  для  малых   планет   со   слабым
притяжением. За рулем был Сни, который прибыл в Эрукои на  полгода  раньше
меня, а впоследствии стал моим ассистентом.
     Мы двинулись к терминатору. По  мере  приближения  к  не  му  темнота
медленно рассеивалась. Вершины Теневых гор, расположенных у границы ночной
зоны, сверкали на фоне черного неба, освещенные косыми лучами Солнца.  Они
казались   нереальными,   словно   висящими   в   пустоте   над    странно
переливающимися  тенями,  которые  и  дали  им  это  название-Теневые.  Мы
проехали мимо блоков N 1 и 2 и проникли в знойную зону. Фильтрующие экраны
мгновенно оградили нас от слепящего света. Я слышал, как  потрескивает  от
жара броня машины.
     - Расширение, - коротко объяснил Сни. - Внешняя антитермическая броня
из подвижных пластин, вот они и ходят.
     Наша машина не позволяла  далеко  углубиться  в  освещенную  зону.  В
центре освещенного полушария температура  превышала  700ь  от  абсолютного
нуля. Я побывал там лишь  однажды,  воспользовавшись  подземным  туннелем,
чтобы осмотреть главную солнечную энергоцентраль, расположенную а  глубине
долины. Ее мощные генераторы работали, используя перегретый ртутный пар.
     Мы добрались только до 3ь долготы.  Почва  Меркурия  -  это  сплошное
нагромождение глыб, растрескавшихся от резких температурных колебаний  еще
в те далекие времена, когда планета вращалась  вокруг  своей  оси.  Иногда
передо мной вздымались мрачные  голые  скалы,  иногда  попадались  долины,
заполненные тончайшим сыпучим пеплом, в котором можно было утонуть, как  в
воде. Нет слов, чтобы описать мертвящий ужас  этих  равнин,  над  которыми
вздымаются черные вулканы на фоне  слепящего  неба,  где  пылает  безумное
Солнце!
     Жизнь в подземном городке немного напоминала жизнь на ваших  полярных
станциях. Нас было достаточно много, чтобы зрелище одних и тех же  слишком
знакомых лиц не вызывало неприязни. Наоборот, нас всех,  или  почти  всех,
связывала  тесная  дружба.  Нас  объединял  "меркурианский  дух",  как  мы
говорили, и он сохранялся даже на  Земле,  возрождаясь  на  наших  вечерах
"бывших меркурианцев". Все  здесь  были  добровольцами,  и  лишь  немногие
просили сократить им нормальный трехгодичный срок.  Наоборот,  большинство
рано или поздно снова возвращалось на Меркурий.  Некоторые  даже  родились
здесь, например старика Хорам, единственный человек, который действительно
знал всю эту планету. С нежностью говорил он  об  ее  ледяных  пустынях  и
раскаленных плато.
     Год спустя я стал директором лаборатории, а Сни -  моим  ассистентом.
Это был довольно мрачный человек, великолепный физик,  правда,  недалекий,
но абсолютно надежный.
     Мои исследования заставляли меня проводить много времени в  подземной
лаборатории глубоко под блоком N 3. Я обрабатывал  данные  о  деятельности
Солнца,  собираемые  семью  автоматическими  обсерваториями   на   знойном
полушарии, и вместе  со  мной,  кроме  Сни,  трудилось  еще  пять  молодых
физиков.
     Каждые два месяца космолет с Земли доставлял оборудование,  продукты,
которые как-то разнообразили наше меню, состоявшее в  основном  из  плодов
гидропонных теплиц, и новости.
     Однажды около полудня я разрабатывал свою теорию о солнечных  пятнах,
когда вдруг обнаружил, что, если мои расчеты верны, скоро  настанет  конец
света. Помню, как я был ошеломлен, как не верил самому себе, двадцать  раз
проверял расчеты и под конец пришел в ужас. Словно безумный выбежал  я  из
лаборатории, поднялся  на  поверхность  в  освещенном  полушарии.  Солнце,
висевшее низко над горизонтом, пылало в небе как всегда. И тем  не  менее,
если я не ошибался, это светило должно было в ближайшем  будущем  -  через
сто лет, через десять, завтра, а может быть, через секунду - взорваться  и
уничтожить огненным ураганом Меркурий, Землю и всю солнечную систему.
     Я ринулся в свою лабораторию, заперся там  и,  не  говоря  никому  ни
слова, проработал без передышки  почти  шестьдесят  часов,  не  отходя  от
компьютера. Я не ел,  не  пил  и  поддерживал  силы  только  возбуждающими
таблетками. Человек - любопытнейшее создание! Когда я высчитал, что  взрыв
Солнца неизбежен, но произойдет не раньше чем через десятьпятнадцать  лет,
я разразился торжествующим смехом и, несмотря  на  усталость,  пустился  в
пляс, распевая во всю  глотку  в  опрокидывая  столы  и  стулья.  Затем  я
постепенно успокоился. Нужно было срочно  предупредить  Совет  Властителей
наук. Я  попросил  директора  обсерватории  немедленно  послать  на  Землю
запасной  космолет  с  моим  сообщением.  Через  несколько  дней  космолет
возвратился; на нем прибыл сам Властитель неба Хани. Он  оказался  высоким
стариком с холодными голубыми глазами и холеной,  по-старомодному  длинной
седой бородой. Он сразу же прошел в мою лабораторию в сопровождении  своей
внучки Рении, прелестной  блондинки,  геофизика  из  института  Властителя
планет Снэ. Я изложил Хани свой  новый  метод  расчетов  и  результаты,  к
которым пришел. Он долго проверял мои вычисления.  Все  было  точно.  Хани
поднял глаза, обвел взглядом тихую пустую лабораторию, печально  посмотрел
на свою внучку, затем на меня.
     - Орк, - сказал он, - мне жаль, что вы не ошиблись в своих  расчетах.
Если бы не они, вы когда-нибудь сами стали бы Властителем...
     Мы долго сидели молча. Я смотрел на Рению. Она не дрогнула,  когда  я
излагал результаты своих вычислений. Ее  зеленые  глаза  затуманились,  но
тонкие, правильные черты лица сохранили выражение спокойной решимости. Она
заговорила первой:
     - Неужели мы ничего не можем сделать? Неужели человек  жил  напрасно?
Может быть, лучше отправиться на звездолетах сквозь сверхпространство хоть
куда-нибудь?
     - Я думал о другой возможности, - сказал я.  -  Похоже  -  во  всяком
случае, сейчас мне так кажется, - взрыв достигнет только орбиты Урана или,
на худой конец, Нептуна. Солнце вряд ли превратится в обычную,  сверхновую
звезду - мы имеем дело с чем-то совершенно  особым.  И  если  нам  удастся
отвести Землю на достаточное расстояние...
     - Именно это и нужно сделать, - прервал меня Хани. - Но успеем ли мы?
Десять лет слишком малый срок! Я останусь на  месяц  с  вами.  В  конечном
счет