Страницы: -
1 -
2 -
3 -
4 -
5 -
6 -
7 -
8 -
9 -
10 -
11 -
12 -
13 -
14 -
Франсис Карсак.
Бегство Земли
* ЧАСТЬ ПЕРВАЯ. ПОТЕРПЕВШИЙ КОРАБЛЕКРУШЕНИЕ В ОКЕАНЕ ВРЕМЕНИ *
Странное происшествие
Я знаю, что никто не поверит мне. И тем не менее только я могу
сегодня до какой-то степени объяснить события, связанные с необычной
личностью Орка, то есть я хотел сказать Поля Дюпона, самого выдающегося
физика, какой когда-либо жил на Земле, Как известно, он погиб одиннадцать
лет назад вместе со своей молодой женой Анной во время взрыва в
лаборатории. Согласно завещанию, я стал опекуном его сына Жана и
распорядителем всего его имущества, ибо у него не было родни. Таким
образом, в моем распоряжении оказались все его бумаги и неизданные записи.
Увы, их никогда не удастся использовать, разве что появится новый
Шамполион, помноженный на Эйнштейна. Но, кроме того, у меня осталась
рукопись, написанная по-французски, которую вам предстоит прочесть.
Я знал Поля Дюпона, можно сказать, с самого рождения, потому что я
немного старше и мы жили в одном доме на улице Эмиля Золя в Периге. Наши
семьи дружили, и, насколько себя помню, я всегда играл с Полем в маленьком
садике, общем для наших двух квартир. Мы вместе пошли в один и тот же
класс и сидели в школе за одной партой. После ее окончания я выбрал
отделение естественных наук, а Поль, согласно воле его отца, занялся
элементарной математикой. Я говорю: "согласно воле его отца",
инженера-электрика, потому что, как это ни странно для человека,
совершившего настоящую революция в современной физике, Поль никогда не был
особенно силен в математике и пролил немало пота, чтобы получить свой
аттестат.
Его родители умерли почти одновременно, когда мы с Полем были в
Бордо: я готовил свой реферат по естественным наукам, а он - по
электромеханике. Затем он окончил Высшую электротехническую школу и
устроился инженером на одну из альпийских гидроэлектростанций, которой
заведовал друг его отца. Я в это время работал над своей диссертацией.
Надо сказать, что Поль довольно быстро продвинулся, потому что к тому
времени, когда с ним приключилось это странное происшествие, он был уже
заместителем директора. Мы лишь изредка обменивались письмами. Моя
должность заведующего сектором на факультете естественных наук в Тулузе не
позволяла мне часто наведываться в Альпы, а каникулы я предпочитал
проводить в Западной Африке. Таким образом, я стал свидетелем этого
происшествия по чистой случайности.
Возник проект создания еще одной плотины в альпийской долине, и мы с
профессором Маро отправились туда, чтобы изучить этот проект с
геологической точки зрения. Так я очутился всего в сорока километрах от
гидростанции, где работал Поль, и воспользовался этим, чтобы навестить
его. Он принял меня с искренней радостью, и мы засиделись допоздна,
вспоминая паши школьные и студенческие дни. Он много говорил о своей
работе, которая его живо интересовала, о проектируемой гидростанции и даже
рассказал о своем недавнем романе, который, к сожалению, быстро оборвался.
Но ни разу, - я повторяю - ни разу он не упомянул ничего относящегося к
теоретической физике. Поль легко сходился с людьми, но я был его
единственным близким другом. И я уверен, что, если он уже тогда занимался
исследованиями, которые вскоре обессмертили его имя, он бы мне об этом
обязательно рассказал или хотя бы намекнул.
Я приехал к нему в понедельник 12 августа и собирался уехать через
день. Однако он настоял, чтобы я остался у него до конца недели.
Катастрофа произошла в ночь с пятницы на субботу, точно в двадцать три
часа сорок пять минут.
День был душный и жаркий. Под молодым вязом, затенявшим маленький
садик, я приводил в порядок свои геологические записи. Неожиданно тучи
закрыли небо, и к семи часам стало совершенно темно. Над горами
разразилась гроза. Поль вернулся примерно через полчаса под проливным
дождем. Мы пообедали почти молча, и он, извинившись передо мной, сказал,
что должен эту ночь подежурить на гидростанции. Около половины девятого я
помог ему натянуть промокший плащ и поднялся в свою комнату. Я слышал, как
он отъехал от дома на автомашине.
В десять я лег и уснул. Несмотря на ливень, жара нисколько не спала.
Было двадцать три тридцать, когда меня разбудил страшный раскат грома.
Молнии озаряли растрепанные ветром, быстро бегущие черные тучи. Дом Поля
стоял над долиной, и сверху я видел, как молнии трижды ударили в опоры как
раз перед входом в здание электростанции. Обеспокоенный, я уже хотел
позвонить на станцию и справиться, все ли там в порядке, но подумал, что
сейчас не стоит этого делать: Полю и без меня хватает забот!
И вдруг прямо на электростанцию начал опускаться с неба фиолетовый
клинок. Это уже была не молния, а как бы длинный разряд электричества в
трубке с разреженным газом, но усиленный тысячекратно! В то же время
фантастическая огненная колонна поднималась от станции к небесам, прямо в
черные тучи, по которым пробегали светящиеся пятна, как по люминесцирующим
волнам моря. Это продолжалось, может быть, с десяток секунд. Я смотрел как
завороженный. И в то мгновение, когда фиолетовый клинок с неба и огненная
колонна от электростанции соединились, все огни вдруг погасли и долину
залил мертвенно-белый свет. И все кончилось. Наступила кромешная тьма,
прорезаемая только вспышками обыкновенных молний. Водопадом обрушился
проливной дождь, заглушая все звуки. Я стоял, ошеломленный, добрую
четверть часа.
Звонок телефона внизу вывел меня из оцепенения. Я бросился в кабинет
Поля и схватил трубку. Звонили с электростанции, и я сразу узнал голос
одного из молодых инженеров-стажеров. С Полем "что-то приключилось", и
меня просили немедленно приехать, прихватив по дороге доктора Прюкьера, до
которого они не могли дозвониться, потому что обычная телефонная линия
вышла из строя. А дом Поля был связан с гидроцентралью особым кабелем.
Я поспешно оделся, натянул плащ, потерял еще несколько секунд, пока
отыскивал ключи от гаража, где стоял мой мотоцикл. Мотор завелся с первого
же толчка стартера, и я ринулся в непроглядную тьму, разрываемую теперь
лишь редкими молниями.
Я разбудил врача, и через десяток минут на его машине мы были уже на
месте.
Всю гидростанцию освещали только аварийные лампочки, подсоединенные к
аккумуляторам. Там царила атмосфера потревоженного муравейника. Молодой
стажер немедленно провел нас в медпункт. Поль - я забыл сказать, что он
был очень высок, два метра четыре сантиметра! - лежал на слишком короткой
для него койке, бледный и бездыханный.
- У него, наверное, шок, - с надеждой сказал стажер. - Он стоял около
генератора, когда ударила эта странная молния. Извините меня, я должен
бежать. Все на станции вышло из строя. Не знаю, что делать, - ни
директора, ни инженеров, никого нет! И позвонить никому не могу - телефоны
не работают...
Но доктор Прюньер уже склонился над телом моего друга. Прошло минут
пять, прежде чем он не совсем уверенно проговорил:
- По-моему, просто обморок. Но его нужно немедленно перевезти в
больницу. Это, несомненно, шок, пульс очень слабый, и я боюсь...
Я вскочил, позвал двух рабочих, и мы перенесли Поля в грузовичок, где
для него наспех устроили что-то вроде носилок. Прюньер уехал с ними,
пообещав держать меня в курсе дела.
Я собирался покинуть станцию, когда снова появился инженер-стажер.
- Месье Перизак, - обратился он ко мне, - вы бывали в тропиках;
скажите, вам когда-либо доводилось видеть подобное явление? Говорят, что
там грозы куда сильнее, чем здесь.
- Нет, такого я никогда не видал! И даже не слышал, что подобное
бывает. Из своего окна я видел огненный столб, он опускался на станцию, и
это было самое невероятное зрелище в моей жизни! При каких обстоятельствах
произошло несчастье с месье Дюпоном?
- Это мы узнаем, когда механик, единственный свидетель, сможет
говорить.
- Его тоже задело?
- Нет, но он ошалел от страха. Бормочет какие-то глупости.
- А что он рассказывает?
- Пойдите расспросите его сами...
Мы вернулись в медпункт. Там на койке сидел мужчина лет сорока с
выпученными блуждающими глазами. Инженер обратился к нему:
- Мальто, расскажите, пожалуйста, все, что вы видели, этому человеку
- он друг месье Дюпона.
Механик бросил на меня затравленный взгляд.
- Понятно, вы хотите, чтобы я говорил при свидетеле, а потом вы
упрячете меня в сумасшедший дом как психа! Но все равно, клянусь, это
правда! Я видел, видел собственными глазами!..
Он почти кричал.
- Полно, успокойтесь! Никто вас никуда не упрячет. Нам нужны ваши
показания для отчета. Кроме того, они могут принести пользу месье Дюпону,
врачу будет легче его лечить.
Механик заколебался.
- Ну если для врача... А, да наплевать мне на все! Поверите вы или
нет-ваше дело. Тем более я и сам не знаю, может, я и впрямь свихнулся?
Он глубоко вздохнул.
- Так вот. Месье Дюпон попросил меня проверить вместе с ним генератор
номер десять. Я стоял в метре от него, слева. Вдруг нам показалось, что
воздух сразу насытился электричеством. Вы бывали в горах? Тогда вы знаете
- это когда альпенштоки начинают петь, как струны. Тут месье Дюпон мне
крикнул: "Мальто, беги!". Я бросился в дальний конец машинного зала, но
там дверь была заперта и я обернулся. Месье Дюпон все еще стоял возле
генератора, и по всему телу его пробегали синие искры. Я закричал ему:
"Скорее сюда!". И тут весь воздух в зале засветился фиолетовым светом.
Знаете, как в неоновой трубке, только свет был фиолетовый... Свечение не
дошло до меня примерно на метр!
- А Дюпон? - спросил я.
- Он бросился в мою сторону и вдруг замер. Он смотрел куда-то вверх,
и вид у него был растерянный, удивленный. Он стоял в самом центре
светящегося столба, но это его, похоже, не тревожило. И тогда...
Механик умолк, несколько мгновений колебался, и, наконец, выпалил,
словно бросился в воду:
- И тогда я увидел призрачную фигуру! Она плыла по воздуху прямо к
нему, и была почти такого же роста, как месье Дюпон. Он, должно быть, тоже
увидел, потому что вытянул руки, словно хотел ее оттолкнуть, и закричал:
"Нет! Нет!". Призрак коснулся его, и он упал. Вот и все!
- А потом?
- Потом я не знаю, что было. Я от страха грохнулся в обморок.
Мы вышли, оставив Мальте в медпункте. Инженер спросил меня:
- Ну что вы скажете?
- Скажу, что вы, наверное, правы: ваш механик просто ошалел от
страха. Я не верю в призраки. Если Дюпон поправится, он нам сам расскажет,
как это было.
Было уже пять часов утра, поэтому вместо того, чтобы вернуться домой,
я зашел к доктору, взял там свой мотоцикл и помчался в больницу. Полю
стало лучше, но он спал. До рассвета я просидел с доктором, которому не
преминул рассказать фантастическую историю Мальто.
- Я его хорошо знаю, - заметил Прюньер. - Его отец умер два года
назад от белой горячки, но сын, насколько мне известно, спиртного в рот не
берет! Впрочем, все возможно.
Незадолго до рассвета сестра-сиделка предупредила нас, что Поль,
видимо, скоро проснется. Мы немедленно прошли к нему. Он был уже не так
бледен, сон его сделался беспокойным. Поль все время шевелился. Я
склонился над ним и встретился с ним взглядом.
- Доктор, он проснулся!
Глаза Поля выражали бесконечное изумление. Он оглядел потолок, голые
белые стены, затем пристально посмотрел на нас.
- Как дела, старина? - бодро спросил я. - Тебе лучше?
Сначала он не ответил, потом губы его зашевелились, но я не смог
разобрать слов.
- Что ты сказал?
- Анак оэ на? - отчетливо проговорил он вопросительным тоном.
- Что?
- Анак оэ на? Эрто син балурем сингалету экон?
- Что это ты говоришь?
Я едва удерживался, чтобы не расхохотаться, и в то же время во мне
нарастало беспокойство.
Он пристально поглядел на меня, и непонятный страх отразился в его
глазах. Словно делая над собой отчаянное усилие, он проговорил наконец:
- Где я? Что со мной случилось?
- Ну вот, это уже лучше! Ты в клинике доктора Прюньера, который стоит
рядом со мной. Ночью тебя поразила молния, но, похоже, все обошлось. Ты
скоро поправишься.
- А тот, другой?
- Кто другой? Механик? С ним ничего не случилось.
- Нет, не механик. Другой, который со мною...
Он говорил медленно, как в полусне, с трудом подбирая слова.
- Но с тобой больше никого не было!
- Не знаю... Я устал...
- Не разговаривайте с ним больше, месье Перизак - вмешался доктор. -
Ему нужен полный покой. Завтра или послезавтра, я думаю, он сможет
вернуться к себе.
- Тогда я пойду, - сказал я Полю. - Буду ждать у тебя.
- Да, жди меня... До свидания, Кельбик.
- Какай я тебе Кельбик! - возмутился я.
- Да, правда... Извини меня, я так устал!
На следующий день ко мне заехал доктор.
- Пожалуй, будет лучше перевезти его домой, - сказал он. - Ночь
прошла беспокойно, он все время звал вас: бредил, произносил какие-то
непонятные слова вперемежку с французскими. Он твердит, что белые стены
больницы - это стены морга Здесь, у себя, в привычной обстановке, он
поправится гораздо скорее.
Старая экономка прибрала в спальне, и вскоре мы уже укладывали Поля
на огромную, сделанную специально по его росту кровать. Я остался с ним.
Поль проспал дотемна, а когда проснулся, я сидел у его изголовья. Он долго
рассматривал меня, потом сказал:
- Вижу, тебе хочется знать, что со мной случилось. Я тебе расскажу
позднее... Понимаешь, это настолько невероятно, что я и сам не могу еще
поверить. И это так изумительно! Сначала мне было страшно. Но сейчас, ах,
сейчас!..
Он громко расхохотался.
- В общем, сам увидишь. Благодарю тебя за все, что ты для меня
сделал. Я в долгу не останусь! Мы еще повеселимся в этой жизни, и ты, и я!
У меня много замыслов, и ты мне наверняка понадобишься.
Затем он изменил тему разговора и принялся расспрашивать, как идут
дела на гидростанции. Мое сообщение о том, что генераторы вышли из строя,
вызвало у него новый взрыв смеха. На следующий день он поднялся раньше
меня и ушел на станцию. Через два дня я уехал сначала в Тулузу, а потом в
Африку.
Вскоре я получил от Поля письмо. Поль сообщал, что намерен оставить
свою нынешнюю должность и поступить в университет Клермон-Феррана, чтобы
"поучиться" (это слово было в кавычках) у профессора Тьебодара,
знаменитого лауреата Нобелевской премии.
Благодаря странной случайности, едва я защитил свою диссертацию, как
в том же самом университете открылась вакансия и мне предложили прочесть
курс лекций. Тотчас по прибытии я бросился разыскивать Поля, но его не
оказалось ни на факультете, ни у себя дома. Нашел я его в нескольких
километрах от Клермона в Атомном исследовательском центре, которым
руководил сам Тьебодар.
Тьебодар принял меня в кабинете за рабочим столом, на котором
необычайно аккуратными стопками лежали всяческие бумаги. Он сразу без
околичностей принялся расспрашивать меня о Поле:
- Вы давно его знаете?
- С самого рождения. И мы вместе учились.
- Он был силен в математике еще в лицее?
- Силен? Скорее средних способностей. А в чем дело?
- В чем дело? А в том дело, месье, что это величайший из современных
математиков и скоро будет самым великим физиком! Он меня поражает, да,
просто поражает! Является ко мне какой-то инженеришко, скромно просит
возможности поработать под моим руководством и за полгода делает больше
открытий, причем важнейших открытий, чем я за всю свою жизнь. И с какой
легкостью! Словно это его забавляет! Когда он сталкивается с какой-нибудь
сложнейшей проблемой, он усмехается, запирается в своей норе, а назавтра
приходит с готовым решением!
Тьебодар немного успокоился.
- Все расчеты он делает только у себя дома. Всего один раз мне
удалось заставить его поработать в моем кабинете, у меня на глазах. Он
нашел решение за полчаса! И, самое интересное, у меня было впечатление,
что он его уже знал и теперь только старался вспомнить. В других случаях
он из кожи вон лезет, стараясь по возможности упростить свои расчеты,
чтобы я мог их понять, я, Тьебодар! Я навел справки у его бывшего
директора. Он сказал, что Дюпон, конечно, неплохой инженер, но звезд с
неба не хватает! Если эта молния превратила его в гения, то я тотчас
отправлюсь на станцию и буду торчать возле генератора во время каждой
грозы! Ну ладно. Вы найдете его в четвертом корпусе. Но сами туда не
входите! Пусть его вызовут. Вот ваш пропуск.
Поль был просто в восторге, когда узнал, что отныне я буду жить в
Клермоне. Вскоре у нас вошло в привычку наведываться друг к другу в
лабораторию, а поскольку оба мы были холостяками, то и обедали вместе в
одном ресторане. По воскресеньям я часто выходил с ним по вечерам
поразвлечься, а однажды Поль отправился со мной на целую неделю в горы.
Характер его заметно изменился. Если раньше он был скорее флегматичен
и застенчив, то теперь у него появились властность и явное стремление
повелевать. У пего происходили все более бурные столкновения с Тьебодаром,
человеком превосходным, но вспыльчивым, который, несмотря на это,
продолжал считать Поля своим преемником на посту руководителя Атомного
центра. И вот во время очередной такой стычки завеса тайны начала передо
мной приоткрываться.
Меня теперь хорошо знали в Центре, и у меня был постоянный пропуск
для входа на территорию. Однажды, проходя мимо кабинета Тьебодара, я
услышал их голоса.
- Нет, Дюпон, нет, нет и нет! - кричал профессор. - Это уже чистейший
идиотизм! Это противоречит принципу сохранения энергии, и математически -
слышите? - ма-те-мати-чес-ки невозможно!
- С вашей математикой, пожалуй, - спокойно ответил Поль.
- То есть как это, с моей математикой? У вас что, есть другая? Так
изложите ее принципы, черт побери, изложите!
- Да, изложу! - взорвался Поль. - И вы ничего не поймете! Потому что
эта математика ушла от вашей на тысячи лет вперед!
- На тысячи лет, как вам это нравится, а? - вкрадчиво проговорил
профессор. - Позвольте узнать, на сколько именно тысяч лет?
- Ах, если бы я это знал!
Дверь распахнулась и с треском захлопнулась - Поль выскочил в
коридор.
- Ты здесь! Слышал?
Он был разъярен.
- Да, у меня особая математика. Да, она ушла от его математики на
тысячелетия вперед! И я узнаю, на сколько тысячелетий. И тогда...
Он оборвал фразу и пробормотал:
- Я слишком много болтаю. Это было моим недостатком и там...
Я смотрел на него, ничего не понимая. На электростанции за ним,
наоборот, упрочилась слава молчуна, который лишнего слова не скажет. Он, в
свою очередь, взглянул на мое изумленное лицо и рассмеялся.
- Нет, я говорю не о станции! Когда-нибудь ты все узнаешь.
Когда-нибудь...
Прошел год. В январе в научных журналах за подписью Поля Дюпона
появилась серия коротких статей, которые, по словам специалистов,
совершили в физике настоящий переворот, более значительный даже, чем
квантовая теория. Затем, в июне, как гром с ясного неба, всех потрясла
основная работа Поля, поставившая п