противления, да и грабить было нечего.
     Конан никогда не  думал,  что  убийство  одних  немедийцев
другими   так   глубоко  коснется  его  сердца,  но  теперь  он
чувствовал все возраставшую тяжесть на душе. Он соскочил с коня
и повел его, с трудом прокладывая себе дорогу между  мечущимися
крестьянами  и атакующими их всадниками. Это не схватка, сказал
он себе, и я не убийца,  чтобы  принимать  участие  в  избиении
младенцев.
     Когда  крики  жертв  стали  раздаваться  все  реже, в игру
вступили факелы. Зеленые посевы на полях  вряд  ли  могли  быть
уничтожены  огнем, но края соломенных крыш мгновенно вспыхивали
от  легкого  прикосновения  пылающего  факела.   Древками   пик
всадники  открывали  двери и выламывали оконные ставни в домах,
бросая туда зажженные вязанки хвороста. Раздались  новые  крики
-- на этот раз от людей, которые пытались укрыться в домах. Они
в  панике  выскакивали  наружу,  но тут же падали, разрубленные
поджидавшими их захватчиками.
     Ощущая подкатившую к горлу волну тошноты, Конан смотрел на
эти ужасные  сцены,  понимая,  что  несчастная  деревушка,   не
оказавшая  никакого  сопротивления,  едва ли могла быть логовом
опасных бунтовщиков, как это представил им Ульф.
     Внезапно его внимание привлекло чье-то лицо, мелькнувшее в
просвете между двумя горящими домами. Несмотря на густые  клубы
дыма, почти скрывавшие его, оно показалось Конану знакомым.
     Бросив коня, он помчался между домами, задыхаясь от едкого
дыма.  Пробежав  мимо  них,  он остановился и стал вглядываться
вперед,  в  густые  заросли  ивняка,  окаймлявшие  берег  реки.
Заметив  несколько фигур, мелькнувших в них, он бросился туда с
зажатым в руке мечом.
     Едва он сделал несколько шагов, продираясь сквозь заросли,
как на него набросился с вилами  молодой  крестьянский  парень.
Сильным ударом меча Конан вышиб вилы из его рук, а затем плашмя
ударил  мечом  ему по голове, сбив парня с ног. Тот рухнул, как
подкошенный, и затих,  но  Конан  знал,  что  не  причинил  ему
особого  вреда  и,  оставив  крестьянина,  бросился  дальше,  к
поросшей тростником кромке реки.
     Он увидел четырех беглецов, пытавшихся  спустить  на  воду
лодку,  привязанную  к  дереву.  Тот, что был выше всех ростом,
обернулся, и Конан узнал вчерашнего  мятежника,  ускользнувшего
от них с Фавианом в густом лесу.
     Капюшон откинуло ветром назад, и на Копана теперь смотрела
привлекательная женщина с длинными заплетенными волосами. С ней
было трое деревенских детей. Один из них, костлявый мальчишка с
покрытым копотью лицом уставился на Конана, сжимая в руке нож с
обломанным  лезвием,  женщина  схватила  мальчика  за  ворот  и
притянула к себе.
     -- Займись лодкой,-- сказала она ему с твердым немедийским
акцентом и, вытащив из-за пояса длинный  прямой  кинжал,  молча
стала ждать своего преследователя.
     Внезапно  в зарослях раздался треск, и Конан увидел одного
из солдат Бальдра, ветерана с пышными усами, продиравшегося  на
коне сквозь кусты.
     -- Ага,  тут  еще девка и трое щенков! Сейчас я вам покажу
катание на лодке! --  весело  крикнул  он,  и  вдруг  лицо  его
исказилось гримасой боли и удивления.-- Ты что, парень?... А!
     Солдат  качнулся в седле, его конь испуганно заржал, когда
меч Конана угодил ему в живот, не защищенный панцирем.  Тем  не
менее ветеран поднял свой меч, собираясь оказать сопротивление,
несмотря на вспоротый живот. Второй удар сбил его с коня, но он
все  еще  пытался  подняться,  сжимая в руке меч. Конан еще раз
взмахнул оружием, и солдат остался лежать на земле  с  пробитым
горлом; его конь, почуяв запах крови хозяина, с диким ржанием и
обезумевшими глазами ускакал обратно в кусты.
     Киммериец повернулся к реке и увидел, что четверо беглецов
наконец отвязали лодку и толкали ее теперь вглубь реки.
     -- Подождите! -- крикнул он, но затем слова замерли у него
в горле.  Лодка  уже  уплывала  и  вскоре  скрылась  из виду за
склонившимися к воде деревьями, женщина больше не оглядывалась.
     Конан окинул взглядом реку. Кое-где  у  берега  ее  чистая
вода  была  окрашена  красными  пятнами  крови -- следы бойни в
деревне
-- а местами ее вид был еще более ужасным. Затянутое дымом
небо и неистово пляшущие огни горящей деревни отражались в
реке, придавая ей зловещий вид адского потока.
     Лодки больше нигде не было видно, и  Конан  отвернулся  от
реки и зашагал по берегу. Увидев тропинку в зарослях ивняка, он
повернул по ней навстречу крикам и огням.
     По  дороге  он  остановился  только  один  раз, оторвав за
горящим  домом  одного  из  головорезов   Ульфа   от   отчаянно
боровшейся с ним деревенской девушки. Перерезав ему горло своим
мечом,  Конан  бросил  тело  в  кусты  и подождал, пока девушка
добежала до реки.
     Затем он двинулся между горящих домов к самому центру ада,
где увидел сидевшего на коне Дарвальда, который молча наблюдал,
как Фавиан  охрипшим  голосом  отдавал  громкие  команды  своим
солдатам,  приказывая  им  бросать  все  новые  и новые вязанки
хвороста в дома, чтобы быть уверенным, что они сгорят дотла.
     Конан подошел к маршалу и мрачно взглянул на него.
     -- Дарвальд, я знаю,  почему  мы  здесь!  --  крикнул  он.
Маршал  медленно  повернул  голову  и  скользнул  меланхоличным
взглядом по Конану и его окровавленному мечу.  Его  собственный
меч,  лежавший  поперек  передней  луки седла, был чистым.-- Вы
что, считаете, что это были те самые мятежники, о  которых  так
много болтал Ульф? Там, на реке, я видел переправу -- не она ли
стала  причиной  уничтожения  деревни?  Жадный  Ульф, наверное,
испугался, что его доходы  уплывают  на  тот  берег  и  задумал
уничтожить  деревню! И вы стали его наемником! Ответьте мне, вы
воин или убийца невинных людей?
     Маршал холодно смотрел на  Копана  и  ничего  не  говорил.
Затем  он медленно повернул коня и отъехал прочь от бушевавшего
киммерийца. Его глаза были красными и слезящимися, как почти  у
всех  остальных,  но  были  эти слезы вызваны дымом или горьким
чувством стыда и раскаяния, так никто никогда и не узнал.

     Глава 9. Избранница смерти

     Высокие городские ворота Динандара, сделанные  из  тяжелых
бревен,   перетянутых  железными  скобами,  представляли  собой
надежную преграду как для тех, кто по  тем  или  иным  причинам
хотел  ускользнуть  из города, так и для тех, кто рвался туда с
разными неблаговидными целями.
     Но сегодня огромные ворота стояли широко  распахнутыми,  а
вдоль главного проезда тянулись толпы празднично одетых жителей
Динандара.  Увидев  входившую  в город колонну всадников барона
Бальдра Эйнарсона, горожане замерли  с  выражением  почтения  и
привычного страха на лицах.
     Барон,  ехавший  позади  четырех  кавалерийских  офицеров,
составлявших передовой отряд, величественно восседал на  гнедом
мерине, заменившем убитого мятежниками белого скакуна. Сразу за
ним  катила колесница, везущая маршала Дарвальда и управляемая,
как решил бы любой из  глазеющих  на  нее  обывателей,  молодым
лордом Фавианом.
     Но обыватель неминуемо ошибся бы, потому что колесницей на
самом  деле  управлял варвар-северянин, одетый в лучшие доспехи
Фавиана. Настоящий сын  барона  ехал  в  главной  кавалерийской
колонне, опустив забрало на свое красивое обиженное лицо.
     В  отличие  от него барон Бальдр выглядел очень довольным,
несмотря на шрам, придававший вечную суровость его лицу.  Гордо
выпрямившись, он снисходительно скользил взглядом по освещенным
ярким полуденным солнцем рядам своих подданных.
     Когда  они  выехали на мощеные булыжником улицы Динандара,
барон чуть замедлил ход  своего  мерина,  чтобы  поравняться  с
колесницей.  Маршал Дарвальд, с непроницаемым видом сидевший на
скамье, поднял на Бальдра глаза.
     -- Слухи  о  нашем  преждевременном  возвращении  каким-то
образом  уже распространились, милорд, судя по тому, как успели
подготовиться  к  нему  ваши  подданные,--  взгляните   на   их
наряды,--  задумчиво  произнес  маршал,  окидывая взглядом ряды
горожан  и  время  от  времени  кивая  какому-нибудь   знатному
господину  или  его розовощекой жене.-- Или курьер, которого мы
послали к Своретте, проболтался, или мастер шпионажа постарался
через   своих   агентов   сделать   это   известие   достоянием
общественности.
     -- Может быть. Только сам мастер шпионажа оказался слишком
застенчивым,    раз   не   встретил   нас   лично   у   главных
ворот,-отозвался барон,  не  глядя  на  Дарвальда  и  продолжая
осматривать  толпы  встречающих.-- Но честно говоря, нет ничего
плохого  в  том,  что  мои  подданные  приветствуют   меня.   Я
остановлюсь  на  центральной  площади,  чтобы  сообщить  им  об
удачном походе и нашем решительном ударе по мятежникам.
     -- Может быть, не стоит слишком много  говорить  об  этом,
милорд,--  сказал  Дарвальд,  и горькая улыбка появилась на его
лице.-- Ведь в конце концов,  это  было  всего  лишь  небольшой
стычкой,   а   не   крупным  сражением  с  вооруженными  силами
мятежников.
     Барон нахмурился и покосился на Дарвальда.
     -- А как вы объясните, что двое наших  солдат  были  убиты
мечом?  Значит,  в  этой  деревне были вооруженные организаторы
мятежа!  После  победа  мы  насчитали  семьдесят   восемь   тел
уничтоженных  нами врагов, и если бы мы не застали их врасплох,
то потерь с нашей стороны могло бы быть  намного  больше.  Нет,
это была великолепная победа!
     Конан,  чье  внимание  было  сосредоточено  на  управлении
колесницей, тем не менее начал прислушиваться к  разговору.  Он
еще  не  очень  хорошо  справлялся  с  норовистыми  лошадьми, и
колесница иногда начинала петлять. К  тому  же  он  теперь  уже
невольно  ожидал  нового  покушения на себя, и время от времени
нетерпеливо и нервно дергал поводья.
     Назвать короткий поход Бальдра удачным было огромной ложью
или, может быть, величайшей иллюзией. В течение недели, которую
они провели потом в замке Эдрам, Конан не слышал,  чтобы  барон
отправил  какое-нибудь  сообщение  домой  о резне в деревне. Об
этом все как будто бы старались забыть. Наверное, не один Конан
понимал,  что  несчастная  деревушка  вовсе  не   была   очагом
мятежа...
     -- А  помните, сэр, мы ведь так и не нашли во время нашего
похода никакого логова  поклонников  культа  змеи,--  продолжал
упорствовать Дарвальд в споре со своим твердолобым бароном.
-- А ведь именно они и представляют для нас настоящую угрозу,
и медлить нам тут нельзя!
     -- Вы  правы,  Дарвальд.  Теперь, когда я вернулся, я буду
готовиться к новому походу, на  этот  раз  с  гораздо  большими
силами, и тогда, надеюсь, мы вырвем эту заразу с корнем,-Бальдр
замолчал  и  стал  вглядываться вперед, где находилась рыночная
площадь.-- А что это там, свадьба?
     На широкой, мощеной булыжником  площади  стояло  множество
столов,  уставленных разнообразными яствами и напитками, вокруг
которых бродили еще более празднично одетые горожане, в дорогих
нарядах, с кружевами и украшениями. Их взоры были  прикованы  к
широкой  арке,  украшавшей  главный  вход в большое, увенчанное
шпилем здание -- зал гильдий.
     -- Похоже, что это свадьба в семье какого-нибудь  знатного
ремесленника,--   заметил  барон.--  Золотых  дел  мастера  или
ювелира, судя по пышности и расходам на угощение.
     -- Да, милорд,-- кивнул Дарвальд.-- Теперь  я  припоминаю,
что  недавно  было  оглашение  имен  вступающих  в  брак, и там
называлась Эвадна, дочь старого Арла, серебряных дел мастера, и
какой-то мелкий землевладелец.
     -- Эвадна... не та  ли,  что  учится  в  жреческой  школе,
вопреки постановлению гильдии, запрещающей делать это женщинам?
     -- Да, у этой девицы сильный характер,-- кивнул маршал.
     -- Понятно,--  пробормотал Бальдр и, нахмурившись, еще раз
окинул взглядом площадь.-- Однако что  за  манера  у  некоторых
семей устраивать свадьбы во время отсутствия их барона! Что они
хотят  этим  показать?  --  Он повернулся и сделал знак Фавиану
следовать за ним, затем коснулся плеча  Конана.--  Эй,  парень,
давай поворачивай к входу. Будет, наверное, невежливым проехать
мимо  и не выразить нашего уважения к этому торжеству. И помни,
ты мой сын.
     Конан повернул колесницу к ступенькам входа в зал гильдий,
опрокинув декоративные цветы, расставленные в вазах по  площади
и едва не сшибая столы с угощением, а также зазевавшихся гостей
праздника.  Фавиан, видя это, скривился от досады и пробормотал
проклятия вслед неумелому вознице, правившему колесницей от его
имени.
     Подъехав к входу, Конан прошептал  ответное  проклятие  и,
соскочив  с  колесницы,  стал  ждать  Бальдра. К его удивлению,
барон не слез с коня, а направил его прямо по  ступеням  в  зал
гильдий.   Конан   направился  вслед  за  бароном,  разглядывая
коричнево-рыжий хвост его мерина и стараясь напустить  на  себя
как  можно более надменный и гордый вид, соответствующий облику
аристократа. За ним последовали Дарвальд и Фавиан, который шел,
понурив голову и низко опустив забрало.
     В полумраке зала, в центре  которого  ярко  горели  свечи,
множество  собравшихся разом подняли головы и в немом изумлении
уставились на вошедших. После нескольких мгновений  напряженной
тишины  толпа оживилась, по залу пробежал шепот, затем возгласы
приветствия, но в них Конан уловил скорее оттенок  страха,  чем
уважения и любви к своему барону.
     В  центре  зала,  глядя  друг  на друга, стояли на коленях
красиво одетые мужчина и женщина, а  вокруг  них  вели  хоровод
жрицы  богини  Уллы,  украшенные  праздничными гирляндами. Пара
поднялась с колен и повернулась в сторону барона, то ли оттого,
что брачная церемония уже завершилась, то ли  из-за  того,  что
надо  было  выразить  их лорду свое почтение. Совсем юный жених
смотрел на барона с гордым и немного оскорбленным  видом.  Лица
невесты, закрытого плотной вуалью, почти не было видно, но в ее
позе и жестах была видна спокойная уверенность.
     По  непонятным  пока  причинам  ее  вид  приковал внимание
Конана.  Стоявший  чуть  позади  киммерийца   его   благородный
двойник,  как  заметил  Конан,  тоже  напряженно  вглядывался в
закрытое вуалью лицо девушки.
     -- Примите мои поздравления, подданные! -- резко прозвучал
под сводами  зала  голос  Бальдра,  величественно  сидевшего  в
седле.--  Жаль,  что  мое  путешествие,  вызванное  неотложными
государственными  делами,  заставило  меня  опоздать  на   ваше
свадебное торжество. И тем не менее я собираюсь первым пожелать
вам  долгого  счастливого  союза! Здоровья и благополучия также
всем, кто собрался сегодня здесь на эту свадьбу! Хочу  сообщить
вам,  что  отныне  вашим домам даруются почет и привилегии, что
соответствует славным традициям нашего прекрасного города.  Мой
сын  Фавиан  полностью со мной согласен и присоединяется к моим
поздравлениям,--  Барон  слегка  наклонился  в   седле,   чтобы
похлопать  своего  подставного  сына  по плечу в знак отцовской
гордости.  Киммериец   увидел,   как   взгляды   присутствующих
переместились  к  нему,  но  по-прежнему  он не уловил в них ни
капли  любви  или   почтения.--   Хочу   сообщить   вам   также
следующее,-- продолжал барон, не замечая напряженности сцены.--
Сегодня  двери  моего  дома  будут открыты для продолжения этих
торжеств. Еда и питье для всех будут уже  приготовлены,  и  все
присутствующие  будут  моими  гостями.  Приглашаю  вас всех и в
особенности этого молодого человека и его  прекрасную  невесту!
Нет, не приглашаю, приказываю всем прийти!
     Довольный  своей  речью, барон завершил ее легким кивком и
повернул своего коня обратно к выходу.  Пока  он  шествовал  по
залу, шепот и гул голосов возобновились, но никакого энтузиазма
ни в лицах, ни в возгласах собравшихся Конан не обнаружил. Не в
силах  отделаться  от  какого-то  страдного  предчувствия, он с
облегчением вышел на залитую солнцем площадь.
     @***=
     И снова шум и суета праздника  наполнили  дом  барона.  По
всем   помещениям   разносились   ароматные  запахи  кушаний  и
переливчатые трели  рожков,  наигрывавших  веселые  мелодии.  И
вновь Конана исключили из числа пирующих, отправив на дежурство
в комнату Фавиана.
     Усевшись в то же кресло возле окна, он стал прислушиваться
к звукам   и  шорохам,  рассеянно  глядя  на  призрачные  тени,
пляшущие на стене, огораживающей замок.
     Неясные образы мелькали и у него  в  голове,  затуманенной
вином,  которое  он  время  от  времени прихлебывал из кувшина,
стоявшего на столе рядом с ним. О многом надо было подумать:  о
возлюбленных  и врагах, которых он нашел за последние недели, о
роскоши и амбициях, царивших в  замке,  о  ненависти  и  позоре
злодеяний,  свидетелем которых он стал. И наконец, о главном --
как долго ему еще оставаться здесь, как раздобыть сокровища и с
кем поквитаться перед уходом...
     Его   размышления   были   прерваны   какими-то   звуками,
доносившимися  из  коридора. Конан коснулся рукой меча, заранее
вытащенного из ножен и лежавшего у него  на  коленях.  Раздался
скрип  открываемой  двери,  и  Конан  замер,  приготовившись  к
встрече гостя. Если его сердце и билось в этот момент  быстрее,
то  не  из-за  страха,  а из надежды повторения нежной встречи,
произошедшей в этой комнате накануне его отъезда.
     Но когда дверь наконец открылась, Конан увидел вошедшего в
комнату Фавиана, одетый в лучший из оставшихся у  него  военный
наряд  и  без шлема. Держа в руках горящую свечу, молодой лорд,
пошатываясь, прошел на середину  комнаты  и  взмахнул  рукой  в
сторону открытой двери.
     -- Убирайся, варвар! Пришел настоящий хозяин этой комнаты,
и он вряд  ли  будет  нуждаться  сегодня ночью в твоих услугах.
Катись в свою вонючую конуру!
     Его слова прозвучали для Конана как пощечина,  но  тем  не
менее он не встал с места и даже не шевельнулся.
     -- Мне   приказано   ждать   здесь  всю  ночь.  Дом  полон
посторонних людей, и твой отец считает, что на твою жизнь могут
опять покушаться. Так что лучше было бы  поискать  тебе  другую
кровать.
     Вместо  того,  чтобы  разозлиться на Конана, Фавиан открыл
рот от удивления.
     -- Мой отец так сказал? Ну, старый демон!  Это  уже  ни  в
какие  ворота  не  лезет! Он что, хочет отнять последнее, что у
меня осталось? -- Нахмурившись, молодой лорд подошел к Конану и
наклонился к его лицу.-- Послушай, киммериец, ты можешь украсть
мое место и мое имя! Мою колесницу, мою  одежду  и  заодно  мою
славу!  Но  ты  никогда  не  сможешь украсть у меня мою мужскую
силу,-- Он выпрямился и поставил подсвечник на стол, затем сжал
руку в кулак и потряс им в воздухе.-- Все, клятвы  произнесены,
подписи  поставлены,  и  теперь  невеста  предоставляется в мое
распоряжение.  Это   мое   естественное   право   и   последняя
привилегия,  которая  у  меня  осталась.  И  я скорее умру, чем
откажусь от нее!
     Грозно   взглянув   на   разбушевавшегося   лорда,   Конан
решительно поднялся, сжимая в руке меч.
     -- Что  ты  хочешь этим сказать, пьяный негодяй? -- гневно
спросил он, глядя Фавиану  в  глаза.--  Невеста  сегодня  ночью
будет принадлежать тебе?
     -- Да,   варвар,--  по  моему  благородному  праву,  праву
превосходства. А как ты думаешь, почему сегодня  в  нашем  доме
устроили  праздник?  Хвала  богам,  есть у меня одна привилегия
лорда -- как единственный  наследник  рода  Эйнарсонов  я  имею
право  на  первую  брачную  ночь с любой девственницей из нашей
провинции!
     Конан в изумлении смотрел на него:
     -- Но это же подло! Как же невеста  может  согласиться  на
это? А жених?
     -- Согласиться?  А у них что, есть выбор? -- Фавиан громко
расхохотался.-- Знаешь, варвар, может быть, ты и удивишься,  но
большинство  девушек  жаждут  этого!  Они вспоминают потом этот
краткий миг блеска и великолепия  весь  остаток  своей  скучной
однообразной  жизни.  И  какой  простолюдин  не  захочет, чтобы
королевская кровь влилась в их убогое  фамильное  дре