е странное. А для Белого?
     - Неужели не понимаешь? - с едва заметной досадой спросил его  Белый.
- Забыл, что ли, как сам играл в снежки?
     Конечно, он помнил это. Он даже был чемпионом, когда соревновались на
меткость. А соревновались давно, еще в  четвертом  классе,  в  том  первом
зимнем походе. Состязание устроили специально. Бегать просто так, орать  и
кидаться им быстро надоело.  Желудки  прогибались  от  тяжести  съеденного
только что обеда. Налопались от пуза.  Как  всегда,  у  них  вышло  что-то
среднее между супом и кашей. Да у них  это  так  и  называлось:  супокаша.
Дежурные вытряхнули в котел несколько пакетиков сухих супов, бухнули  туда
же вермишель, а когда все это сварилось,  вскрыли  пару  банок  тушенки  и
аккуратно  размешали  специальной   ложкой   -   на   длинной,   тщательно
обструганной палке. Костя сам в  свое  время  выстругал  ее  своим  слегка
затупившимся перочинным ножом. Тем самым, с обшарпанной синей ручкой.  Это
было еще в сентябре, когда Наталья Владимировна начала водить их в походы.
И с тех пор всегда пользовались Костиной "палкой-мешалкой" -  такая  уж  у
них возникла традиция. В походах нельзя без традиций.
     Сперва походы были короткие - на один день. И Костя даже  возмущался:
чепуха,  а  не  походы!  Все,  буквально  все  не  совпадало  с   мамиными
рассказами. И в книжках писалось по-другому. Где палатки? Где огромные,  в
сорок килограммов, рюкзаки? Сейчас и вспоминать смешно. Будто он,  худющий
исцарапанный четвероклашка, мог тогда нести настоящий груз! Сломался бы на
первом же переходе.
     Зато потом были и ночевки,  и  тяжести.  Кое-кто,  конечно,  пробовал
ныть. И не только девчонки, но и пацаны  тоже.  Даже  лучший  Костин  друг
Андрюха Зайцев однажды стащил со спины рюкзак, уселся на  него  и  заявил,
что все, дальше он никуда не пойдет, потому что устал, и  вообще.  Правда,
Андрюха быстро опомнился, когда знакомый Натальи Владимировны, дядя  Саша,
взял у него рюкзак и спросил: "Без груза топать  можешь?  Тогда  топай.  А
если очень уж  притомился  -  скажи,  я  и  тебя  могу  на  плечи  взять."
Разумеется, ехать на дяди Сашиных плечах, да еще на глазах у всех ребят (а
тем более, девчонок), Андрюхе не улыбалось. И он поплелся вслед за  всеми,
а еще через пару минут выпросил у  дяди  Саши  свой  рюкзачок  обратно.  А
Наталья Владимировна нытикам отвечала так: они,  дорогие  друзья,  видимо,
ошиблись, спутав две совершенно разные вещи - поход и пикничок. Но  теперь
уже поздно пить боржом, дело сделано, и ей остается только  выразить  свои
искренние соболезнования беднягам, которых, по всему видно,  ждет  ужасная
смерть от острого гнойного воспаления... Обычно после таких соболезнований
нытье прекращалось.
     Кстати, именно  Наталья  Владимировна  и  предложила  тогда  устроить
соревнование на меткость. Сказано - сделано.  В  снег  воткнули  несколько
лыжных палок. Специально втыкали так,  чтобы  они  едва  держались.  Умело
брошенный снежок должен был такую палку сбить. Провели черту,  за  которую
нельзя было переступать, построились в шеренгу - и начали.
     У Кости только два броска вышли неудачными. "В молоко", как выразился
дядя Саша.  Зато  остальные  восемь  оказались  что  надо.  Между  прочим,
некоторые, слишком много трепавшиеся про свой  меткий  глаз  да  про  свою
точную руку, вообще ни одной палки не сбили. Вот так-то!
     Стоп! Костя вздрогнул. Что оно, опять?! Опять лезет из него бред  про
несуществующую жизнь? Да ведь на самом деле не было  ничего  такого!  Нет,
немедленно выбросить все из головы. И  еще.  Нужно  было  что-то  сделать,
причем именно здесь, в этом месте. Кто-то ему велел. Но кто?  Что?  Зачем?
Он не мог вспомнить.
     - Может, у тебя получится? - спросил вдруг Белый.
     - Что получится?  -  растерянно  произнес  Костя,  оглушенный  своими
мыслями.
     - Да я про снежок, - усмехнулся Белый. - У меня,  видишь,  ничего  не
выходит. А хотелось бы. Молодость вспомнить...
     - Ну-ка, дайте, - Костя сгреб ладонью снежный ком.  Снег  и  в  самом
деле рассыпался, но Костя знал, что не стоит  спешить.  Нужно  сперва  как
следует согреть его в руках, чтобы он стал липким, чтобы размок.  А  потом
уже можно и лепить.
     - Учитесь, пока я жив! - небрежно сказал он, показывая Белому снежок.
Небрежный тон давался ему с трудом.
     - Ну что ж, неплохо, - одобрил Белый. - А теперь кидай.
     - Куда?
     - А куда хочешь. Для того снежки и лепят - чтобы кидать.
     - А в вас можно? - сам себе удивляясь, спросил вдруг Костя. Ему  было
и страшновато - он помнил тот непонятный случай, и в то  же  время  ужасно
интересно - что из этого выйдет?
     - Да ради Бога, - улыбнулся Белый. - Я-то ведь не рассыплюсь.
     ...И правда, Белый не рассыпался. Снежок пролетел  сквозь  его  грудь
точно через полоску тумана и воткнулся в белый ковер далеко-далеко за ним.
     - Как же  это  получается?  -  Костя  не  мог  сдержать  накопившиеся
вопросы. - Почему он так полетел, через вас?
     - Нормально он полетел. Все правильно, - как-то нехотя ответил Белый.
- А объяснить я тебе не могу - слишком сложно. Да я и сам не все  понимаю.
Однако поиграли - и хватит, пора говорить о деле.
     - Ну, давайте поговорим, - насторожился Костя. Вот и началось. Что ж,
это расплата за рапорт.
     - Ты помнишь, - сказал Белый, подымаясь со снега, - в прошлый  раз  я
тебе говорил: ты начинаешь выздоравливать?
     - Ну, может, и помню, - сумрачно ответил Костя. - А дальше-то что?
     - А дальше то, Костик, - вздохнув, продолжал Белый, - что  шанс  твой
не так уж и велик. Давай честно признаем факты.  И  не  только  в  рапорте
дело, хотя и это тоже повлияло. Но главное  -  внешние  обстоятельства.  А
они, друг мой, в последнее время осложнились. Боюсь, плавного перехода уже
не получится. Но шанс у тебя все-таки остался. Как  им  воспользоваться  -
зависит только от тебя.
     - Может, объясните все-таки, в чем дело? - сердито спросил Костя. - А
то все какими-то загадками говорите. Что еще за "внешние обстоятельства"?
     - Обстоятельства разные, - пожал плечами Белый. -  Места,  времени  и
образа действия... А если серьезно - пока объяснять не буду. В свое время,
надеюсь, узнаешь.
     - В свое время, в свое время, - проворчал Костя. - Вот вы всегда так.
А сейчас оно, время, что - не свое?
     - Нет, сейчас оно - чужое, - серьезно ответил Белый. - Да и не  время
это - одна видимость. Ну ладно, не буду долго трепаться - силы  кончаются.
В общем, так. Слушай,  пожалуйста,  внимательно,  и  попытайся  запомнить.
Скоро тебе будет очень плохо. Просто ужасно. Тьма, холод, безнадежность. Я
не пугаю тебя - просто говорю, что будет. Но выход есть.  Когда  вспомнишь
об этом, сделай вот что. В уме считай до десяти, а после поверни руку  вот
так, - Белый резко выбросил вперед ладонь, как бы ввинчивая  ее  в  густой
неподвижный воздух. - Запомнил движение? Впрочем,  когда  надо,  оно  само
вспомнится. После этого иди вперед, и главное - ничего  не  бойся,  защита
уже начнет действовать. Хотя, должен предупредить, будет страшно.
     - Вы что же, напугать меня думаете? - усмехнулся Костя и  сплюнул  на
снег. Однако внутренне поежился. Почему-то он знал, что Белый не шутит, не
играет роль, а говорит правду.
     - Да что ты! - вновь улыбнулся Белый, - тебя разве  напугаешь!  Ты  у
нас  калач  тертый.  А  вообще-то,  -  улыбка  сползла  с  его   лица,   -
по-настоящему страшных вещей ты пока  не  видел.  Хотя  здесь  этой  дряни
достаточно.
     - Где это здесь? - не понял Костя. - В этом поле?
     - Нет, тут как раз все спокойно, - ответил Белый. -  Это  нейтральная
зона, сюда они вползти не могут. Я про Корпус.
     - Кто - они?
     - Ну, скажем так, сгустки. Впрочем, возможно, ты и сам их увидишь.  В
свое время, естественно.
     - Опять загадки? - буркнул Костя. - Ни фига я не понял.
     - Ничего, - отозвался Белый, - после поймешь.  Главное,  ты  запомнил
порядок действий. Очень скоро это тебе  понадобится.  И  последнее.  Когда
будешь идти сквозь тьму... Может оказаться, что собственных  сил  тебе  не
хватит. Тогда  позови  меня.  Попробуй  сосредоточиться  и  вспомнить  эту
равнину. И позови меня. И я приду. Вот таким вот образом. Ну все,  Костик,
пока. Мне пора уходить.
     ...Горизонт вдруг вздыбился, равнина дрогнула, точно по ней пробежала
невидимая волна, и растаяла, и откуда-то появился ветер, ударил  в  глаза,
подхватил его точно соломинку и понес - вдаль, навстречу лиловому свету.



                                    8

     Свет был подобен выстрелу. Косте  почудилось,  что  ему  чиркнули  по
глазам остро  заточенным  лезвием.  Рывком  отбросив  одеяло,  он  сел  на
кровати.
     А свет заполнял всю палату. Непонятно откуда тот лился -  плафоны  не
горели, но, однако же, он жгучими волнами пробегал по стенам, по  потолку,
отражался от надраенного пола - темно-лиловый, словно гноящаяся рана, и  в
то же время нестерпимо яркий.
     Костя таращил глаза, ничего не понимая. Это снится или на самом деле?
Вскоре он сообразил, что все происходит наяву. Сон остался там,  на  белой
равнине, а здесь - знакомые стены, знакомый линолеум,  и  эти,  стоящие  в
дверях.
     Их было трое. Наблюдательницы - Светандра и  Елена  Александровна,  а
рядом с ними... Нет, этого типа  Костя  видел  впервые.  Мужчина  в  белом
халате и в белой, точно у хирурга, шапочке. Однако на левом рукаве у  него
имелась повязка с  многолучевой  серебристой  звездой,  такая  же,  как  у
Стажеров, только поменьше. Сам же мужчина оказался невысоким,  щупленьким,
и чем-то напоминал отбившегося от курицы цыпленка. Но когда  Костя  увидел
его глаза - вот тогда ему стало по-настоящему  страшно.  Железные  были  у
него глаза, а толстые стекла очков лишь усиливали тяжесть взгляда.
     Костя понимал - нужно справиться со своим страхом, взять себя в руки.
Он ведь не кто-нибудь - Помощник на Группе, значит, никто не должен видеть
его растерянности. Что бы ни случилось - Помощник  обязан  быть  бодрым  и
спокойным. Иначе он выдаст себя. Кому? В чем? Такие вопросы  не  приходили
ему в голову. Он просто всеми нервами, всей кожей чуял опасность.  Темные,
свинцовые волны  тревоги  давили  на  сознание.  Тогда,  пытаясь  сбросить
тяжесть, он стал глядеть по сторонам.
     Ребята все проснулись. Один за  другим  они  вылезали  из-под  одеял,
недоуменно вертели  головами,  встрепанные,  сонные,  дико  озирались,  не
понимая, что происходит.
     Но все это длилось очень недолго - не больше секунды, как  показалось
Косте. А потом мужчина в белом халате сделал шаг вперед и заговорил:
     - Всем немедленно встать и построиться в одну шеренгу! - голос у него
оказался под стать взгляду, резкий и тяжелый.
     Когда  приказ  отдается  таким  тоном  -  ему  просто  невозможно  не
подчиниться. Ребята, сообразив, что медлить опасно, тут же выскакивали  из
кроватей, стряхивая остатки сна, строились по росту. Четкость  и  быстрота
радовали глаз - сказались Костины старания.
     Сам Костя занял свое обычное  место,  в  голове.  Он  заставлял  себя
держаться спокойно и уверенно, улыбался, но по коже бегали мурашки - не то
от холода, не то от страха.
     - Группа, равняйсь!  Смир-р-на!  -  скомандовал  меж  тем  человек  в
халате. - Равнение на середину! Слушать и запоминать!
     Потом он выдержал мучительно долгую паузу и заговорил вновь:
     - Внимание, Группа! Сегодня произошло чрезвычайное происшествие!  ЧП!
Точнее сказать, преступление! И случилось оно в вашей Группе! -  он  опять
помедлил, обводя взглядом опущенные ребячьи головы.
     - Один из членов вашей Группы совершил  тягчайшее  нарушение  законов
Корпуса. Все вы знаете, что вам разрешено и что запрещено. Вы знаете,  что
курение запрещено категорически!
     Костя вздрогнул. Ну все, попался! До этого  момента  еще  можно  было
надеяться на чудо, на случайность. Но теперь надежда лопнула точно мыльный
пузырь, и тяжелые волны страха захлестнули душу.
     - Категорически запрещено! - повторил мужчина. - Вы также знаете, что
категорически запрещено прикасаться к вещам  любого  сотрудника,  будь  то
Воспитатель, Наблюдательница, Стажер. Но ваш товарищ, зная обо всем  этом,
тем не менее нарушил запрет! Как стало нам известно, он украл  сигареты  у
Стажера. И курил! Но делал он это не в одиночку, нет. Замешаны  и  другие,
много других. На ваше счастье, из прочих Групп.
     Человек в белом халате замолчал, набирая  воздуху.  Ребята  удивленно
переглядывались. А Костю грызла хмурая, перемешанная с  обидой  тоска.  Ну
ладно, пускай он и в самом деле виноват - курил. Но  сигареты  ведь  тырил
Смирнов! Кто же на него наклепал? Какая  сволочь  подгадила?  Неужели  сам
Леха? Шкуру свою спасал? Но почему именно на него?  Из  вредности?  За  те
слова? Что же теперь будет с ним? Со всеми ими?
     - Тем самым нарушены наши основополагающие принципы. Но запомните раз
и навсегда: нераскрытых преступлений не бывает!  Тот,  кто  это  совершил,
обнаружен. И этот бывший  ваш  одногруппник  будет  строжайше  наказан.  -
Взгляд его остановился на Косте.
     -  Выйди  из  строя!  -  приказал  он.  Костя  сделал   шаг   вперед.
Сопротивляться железному голосу он был не в состоянии.
     - Да,  -  усмехнулся  человек,  -  это  Помощник  на  Группе.  Бывший
Помощник, разумеется. Ныне же он  будет  наказан.  Сейчас  его  отведут  в
специальный карцер. А завтра его  ждет  публичная  порка.  Вы  все  будете
смотреть на это. Потом мы решим его  дальнейшую  судьбу.  Может  быть,  он
будет отправлен в Дисциплинарную Группу. А может быть, и на  Первый  Этаж.
Ведь преступление его не простое, оно отягощенное. Он  был  Помощником  на
Группе, и удачно притворялся хорошим Помощником. Вашу Группу на совещаниях
даже ставили в пример. Отдельные недальновидные работники даже  предлагали
перевести его из Временных в Постоянные. Еще бы  -  вы  занимали  под  его
руководством места на соревнованиях. Но  всего  одним  лишь  поступком  он
зачеркнул свое прошлое. Он подорвал авторитет Помощника на Группе. Поэтому
если он когда-нибудь и  вернется  к  вам  -  Помощником  ему  не  быть.  И
Распределение его ждет плачевное. Советую всем сделать для себя выводы.  А
сейчас - живо спать!
     Он помолчал, пожевал губами, потом повернулся к Наблюдательницам:
     - Можете выводить, -  и  кивнул  на  Костю.  В  дверях  палаты  Костя
обернулся. Последнее, что он увидел - это как погас жуткий лиловый свет  и
все затянуло ночной чернотой. Костя понимал, что больше сюда не вернется.


     Он шел между обеими Наблюдательницами по  тусклым,  плохо  освещенным
коридорам. Шел как автомат, как заводная  игрушка,  механически  перебирая
ногами. Мысли в голове сплелись так тесно, что ни одна  из  них  не  могла
выбраться на поверхность - и Костя чувствовал, как сознание его затягивает
серым туманом. Но почему-то он запоминал все, происходящее вокруг.  Слышал
негромкое  гудение  ветра  за  окном,  поеживаясь  от  холода  -   одеться
Наблюдательницы ему не разрешили, пришлось идти в чем есть. Он видел,  как
наглые мухи, словно брызги чернил, ползают по окрашенным бледной салатовой
краской стенам, как вздрагивает свет  ламп  над  стендами  про  гигиену  и
дисциплину, чуял, как сонно дышат в палатах пацаны.
     Но все это было отделено от Кости слоем серого тумана. Так они и  шли
по длинным ночным коридорам - он и безмолвные  Наблюдательницы  по  бокам.
Спустя какое-то время сознание маленькими, осторожными  шажками  начало  к
нему возвращаться. Пелена тумана слегка рассеялась -  и  на  Костю  хлынул
поток плотной, вязкой безнадежности. Безнадежность давила  грудь,  сжимала
горло холодными липкими пальцами, вытягивала из  глаз  жгучие  слезы.  Ему
пришлось собрать всю оставшуюся волю, чтобы не дать этим слезам ходу.  Шаг
за шагом, уставившись в светло-зеленый линолеум пола, он  чувствовал,  как
все глубже погружается в трясину тоски.
     Случайно подняв голову, он увидел,  что  идут  они  уже  по  каким-то
чужим, незнакомым коридорам. В этой части Корпуса ему  бывать  никогда  не
приходилось. Тут не было стендов, не было дверей и окон  -  только  узкие,
кривые коридоры, точно кишки огромного  спящего  зверя.  Лишь  плафоны  на
потолке  казались  привычными  -  пыльные,   желтовато-бурые,   засиженные
отъевшимися, раздобревшими мухами.
     Сколько же еще идти? Ему  казалось,  что  шагают  они  уже  несколько
часов,  петляют  в   одинаковых   коридорах   как-будто   наугад,   однако
Наблюдательницы двигались  быстро  и  уверенно.  Время  от  времени  Косте
приходила мысль, что путь их так никогда и не  кончится.  И  это  было  бы
хорошо.
     -  Все,  пришли!  -  нарушила  молчание  Елена   Александровна.   Они
остановились возле  массивной,  обитой  стальными  полосами  двери.  Елена
Александровна вынула из кармана халата огромную связку ключей и  принялась
ими греметь, отыскивая нужный. Косте почему-то  вдруг  вспомнился  недавно
прочитанный роман Вальтера Скотта - нетесаные глыбы замковых стен,  долгий
спуск по винтовой  лестнице  в  подземелье,  в  темницу,  лязганье  цепей,
шмыгающие с отвратительным писком крысы, тусклые чадящие факелы...
     Наконец  Елена  Александровна  отыскала  нужный  ключ   и   принялась
ковыряться им в замке. Дверь не поддавалась - то ли у  Наблюдательницы  не
хватало сил, то ли проржавел сам замок. Видно, его открывали нечасто.
     В конце концов она справилась. Дверь протяжно вздохнула, всхлипнула и
медленно отворилась вовнутрь. Пахнуло сыростью.
     - Иди туда,  -  негромко  велела  Елена  Александровна  и,  помолчав,
добавила:
     - Здесь будешь сидеть до утра.  Не  вздумай  делать  глупостей  -  за
каждым твоим движением наблюдают.
     Костя неуверенно шагнул вперед  -  и  тут  же  дверь  за  его  спиной
захлопнулась. Щелкнул замок - словно лязгающие зубы  хищника,  послышались
удаляющиеся шаги Наблюдательниц - и Костя оказался один, в полной тьме.
     Вскоре он понял, что здесь мороз точно как на Северном полюсе.  Холод
лился отовсюду, со всех сторон - острый, пронизывающий,  впивался  в  кожу
тысячами ледяных иголок. Пошарив вокруг себя руками,  Костя  наткнулся  на
гладкую металлическую стенку. Вроде бы никаких щелей  в  ней  не  было,  и
воздух стоял тут тяжелый, спертый, но все же  холод  откуда-то  брался.  И
никуда от него не спрятаться.
     Костя вновь ощупал руками стены и поразился,  до  чего  же  крошечная
камера ему досталась. Куда ни протянешь руку - всюду наткнешься на  стену.
Здесь даже нельзя было лечь на  пол.  Либо  стой,  либо  садись,  подтянув
колени к подбородку. Костя сел - так все же удобнее.
     Но страшнее холода, страшнее тесноты были  мысли.  Все  они  насквозь
пропитались серой тоской. Их было вроде бы  и  немного,  мыслей,  но  одна
тянула другую, а та третью, и еще, и еще, и снова о том же.
     Больше никогда ему не быть Помощником. Значит, и  о  Стажерстве  речи
нет. С этими мечтами можно распрощаться навсегда. А ведь еще бы немного...
Эх, если бы не идиотская затея с куревом! Ну чего ему стоило не  пойти  на
тренировку? Лучше бы Рыжова лишний раз погонял, как  советовал  Серпет.  А
ведь, наверное, Серпет советовал не просто так. Он ведь что-то  знал.  Или
догадывался.
     Но кто же все-таки настучал? Хотя какая теперь  разница?  Тем  более,
что ребят он больше не увидит. Какое бы ни  избрали  им  наказание  -  все
равно разошлют по разным местам.
     А ведь, наверное, все они сейчас сидят в таких вот ледяных мышеловках
и с тоской ждут утра. А утром... Об этом  не  стоило  думать,  но  сколько
Костя ни отгонял мысли, они все равно вползали  непрошенные,  едким  дымом
заволакивали сознание, и картины сменялись одна другой - и ничего  с  ними
не поделать.
     Он знал, как это  бывает.  После  завтрака  всю  Группу  торжественно
выведут в зал. Стулья заранее сдвинут к стене, чтобы  не  мешались.  Ребят
выстроят в шеренгу у другой  стены.  Они  встанут