Джориану  обратился
толстячок в брюках, годами несколько старше него.
   - Прошу прощения, господин Джориан. Мое имя Вег,  я  предводитель  партии
Штанов. Судя по одежде, ты человек передовых взглядов, каких  придерживаются
члены моей почтенной  организации.  Получив  пенембийское  гражданство,  ты,
вероятно, захочешь...
   - Что, Вег, уже агитируешь? - сказал высокий худощавый вельможа с  острой
седой бородкой. - Нехорошо получается.
   - Кто смел, тот и съел, - усмехнулся Вег.
   - Извините,  господа,  -  вмешался  Джориан.  -  Я  не  понимаю  иразская
политика. Объясните, пожалуйста.
   Вег улыбнулся.
   - Это господин  Амазлук,  предводитель  партии  Юбок.  Ему,  само  собой,
хочется зачислить тебя...
   - Вот еще! - возмутился  Амазлук.  -  Бедняга  в  Иразе  совсем  недавно.
Конечно, ему ничего не известно о славных традициях нашего прошлого, которые
поддерживает и так высоко ценит моя партия. Мой тебе совет, молодой человек,
если хочешь здесь вращаться среди  людей  достойных,  не  носи  больше  этой
варварской одежды, этой части туалета- Тебе  не  кажется,  Амазлук,  что  ты
встрял в нашу беседу? - сказал Вег. - Не лезь не в свое дело,  дай  спокойно
поговорить с господином Джорианом.
   - Это мое дело! - вскричал Амазлук. -  Когда  я  вижу,  как  ты  морочишь
голову молодому чужеземцу, ничего не понимающему...
   - Морочу голову! - возмутился Вег. - Ну, знаешь!
   - Господа, господа! -  вмешались  другие  придворные,  разводя  в  разные
стороны разозлившихся предводителей.
   - Во всяком случае,  -  заявил  Амазлук.  -  В  моей  партии  не  водится
изменников, сбежавших в провинцию подымать бунт!
   Он повернулся кругом и гордо удалился.
   - Что он говорил? - спросил Джориан с наивным видом.
   - Он имел в виду этого негодяя Мажана, лидера группы диссидентов, который
был членом моей почтенной организации, пока мы его не исключили.  Никуда  не
денешься от экстремистов, жаждущих кровопролития, в семье не  без  урода.  У
нас вот - Мажан.
   - Да?
   - Видишь ли,  Джориан,  мы,  то  есть  партия  Штанов,  держимся  золотой
середины. Мы  за  выборный  королевский  совет,  наделенный  законодательной
властью. Нам чужды обе крайности, существующие в Иразе: и консерваторы вроде
Амазлука, враги прогресса, от которых попахивает плесенью; и  маньяки  вроде
Мажана, которые  вообще  отменили  бы  монархию.  Кроме  нас,  в  Иразе  нет
здравомыслящих людей.
   - Что такое? Мажан убежал?
   - Он и несколько его сторонников исчезли. Ходят слухи, будто они  сбежали
из города, когда провалилась попытка Мажана занять мое место. С тех  пор  их
никто не видел. У меня  есть  подозрение,  что  все  это  дело  рук  богатых
молодчиков Амазлука, они выследили группу Мажана и, явившись на какое-нибудь
тайное совещание, всех их  перерезали,  а  уж  потом  состряпали  историю  о
побеге, чтобы опозорить партию Штанов. Когда...
   - Господа! - пропыхтел король. - Мы, пожалуй, уже  насмотрелись.  Давайте
спустимся во двор, нам надо кое-что вам сказать.
   Когда все оказались во дворе, королевские гвардейцы расступились и король
Ишбахар встал в середине образованного пустого пространства.
   - Мы имеем удовольствие объявить, - сказал он, - что  за  особые  заслуги
перед нашей короной и государством доктора Карадура из Мальваны и  господина
Джориана из Кортолии, усилиями которых были починены часы на башне Кумашара,
мы назначаем  первого  ректором  Дворца  Познания,  а  второго  нашим  новым
часовщиком. Доктору Борэ и часовщику Йийиму  за  верную  многолетнюю  службу
присуждается пенсия. Доктор Борэ назначается  почетным  членом  комиссии  по
планированию городского строительства.
   - Кто сказал, что я хочу быть часовщиком? - прошептал Джориан Карадуру.
   - Не волнуйся, сынок. Должен же ты чем-нибудь заниматься, пока я  пытаюсь
вернуть твою жену, а жалованье щедрое.
   - Ну, ладно. А Борэ, похоже, не в восторге от того, что его отправили  на
пенсию.
   - Ничего удивительного: его доход уменьшится вдвое. За почетное  членство
жалованья не платят.
   - Тогда надо держать ухо востро, у нас еще один враг.
   - Ты слишком уж мнителен...
   - А теперь, господа, - сказал король, - пора домой, в наше бедное жилище.
Доктор Карадур и господин Джориан, имеем удовольствие  просить  вас  сегодня
отобедать с нами.
   Джориан с Карадуром проехали через огромные ворота и попали на территорию
дворца, окруженную стеной. На воротах сверху торчали железные колья, на один
из них была насажена человеческая голова.
   - Врата Счастья, - пояснил Карадур.
   - Этот парень наверху, похоже, не очень-то счастлив, -  заметил  Джориан,
показывая на голову.
   - А, этот! Здесь по традиции выставляют головы преступников.
   - Врата Счастья, ну и название! У кого-то была богатая фантазия.
   -  Ты  прав,  сынок.  Однако  теперешний  монарх  -  человек   мягкий   и
жалостливый, поэтому в последнее время  здесь  редко  увидишь  больше  одной
головы. Консерваторы ворчат, что такое милосердие поощряет злоумышленников.
   Прибыв во  дворец,  король  отпустил  вельмож,  которые  несли  паланкин.
Джориана и Карадура проводили в  личную  королевскую  столовую,  где  они  и
откушали вместе с королем, можно сказать, без посторонних, если  не  считать
двоих стражников, стоявших в углах, секретаря, делавшего на листке  заметки,
и слуги, который обязан был пробовать еду.
   После обмена любезностями Джориан  упомянул  в  разговоре  о  пиратах  из
Альгарта, встретившихся ему во время путешествия.
   - Мне показалось, - заметил он, - что у здешних  берегов  они  нахальнее,
чем где бы то ни было. Ваше Величество, верно, знает, какие следует  принять
меры.
   Король Ишбахар заметно погрустнел.
   - Герекит, - сказал он секретарю, - напомни мне переговорить с  адмиралом
Кьяром. Ах, если  бы  мы  только  могли  уговорить  этих  негодников  честно
трудиться и жить,  как  все  люди!  -  снова  обратился  он  к  Джориану.  -
Неблагодарные! Знаешь ли ты, до чего обнаглели эти мошенники? Им, видишь ли,
мало тех даров, которые они получают ежегодно. Требуют еще!
   - Так Ваше Величество, что же, платит им д...  да...  -  Джориан  осекся,
почувствовав, как Карадур ударил  его  под  столом  по  голени,  -  Я  хотел
сказать... ваше правительство выплачивает этим господам некоторые суммы...
   - Можно сказать, что так. Да, так оно и есть. Я  знаю,  жесткая  политика
имеет свои плюсы. Мы не раз обсуждали это на заседаниях. Но  наш  выдающийся
философ Реббим считает, что альгартийцев нельзя  осуждать.  Их  архипелаг  -
скопление бесплодных, изрезанных морем скал, на  которых  трудно  что-нибудь
вырастить. У жителей этой суровой страны нет иного выхода, им остается  либо
пиратствовать,  либо  умереть   с   голоду.   Поэтому   ежегодные   выплаты,
обеспечивающие неприкосновенность наших судов, мы сочли наиболее  человечной
и великодушной мерой.
   Кроме того, выплаты сперва составляли лишь крохотную долю той суммы,  что
выделялась ранее на усиление нашего флота. Знаете, сколько сейчас получает в
день загребной на галере? Три монеты! Есть  же  ненасытные  люди.  -  Король
покачал головой, и щеки при этом затряслись. - Но  давайте  переключимся  на
что-нибудь более приятное. Попробуйте носорожьей печенки с соусом из  мозгов
миноги. Вот увидите, вы никогда еще не ели ничего подобного... хых, хых.
   Джориан попробовал.
   - Должен сознаться,  вы  правы,  -  сказал  он,  мужественно  проглатывая
печенку. - Ваш покорный слуга и впрямь ничего похожего  не  едал.  Но,  хотя
желание Вашего Величества для меня закон, я, что называется, дошел до точки:
жевать могу, глотать нет. Наелся до отвала.
   - Шутишь! Такой рослый, здоровый  парень?  Да  сколько  ты  съел?  Птичке
впору. И та долго не протянет.
   - Смотря какая птичка, сир. За обедом я обычно съедаю раза в три  меньше.
Это  как  в  истории  о  короле  Фузиньяне  и  зубах  Гримнора,  помните,  я
рассказывал?
   Щеки короля затряслись от смеха.
   - Ах, Джориан! Если бы боги послали мне ребенка, хотел бы я иметь  такого
сына, как ты! Джориан взглянул на него с изумлением.
   - Ваше Величество, я безмерно польщен. Но... -  Он  вопросительно  поднял
бровь.
   - Господин Джориан недавно в Иразе,  сир,  к  тому  же  он  день  и  ночь
трудился над часами. Ему не  известно,  в  каком  положении  оказалась  наша
династия.
   - Положение, как выразился наш деликатный доктор, очень  простое.  У  нас
было несколько жен, две из них и сейчас живы. Но из всех  этих  женщин  лишь
одна принесла мне ребенка, который умер во младенчестве. У нас имеется  двое
недостойных племянников, и одному  из  них  нам,  судя  по  всему,  придется
передать корону.
   Но давайте поговорим о чем-нибудь более веселом. Через три  дня  наступит
праздник Угролука, а с ним - главные скачки года. Для вас,  ученые  господа,
будут специально отведены места на ипподроме, прямо под  королевской  ложей.
Там безопаснее, мало ли, эти Юбки со Штанами снова развоюются.
   Король со вздохом поглядел на тарелки, все еще полные еды.
   - Если бы мы только могли весь  вечер  просидеть  за  столом,  предаваясь
невинным удовольствиям и ни во что не вмешиваться. Но, увы, мы должны  пойти
вздремнуть, а потом нам предстоит разбираться в  скучнейшем  судебном  деле.
Эх, горе быть королем!
   Знаешь, Джориан, а ведь в  юности  мы  подавали  надежды  как  ученый.  В
библиотеке все  еще  хранится  наш  труд  по  пенембийской  фонетике  времен
Джуктара Великого. Но, увы, все это осталось далеко позади. Не так давно  мы
попробовали писать мемуары, но государственные дела съедают столько времени,
что мы не добрались еще и до третьей главы.
   - Я вас понимаю, - сказал Джориан. - Я и сам жалею  порой,  что  не  стал
ученым, как доктор Карадур. Когда-то, еще в Оттомани, я учился  в  академии,
но после так и не смог всерьез приняться за учебу: все  скитался  по  разным
краям, так уж сложилась жизнь.
   - Ну, теперь ты здесь, у нас, - ответил король, - и мы уверены,  что  все
можно устроить. Ну что ж, нам пора. Всего хорошего, друзья.
   - Он похож на добродушного старого селезня, - сказал Джориан позднее.
   - Да, добродушия у него не  отнимешь,  -  согласился  Карадур.  -  Только
вместо  того,  чтоб  управлять  государством,  он  набивает  себе  живот,  и
характера никакого - бесхребетен,  как  студень.  С  чисто  моральной  точки
зрения я одобряю его миролюбивый настрой, но  боюсь,  для  нашего  жестокого
мира Ишбахар слишком непрактичен.
   Джориан улыбнулся.
   - Ведь ты сам вечно укорял меня  за  юношеский  цинизм.  Твое  выражение,
помнишь? А теперь и твои взгляды стали жестче.
   - Видимо, твое желчное мировосприятие оказалось заразным, и я отчасти его
перенял. Что касается короля Ишбахара, он не так плох,  пока  в  королевстве
все идет гладко.  Если  же  наступит  критическая  минута...  что  ж,  тогда
посмотрим.
   - А этот парень, Мажан, не может его сбросить? Едва  ли  такая  размазня,
как Ишбахар, просидит долго.
   - Мажан пожил  в  Новарии  и  воротился  оттуда,  набравшись  благородных
мыслей, хочет установить республиканскую власть по образцу Виндии.  Нелегкую
он выбрал себе задачу: чиновники  Ишбахара  привыкли  к  атмосфере  всеобщей
продажности и угнетения. Будем надеяться, что у Мажана ничего не выйдет.
   - Почему? У виндийцев дела идут не хуже, чем у других. А здесь, насколько
вижу, хорошего мало.
   - Речь не об идеях Мажана, сами по себе они не  так  плохи.  Все  дело  в
самом Мажане. Я его знаю. Это талантливый энергичный идеалист, но  он  полон
ненависти, в нем кипит мстительная варварская  злоба.  Хвастал  как-то,  что
когда он придет к власти,  на  Вратах  Счастья  будет  красоваться  не  одна
голова, а тысяча. Поговаривают, будто он даже собирается призвать на  помощь
дикие племена федиранцев. - Жаль, что идеи нельзя как-нибудь отделить от  их
носителей, - заметил Джориан.
   -  Да.  Об  этот  камень  разбилось  в  прах   множество   благороднейших
политических замыслов. Мажан мог бы провозгласить  самую  передовую  в  мире
конституцию, но что проку в том  иразцам,  если  он  начнет  сотнями  рубить
головы? А он начнет непременно, как только дорвется до власти.
   - Вот и выбирай, - сказал Джориан, - либо добрячок король, смахивающий на
студенистую массу, либо одаренный, но кровожадный господин Мажан. Все  равно
что выбирать между виселицей и топором.
   - Ты прав. Но так уж устроен мир.

   5
   Подземный ход короля Хошчи
   Утро двадцать шестого числа выдалось хмурым, предвещающим осенний  дождь.
В устье реки Льеп, словно кучка водяных насекомых, сновали от одного  берега
к другому маленькие суда, перевозившие в Жактан тысячи иразцев.
   Джориан и Карадур свернули с жактанской набережной.  В  конце  улицы,  на
которой они оказались, начинались земли храма Нубалиаги. Добравшись до  них,
Джориан и Карадур вместе с людским потоком двинулись вправо и вскоре подошли
к храму с восточной стороны.
   Храм  представлял  собой  огромное  сооружение  с  куполами  и   шпилями.
Серебряная обшивка куполов мягко светилась под серым  небом.  Вход  с  обеих
сторон украшали скульптуры прекрасной обнаженной  женщины  высотой  тридцать
футов. Это были статуи Нубалиаги, одна изображала богиню натягивающей тетиву
лука, вторая - льющей воду из кувшина.
   - Та, что слева, разгоняет  затмение,  -  пояснил  Карадур,  -  а  вторая
управляет приливом и отливом. Джориан остановился взглянуть на статуи.
   -  Забавно,  -  сказал  он.  -  Прошлой  ночью  мне  приснилась   женщина
точь-в-точь  как  эта,  то  есть  натурщица,  которая  позировала  для  этой
скульптуры.
   - Ну да? И что же?
   - Кажется, эта дама сказала  мне:  "Берегись  второй  короны,  сын  мой".
Одежды на ней было не больше, чем на этих статуях, а я с тех самых пор,  как
мы с тобой расстались в Метуро, вел на редкость добродетельную жизнь. Ну  и,
само собой, попробовал обнять ее, но она обратилась в дым и  улетучилась.  Я
решил, что причина этого сна в моем неудовлетворенном вожделении, да и слова
женщины показались бессмыслицей. Короче, я не придал сну особого значения  и
не могу теперь вспомнить, что там было еще.
   - Хм. К таким вещам должен быть готов каждый. Ты же знаешь,  боги...  ну,
словом, иногда являются смертным, такое и впрямь бывает.
   - Если предупреждение богини было вроде того совета, что дал нам  зеленый
божок Тваша, - помнишь, в Швении? - то я вполне могу обойтись без него.
   Храм стоял на возвышении, и улица, ведущая от него  на  восток,  шла  под
гору. Народ двигался  по  улице  сплошным  потоком  -  иразцы  в  юбках  или
шароварах, женщины, с  головы  до  ног  закутанные  в  ткань,  пришельцы  из
Федирана, Новарии и даже светловолосые варвары из далекой Швении, потеющие в
меховой и  шерстяной  одежде.  Среди  иразцев  выделялись  сторонники  Юбок,
нарядившиеся в красное и белое - цвета этой  партии,  а  приверженцы  Штанов
красовались в синем и золотистом.
   - Рад слышать, что ты не даешь воли плотским желаниям, - сказал  Карадур.
-  Это  необходимая  ступень,  ведущая  к   нравственному   совершенству   и
просвещенности  духа.  Может  быть,  ты  стал  последователем   какой-нибудь
аскетической философии или культа?
   - Нет. Просто мне казалось, Эстрильдис не пришла бы в восторг, узнав, что
я без нее макал куда попало свой фитиль. Такова любовь, что  поделаешь.  Ну,
ничего, придет время, я наверстаю упущенное.
   Они подошли к внешней стене ипподрома; каменные  арки,  выстроенные  одна
над другой, создавали ярусы, на которых стояли  кресла.  Толпа,  дробясь  на
отдельные потоки, текла к входам.
   - У нас в билете указан вход номер четыре, - сказал Джориан. - Где это?
   - Направо, - ответил Карадур.
   В толпу замешались торговцы, громко предлагающие  свой  товар  -  флажки,
игрушечные колесницы, написанные от руки программки, еду и питье. Джориан  с
Карадуром отыскали четвертый вход, и толпа внесла их внутрь. Билетер, увидев
королевские билеты, почтительно поздоровался  с  их  обладателями  и  указал
места под ложей короля, как раз напротив черты, разделяющей поле надвое.
   Джориан и Карадур уселись на свои  места  и  достали  свертки,  собираясь
перекусить. Слева от них места занимали  активные  члены  партии  Штанов,  и
трибуны сплошь пестрели синим и золотым. Справа таким же образом  сгрудились
Юбки, окрасив трибуны в цвета своей партии - белый  и  красный.  Политиканов
разделяла узкая полоска, где сидела знать и высшие чиновники,  в  том  числе
Джориан и Карадур, но это не мешало представителям двух блоков орать друг на
друга. Монотонный гул ипподрома то и дело перекрывали сочные ругательства.
   Когда Джориан допивал пиво, звук фанфар возвестил о прибытии короля.  Все
на трибунах встали с мест, а Ишбахар проковылял в свою ложу и  опустился  на
позолоченный  трон.  Затем  зрители  вновь  расселись,  король  сделал  знак
глашатаю, и тот приготовил рупор. Король достал  лист  тростниковой  бумаги,
увеличительное стекло и  начал  читать  своим  писклявым  голосом,  пыхтя  и
останавливаясь после каждого предложения, чтобы глашатай успел проорать  его
слова.
   Речь была нудная, но не длинная; для  Джориана  она  свелась  примерно  к
следующему: "...благоприятный случай...  прославленный  народ...  доблестные
соперники... блестящая подготовка... пусть победит сильнейший..."
   Когда король закончил, на трибуне, занятой  Штанами,  кто-то  поднялся  и
прокричал:
   - Когда Ваше Величество привлечет к суду убийц Сефера?
   Король передал ответ через глашатая:
   -  Умоляю,  сударь  мой,  не  надо  об  этом  сейчас.  Момент  совершенно
неподходящий. Дело расследуется...
   Но слова глашатая, несмотря на рупор и его  собственную  луженую  глотку,
потонули в реве голосов.
   - К ответу! К ответу! - дружно скандировали Штаны. Юбки  в  свою  очередь
заголосили:
   - Долой! Молчать! Долой! Молчать!
   - Кто такой Сефер? - спросил Джориан.
   - Один чиновник, сторонник Штанов, он был найден убитым.  Штаны  считают,
что его прикончила банда Юбок, а Юбки заявили,  что  понятия  ни  о  чем  не
имеют.
   Глашатай  продолжал  кричать,  угрожающе  зашевелились  ряды  гвардейцев,
сверкающих бронзовыми латами  и  гребенчатыми  стальными  шлемами,  и  вопли
разъяренных соперников мало-помалу улеглись.
   - Первыми поставили скачки на  черепахах,  -  сообщил  Карадур,  -  чтобы
позабавить толпу и направить мысли политиканов  -  если  это  можно  назвать
мыслями - в более мирное русло.
   В подзорную трубу Джориан разглядел на  скаковой  дорожке,  у  стартового
столбика, четырех огромных черепах. Они стояли на толстых  кривых  лапах,  и
верх панцирей приходился вровень с макушкой высокого человека.  На  спине  у
каждой черепахи было закреплено седло, сходное с верблюжьим. В седлах сидели
мужчины, наряженные в пестрые клоунские костюмы.
   Раздался звук трубы, и  черепахи  заковыляли  по  дорожке.  В  той  части
трассы, что находилась напротив Джориана,  они  очутились  очень  не  скоро.
Однако ставки делались с молниеносной быстротой.
   Черепахи тащились по  кругу,  толпа  зрителей  хохотала  над  фиглярскими
выходками наездников - двое из них были одеты в цвета Юбок,  двое  других  -
как полагалось Штанам.  Чего  они  только  ни  вытворяли!  Били  друг  друга
хлопушками, крутили сальто со спины черепахи на землю и вновь запрыгивали на
своих скакунов, - словом, кривлялись как могли.
   - Хоть я и ношу брюки, - сказал Джориан, - Юбки мне как-то ближе.
   - Да что ты, сынок! Пришелся по душе аристократический образ мыслей?
   - Не в этом дело. Просто красный  и  белый  -  цвета  ксиларского  флага.
"Красное и белое!" - таков был боевой клич ксиларцев. - Джориан вздохнул.  -
Жалко все-таки, что эти болваны не дали мне показать, какой из меня отличный
король.
   Тем временем черепахи доползли до другой стороны трассы. Они должны  были
пройти всего один круг, заезд был короткий. Однако  зрители  успели  за  это
время прийти в хорошее расположен