арганж перешел на  сторону  Ииша  и  его  пророка  Джейнини.
Поговаривали, что Дарганжа интересовала  не  религия  любви,  а  возможность
наложить лапу на сокровища храма Марагонга.
   Как бы там ни было, Ииш стал верховным божеством Кулбагарха, а  Марагонга
предали забвению. Некоторое время город жил по законам религии любви.  Армия
занималась таким сугубо гражданским делом, как подметание улиц. Преступники,
которым раньше палач отрубал руку или голову, теперь выслушивали проповедь о
достоинствах любви и отпускались на свободу с наказом  более  не  грешить  -
хотя, как утверждали, лишь немногие из них следовали этому совету, остальные
же продолжали творить грабежи, насилия и убийства с еще большим усердием.
   Затем,  совершенно  неожиданно,  полчища  обезьянцев  напали  на   город,
разграбили его  и  перебили  жителей.  Как  выяснилось,  непрекращающиеся  в
течение  трех  столетий  набеги  кулбагархцев  вселили  ненависть  в  сердца
обезьянцев  и  в  конце  концов  побудили  малочисленные  обезьянские   стаи
объединиться против гонителей. То обстоятельство, что кулбагархцы отказались
от охотничьих экспедиций за священными жертвами,  их  нимало  не  волновало;
должно было пройти много столетий, прежде чем в обезьянцах угасла  бы  жажда
мщения.
   Нападавшие  были  вооружены  лишь  дрекольем,  дубинами  и   заостренными
камнями, но  их  было  много,  тогда  как  кулбагархцы,  поддавшись  влиянию
Джей-нини и решив покончить с войнами, расплавили свои мечи и перековали  их
на сельскохозяйственные орудия.  Немногим,  в  том  числе  царю  Дагранжу  и
Джей-нини, удалось спастись от резни и бежать на запад. На  другой  же  день
пророк сообщил царю, что ночью ему явился опальный бог  Марагонг.  Джейнини,
как и Эйонар, не смог описать этого бога, однако ему было что порассказать.
   "Он сказал, - молвил Джейнини, - что  наслал  беду,  потому  что  мы  его
отвергли". - "Может, он снова примет нас под свое покровительство,  если  мы
возобновим богослужение?" - спросил царь Дар-ганж. -  "Я  его  спрашивал,  -
сказал Джейнини, - но он не согласился; мы оказались  такими  вероломными  и
продажными мошенниками, что он больше не желает с нами связываться.  К  тому
же его вполне устраивает поклонение обезьянцев, которые слишком простодушны,
чтобы с помощью богословской казуистики подвергать сомнению его  авторитет".
- "А куда задевался твой могущественный бог Ииш? Он ведь должен был защитить
нас?" - "Марагонг задал  Иишу  хорошую  трепку  и  изгнал  из  Комилакха.  Я
пожаловался, дескать, Ииш мне сказал, что он сильнее, а на самом деле это не
так. Но разве бог способен солгать? Запросто,  отвечает  Марагонг,  не  хуже
любого смертного. Но я, говорю, всегда думал, что  боги  не  лгут.  Марагонг
спрашивает, мол, кто мне такое сказал? Сами боги, говорю. Но если бог  лжец,
говорит Марагонг, что мешает ему солгать в этом и  всех  других  случаях?  Я
ужаснулся при мысли, что живу в мире, где лгут не только люди,  но  и  боги.
Это несправедливо,  говорю  я  с  возмущением.  Совершенно  верно,  отвечает
Марагонг, но жизнь вообще несправедлива.
   Тут я стал проклинать богов и умолять Марагонга убить меня,  но  он  лишь
расхохотался и исчез  из  моих  снов.  Такие  вот  дела,  сир.  И  я  умоляю
немедленно содрать с меня  кожу,  совершив  таким  образом  жертвоприношение
Марагонгу, дабы хоть немного отвратить его гнев  от  жалких  остатков  ваших
подданных, которых моя глупость ввергла в это бедственное положение; к  тому
же смерть избавит меня от ужасного мира, где даже богам нельзя доверять".
   Но Дагранж велел Джейнини не болтать  ерунды,  а  отправляться  вместе  с
остальными  на  запад,  в  бывшее  царство  Тирао,  где  беглецы   надеялись
поселиться в каком-нибудь тихом углу, подальше  от  глаз  варваров,  которые
продолжали тузить друг друга на развалинах поверженного  царства.  И  только
они собрались двинуться дальше, как дорогу им преградила  шайка  обезьянцев.
Дарганж и его свита в ужасе бросились бежать, один Джейнини смело направился
к толпе преследователей.
   Его поступок привел дикарей в такое замешательство, что беглецам  удалось
скрыться. Обезьянцы схватили Джейнини - это было последнее, что  видели  его
разбегавшиеся  товарищи.   Дальнейшая   судьба   Джейнини   неизвестна,   но
маловероятно, чтобы ему удалось обратить обезьянцев в свою веру.  На  том  и
кончилась история города Кулбагарха.
   - Отсюда мораль, - сказал Джориан, - не доверяй никому - даже богу.
   - Нет, сынок, не совсем так. Мораль, скорее, в другом: заключая с  кем-то
сделку, будь то боги или люди, не позволяй себя обмануть  и  доверяй  только
тем, кто достоин доверия.
   - Оно бы и хорошо, да поди их раскуси. Оппа! Что это?
   Джориан споткнулся о камень, наполовину вросший в землю. Что-то необычное
в форме этого камня заставило его нагнуться и внимательно осмотреть находку.
Джориан раскачивал и тянул камень, пока тот не выскочил из  земли,  а  затем
взял его в руки. Это оказалась статуэтка толстопузого, лысого, ухмыляющегося
божка, который  сидел  на  постаменте,  поджав  под  себя  скрещенные  ноги.
Статуэтка была размером чуть больше ладони и весила около фунта.  Высеченная
из очень твердого, полупрозрачного зеленого камня, она  хорошо  сохранилась;
время и непогода лишь слегка сгладили очертания.
   Джориан вгляделся в полустертую надпись на постаменте.
   - Что это? - повторил он, развернув статуэтку к Карадуру. - Не пойму, что
написано; буквы не похожи на мальванские.
   Карадур, тщательно рассмотрев надпись через чи-тательное стекло,  в  свою
очередь задумался.
   - Это, - изрек он наконец, - тираоский язык  времен  упадка.  Современный
мальванский произошел  от  тираоского,  обогащенного  федиранскими  словами.
Очевидно, когда город  подвергся  нападению  обезьян-цев,  один  из  жителей
Кулбагарха обронил здесь свою статуэтку.
   - Что написано-то? Карадур ощупал буквы.
   - Написано "Тваша"; я думаю, так звали одного из мелких богов  тираоского
пантеона. Их было великое множество, каждого не упомнишь.
   - Неплохо бы, слышь, помолиться этому Тваше да попросить у него помощи  и
защиты. Он тысячу лет пролежал в земле  и  будет,  небось,  рад  без  памяти
заполучить одного-двух молельщиков; к тому же я сомневаюсь, что боги  родной
Новарии смогут нам помочь так далеко от своих владений.
   - Если только он не умер от небрежения.
   - А как к нему подъехать? Может,  словить  зеленую  ящерку  и  глотку  ей
перерезать?
   - Прежде надо узнать его пристрастия.  Иные  боги  страшно  обижаются  на
кровавые жертвоприношения. Помолись, чтобы он тебе явился и надоумил.
   - Лучше б он нам жратвы какой-нибудь  нашел.  Последнее  доедаем.  Завтра
придется ловить на ужин ящериц и змей.

   Джориану чудилось, будто он стоит на мраморном полу какого-то зала,  хотя
ни  стен,  ни  потолка  было  не  разглядеть.  Перед  ним  маячил  в   дымке
бледно-зеленый силуэт Тваши, сидящего на постаменте в той же самой позе, что
и статуэтка. Джориану казалось, что голова божка  находится  вровень  с  его
собственной головой. Но сколько Джориан ни  вглядывался,  он  никак  не  мог
разобрать, то ли бог одного с ним роста и сидит в  десяти-пятнадцати  шагах,
то ли карлик, и до него рукой подать,  то  ли  великан,  до  которого  много
ферлонгов пути.  Губы  бога  разомкнулись,  и  голос  в  голове  у  Джориана
отчетливо произнес:
   - Приветствую тебя, Джориан, сын  Эвора!  Если  б  ты  только  знал,  как
приятно снова обрести приверженца! В аккурат  перед  падением  Кулбагарха  у
меня был приверженец, похожий на  тебя;  как,  бишь,  его  звали?  Никак  не
вспомню,  но  это  был  здоровенный  красавец;  вечно  попадал  в   какие-то
фантастические переделки, из которых мне приходилось его  вызволять.  Помню,
однажды...
   -  Прошу  прощения,  господин!  -  не   без   трепета   перебил   Джориан
словоохотливое божество. - Нас  по  пятам  преследуют  люди,  которые  хотят
причинить нам зло. Можешь нас спасти?
   - Дай, взгляну... - бог исчез с постамента, оставив Джориана во  мраке  и
безвестности. Через несколько секунд он снова появился. - Не бойся, сын мой.
Твои недоброжелатели  не  причинят  тебе  вреда,  хотя  они  всего  лишь  на
расстоянии полета стрелы...
   - На расстоянии полета стрелы! - вскричал  Джориан.  -  Нужно  немедленно
проснуться и бежать! Отпусти меня, о бог!
   - Милый Джориан, к чему суетиться, - широко улыбаясь, произнес  Тваша.  -
Мне так долго не попадался смертный, с которым можно  поболтать,  что  я  не
могу сразу отпустить тебя. Я позабочусь о мальванцах и их обученных  слонах.
Расскажи-ка, как нынче идут дела в империи Мальвана?
   - Сначала ты, господин, расскажи, как нужно тебе поклоняться?
   - Вполне достаточно еженощно молиться да время от времени жертвовать  мне
цветок. Ну, давай, превозноси мое могущество. По правде говоря - только  это
между нами - я всего лишь слабый маленький божок, но, как  всякое  божество,
чрезвычайно тщеславен и упиваюсь лестью, словно хорошим вином. Итак...
   Темный зал с размытыми очертаниями исчез, и Джориан обнаружил, что  лежит
на земле, а Карадур трясет его за плечо. В небе висел серебряный щит  полной
луны, но сквозь густой  полог  листвы  пробивались  лишь  отдельные  бледные
отсветы.
   - Проснись, сынок! - шептал колдун. - Я слышу слонов; раз уж мне,  старой
глухой тетере, слышно, значит, они совсем рядом...
   Джориан вскочил на ноги.
   - Может, это дикие слоны? В здешнем лесу нам попадалось  много  следов...
Нет, я слышу звон конской сбруи. Мальванцы!
   Он кинулся было во двор, где паслись животные, но на полпути остановился.
Крики слонов, поскрипывание и звон упряжи, приглушенный опавшей листвой стук
копыт  и  едва  слышные  обрывки  разговора  стали  удаляться.  Вскоре   они
превратились в неясный шелест, который  Джориан  с  трудом  разбирал.  Потом
звуки и вовсе затихли. Джориан вернулся к колдуну.
   - Сделал все-таки, - выдохнул он.
   - Кто?
   - Тваша. Он сказал, что позаботится о мальванцах.  Меня  сомнение  взяло,
потому как на вид он болтливый старикашка и неумеха. Но  что  б  он  там  ни
сделал, а, кажись, сработало. Сейчас самое лучшее снова заснуть; ежели мы  в
полной темноте пойдем  плутать  по  джунглям,  запросто  можем  нос  к  носу
столкнуться с погоней.
   В воздухе заметно похолодало. Джориан  натянул  на  себя,  что  потеплее,
завернулся в плащ и снова ул„гся. Однако сон долго не приходил. Больную руку
дергало; Джориан лежал и раздумывал о том, как неплохо иметь своего  личного
бога. Он все еще продолжал вести с божеством мысленные разговоры, как  вдруг
обнаружил, что вновь находится в темном  зале  с  размытыми  очертаниями,  а
перед ним восседает на своем пьедестале Тваша.
   - Как ты это сделал, господин? - спросил Джориан.
   - Очень просто, сын мой. Я заставил идущих по  следу  слонов  вообразить,
будто они видят и чуют красавицу-слониху в течке, которая призывно машет  им
хоботом. Повинуясь воображаемому зову, слоны бросились вперед,  а  мальванцы
решили, что животные напали  на  горячий  след,  ведущий  к  тебе  и  твоему
спутнику, и послушно побежали следом. Сейчас они в нескольких лигах отсюда.
   Божок самодовольно улыбнулся.
   - А теперь, любезнейший Джориан, давай продолжим беседу, которую мы  вели
перед тем, как почтенный Карадур вернул тебя в твою обычную реальность.  Как
идут дела в империи Мальвана?  Видишь  ли,  статуэтка,  что  ты  раскопал  в
развалинах - мое единственное неповрежденное изображение; она одна связывает
меня с твоим миром. Поэтому, посещая твою реальность,  я  лишен  возможности
удаляться от развалин Кулбагарха. Рассказывай же.
   Джориан кратко описал богу положение дел и, как умел, пересказал  историю
Мальваны. Когда он дошел до смерти царя Сирваши, отца Шайю, Тваша захихикал.
   - Я вспомнил, - пояснил бог, - одного из последних царей Тирао -  прадеда
Вражжи, вот только имя забыл. Как, бишь,  его  звали?  А  впрочем,  неважно;
короче, я тебе  расскажу  презабавную  историю  об  этом  царе  по  имени...
проклятье, как же его имя-то? Вертится на языке... короче, этот царь...
   Тваша стал увлеченно рассказывать какую-то путаную  историю,  у  которой,
похоже, не имелось ни начала, ни конца. Ничего забавного в ней тоже не было.
Спустя четверть часа Джориан уже совсем извелся от  скуки  и  нетерпения,  а
Тваша тем временем продолжал безостановочно болтать.
   Затем, как почудилось Джориану, божок оглянулся через плечо и закричал:
   - Ах, разрази меня гром! Я так увлекся рассказом, что проглядел  страшную
опасность, которая нависла над тобой! Увы,  на  этот  раз  я  бессилен  тебя
спасти:   те,   кто   тебе   угрожает,   находятся   под    покровительством
могущественного Марагонга, я перед ним лишь мелкий слабый божок...
   Джориан лихорадочно пытался  проснуться.  Тело  будто  сковало.  А  затем
резкий толчок вырвал его из сна. Волосатые лапы крепко держали за руки и  за
ноги; Джориан взвизгнул от боли: один из  нападавших  сдавил  ему  распухшую
левую руку. В двух шагах комилакхские обезьянцы таким  же  манером  скрутили
Карадура.  На  востоке  джунглей  пробивалось  багровое  марево  -   примета
восходящего солнца.
   От приземистых, низкорослых обезьянцев веяло, однако,  недюжинной  мощью.
Их шеи выдавались вперед, лбы и  подбородки  были  скошены,  а  полуоткрытые
губастые пасти демонстрировали ряды крупных желтоватых зубов. Они не  носили
одежды, с ног до головы заросли шерстью и издавали густое зловоние.
   Джориан, поднатужившись, сделал отчаянную попытку вырваться  на  свободу.
Но хотя среди людей он слыл силачом, любой из схвативших его обезьянцев  был
ничуть не слабее. Волосатые лапы с грязными обломанными ногтями  еще  крепче
впились в Джориана, а два дикаря накинулись с кулаками  и  дубасили  до  тех
пор, пока он не затих. Джориан, зажатый с  двух  сторон  обезьянцами,  вдруг
увидел прямо перед собой полузасыпанную  землей  голову  стоящей  неподалеку
безголовой статуи.  Только  тут  он  разобрал,  что  на  камне  высечено  не
человеческое лицо, а тигриная морда. Вот оно, предостережение Гоании."
   - Не сопротивляйся! - сказал Карадур. - Это их только раздражает.
   - Что они с нами сделают? - спросил Джориан.
   - Откуда я знаю? Ты понимаешь их язык?
   - Нет. А ты?
   - Не понимаю,  хотя  говорю  на  пяти-шести  языках,  не  считая  родного
мальванского.
   - Можешь наслать на них заклятье?
   - Пока меня держат, не могу. Настоящее заклинание -  это  тебе  не  набор
волшебных слов.
   Джориан:
   - Тваша сказал, что им покровительствует Марагонг.
   - О, злосчастье! Значит, то, что Джейнини тысячу лет назад  поведал  царю
Дагранжу, оказалось правдой. Я начинаю бояться худшего.
   - Думаешь, они с нас кожу...
   Обезьянцы  встрепенулись,  и  Джориану  пришлось   умолкнуть.   Повинуясь
отрывистой команде одного из соплеменников, дикари рывком поставили Джориана
на ноги  и  то  ли  повели,  то  ли  поволокли  по  заросшим  травой  улицам
Кулбагарха. Следом тащили Карадура. Процессия петляла среди  развалин,  пока
Джориан совсем не запутался.
   Дойдя  до  места,  где  лежало  несколько   больших   камней,   обезьянцы
остановились. Ближайший  и  самый  маленький  из  камней  представлял  собой
обыкновенную глыбу высотой  в  два  локтя  и  шириной  в  четыре,  настолько
обтесанную временем, что грани и углы скруглились, и ее можно было по ошибке
принять за валун.
   Позади  низкой  глыбы  возвышался  большой  приземистый  пьедестал,   или
постамент, на  котором  помещалась  какая-то  скульптура,  но  изваяние  так
пострадало  от  времени,  что  уже  нельзя  было  определить,  кого  же  оно
изображает. Очертаниями статуя напоминала сидящего человека, но ни  рук,  ни
ног, ни каких-либо частей человеческого тела различить не удавалось.  Статуя
была низкой, приземистой, со сглаженными  углами;  кое-где  проступили  едва
заметные следы резьбы. Длинная змея, разрисованная  черно-красными  узорами,
соскользнула с постамента и скрылась в норе.
   - Это, кажись, то самое изваяние Марагонга, о каком  ты  мне  говорил,  -
сказал Джориан.
   - Охо-хо, боюсь, ты прав,  Я  один  виноват,  навлек  на  тебя  погибель.
Прощай, сынок!
   Один  из  обезьянцев  принес  ржавый   железный   нож.   Вероятно,   этот
металлический нож попал сюда случайно, потому что остальные орудия,  и  даже
оружие, были сделаны из дерева, камня  или  кости.  Дикарь  принялся  точить
лезвие об алтарь - "вжик-вжик".
   - Не убивайся, доктор, - сказал Джориан. -  Мы  еще  поборемся.  Ежели  б
только они нас связали, отошли в сторонку  да  отвернулись,  может,  чего  и
вышло б"Вжик-вжик" пело лезвие. Обезьянцы, похоже, не  собирались  связывать
пленников. Наоборот, они со всех сторон  облепили  Джориана  и  Карадура  и,
застыв в зловещем ожидании, крепко держали их за руки и ноги.
   Наконец дикарь отточил нож, провел пальцем по острию и поднялся на  ноги.
По команде, больше  похожей  на  рычание,  удерживающие  Джориана  обезьянцы
подтащили его к алтарю и, не ослабляя хватки, опрокинули на камень. Дикарь с
ножом подошел к статуе, воздел руки и завывающим голосом  произнес  речь,  в
которой Джориан уловил слово "Марагонг".
   После этого обезьянец повернулся  к  Джориану  и  склонился  над  будущей
жертвой. Он вскинул нож,  собираясь,  навалившись  на  острие,  провести  по
джо-риановой груди длинный неглубокий надрез  от  горла  до  пупка.  Джориан
напрягся, приготовившись мужественно сносить боль.
   Нож с легкостью рассек джорианову рубаху, но под  ней  оказалась  прочная
кольчуга; ножом ее было не проткнуть. Гортанно вскрикнув,  обезьянский  жрец
еще ниже  склонился  над  Джорианом  и,  распахнув  вспоротую  рубаху,  стал
разглядывать  непонятный  железный  нагрудник.  Раздалась  команда,  и  двое
обезь-янцев, которые  удерживали  Джориана  на  алтаре,  принялись  теребить
кольчугу,  стараясь  вытряхнуть  из  нее  пленника.  Пока  они  сражались  с
кольчугой, спорили и тянули в разные стороны, где-то над  головой  Джориана,
непонятно почему, разразилась  перебранка.  Вскоре  она  переросла  в  общий
гвалт.
   Шум мало-помалу стих. Джорианов страж рывком приподнял пленника и  усадил
на жертвеннике. Джориан оказался лицом к  лицу  с  на  редкость  безобразным
обезьянцем средних лет; обезьянец наставил на него толстый волосатый палец.
   - Ты Джориан? - на ломаном новарском языке спросило это существо.
   - Ага. А ты кто?
   - Моя Зор. Ты помнишь? Ты спасать моя жизнь.
   - Клянусь медными яйцами Имбала! - гаркнул Джориан. - Еще б  не  помнить.
Только не говори мне, о Зор, что,  сбежав  из  клетки,  ты  на  своих  двоих
отмахал всю дорогу от западных отрогов Козьей Кручи до Комилакха!
   - Моя сильный. Моя пешком.
   - Ну, ты молодчина! Как поживаешь?
   - Моя хорошо. Моя начальник.
   - Что теперь с нами будет?
   - Ты помогать моя, я помогать твоя. Куда ты идти?
   - Мы собирались добраться до Халгира и переплыть пролив.
   - Ты иди.
   Зор растолкал обезьянцев, стороживших Джориана, и мощной волосатой  рукой
обнял его за плечи. Джориан поежился: кулаки обезьянцев живого места на  нем
не оставили. Размахивая свободной рукой, Зор обратился к остальным дикарям с
короткой, но энергичной речью. Джориан, хоть и не понял ни слова, решил, что
Зор говорит: этот человек личный друг Зора, и кто его тронет, тому, дескать,
не поздоровится.
   - А как быть с моим другом? - спросил Джориан.
   - Ты идти, он оставаться. Он нам не помогать. Мы его убить.
   - Либо отпусти нас обоих, либо никого. Зор злобно уставился на Джориана,
   - Зачем ты это говорить?
   - Он мой друг. Будь он твоим другом, ты бы так же  поступил,  разве  нет?
Зор поскреб в затылке.
   - Ты говорить правильно. Ладно, он тоже идти.

   На другой день разразилась гроза. Джориан  с  Карадуром,  оставив  позади
берега Шриндолы, с трудом пробирались джунглями на северо-восток;  по  бокам
трусцой бежали обезьянцы из отряда сопровождения