и он, запрокинув голову и раскачиваясь всем телом,  от
души расхохотался. В этот миг он стал похож на обыкновенного  человека.  Еще
громче  хохотали  дворяне:  нечего  и  говорить,   что   забавная   история,
рассказанная особой королевской крови, в десять раз  смешнее  той  же  самой
истории, рассказанной простым смертным.  Царь  Шайю  бросил  несколько  слов
министру Ишварнаму, развернулся на каблуках и ушел обратно  в  бальный  зал.
Ишварнам перегнулся через мраморную балюстраду и возвестил:
   - Владетельный господин Чавэро! Его Величество приказал сообщить вам, что
своим  невоспитанным  поведением  вы  навлекли  на  себя   его   августейшее
недовольство. Вам приказано немедленно вернуться в кол-кайское поместье и не
покидать его вплоть до особого распоряжения. Владетельный господин  Джориан,
Его Величество дарует вам прощение за любые нарушения  придворного  этикета,
какие вы могли допустить, защищая  свою  жизнь  от  владетельного  господина
Чавэро; Его Величество повелевает вам оставаться на  балу  столько,  сколько
вам будет угодно, и постараться забыть недавнее происшествие.
   Чавэро одарил Джориана злобной ухмылкой.
   - Собака, ты еще пожалеешь о  своей  наглости!  -  буркнул  он  и  гордой
походкой удалился в темноту сада.
   Джориан подошел к стоящему на террасе Карадуру.
   - Тебе повезло, сынок, -  сказал  тот  по-новарски,  -  что  ты  не  убил
мерзавца. Иначе даже рассказ Яргэли не спас бы тебя от наказания.
   - Я  это  уяснил,  пока  он  гонял  меня  вокруг  фонтана.  Так  что  как
подвернулась возможность выставить  его  на  посмешище  вместо  того,  чтобы
убить, я сразу  смекнул:  вот  где  божий  промысел-то.  Ну  и  страху  ж  я
натерпелся, клянусь медной бородой Зеватаса!
   - Сын мой! - с отеческой укоризной произнес Карадур. -  Если  ты  намерен
играть роль  дворянина,  незачем  выкладывать  каждому  встречному,  как  ты
напугался там-то и сям-то. Я знаю, в одном твоем мизинце  больше  храбрости,
чем у любого из этих щеголей наберется во всем теле, однако без конца твердя
о своей робости, ты только портишь впечатление. Прекрати!
   - Но это ж чистая правда; разве не ты учил,  что  нужно  говорить  чистую
правду?
   - Не отрицаю; но здесь случай особый. Я всяких людей навидался и  уверен:
дворянину чувство страха знакомо  ничуть  не  меньше,  чем  всем  остальным.
Разница в том, что кодекс чести запрещает дворянину признавать свой испуг.
   - Так я ж не дворянин, а простой...
   - Тише! Пока ты играешь эту роль, придется следовать традициям, какими бы
глупыми они не казались. А сейчас самое время  подумать,  как  уберечься  от
мести владетельного господина Чавэро. Этого Чавэро здесь не очень-то  любили
за чванство и  драчливый  нрав,  поэтому  оставшиеся  дворяне  скорее  всего
отнесутся к тебе благосклонно. Но он может  запросто  подослать  отравителя,
который подсыпет тебе зелья в похлебку - и,  поверь,  это  будет  отнюдь  не
эликсир долголетия.
   - Надеюсь, мы  уберемся  отсюда  еще  до  рассвета.  У  тебя  сохранилась
волшебная веревка?
   - Да, на квартире.
   - Прекрасно, в полночь притащи ее сюда. Можешь пробраться в сад незаметно
для стражи, что караулит чертог "Зеленая Змея"?
   - Ничего нет проще; дверь дома напротив не охраняется.
   - Значит, будь здесь с веревкой. Как  я  скроюсь  в  логове  Яргэли,  дуй
прямиком на конюшню и выводи наших лошадей. Городские ворота  не  запрут  на
ночь?
   - Нет, по счастью: нынче священный праздник.
   - Ну, тогда выведи животных за  городскую  стену  и  привяжи  в  укромном
месте.
   - Через какие ворота?
   - Дай подумать... через Восточные.
   - Отчего  не  через  Северные  или  Западные?  Если  я  не  ошибаюсь,  мы
собирались вернуться в Виндию?
   - Дурень! - взорвался Джориан. - Они ж первым делом перекроют эту дорогу.
Мы поднимемся вверх по течению  Пеннерата  до  первого  брода  или  моста  и
свернем на восток, в сторону Комилакха. Затем  идем  на  север,  переплываем
Халгирский пролив и оказываемся в Швении, а уж оттуда поворачиваем на  запад
и едем в Двенадцать Городов.
   -  Ты  собираешься  обойти  кругом  Срединное  море?  Это   же   огромное
расстояние! Мы не успеем добраться До Метуро в назначенное время.
   - Успеем, коль повезет, - я смотрел  карты.  А  вот  ежели  нас  потопчут
царскими слонами, нам туда вовек не добраться.
   - Но у Шайю есть слоны, обученные брать след, как гончие в других землях.
Ни одно животное не обладает таким безошибочным нюхом, как слон.
   - Что ж, придется рискнуть. Как привяжешь скотину, собери наши пожитки  и
жди меня у Внутренних ворот дворца.
   - Почему не за городом? Длительные расспросы стражи, стоящей на  воротах,
могут нас задержать.
   - Я не знаю дороги, а в этом чертовом городе столько улиц, что без тебя я
обязательно заплутаю.
   - Тогда давай встретимся за Наружными дворцовыми  воротами;  все-таки  на
две проверки меньше. Веревка поможет тебе перебраться через стены.
   - Отлично. Ежели тебя остановят, скажи, мол, выполняем  тайное  поручение
Ишварнама - в общем, соври что-нибудь правдоподобное. Ну, я пошел  брататься
с цветом мальванского рыцарства.
   Войдя в  зал,  Джориан  сразу  понял,  что  Карадур  не  ошибся  в  своих
предсказаниях. Дворяне старались пробиться к нему  поближе,  совали  в  руку
кубки с фруктовым соком и расхваливали на все лады. Кто-то даже сказал,  что
Джориан  лишь  опередил  придворных,  которые,  дескать,  сами   уже   давно
собирались проучить Чавэро.
   Потягивая фруктовый пунш,  Джориан  подумал,  что,  случись  этот  бал  в
Новарии,  отмечая  свою  победу,  он  бы  наверняка  упился  в  стельку,  и,
следовательно,  не  смог  бы  принять  участие  в  предстоящем  безрассудном
приключении. Даже мальванский аскетизм, пришло  ему  в  голову,  имеет  свои
положительные стороны.

   В полночь царевне Яргэли почудилось, будто  кто-то  легонько  постучал  в
окно ее спальни. Она растворила окно и увидела Джориана, который, уцепившись
одной рукой за торчком стоящую веревку и обхватив ее  ногами,  другой  рукой
стучал в стекло. Яргэли помогла ночному гостю перебраться через подоконник.
   -  Мой  с-славный  гос-сподин,  -  спросила  она,  проведя   Джориана   в
примыкающую к спальне гостиную, - к чему  прикреплен  верхний  конес-с  этой
веревки, что так прочно удерживает вас-с?
   - Он, Высокородная, привязан  к  загробному  миру.  Я  сам  не  больно-то
понимаю эту механику, хотя колдун, конечное дело, вмиг бы вам все  объяснил.
Что тут у нас? - он взялся за кувшин и потянул носом. - Только не  говорите,
что в этом прибежище воздержания водится настоящее вино!
   - Водит-с-ся, а как же, - Яргэли смахнула крышки с двух золотых  блюд,  и
глазам предстало жаркое. - И еще нас-с-тоящее мяс-с-о.
   - Во имя всех богов и демонов Мальваны! И как вам удалось его раздобыть?
   Она передернула мощными плечами; огромные груди-шары заходили ходуном.
   - Это часть с-соглашения между мной и Великими Гос-с-ударями.  Я  охраняю
их проклятый Ларец, а они по первому требованию с-снабжают меня  мяс-с-ом  и
выпивкой. Я бы на этой мальванской диете живо ноги протянула; кроликам  она,
может, и годитс-с-я, а мне - увольте. Так что с-садитесь и  уплетайте,  пока
не ос-стыло.
   Джориан не заставил себя упрашивать.
   - Царевна, - не переставая жевать, спросил  он,  -  почему  вы  заключили
такое соглашение?
   - Да будет вам извес-с-тно, я принадлежу к древнему народу, который живет
в с-самом с-сердце джунглей Бераоти.  Но  хоть  с-срок  жизни  у  нас  много
больше, чем  у  ваших  с-соплеменников,  дети  рождаются  очень  редко.  Так
проходили годы и тысячелетия, и народ мой потихоньку вымирал, пока нас-с  не
осталось всего нес-с-колько человек. В результате ссоры - в суть  которой  я
вдаваться не буду - меня изгнали из племени. И вот, измученная, со с-сбитыми
ногами, я появилась в Тримандиламе, где правил тогда царь Вену по  прозванью
Вену Пужливый.
   Царь  Вену  принял  меня  гос-степриимно,  но   вскоре   начал   с-сильно
переживать, что я ем в три раза больше, чем он и с-самые прожорливые из  его
подданных, да к  тому  же  требую  запретного  мяс-с-а.  Как  видно  из  его
прозвища, он был один из тех, кто не чувс-с-твует себя с-счастливым,  покуда
какая-то надвигающаяся опас-сность не делает его нес-счастным, вы ведь  меня
понимаете, так? Он вечно о чем-то переживал.
   Еще он с-сильно переживал насчет Ларца Авлена: с-сундук  дважды  пытались
стащить - раз подослали вора,  а  в  другой  раз  подкупили  охрану.  Вторая
попытка чуть было не удалас-сь, но одного из взяточников замучили  угрызения
с-совести, и он во всем  признался.  Пос-с-ле  этого  он  был  произведен  в
капитаны, а остальных с-стражников потоптали царскими  с-сло-нами  -  исход,
который предатель несомненно предвидел благодаря с-своей чуткой с-совести.
   И  вот  царь  Вену  задумал  одним  махом  избавиться  с-сразу  от   двух
переживаний и назначил меня официальной хранительницей Ларца, а  взамен  дал
эти покои, еду, выпивку и с-слуг - чтоб я ни в чем не нуждалась. Так,  более
пяти столетий назад, мы заключили с-соглашение, которое действует и по с-сию
пору.
   - Мне подумалось, - заметил Джориан,  -  что  Вашему  Сверхъестественному
Высочеству тягостно день за днем сидеть взаперти в четырех стенах.
   - Я не большая охотница до путешествий, не в пример вам - людям, так  что
жаловаться не приходится. Тримандилам я уже видела  и  не  жажду  ос-свежить
впечатление. К тому же мне не нравится,  когда  мальванское  прос-стонародье
пялится на меня во все глаза, будто я чудище какое. С-слуги доносят мне  обо
всем, что происходит за с-стенами,  а  жилищем,  которое  раз  в  с-столетье
заново обставляют по моему вкусу, я довольна. С-садитесь-ка рядом с-со  мной
на диван и рассказывайте какую-нибудь из обещанных историй. - Яргэли подлила
в кубки вина. - Вот хотя бы историю о бедствиях, которые ваш король  Филомен
навлек на Кортолию, когда назначил министром призрака, В жизни не  с-слыхала
о призраках-министрах.
   Джориан отхлебнул добрый глоток.
   - Было это в самом начале его царствования, когда возникла нужда в  новом
министре: прежний как раз помер. Несколько лет Филомен  управлял  прекрасным
королевством,  где  царили  справедливость,  закон  и  процветание,  но  его
печалило, что отдельные кор-тольцы по-прежнему живут в  пороке  и  совершают
преступления, хоть он и пытался улучшать  нравы  всякими  указами  и  личным
примером.  И  вот,  дабы  исправить  создавшееся  положение,  решил  Филомен
призвать на службу первейшего мудреца Двенадцати Городов.
   Провел король тщательное расследование и установил, что живет вроде бы  в
Гованнии такой мудрец, некий философ по имени Цейдар - говорили, что  ученее
его во всей Новарии человека не сыскать.
   Но когда  Филомен  послал  в  Гованнию  гонца,  чтоб  предложить  Цейдару
почетную должность, гонец узнал,  что  ученый  доктор  недавно  преставился.
Услыхав эту весть, король Филомен аж разрыдался от  огорчения.  Тут  говорит
ему камергер, мол, не все еще потеряно. Живет, мол, в горах  южной  Кортолии
ведьма по прозвищу Гло - она де умелая колдунья и пользуется доброй  славой,
даром что Филоменовы чиновники не выдают ей диплом на  занятия  волшебством.
Раз Цейдар помер недавно, очень может быть,  что  душа  его  еще  не  успела
заново воплотиться ни в этой, ни в следующей реальности;  поэтому,  дескать,
Гло его вызовет, и он станет королю советчиком.
   Ну, велел Филомен доставить Гло в город Кортолию, пообещав не  наказывать
ее за противозаконное колдовство. Подожгла  Гло  свои  порошки,  помешала  в
котле, побежали по стенам тени, хоть некому было их отбрасывать,  заметалось
пламя свечей - само по себе, безо всякого сквозняка; из  дыма,  сменяя  друг
друга,  проглядывали  страшные  рожи,  дворец  содрогался,  короля   охватил
леденящий   холод.   И   вот   появился   в   магической   фигуре    призрак
Цейдара-философа.
   "Зачем  ты  меня  потревожил?  -  спрашивает  призрак  тонким   писклявым
голоском, каким все призраки говорят. - Только я раскопал среди  заброшенных
древних  манускриптов  оттоманьской   библиотеки   Его   Незаконнорожденного
Величества трактат о логике и набрел  на  неизвестное  положение  закона  об
исключенной середине, как меня потащили сюда".
   Ну, Гло объяснила, чего хочет король Филомен.  "Ах,  министр?  -  говорит
призрак. - Ну, тогда другое дело.  Всю  жизнь  я  пытался  найти  властителя
который внял бы моим советам и  согласился  управлять  державой  по  законам
логики, да так и не нашел. Я,  сир,  с  превеликой  радостью  принимаю  твое
предложение. Какого совета ты ждешь от  меня  для  начала?"  -  "Я  б  хотел
положить конец преступлениям и пороку среди кортольцев", - говорит король, и
давай взахлеб описывать положение дел в  королевстве,  и  что  он,  дескать,
старался, да ничего не выходит. - "Ну, так у  меня,  гм-гм,  есть  теория  о
преступлении, -  молвит  призрак.  -  Для  меня  очевидно,  что  преступники
вынуждены творить злодеяния, потому как имеют надобность. Вор  ворует,  чтоб
не помереть с голоду. Насильник насилует, потому  как  слишком  беден,  чтоб
обзавестись законной женой, либо даже купить  дешевую  проститутку.  Устрани
причину - то бишь надобность - и преступлениям  придет  конец.  Диву  даюсь,
почему такое простое решение никому в голову не пришло". - "Да как я  их  от
надобности-то избавлю?" - спрашивает король. - "Очень  просто:  дай  каждому
уличному преступнику скромное, но достаточное пособие, и пусть идет  себе  с
миром. Логично, да?"
   Король не нашел никакого изъяна в рассуждениях  Цейдара  и  позволил  Гло
отпустить призрака. А  сам  повелел,  чтоб  преступникам  заместо  наказания
выделяли пособие. Так и поступили.
   Однако этот пенсионный проект возымел неожиданные последствия.  Некоторые
преступники действительно исправились, как получили  пособия,  а  иные  даже
стали  гордостью  страны  -  к  примеру,  Глойс,  наш  великий   поэт,   или
судовладелец Соусер.
   Нравы же остальных - их оказалось гораздо больше - нимало не  изменились.
Преступники слонялись без дела и подыскивали себе безобидные, а порой  и  не
очень безобидные развлечения. И уж чего добрый король Филомен никак  не  мог
взять в толк, так это  того,  почему  многие  из  них  продолжали  совершать
преступления, хотя, получая пособия, не имели в них надобности.
   Более того, число  преступлений  даже  возросло,  потому  как  Филоменовы
подданные обнаружили: ежели хочешь получать  из  казны  постоянный  доход  -
попадись с поличным. Жители разбойничали, насильничали и безобразили где  ни
попадя, не пытаясь скрыться от правосудия.  Так,  к  примеру,  два  торговца
обвинили друг Друга в краже; шляпочник говорил, что антиквар стащил  у  него
дюжину шляп, а антиквар утверждал, что шляпочник унес дорогую  вазу.  Причем
странное дело, оба в своих лавках поместили добычу на  видное  место.  Всем,
кроме Филомена Доброхота и его призрачного министра, было ясно, что  парочка
сообща обстряпала это дельце, желая попасть в списки получающих пособие.
   Когда Филомен в очередной раз с помощью Гло вызвал призрак Цейдара и стал
жаловаться на нежданную напасть, тот ни  на  минуту  не  усомнился  в  своей
логике. "Должно  быть,  -  сказал  он,  -  денег,  какие  ты  платишь  своим
злоумышленникам, недостаточно,  чтоб  их  надобность  уменьшилась.  Удвой-ка
пособия, сам увидишь, как дело пойдет",
   В скором времени казна опустела, и Филомену, чтоб  выплачивать  обещанное
пособие, пришлось сперва  занимать  денег  за  границей,  а  потом  и  вовсе
ухудшить качество чеканки.  В  кортольских  серебряных  монетах  содержалось
теперь столько олова и свинца, а в золотых столько меди, что уважающие  себя
люди перестали их принимать. Полновесные  деньги  прежних  времен  кортольцы
припрятывали в кубышки, а  от  Филоменовых  фальшивок,  как  их  прозвали  в
народе, стремились поскорее избавиться. Торговля пришла в упадок;  никто  не
брал новые деньги и  никто  не  решался  расстаться  со  старыми.  В  городе
Кортолия начались хлебные бунты и другие беспорядки.
   В конце концов король Филомен решил пойти в народ и выяснить,  в  чем  же
его ошибка. Он разговаривал со многими арестантами; все добивался, зачем они
пошли на преступление. Одни врали без зазрения совести. Другие признавались,
что хотели получить пособие.  Но  один  старый  негодяй  -  сплошь  покрытый
шрамами, с оторванным ухом, - который убивал и грабил торговцев  на  большой
дороге, открыл все-таки королю, что за мысли таились в головах ему подобных.
   "Видите ли, Ваше Величество, - говорит этот разбойник, - дело не только в
деньгах. Скука смертная сидеть дома и жить на пособие. Я чуть не рехнулся  с
тоски". - "Но есть много достойных занятий, - молвит  король,  -  солдат,  к
примеру, охотник, гонец; они обеспечивают здоровый образ жизни и к  тому  же
приносят пользу". - "Вы, сир, не понимаете. Я не желаю приносить  пользу,  я
желаю приносить вред. Желаю грабить, избивать  и  убивать  людей".  -  "Боги
милосердные, почему ты этого желаешь?" - спрашивает король. - "Ну, сир, ведь
самое сильное желание человека -  возвыситься  над  ближним,  заставить  его
признать твое превосходство, правильно?" - "Можно  и  так  выразиться,  -  с
опаской отвечает король. - Но я стараюсь достигать превосходства  с  помощью
добродетели". - "Вы - да, а я нет. Ведь живой человек,  грубо  говоря,  выше
мертвого, правильно?" - "Да, пожалуй, что так".  -  "Значит,  ежели  я  кого
убиваю, он помирает, а я живу себе спокойненько,  так  я  его,  ясное  дело,
выше, хотя б потому, что остался в живых, правильно?" - "Никогда об этом  не
задумывался", - говорит король, а сам  чуть  не  плачет.  "То  же  самое,  -
продолжает мерзавец,  -  можно  сказать  о  нападениях,  грабежах  и  других
занятиях, какие мне по сердцу. Ежели  я  кому  подам,  либо  он  мне  что-то
подарит, либо мы с ним сменяемся полюбовно - поди докажи, кто из  нас  двоих
лучше. А ежели я насильно отберу его собственность, то  докажу,  что  я  его
сильнее. Каждый раз, когда я делаю кого-то  несчастным,  а  он  мне  тем  же
отплатить не может, я доказываю свое превосходство". Тут король как завопит:
"Ты, видно, ! рехнулся! В жизни я не слыхивал такой чудовищной философии!" -
"Не-е-т, сир, уверяю вас, я такой же нормальный человек, как и вы". - "Ежели
ты нормальный, тогда я спятил, и наоборот, - говорит король,  -  потому  что
наши взгляды отличаются как день и ночь". - "Ах, но, Ваше Величество,  я  же
не говорил, что мы похожи! Люди такие неодинаковые, что коль одного назовешь
нормальным, все прочие покажутся сумасшедшими или притворщиками. К тому ж  в
большинстве людей уживаются разные стремления, котор
   ые заставляют их поступать нынче так,  а  завтра  иначе.  Вот  у  вас,  к
примеру, стремление делать добро настолько сильнее  стремления  делать  зло,
что вы творите только добрые дела, тогда как  у  меня  и  мне  подобных  все
наоборот. Но ежели мы возьмем среднего человека, то  увидим,  что  оба  этих
побуждения одинаково сильны в нем, и он иногда бывает добрым, а иногда злым.
И когда в ком-либо из ваших подданных  стремления  заложены  от  рождения  в
определенной пропорции, не думаю, что в зрелом возрасте эту пропорцию  можно
изменить, хоть вы в лепешку разбейтесь".
   Король упал на трон, как громом пораженный. Сидел он, сидел,  а  потом  и
говорит:  "Где  же,  мой  славный  убийца,  ты   выучился   так   философски
рассуждать?" - "Мальчонкой ходил я в метурскую  школу  к  вашему  уважаемому
министру, Цейдару Гован-скому; он тогда, помнится, был не бесплотный дух,  а
молоденький учитель. И ежели, значит, вы, сир, велите своему казначею внести
меня в списки на пособие..." - "Не могу, - отвечает король, - потому как  ты
меня убедил, что мой проект был ошибкой. И Головоруба не могу позвать,  чтоб
укоротил тебя маленько по заслугам, потому как ты мне помог глубже заглянуть
в душу б