Он задумчиво посмотрел на меня. Потом сказал:
     - Если бы вы спросили, что я о ней знаю, я бы вам  совершенно  честно
ответил: ничего. А что я о ней  думаю  -  это  вопрос  из  несколько  иной
области. Лично я думаю, что Пана попросту съели.
     - Интересно. И кто же его съел?
     - Знаете, лично для меня это загадка. За что его съели - я  еще  могу
понять. А кто - увольте, - он, видимо, ждал от меня какого-то еще  вопроса
или реплики, но я сидел и молча смотрел на него. О чем тут спрашивать? Мне
как-то с каждой минутой история эта нравилась все меньше. Хотя и без  того
задание было достаточно мерзким, но  теперь  оно  приобретало  совсем  уже
неприятные  черты.  Не  дождавшись  моего  вопроса,  Рубаи  продолжил:   -
Понимаете, Пан все время совался не в свое дело. Есть у него в  характере,
знаете, черта такая - лезть не в свое дело.
     - Ну и в какое же дело он залез?
     - Откуда мне знать? Он передо мной не отчитывался. Но тут  фактически
каждый, у кого хоть что-то было не в порядке, так или иначе сталкивался  с
Паном. Не идет по расписанию транспорт  на  третью  биостанцию  -  гром  и
молния, транспортников на рею! Ушла пара наших приборов на Галлау -  всех,
кто  был  в  радиусе  светового  года   от   места   преступления   и   не
воспрепятствовал оному - к ответу! Ну и прочее в том же духе.
     Что ж, это вполне соответствовало тому образу Панкерта,  который  уже
сложился у меня в голове. Но мало что объясняло.
     - Знаете, Рубаи, - сказал я. - Если  честно,  то,  что  вы  говорите,
звучит как-то неубедительно. И странно. Что это за разговор такой - съели?
Неизвестно кто, неизвестно за что, неизвестно как.
     - Как - известно.
     Я молча посмотрел на него, и он кивнул:
     - Да-да, известно. Это же элементарно -  если  кого-то  надо  съесть,
способ всегда найдется. Зацепка есть у всякого. У Панкерта было что-то  не
в порядке с допуском, а  у  нас,  вы  знаете,  режим.  Вот  и  получилось,
внезапно, что работать ему стало  невозможно.  Смешно  сказать,  последние
полгода ему только и оставалось, что биофиксаторы для  третьей  биостанции
модифицировать. Вот он и не выдержал, поругался тут кое  с  кем,  говорят,
напоследок и на Землю. Даже попрощаться не  зашел  и  вещи  свои  оставил,
записки. Я тут что мог, собрал, отправил с оказией, да не знаю, дошло  ли,
- он на некоторое время замолчал, и взгляд  его  показался  мне  странным.
Так, будто он ждал от меня каких-то слов - но что я мог  сказать  ему?  Не
говорить же о том, что я прибыл на Кабенг  из-за  доклада  Панкерта.  -  В
общем, неприятная история, - продолжил он наконец, И  самое  неприятное  в
том, что каждый может в таком же точно положении оказаться - и не  с  кого
спросить. Некому морду набить, в конце-то  концов,  -  он  говорил  теперь
злым, резким голосом. И лицо его  стало  злым  и  неприятным.  -  В  конце
концов, если покопаться, то каждого можно чем-то прижать.
     - Интересно, а чем же можно прижать вас?
     Он внимательно посмотрел на меня. Потом опустил глаза.
     - Не знаю. И не хочу узнать. Потому что люблю свою работу.
     Такой вот разговор у нас получился. Я посмотрел на него, на его  злое
лицо, на сжатые кулаки, на рыжую  бороду,  торчащую  в  сторону,  и  вдруг
понял, что знает он, прекрасно знает, чем его можно прижать. И я тоже знал
это - пока не стер записи в своих мнемоблоках.  И  если  бы  я  не  сделал
этого, то он непременно догадался бы  о  моем  знании.  Или  догадался  бы
кто-то другой и о чем-то другом. Прикладная психология - наука точная.
     Кто-то так или иначе догадался бы, что я не просто  наблюдатель  -  и
что тогда? Если бы знать, если бы иметь хоть какую-то уверенность  в  том,
что мы не пугаемся собственной тени...
     - А что думает Ваент  по  поводу  ваших  изысканий?  Я  имею  в  виду
доказательство невозможности синтеза бета-треона.
     - Не знаю я, что он  думает,  -  угрюмо  ответил  Рубаи.  -  Кто  его
разберет? По-моему, старик слишком привык к удачам.  Это  расслабляет.  Он
все еще надеется найти решение. Рассчитывает, что Резервуар обеспечит  нам
отсрочку.
     - А кстати, как там дела с Резервуаром?
     - Не знаю. Сходите к геофизикам. Вы - наблюдатель, от  вас  -  я  так
думаю - скрывать ничего не станут. Или не смогут.
     - А от вас что, скрывают?
     - Да кто их разберет? - он пожал плечами. - Все тут нервные какие-то.
Неудивительно, раз ничего не получается.
     Я немного подумал - для порядка, потому что  уже  решил,  что  делать
дальше. Потом сказал:
     - Что ж, я тогда, пожалуй, не буду терять  времени.  К  Ваенту  зайду
позже - если не улечу с базы. А сейчас воспользуюсь вашим советом.
     - Вас проводить? - спросил Рубаи, ставя проектор назад на полку.
     - Да нет, спасибо, я найду дорогу. Спасибо за чай, - я встал, оправил
куртку, усмехнулся. - И за сухарик.
     - Не стоит, - он  улыбнулся  не  совсем  уверенно,  волнение  еще  не
прошло. - Заходите еще. Приятно побеседовать с новым человеком.
     Он был мне почти симпатичен, и я улыбнулся ему в ответ,  закрывая  за
собой дверь. И  он,  кажется,  говорил  совершенно  искренне.  Кроме  того
момента, когда речь зашла о том, чем именно можно прижать  его.  Наверное,
он не ответил бы и на вопросы, зачем и кому это было бы нужно. Но и  того,
что  он   рассказал,   было   достаточно,   чтобы   существенно   изменить
представление об этом деле. Впрочем, этого следовало ожидать  -  иначе  не
имело смысла вообще заниматься расследованием.


     Но сразу к геофизикам я  не  пошел.  Вдруг  вспомнил,  что  с  самого
"Лонготора" ничего не ел, если не считать  этого  несчастного  сухарика  у
Рубаи, а время уже близилось к полудню. Есть вдруг захотелось зверски, и я
не стал подавлять голода - за едой можно было обдумать  ситуацию,  это  не
было потерей времени. Я высветил план базы, нашел кафе  совсем  неподалеку
от лаборатории химиков и двинулся в его сторону.
     Базу они отгрохали с размахом, пожалуй, излишним. Хотя если учитывать
перспективу,  это  и  неплохо.  В  полусотне   метров   под   поверхностью
безжизненного  высокогорного  плато  разместились  под   защитой   внешней
оболочки   химическая   и   геофизическая   лаборатории,   вспомогательные
производства, склады,  жилые  помещения  и  служба  управления.  Несколько
тоннелей связывало базу  с  вынесенными  на  всякий  случай  на  несколько
километров  в  сторону  транспортным  и  энергетическим  блоками,   и   на
поверхности  оставались  лишь  площадка  для  планетарного  транспорта   и
павильон над шахтой для  приема  капсул.  Обычная  мера  безопасности  для
защиты среды от воздействия человека  и  защиты  человека  от  воздействия
среды. Надежная, проверенная столетиями система. Которая не  сработала  на
Джильберте.
     В кафе почти все места оказались  занятыми,  и  я  с  трудом  отыскал
свободное. Отгрохали такую базу, а поесть спокойно негде,  с  раздражением
думал я, пробираясь  между  серыми  тенями  имиджей,  закрывавших  занятые
столики,  к  голубому  огоньку,  горевшему  над   свободным   местом.   Но
раздражение мое улетучилось почти мгновенно, потому  что  напротив  сидела
Катя Рыленко и с изумлением смотрела на меня.
     - Добрый день, Катя, - сказал я, усаживаясь. - Вот уж не ожидал  тебя
здесь встретить.
     - Ты? - сказала она. - И в этой форме?
     - А по-моему, мне идет, - я  оправил  куртку,  сдул  с  левого  плеча
невидимую пылинку. - По крайней мере, так говорят все мои знакомые.
     - Они тебе льстят.
     - Тоже неплохо. Значит я этого заслуживаю, -  я  вдруг  заметил,  что
улыбаюсь. Улыбаюсь не от того, что играю роль,  не  от  того,  что  пришло
время улыбнуться. А просто потому, что мне вдруг стало хорошо.  Или  почти
хорошо.
     - Взбучки ты заслуживаешь? Куда ты пропал?
     - Я три года провел в плену у мохнатых  спрутов  планеты  Гираш.  Они
кормили меня сушеными лягушками и грозились  выкрасить  с  ног  до  головы
зеленкой, если я напишу тебе хоть строчку.
     - Несчастный. Рисковать, конечно, не стоило, - она  не  удержалась  и
слабо улыбнулась. - Ну а здесь что ты делаешь?
     - Тс-с-с, -  прижал  я  палец  к  губам.  -  Секретная  инспекция  от
Галактического упавления питания. Проверяю качество  кухонь,  -  я  бросил
взгляд на панель справа, -  АКМ-16Д.  Поступили  сведения,  что  некоторые
экземпляры очень плохо готовят сушеных лягушек. Но этого никто  не  должен
знать, иначе мне крышка. За мной уже охотятся.
     - Да ну тебя, - она, наконец, засмеялась. - Только аппетит испортишь,
- правда, судя по тому, что она заказала, аппетита у нее и так не было. Да
и смех быстро оборвался - так,  будто  она  вспомнила  о  чем-то,  что  не
допускало смеха. - Ты давно прибыл?
     - Утром. И с тех пор ничего не ел. Кроме  одного  сухарика  домашнего
приготовления.
     - Тогда ешь, не буду мешать. Только  не  заказывай  при  мне  сушеных
лягушек.
     - Мне просто смешно, - сказал я, делая  заказ.  -  Ты  выглядишь  так
аппетитно, что рядом с тобой можно обойтись без первого.
     - Ну уж нет, на первое я не согласна,  -  она  снова  улыбнулась,  но
улыбка быстро погасла.
     - Тогда на десерт, - сказал я по-прежнему весело и беспечно.  Но  это
было уже игрой, я снова перестал быть самим собой, снова вошел в  роль.  И
только внешне был совершенно беспечен и рад встрече. Но мозг уже  работал,
я уже знал, что ее не было в списках персонала на  Кабенге,  и  мнемоблоки
тут же подтвердили это знание. И сразу же на душе снова стало  тревожно  и
холодно.
     - А ты здесь давно? - спросил я.
     - Уже полгода.
     - Ну и как - нравится?
     Она еще больше погрустнела, опустила глаза. Сказала тихо, не глядя на
меня.
     - В общем, неплохо. Хотя как-то непривычно временами. На практике все
казалось значительно проще. И не думалось, что бывает... вот так.
     - Ну, сравнила, - мы познакомились  с  ней  как  раз  во  время  этой
практики, что у них была после третьего, кажется, курса. Я был  в  отпуске
на Сигре-4, немного расшибся во время перехода через перевал Свена и попал
в клинику как раз тогда, когда там работали практиканты. Потом мы довольно
часто встречались и на Земле - но только до Джильберты. - А  ты  работаешь
здесь, на базе, или на одной из станций?
     - На базе, конечно. Для работы  на  станциях  нужно  не  меньше  года
стажа.
     - Ну тогда понятно, чем ты недовольна, - кухня, наконец,  выдала  мой
заказ, и я набросился на еду. - Работы, наверное, очень  много.  То  палец
кто порежет, а через неделю, глядишь, поступит больной с ушибом колена.
     - Если бы так, - она  тяжело  вздохнула,  опустила  глаза,  невидящим
взглядом уставилась в стол перед собой. - Если бы так...
     Я на мгновение застыл. Затем, не донеся  ложку  до  рта,  опустил  ее
обратно в  тарелку.  И  улыбка  исчезла  с  лица  совершенно  естественным
образом, вовремя и к месту, я даже не подумал о том,  что  пора  перестать
улыбаться. В эти минуты я вдруг снова перестал  играть  роль,  вновь  стал
самим собой, я позабыл даже о том, кем и для чего я сюда послан  -  потому
что вдруг понял, что ей очень плохо. Мы были с ней вдвоем за  столиком,  и
имидж был включен на полную катушку, так что нас все равно  никто  не  мог
видеть, и мы никого не видели только пустынную террасу на берегу какого-то
дурацкого горного озера, в водах  которого,  как  и  положено,  отражались
заснеженные вершины - так что не было смысла играть ка кую-то роль. Она бы
все равно ничего не заметила и не запомнила, даже если бы я  начал  писать
от руки протокол допроса - а больше никто и никак не мог  бы  уследить  за
мной. Но уже потом, позже, вспоминая и анализируя  этот  наш  разговор,  я
понял, что, оставаясь и здесь профессионалом,  я  избрал  наилучшую  форму
маскировки - я был самим собой.
     - У... у тебя что-то случилось,  Катя?  -  спросил  я,  и  она  вдруг
заплакала. Уронила голову  на  стол  и  заплакала.  А  я  как  сидел,  как
последний дурак и говорил какую-то ерунду как последний дурак -  не  помню
даже, что именно. Не сразу, но мне удалось ее успокоить,  и  постепенно  я
сумел кое-что выяснить. Нет, ее никто не обидел.  Нет-нет  это  совсем  не
личное дело. И вообще тут никто не виноват просто она не представляла, что
не годится для этой работы. Просто таким чувствительным дурам, как она, не
место там, где... А потом она  вдруг  перестала  плакать,  вытерла  глаза,
достала зеркальце и стерла следы слез. И сказала:
     - Понимаешь, У нас в медпункте сегодня умер один человек. И еще  трое
лежат в реаниматоре. Совсем умер, понимаешь?
     - От чего? - спросил я.
     - Какая-то авария в энергоблоке. Я не знаю подробностей, да и  не  до
них. Все четверо получили сверхсмертельную дозу. Пять дней назад.  Даже  я
одна бы справилась, у меня уже был такой случай на практике. Но у  нас  не
оказалось Т-лакта. Ни одной дозы. Понимаешь, ни одной дозы на весь Кабенг.
     - Что? - я даже не понял сразу, о чем она говорит. Потом вспомнил. Ну
конечно  же,  Т-лакт.  В  любой  аптечке  в  любом  медпункте.  На   любом
разведочном зонде, в конце концов. Уж  это-то  я  знал.  -  Да  о  чем  ты
говоришь? Этого же быть не может!
     Она только отрицательно покачала головой в ответ, закусив губы, чтобы
снова не заплакать. Потом с трудом выдавила:
     - Мы искали. По всей планете - ни единой дозы.
     - Но черт подери, Катя, ведь у вас же есть химики,  ведь  у  вас  же,
наконец, должны быть другие средства! Как же так - из-за такой ерунды...
     - При чем тут химики, Алеша? Его же в культуре выращивают, не  меньше
ста дней надо, восемь последовательных культур. А потом еще очистка. Я  же
смотрела. А другие средства... - она только вздохнула и замолчала.
     Я тоже замолчал.  Потом  посмотрел  на  свой  обед.  Есть  все  равно
хотелось зверски, но я знал, что теперь к нему не притронусь. Это какую же
дозу надо получить, чтобы не протянуть  в  реаниматоре  и  пяти  суток?  Я
прикинул в уме, и мне стало не по себе. Получалось, что тут вполне могло и
рвануть. Не рвануло, конечно, и, может быть, не рвануло бы и  при  гораздо
худших условиях - но  такая  возможность  не  исключалась.  На  Джильберте
ничего подобного не было. Но  тут  я  вспомнил  про  Скорпион  в  32-м.  Я
высветил информацию - Катя сидела, уставившись в стол, и моего отрешенного
вида  не  заметила.  На  Скорпионе   тогда   здорово   рвануло.   Картинки
следственной реконструкции, наслаиваясь на имидж горного озера,  выглядели
жутко. И  противоестественно.  Шестеро  погибших,  полное  закрытие  базы,
тотальная дезактивация, пересмотр всего проекта. Кажется, они там  до  сих
пор не расхлебали всего до конца но в моих мнемоблоках  не  было  недавней
информации о Скорпионе. Зато были сведения о трех авариях на  энергоблоках
за последние двести лет.  И  еще  об  одном  взрыве  -  в  далеком  двести
восьмидесятом. Я  быстро  прикинул  корреляции  по  некоторым  параметрам.
Прослеживалась какая-то связь с секторами группы Дзета,  но  случаев  было
слишком мало, чтобы сказать что-то определенное.  Тоже  мне,  теоретик,  -
поиздевался я над собой, - больше тебе случаев не надо.
     Но Граф хорош! У него такое происходит, а он ни слова, ни намека. Или
думал, что я не узнаю? Да нет, не мог он так думать, ему же все  равно  об
этом докладывать. И доложит,  уже  доложил  наверняка  по  соответствующим
каналам. Я на минуту представил себе, что ему теперь предстоит - комиссия,
разбор, возможно даже вызов наверх, в Академию - и решил, что  не  захотел
бы с ним меняться. Хотя, конечно, он-то скорее всего не  при  чем.  Скорее
всего тут вина Главного энергетика или кого-то из самих  пострадавших,  но
начальнику всегда  достается  за  всех  и  больше  всех  -  это  уж  закон
управления.
     - Скажи, Катя, пострадали только эти четверо?
     - Да. К счастью - если так сказать можно. У них  там  обычно  человек
десять работает, но когда это случилось, в  энергоблоке  были  только  эти
четверо.
     - А остальные?
     - Не знаю, - она слегка дернула левым плечом. -  Мы  проверили  после
этого всех на базе - больше пораженных не было. Даже в малейшей степени.
     - А как это произошло?
     - Не знаю, Алеша. Спроси кого-нибудь из техников. Или из руководства.
Ты же инспектор, тебе должны сказать. У меня другие заботы, мне пора идти.
     - Я провожу тебя - если позволишь.
     - Ты же не поел, - сказала она, вставая.
     - Да какая тут еда после таких  разговоров?  -  я  сдвинул  поднос  в
утилизатор, тоже встал. Имидж растаял, мы снова были в кафе,  и  лишь  над
одним столиком светился голубой огонек.
     - А что, у  вас  всегда  так  много  народа  обедает?  -  спросил  я,
пробираясь вслед за Катей к выходу.
     - Что? - она сначала не поняла, потом, оглянувшись,  ответила:  -  Да
нет, просто тут всего два столика работают. Остальные отключены, наверное.
     - А зачем же это? - я кивнул на серые тени, закрывавшие  столики,  за
которыми, как мне показалось вначале, должны были сидеть люди.
     - Не знаю. Просто так, наверное. Да какое это имеет значение?
     Действительно, какое? - подумал я, выходя вслед за Катей  в  коридор.
Ровным счетом никакого. Так, думаю о всякой  ерунде,  чтобы  не  думать  о
главном.
     Я проводил ее до  дверей  медпункта,  обещал  заглянуть,  как  только
найдется время и мы расстались. Оттуда до геофизиков было совсем недалеко,
и я решил для начала заглянуть к ним, а  уж  потом  вернуться  к  Графу  и
вытрясти из него всю информацию об аварии  на  энергоблоке.  Хотя,  вполне
возможно, мне не следовало откладывать этого.


     Если вы спешите - очень спешите -  то  почти  непременно  начнут  вас
преследовать самые дурацкие, совершенно непредвиденные задержки, никак  не
связанные с тем, чем вы занимаетесь.  А  может,  как-то  и  связанные,  но
природа этой связи все равно ускользает от вас, и если вам  и  удается  ее
постичь, то происходит это слишком поздно, когда  исправить  что-либо  уже
невозможно. Так случилось и здесь, потому  что  мне  не  удалось  напрямик
пройти к геофизикам. Мне пришлось спуститься по трубе на ярус ниже и  идти
в обход складов, потому что прямой путь оказался заблокированным.  Станция
казалась совершенно безлюдной  или,  возможно,  я  просто  попал  в  редко
посещаемые  отсеки.  Я  минут  десять  проплутал,  сверяясь   со   схемой,
пустынными коридорами складского яруса, пока, наконец, не  оказался  почти
под тем же местом, где расстался с Катей - но уже  по  другую  сторону  от
заблокированного прохода. Еще через пару минут я был у геофизиков.
     Но я успел чертовски разозлиться. Как тогда, на Джильберте, когда все
время  бесили  меня  задержки  с  подключением  информационных  каналов  -
приходилось порой ждать по  полминуты,  пока  система  проверяла  мой  код
доступа. Позже - на Ясмаге-ТЛ, куда Зигмунд послал меня, наверное,  просто
потому, что Клайд выполнял другое задание - постоянно задерживался  анализ
образцов, и мне пришлось торчать в  этой  дыре  лишних  две  недели,  пока
удалось собрать весь  материал  для  отчета.  Да  мало  ли  всяких  глупых
препятствий имеет обыкновение возникать, когда времени в обрез!
     Меня уже ждали. Я не стал выяснять, кто предупредил их - Граф, кто-то
из химиков или же просто информационная  система.  Подобные  вопросы,  как
правило, все равно остаются без ответа - в том  случае,  если  ответ  этот
имеет какое-то значение для расследования. Я просто принял это к сведению.
Как только я оказался в зоне идентификации  перед  входом  в  лабораторию,
высветилось сообщение о том, что заместитель заведующего  ожидает  меня  в
своем кабинете, и мне ничего не оставалось, кроме как проследовать туда.
     Я прошел через шикарный холл, в котором было так же безлюдно, как и у
складов ярусом ниже, поднялся по спиральной лестнице у дальнего  его  края
и, обогнув  колонну,  увитую  цветущими  бентериями  терпеть  не  могу  их
одуряюще