Сергей КАЗМЕНКО

                                ЗНАК ДРАКОНА




                                  ВЕСТНИК

     Я проснулся еще до рассвета.
     Сегодня я буду дома. Даже не верится - после стольких-то лет.
     Удивительно, как я вообще заснул накануне. С вечера мне казалось, что
заснуть я все равно не сумею, и одно время я даже собирался махнуть  рукой
на отдых и сразу же после ужина тронуться  в  путь.  Глупо,  конечно,  все
равно ворота города закрыты до рассвета.
     Но спать здесь, в двух часах пути от него, казалось немыслимым  после
стольких лет разлуки. Мне  думалось,  что  гораздо  легче  будет  провести
бессонную ночь под его стенами - я и подумать не  мог  о  том,  что  смогу
заснуть! - чем здесь, в этой придорожной ночлежке.
     Однако усталость взяла свое. Я прилег на пару минут передохнуть перед
дорогой и заснул.
     Но проснулся еще  до  рассвета.  Как  раз  вовремя,  чтобы  успеть  к
открытию городских ворот.
     Сборы мои были недолгими. Всего-то и имущества -  несколько  монет  в
кармане да моя книга в старом мешке за спиной. Я тихо, стараясь никого  не
разбудить, слез с нар и вышел в соседнюю комнату. У входа за стойкой перед
коптящей свечой дремал хозяин - или человек хозяина. При звуке моих  шагов
он приоткрыл один глаз, затем, заметив, что я несу свой  мешок,  проснулся
окончательно, облокотился о  стойку  и  стал  неотрывно  следить  за  моим
приближением. Я подошел, опустил мешок на пол у ног,  расплатился.  Мы  не
сказали друг другу ни слова. Сунув деньги в карман, он снова  сложил  руки
на животе и задремал. А я, закинув мешок за спину, вышел на крыльцо и тихо
прикрыл за собой дверь. Мне не хотелось  шуметь,  не  хотелось  ни  с  кем
разговаривать. Этот  рассвет  я  хотел  встретить  наедине  с  городом,  к
которому столько лет рвалась моя душа.
     Была еще ночь, темная и  безлунная.  Но  небо  было  таким  чистым  и
прозрачным, что света звезд хватало  для  того,  чтобы  различать  пыльную
дорогу под ногами. Ночлежка стояла на окраине деревни, и сразу, как только
я вышел на дорогу, по сторонам потянулись серые  в  звездном  свете  поля,
кое-где прерываемые черными пятнами  оврагов  и  перелесков.  Было  тепло,
безветренно и совершенно тихо. Даже шаги мои растворялись  в  этой  тишине
так, будто я обернул свои башмаки тряпками. В  такую  ночь  хорошо  лежать
где-нибудь на вершине холма, дышать ароматами трав и смотреть на звезды. И
ждать, пока одна из них не  сорвется  с  небосвода,  прорезав  ночь  своим
огненным следом. И тогда загадать желание...
     Сколько же лет я тут не был? Я ушел совсем молодым, а  теперь...  Кто
встретит меня сегодня, кто из моих старых друзей не  погиб,  не  умер,  не
убежал, как я, на чужбину? Кто из них узнает меня? Да  и  захотят  ли  они
узнать? Ведь время меняет человека, и выживают всегда лишь те,  кто  может
лучше приспособиться к своему времени. А здесь, в моем городе, время  было
тяжелое. Даже в самых дальних странствиях я слышал о  том,  какое  тяжелое
здесь было время. Я побывал во многих государствах и знаю,  что  на  свете
нет земли счастливых. Зато есть несчастные земли, и моя родина -  одна  из
них. Когда-то  мне  даже  казалось,  что  нет  земли  более  несчастной  и
проклятой всеми богами. Но нет, это не так. Горе каждой земли  имеет  свое
лицо, и нет смысла сравнивать их друг с другом.
     Просто горе родной земли всегда принимаешь ближе к сердцу.
     Я видел это горе - все те дни, что шел от границы к городу. И  теперь
я знаю, что вернулся не зря. Потому что  я  принес  людям  то,  что  может
поддержать их в этом горе. Я принес им свою книгу. Если бы не она, я  вряд
ли решился бы возвратиться.
     Я начал писать ее через несколько лет после  бегства  отсюда.  Первые
годы я не мог прикоснуться к перу, потому  что  меня  грызла  тоска,  и  я
скитался, переезжая из одного города в  другой,  пересекая  горы  и  моря,
стараясь изо всех сил заглушить ее. Одно время я даже пытался вырвать  эту
тоску с корнем, я хотел забыть все, что связывало  меня  с  этим  городом,
хотел найти себе новую родину и полюбить ее так же, как эту. Некоторым это
удается - возможно, просто  потому,  что  они  не  способны  по-настоящему
любить. Я не сумел найти покоя на этом пути, и вот через несколько лет моя
тоска по родине заставила меня взяться за перо. Я начал писать эту книгу у
далекого теплого моря в стране вечного лета,  я  писал  ее,  пересекая  от
оазиса к оазису великую пустыню Юга, ее единственную я  вынес  из  горящих
развалин Конарра, где на несколько лет нашел приют и  покой,  с  ней,  уже
почти законченной, сошел  на  берег  в  Артеаге,  чудом  уцелев  во  время
жестокого урагана. Но в этой книге нет ничего, ни  слова  обо  всем  этом.
Потому что это - книга о моем городе, и я несу ее  туда,  где  она  нужнее
всего.
     Хорошо, что мне хватило денег на дорогу. И не страшно, что я войду  в
свой город почти что без гроша. Ведь я бежал отсюда  не  для  того,  чтобы
нажить богатство, хотя и бывал богат. И возвращаюсь я не затем, чтобы жить
в праздности. Я знаю себе цену и знаю, что не останусь  без  куска  хлеба.
Недаром же городской совет Артеага, узнав о том, что я собираюсь  уезжать,
предлагал мне возглавить строительство  нового  порта.  Предложи  они  это
полугодом раньше, и я бы согласился, и еще лет пять провел бы на  чужбине,
потому что не в моих правилах оставлять незавершенную работу.  Но  теперь,
когда книга моя была написана, ничто, даже такое предложение, не могло уже
удержать меня. Я принял окончательное решение,  всего  за  несколько  дней
распродал все свое имущество и отправился в путь. Не  в  первый  раз.  Но,
надеюсь, в последний. Потому что уезжать отсюда я уже не желаю, потому что
не имело смысла возвращаться ради того, чтобы снова уехать.
     Я шел уже больше получаса, когда небо  над  головой  стало  понемногу
светлеть. Скоро, совсем скоро впереди покажется город. Надо лишь  миновать
рощу, что чернеет справа, забраться на холм за нею,  и  с  его  вершины  я
наконец увижу  знакомые  стены.  Солнце  еще  не  взойдет,  но  будет  уже
достаточно светло, и город внизу откроется как на ладони. Весь, со  своими
старыми стенами, которые, наверное, еще больше потрескались с тех пор, как
я бежал отсюда, с почерневшей от времени башней ратуши -  как  удивился  я
когда-то, узнав, что она сложена из белого камня, - с  Пашней  дракона  на
холме, что возвышается  в  центре  города,  с  островерхими  крышами,  над
которыми кое-где будет виться дымок.  Сколько  раз  эта  картина  вставала
перед моим мысленным взором, пока я писал свою книгу!
     Сколько раз проходил я в своем воображении по улочкам города, смотрел
на фасады старинных его домов и вспоминал людей, которые когда-то  жили  в
них, вспоминал истории, связанные с этими людьми, и  поверял  эти  истории
бумаге. Все это оживало  в  моей  памяти  безо  всякого  усилия,  я  и  не
подозревал раньше, что помню так много о своем городе. Оживало и строчками
ложилось на бумагу, чтобы навечно остаться в памяти людей. Ведь  память  -
это самое драгоценное наше достояние. Пока мы помним о  прошлом,  пока  мы
можем без страха глядеть в будущее. Страх рождается  из  забвения,  потому
что оно делает людей беззащитными перед повторением прошлых ошибок, потому
что прошлое,  погруженное  во  мрак  забвения,  бросает  мрачную  тень  на
будущее. Я писал свою книгу для того, чтобы развеять эту тень.  Я  знаю  -
кое-кому моя книга встанет поперек горла. Земля полнится  слухами  о  том,
что здесь происходит. Но я могу смело смотреть в будущее. Люди умирают, но
книги их остаются. Так было всегда, значит, так будет и впредь, и никто не
в силах изменить этого.
     Я миновал рощу и стал взбираться на холм. За моей  спиной  постепенно
разгоралась заря, но небо впереди еще было темным,  еще  пестрело  точками
самых ярких звезд. Скоро, совсем скоро я увижу свой город. Еще пара  сотен
шагов по этой  пустынной  предутренней  дороге.  Совсем,  совсем  немного,
совсем ничего, если сравнить  с  дорогой,  оставленной  позади.  Можно  не
спешить. Какой смысл торопиться, если цель так  близка,  если  до  вершины
холма уже рукой подать? Но я все ускорял и ускорял шаги, ноги  сами  несли
меня вперед, так, будто вернулись мои молодые годы, будто не  было  позади
долгих лет скитаний, невзгод, одиночества и тоски.
     Все это в прошлом, все это уже позади, а впереди - мой родной  город.
Я почти бегом поднялся на вершину холма - и  замер,  пораженный  тем,  что
открылось передо мною.
     Мой город лежал внизу, под холмом. Такой, каким я всегда помнил  его.
Окруженный старыми стенами, с башней  дракона  на  холме,  с  островерхими
крышами домов, над его домами и улицами, над холмом с башней, в этом сером
рассветном небе зловещим знаком беды  чернел  знак  дракона.  Все  поплыло
перед моими глазами, земля резко наклонилась и ударила меня в грудь.
     Наверное,  я  очнулся  почти  сразу.  Встал,  машинально  отряхнулся,
слизнул кровь с разбитой губы. Снова, уже спокойнее, посмотрел вперед. Да,
знак дракона чернел над моим городом. Стоило скитаться столько лет, стоило
пройти столько дорог, чтобы вернуться в родной город накануне его  гибели!
Я  даже  застонал  от  отчаяния,  которое  полнило  душу.  Знак   дракона!
Проклятие, веками висевшее над городом. Предвестник смерти.
     Но нет, не все еще потеряно! Отчаяние - дорога к гибели. Сама  судьба
распорядилась, чтобы я вернулся в свой город в  этот  самый  страшный  для
него день. Опоздать было бы гораздо страшнее. А пока еще  есть  надежда  -
вперед!
     И я побежал вперед, к воротам города. Дорога спускалась в ложбину,  и
на какое-то время он скрылся из вида. А когда появился снова, то  был  уже
гораздо ближе. Бежать было тяжело, временами я сбивался на шаг, но  потом,
чуть собравшись с силами,  снова  гнал  себя  вперед,  жадно  глотая  ртом
воздух. Вперед, скорее, пока  еще  есть  время  хоть  что-то  сделать  для
спасения, пока еще остается хоть какая-то надежда!
     Мешок за плечами мешал мне бежать, книга била  по  спине  при  каждом
шаге, но какое-то время я и подумать не мог о том, чтобы расстаться с ней.
Но городские ворота приближались медленно, слишком  медленно,  и  наконец,
еще раз взглянув на знак дракона, нависший над городом,  я  остановился  и
скинул мешок с плеч. Огромный приметный валун вылез из земли у самого края
дороги, несколько чахлых кустов выбивалось из-под его основания. Я сошел с
дороги, засунул мешок между ними и  валуном,  слегка  расправил  ветви.  И
бросился бежать дальше. Я должен был успеть, я должен был  встретить  беду
там, в городе, вместе с его жителями. В такой день ничья помощь  не  может
быть лишней.
     Мне не хватило дыхания для  того,  чтобы  добежать  до  конца.  Когда
дорога, обогнув овраг, подошла к стене, я уже шел - шатаясь, тяжело  дыша,
держась рукой за правый бок. И только у самой стены вдруг удивился  тишине
и спокойствию, царившим вокруг. Я огляделся и  не  поверил  своим  глазам.
Дорога была совершенно пустынна.  Никто  не  бежал  прочь  из  города,  ни
единого тревожного звука не раздавалось из-за его стен, так, будто все его
жители вымерли. Или спали.
     Спали.
     В это я не мог поверить.
     Как можно спать, когда знак  дракона  чернеет  в  небе  над  головой?
Неужели все в городе ослепли, неужели никто из  них,  взглянув  поутру  на
небо, не поднял тревоги? Почему не слышно  криков,  призывающих  тех,  кто
силен духом, встать на защиту города? Почему малодушные не бегут прочь  из
него? Или один лишь я вижу зловещий знак, нависший над его стенами?
     Все еще не решаясь поверить в это, я из последних сил  ковылял  вдоль
городской стены. Наконец дорога обогнула Толстую  башню  и  по  мосту  над
давно высохшим рвом устремилась к воротам. Уже совсем рассвело, и они были
открыты. Два стражника стояли на мосту и о чем-то  разговаривали  громкими
голосами. Один из них сказал что-то смешное, и  оба  захохотали,  вспугнув
вышедшую из ворот шелудивую собачонку. Это было настолько невероятно,  что
я застыл на месте, не в силах  поверить  тому,  что  видел.  Я  стоял  как
парализованный, и смотрел на этих хохочущих накануне гибели  людей,  и  не
верил своим глазам. Потом медленно-медленно, готовый к чему угодно, поднял
голову и посмотрел на небо.
     Знак дракона, знак гибели по-прежнему висел над  городом,  прямо  над
моей головой! Он был отчетливо виден на фоне совсем уже светлого утреннего
неба, хотя его четкие  и  строгие  еще  полчаса  назад  линии  уже  начали
расплываться в воздухе. Так и должно быть. Еще  полчаса,  и  этот  знак  -
последний предвестник грядущего бедствия -  исчезнет,  чтобы  потом  огнем
запылать на небе в час гибели города, если мы не сумеем отвратить ее.
     Медленными, неверными шагами я двинулся вперед по мосту. Стражники не
обратили на меня внимания,  собачонка,  помахав  хвостом,  отвернулась.  Я
прошел темным проходом под башней, никем не задержанный вышел на небольшую
площадь за воротами и огляделся по сторонам. Все здесь было  родным  и  до
боли знакомым, все было именно таким, каким я вспоминал это в долгие  годы
странствий. Только дом в правом дальнем углу  площади  немного  подновили,
заложив попутно кирпичом одно из нижних окон, да мостовая кое-где пришла в
негодность, только исчезли каменные столбы, что раньше стояли  при  въезде
на Рыночную улицу, да перекрасили фасад караульного помещения.  Но  смешно
было бы надеяться увидеть свой город таким, каким он был перед тем, как  я
покинул его столько лет назад.
     Я ждал этих перемен, столь обычных для  города,  живущего  нормальной
жизнью. Но я не мыслил увидеть эту нормальную жизнь под знаком дракона!
     Я быстрыми шагами пересек площадь и пошел - бежать  я  не  мог  -  по
Рыночной улице. Вид мой, наверное, был странен, потому что двое  прохожих,
которые, разговаривая, шли навстречу, вдруг замерли на месте и  замолчали,
уставившись на меня. Но я не стал задерживаться и прошел мимо,  не  сказав
им ни слова. Через сотню шагов я свернул в  узкий  переулок,  потом  через
проходной двор - как все здесь было знакомо! - вышел на Кузнечную улицу  и
теперь уже побежал, потому что дорога шла вниз, к Ратушной площади.
     Скорее туда, к ратуше, где в этот утренний час уже толпится народ.  Я
побежал бы и к рынку, но до рынка было дальше, и улица шла в гору, а я  не
хотел, не мог терять ни минуты. Скорее! Пока знак  дракона  еще  виден  на
небе, надо указать на него, надо заставить  их  увидеть  его.  Кто  знает,
когда, в какой час беда обрушится на город?  Кто  знает,  сколько  времени
осталось нам для спасения?
     Я выбежал на площадь и на несколько мгновений  замер,  не  зная,  что
сказать и как сказать. Здесь были люди, человек  пятьдесят,  -  стражники,
дежурившие у ратуши, просители, ожидающие, когда начнут  прием  советники,
свидетели, вызванные с утра  пораньше  в  городской  суд,  -  и  все  они,
удивленные моим видом и внезапным появлением, повернулись в мою сторону. Я
стоял посреди площади, переводя взгляд с одного на другого,  потом  поднял
голову и посмотрел наверх. Крыши  домов  закрывали  половину  неба,  да  и
солнце вот-вот должно было показаться из-за горизонта и поглотить  остатки
зловещего знака, но он был еще виден, еще чернел там, в вышине, прямо  над
нашими головами. И тогда я набрал полную грудь воздуха и закричал.
     Посмотрите, люди, кричал я, знак дракона, знак гибели висит над нашим
городом! Город погибнет сегодня, если все мы не встанем на его защиту!  Он
обречен, все мы обречены, если будем малодушными и испугаемся этого знака!
Звоните во все колокола, поднимайте всех, кто еще спит! Скорее,  пока  еще
не поздно!
     Я замолчал, чтобы перевести дух, и поразился тишине, царившей вокруг.
И на какой-то миг мне показалось, что я  один,  совершенно  один  на  этой
площади, единственный живой человек в этом городе. Но я опустил  голову  и
увидел их всех. Они по-прежнему стояли вокруг и смотрели на меня. Смотрели
на меня! Никто из них не поднял голову для того, чтобы взглянуть  на  знак
дракона!
     Еще не веря себе, еще не  понимая,  что  все  это  значит,  я  сделал
несколько шагов по площади, озираясь и выискивая хоть кого-то, кто  поднял
бы голову. Но нет, все они смотрели только на меня. Так, будто  не  знали,
что над головами у них небо, так, будто шеи их  закостенели  и  головы  не
поворачивались, чтобы посмотреть наверх.
     Да поднимите же вы головы, закричал я в отчаянии, да взгляните же  вы
на небо над собой! Или вы забыли про небо? Или  вы  боитесь  взглянуть  на
него?!
     Но тут кто-то налетел на меня сзади и сбил на землю. Мне зажали  рот,
кто-то заломил мои руки за спину, и я почувствовал, как веревка впилась  в
запястья. А потом меня  подняли  и  потащили  куда-то  в  сторону  ратуши,
по-прежнему зажимая мне рот рукой.
     Но глаза мои были открыты. И до самого  последнего  момента  я  видел
небо над головой и черный знак дракона над городом. Я единственный на этой
площади видел его.



                                  ПИСАРЬ

     Я снова проснулся от кошмара.
     Была ночь. Впрочем, нет, я не знаю, ночь была или день - в подземелье
это не имеет значения. А я был в подземелье, в  подземелье  под  башней  -
почему-то и в этом кошмаре, как и вчера, и позавчера, я твердо  знал,  что
нахожусь в подземелье под башней, хотя и  не  мог  понять,  как  это  меня
занесло туда. Я стоял в  кромешной  тьме  и  вовсю  пялил  глаза,  пытаясь
разглядеть хоть что-то. Но ни одного луча света не проникало в подземелье.
И было тихо, так тихо, что я слышал стук  собственного  сердца.  И  только
иногда откуда-то издалека, многократно отражаясь от  невидимых  в  темноте
стен и сводов подземелья, доносился стук падающей на пол капли воды.
     Потом, как и вчера, в руке у меня неведомо откуда появилась свеча.  И
хотя я, как ни странно, по-прежнему не видел ничего вокруг - даже пола под
ногами, - я двинулся вперед, туда, где капала вода. Я почему-то совсем  не
вспоминал тогда о драконе, хотя и знал, что это - то самое подземелье, где
он обитает. В моих кошмарах - и в сегодняшнем, и в прошлых - не было  даже
и мысли о драконе, вот ведь что самое странное. Я вспоминал о драконе лишь
потом, проснувшись от ужаса, в облегчении от того,  что  все  увиденное  -
лишь сон. И удивлялся.
     А тогда я  все  шел  и  шел  вперед  на  звук  капающей  откуда-то  с
немыслимой высоты воды, но он все не приближался. И вдруг  впереди,  прямо
передо мной, так близко, что можно  было  достать  рукой,  возникла  белая
стена. А на ней...
     На ней  прямо  перед  моими  глазами  темной  запекшейся  кровью  был
начертан знак дракона.
     И тогда я закричал.
     И проснулся.
     Наверное, я кричал только во сне, потому что Марта - я это  слышал  -
мирно спала рядом, ничуть не обеспокоенная моим пробуждением. А я,  как  и
вчера, лежал, постепенно приходя в себя,  слушая,  как  замедляются  удары
сердца, и пытался понять, что же все это означает. Третий кошмар подряд, и
все одно и то же. С кем бы посоветоваться? Впрочем, о  чем  я  думаю  -  в
такое время заводить разговор о  знаке  дракона.  Хорошо  еще,  что  я  не
проболтался вчера, когда зашла речь  о  знамениях.  В  такое  время  лучше
побольше молчать.
     Наверное, еще совсем рано. На улице под окном временами слышатся шаги
одиноких прохожих, а вот, наверное, булочник катит свою тележку. Но еще не
слышно  крикливых  голосов  кумушек  нашего  квартала,   что   так   любят
перекликаться через улицу перед тем, как  пойти  на  базар.  Я  лежал,  не
раскрывая глаз, надеясь, что еще удастся уснуть, но сон  не  шел.  Что  за
напасть - третий день подряд просыпаться ни  свет  ни  заря  от  дурацкого
кошмара, а потом до вечера ходить со слипающимися глазами? Этот недосып не
сегодня, так завтра непременно скажется, рано или поздно  сделаешь  ошибку
при пере