лода монахами, решавшимися иногда - с риском оскопления  -  на
прямое нарушение Воли".
     Со смешком Андрей вспомнил тонкоголосого предводителя охранников. Вот
и еще один кубик стал на место.
     "Так она и  жила:  подстраиваясь  под  главенствующий  образ  мыслей,
доверяясь утренним гипноснам, не возражая и не сопротивляясь, хотя  многое
в этой жизни ее коробило, а кое-что и пугало. Но даже себе она в  этом  не
признавалась,    избегая    задумываться,    комфортом    защищаясь     от
неудовлетворенности, услаждая себя чем  только  можно  -  лишь  бы  как-то
скрасить   свое    бесконечное    одиночество    в    толпе.    Редкостная
приспособляемость мирила Киму  с  животным  эгоизмом  окружения,  со  всем
непостижимым и чудовищным, что творилось вокруг.  Укрываясь  за  привычной
маской, она смотрела на мир сквозь узкие прорези и видела только  то,  что
хотела, что могла выдержать ее тоскующая, несмотря ни на что, душа".
     Андру бы это показать, вздохнул Андрей. Ему тоже  не  вредно  узнать,
что жертвы бывают и вполне благополучными с виду.
     Ну, а теперь, под занавес, самое интересное:
     "Но иногда,  будто  чудовище  из  океанских  глубин,  всплывал  в  ее
сознании страшный образ исполина, звучал  его  мощный  голос  и  врывались
леденящие душные испарения. В ужасе Кима забивалась в самые дальние уголки
сознания, не зная и не желая знать, что  происходит  сейчас  с  ее  горячо
любимым,  не  однажды  поруганным  телом.  И  возвращалась,  только  когда
чувствовала, что Тот, ужасный и неодолимо могучий, уходил  и  пропадало  в
душе жуткое ощущение  смердящего  холода.  По  возвращении  она  встречала
перепуганные взгляды подчиненных,  узнавала  о  чудовищных  и  невероятных
своих поступках - во главе вырвавшихся из Башни, озверевших от длительного
безделья храмовников - и об отданных ею распоряжениях, потому что  Старшие
Служительницы немедленно и исправно повторяли эти никогда не произнесенные
ею фразы".
     Проявив обычную заботу о своей  земной  оболочке,  Андрей  уложил  ее
отмокать в ванну, а сам удалился в  "комнату-тоннель",  куда  не  долетали
посторонние шумы, где так хорошо думалось.  Обстановка  здесь  уже  вполне
определилась, разделившись невидимой границей на две  плохо  гармонирующие
части: на стороне Андра было голо,  пусто  и  строго  функционально,  зато
половина  Андрея  изобиловала   всеми   мыслимыми   средствами   потакания
сибаритству. Слух здесь ласкали чудесные мелодии, вместо окон светились со
стен изошедевры, а воздух был пропитан  нежнейшими  ароматами  и  вызывал,
если вдыхать его ртом, божественные вкусовые ощущения. По  заказу  он  был
способен сгущаться до степени осязаемости, и тогда  принимался  гладить  и
мять призрачное "тело" Андрея с искусством лучшего из массажистов.  И  все
это  сказочное  великолепие  чутко  реагировало   на   малейшие   перепады
хозяйского настроения, формируя любые подходящие к  случаю  комбинации  из
накопившихся  за  десятилетия  воспоминаний.  Кажется,  копаясь  в  памяти
других,  Андрей  научился  наконец   пользоваться   и   собственной.   Как
выяснилось,  под  пластами  последующих   накоплений   там   добросовестно
хранилось все то, что он когда-либо видел, слышал,  ощущал.  Раньше  он  с
трудом пробивался к нужной полке, и если  что-нибудь  там  находил,  то  в
изрядно  подпорченном  виде.  Теперь  же   все   было   как   на   ладони:
рассортированное, аккуратно уложенное, снабженное указателями и  ярлычками
- протяни руку и бери, качество информации гарантировано.
     И сейчас  Андрей  с  увлечением  переваривал  свежедобытые  сведения,
классифицируя их и раскладывая по полкам. И потому не сразу  заметил,  что
напротив, в жестком  кресле,  образовалась  сумрачная  фигура  с  колючими
холодными глазами. А увидав, приветствовал ее легкомысленным взмахом руки.
     "Выспался? - спросил он не без зависти. - Ах,  лицемер!  Передо  мною
строишь из себя аскета, а в жизни умеешь устраиваться с комфортом".
     "Исключительно в интересах дела, - без улыбки ответил  Андр.  -  Если
хочешь, в следующий раз поменяемся".
     "Ладно, будто я не чувствую твоего смущения! Ну, признайся, Кима тебя
удивила? Ты ведь не ожидал от нее такого приближения к любви?"
     "Есть новости?" - сухо спросил Андр. - Так я слушаю".
     "Я лопухнулся, - признался Андрей удрученно.  -  В  мою  гипотезу  не
вписывались некоторые факты, и  я  доблестно  ими  пренебрег.  Как  мог  я
забыть, что ни Уго, ни дражайшая Кима психологически абсолютно не  годятся
на роль вожаков волчьих  стай,  в  просторечии  именуемых  монастырями!  В
условиях общегосударственного культа силы наверх должны  выбиваться  самые
зубастые, а та же Кима, например,  иногда  ухитряется  быть  даже  нежной.
Стало быть, настоятелями назначают за какие-то другие, причем очень редкие
качества. И я убежден, что дело тут  в  их  исключительном  телепатическом
даре - недаром же я смог так глубоко прозондировать Киму..."
     Андр недоверчиво нахмурился.
     "Ну да! - подтвердил Андрей. - Я правильно  угадал,  что  отсюда,  из
башни,  идет  управление  округом,  но  отнюдь  не  с  помощью   банальной
радиосвязи. Как видно, неспроста ты прорвался ко мне именно  в  амнезийном
поле. Помимо прочего, оно усиливает сенсорные способности".
     "И кто же на другом конце провода?"
     "Похоже,  сам  Отец,  хотя  не  представляю,  как  он  справляется  с
руководством в масштабе страны".
     "Если Уго не врал, долго я здесь  не  задержусь,  -  сказал  Андр.  -
Подождем. В Столице все прояснится".



                                    3

     Устройство охранной ниши было продумано до мелочей.  Строители  храма
позаботились даже о разумном комфорте для стражников: боковые стенки  ниши
круто сужались на уровне талии, образуя подлокотники, опираясь на которые,
можно было разгрузить ноги. В то  же  время  такое  сечение  не  позволяло
нерадивому  стражу  опуститься   на   пол   и   прикорнуть   часок-другой,
воспользовавшись темнотой этой микропещеры. Правда, при некоторой сноровке
можно было спать стоя, что часто и делалось, но это был куда более  чуткий
сон.
     Впрочем, Андр не позволял себе таких вольностей. Время от времени  он
высовывал голову из ниши, озирая длинный,  скудно  освещенный  коридор,  в
стенках которого чернели многочисленные углубления. И мало кто  знал,  что
скрывается в глубине каждого из них - глухая стена, стражник или  потайная
дверь во внутренние покои Храма.
     Утомленный ночным бдением Андрей  еще  спал,  и  пока  его  сумбурное
сознание не путало мысли, Андр решил еще  раз,  для  большей  уверенности,
прокрутить в  памяти  подробности  своей  стремительной  карьеры.  Амнезия
облегчила ему путь наверх - Андр двигался без задержек,  будто  по  хорошо
смазанному конвейеру. Система  исключала  волокиту  и  кумовство,  ибо  ни
родственных, ни дружеских привязанностей здесь попросту  не  существовало.
Симпатии же  начальства  Андр,  с  бесценной  помощью  двойника,  научился
вызывать без затруднений. И в остальном  Андр  был  оснащен  лучше  любого
другого - для общества, в котором главным мерилом служила крепость кулака.
С неудержимостью тарана он продвигался от ячейки к ячейке, от монастыря  к
монастырю, от ордена  к  ордену,  пока  не  достиг  вершины  Служительской
иерархии - столичного ордена храмовников, личной гвардии Отца.
     Беспокоило поведение Второго. Растеряв по дороге в Столицу благодушие
и самодовольство, Андрей взамен все уверенней обживал их совместный дом, а
попутно высвобождался из-под влияния Андра - с  настойчивостью,  достойной
лучшего применения. С течением времени Андр утверждался в мысли,  что  уже
не является незаменимым связующим звеном между двумя мирами,  что  Андрей,
вынуди его обстоятельства, сможет переключиться на любого  из  настоятелей
(на ту же  Киму,  например)  и  что  круг  его  психоконтактов  непрерывно
расширяется. При таких темпах Андрей скоро сумеет  прозондировать  каждого
внутри Поля... и даже вне его?..
     Ход рассуждений Андра  вдруг  прервал  протяжный  зевок,  а  затем  и
недовольный голос напарника:
     "Предупреждал же: не поминай имя мое всуе! Теперь вот не засну..."
     "Здесь храм, а не курорт, - ответил Андр. - Отоспишься потом  -  если
доживешь".
     "Ну-у, оптимист!.. Уж не  решился  ли  ты  на  штурм?  И  где  будешь
прорубаться?"
     "Да  уж,  штурм...  Слишком  тщательно  оберегает  себя  Отец,   даже
огнестрелы в Столице изъял из употребления! И это при том, что на людях он
почти не появляется. У него что, мания преследования?"
     "Свежая  мысль,  -  ленивым  со  сна,  но  уже  язвительным   голосом
откликнулся Андрей. - И кого же это он так  испугался?  Уж  не  нас  ли  с
тобой?"
     "Почему же нет? С его стороны это было бы разумно".
     "А у тебя, похоже, мания величия! Много ли мы узнали за это время?"
     "А разве мало?"
     "Ну  да,  мелкие  бытовые  подробности  этого  славненького  общества
государственного садизма!.. А в чем его цель?"
     "Не все сразу".
     "Черт возьми, у меня отпуск на исходе! Не  хватало  еще,  чтобы  меня
хватились на работе и взломали двери, когда я... Бр-р-р! Ладно, что же  мы
все-таки будем делать?"
     "Ждать".
     "У моря погоды? Говоря откровенно, этот ваш  Отец  нравится  мне  все
меньше, в его возне проглядывается какая-то жуткая система. Но суть  ее  я
никак  не  могу  ухватить,  настолько   захламлена   она   необязательными
мелочами..."
     "Ты мог нацелиться не на ту систему".
     "А  у  тебя  есть  что-нибудь  взамен?  Нет?  Ну  так  не  копай  под
недостроенное здание моей гипотезы! Критиканов всегда в избытке, с  идеями
вот..."
     "Тихо!"
     Напротив, во мраке одной из ниш, обозначился  бледный  силуэт,  через
секунду  материализовавшийся  в  истерзанную   нагую   женщину.   Тоненько
поскуливая, она сделала несколько  шатких  шагов  вдоль  коридора,  потом,
вдруг обессилев, съехала по стене на пол, но еще два-три метра  проползла,
будто стремясь убраться подальше от страшного места.
     С минуту Андр выжидал, размеренно стискивая пальцами  подлокотники  и
игнорируя горестные ругательства Второго. Затем шагнул из ниши и склонился
над Невестой. Она тихо всхлипывала, уткнувшись измученным лицом в  камень.
Сейчас ей было больно и страшно, и вряд ли  она  помнила  тот  восторг,  с
которым сегодняшним утром встречала Выбор.
     "Бредятина! - возмутился, чуть не плача, Андрей. - Ну откуда  в  этом
винегрете столько варварской экзотики, я с ума сойду!.."
     Андр молча завернул женщину в свой просторный плащ и понес к  выходу,
в Храмовый гарем. На этом он мог считать свое дежурство завершенным.
     Два   мероприятия   в   режиме    жизни    храмовников    соблюдались
неукоснительно: не слишком обременительные вахты во внешних покоях Храма и
ежедневный боевой тренинг, разделенный послеобеденным  отдыхом  надвое.  И
если утренние нагрузки не содержали в себе ничего принципиально нового, то
вечера  целиком  посвящались  освоению   совершенно   необычного   способа
фехтования, при котором на конечности надевались  толстокожие  перчатки  и
сапоги с прочно закрепленными в них клинками. Приемы его были  чрезвычайно
сложны для усвоения, требуя от бойца  совершенной  координации  и  змеиной
гибкости, однако в результате тот становился неуязвимым для  любого  числа
атакующих - во всяком случае, пока у него хватало сил поддерживать  вокруг
себя сплошное кольцо обороны.
     Остальная  часть  тренинга  мало  интересовала  Андра,  и  здесь   он
предоставлял двойнику полную свободу действий, тем  более  что  чрезмерная
умелость  свежеиспеченного  храмовника  могла  разбудить  подозрительность
жрецов.  Зато  новому  фехтованию  Андр  обучался  с  удивлявшей  тренеров
одержимостью, оттесняя измотанного к тому времени Андрея на  второй  план.
Уникальная  физическая  одаренность  и  обширный  запас   боевых   навыков
позволили Андру уже через декаду сражаться на  равных  с  лучшими  бойцами
Столицы, а затем и превзойти почти всех.
     И  сегодня,   безжалостно   забив   трех   партнеров   до   состояния
невменяемости (правилами это не возбранялось),  Андр  возвращался  в  свою
многокомнатную келью почти удовлетворенным,  хотя  знал,  что  отъявленные
головорезы, на которых он отводил душу, обладают цепкой и  долгой  памятью
на обиду - несмотря на амнезию.
     Дверь открыл служка  -  тихий  застенчивый  подросток,  обреченный  в
недалеком будущем на отсев в работники.
     - Предупреди Дану, - сказал Андр,  расстегивая  кольчугу.  -  Ужинать
буду через час.
     Служка бесшумно растворился  в  сумраке  коридора,  Андр  неторопливо
пошел следом. Сбросив в предбаннике одежду, он открыл дверь и  окунулся  в
горячий воздух парной. Дана, крепкая  и  ладная  девушка-массажистка,  уже
ждала его, присев на широкий лежак. Улегшись, Андр отдал свое побитое-таки
за день тело ее искусным рукам и прикрыл глаза, убаюкиваемый  простодушной
воркотней девушки.
     Прежде чем попасть к нему, Дана служила  в  монастырских  банях,  где
работы  было  не   в   пример   больше,   но   выделилась   среди   банщиц
неправдоподобной  добросовестностью,  виртуозной   умелостью   пальцев   и
неординарной внешностью и была переведена в  персональные  массажистки.  В
нарушение  образа   храмовника   -   полубезумца-полузверя   -   Андр   не
злоупотреблял своей властью над девушкой, хотя не сомневался, что  Дана  с
готовностью согласилась бы на любые сопутствующие услуги.  Такую  рабскую,
почти патологическую покорность Андр ненавидел - в  принципе,  но  на  это
наивное ласковое создание, покорное не из выгоды или страха,  а  по  своей
сути, сердиться было трудно.
     Сквозь приспущенные веки Андр наблюдал за игрой мышц под  распаренной
кожей девушки,  за  ее  полудетским  кукольно-хорошеньким  лицом,  странно
контрастирующим с сильным зрелым телом, и блаженно ощущал, как  уходит  из
мускулов усталость.
     "Не передумал подрывать устои? -  ехидно  поинтересовался  Андрей.  -
По-моему, тутошние порядки не так уж тебе отвратительны.  Ну  разве  плохо
ощущать себя господином?"
     "Отвлекаешься, - с неудовольствием заметил Андр. - Не  о  чем  больше
говорить?"
     "О чем же, например? После твоего бурного романа с Кимой мы не узнали
ничего существенного".
     "А "пленка"? - возразил Андр. - По крайней мере, теперь нам  известен
способ экранирования Поля".
     "Чушь! Это открытие без будущего. У ваших ученых  образцы  "жидкости"
киснут годами, а много они о ней узнали, научились  синтезировать?  То  же
будет и с "пленкой".  И  кстати,  "пленка"  никоим  образом  не  объясняет
устойчивость к Полю самого Отца, уж он-то свою блистательную  плешь  ничем
не прикрывает. Вот где загадка! Как быть нам с исключительностью  Отца,  с
его  поразительной  живучестью,   с   его   неутомимостью   и   чудовищной
плодовитостью... с его гипнотизмом, наконец?  Он  будто  и  в  самом  деле
полубог. Такие возможности не вяжутся с версией о гениальном изобретателе,
опередившем свое время".
     "А по-моему, наоборот. Вяжутся".
     "Отец? Вряд ли. Я  тщательным  образом  изучил  все  его  поступки  и
решения, но творческого потенциала там  не  обнаружил.  Отец  основателен,
дотошен,    решителен,    обладает,    видимо,     абсолютной     памятью,
многофункционален, видит на много ходов вперед... но с воображением у него
туго,  на  качественный  скачок  он  не  способен.  Да  и  не  верю  я   в
гениев-злодеев, на таком уровне мышления все эти ваши  интриги,  заговоры,
перевороты кажутся мышиной возней".
     "Выходит, мы зашли в тупик?"
     "А о чем я тебе толкую? Знаешь... Шел бы ты спать!"
     - Достаточно, - сказал Андр вслух и сел. - Умница, Дана.
     Он провел  ладонью  по  ее  стриженым  волосам,  и  девушка  расцвела
преданнейшей из улыбок. Андр нахмурился, вздохнул и отправился в душевую -
смывать пот.


     Андр заснул и, удостоверившись в безопасности его сна, Андрей снова -
который раз! - пустился путешествовать  по  царству  теней.  Этот  зыбкий,
переменчивый мир становился ему все привычнее, но не  полезнее.  С  каждым
разом Андрей расширял круг поисков, научился схватывать и удерживать самые
нестабильные телепатемы, но не мог извлечь из  них  ничего  заслуживающего
внимания - какие-то  обрывки  сцен,  словно  он  воспринимал  только  пики
мозговых излучений, а все остальное, включая главное - память,  скрывалось
ниже его порога чувствительности. Андрей  пытался  снизить  порог,  и  это
получалось,  но  медленно,  слишком  медленно:  чтобы  добиться   желаемых
результатов, потребовались бы месяцы, которых у него не было.  Похоже,  из
осторожности Отец не оставил в Столице ни одного приличного телепата, да и
к чему они здесь? А телепатем самого Отца обнаружить не удавалось, сколько
Андрей ни старался, - видимо, Отец умело их маскировал, так же как и  свое
психополе, наверняка достаточно мощное, раз с его помощью он управлял всей
страной. С близким к отчаянию чувством Андрей убеждался, что загнал себя в
тупик... И когда в этом тупике наткнулся вдруг на нору,  не  колебался  ни
секунды.
     Это и в самом деле больше всего походило на  нору.  Впервые  в  своих
блужданиях по эфирной субстанции Андрей обнаружил  по-настоящему  плотную,
почти твердую сферу. Он долго кружил, пока в сплошной твердыне не  отыскал
небольшое пятно, подавшееся под  его  призрачными  "ладонями".  И  тут  же
втиснулся в открывшийся вход  и  пополз,  задевая  "боками"  за  ребристые
выступы.
     Только  потом  он  сообразил,  что  угодил  в   лабиринт,   -   когда
возвращаться было уже поздно. Андрей  не  запомнил,  сколько  длилось  его
кружение по бесконечному переплетению извилистых нор -  может,  века.  Пот
заливал "глаза", камни обдирали "ребра", словно лаз становился все уже,  а
он сам,  непонятно  отчего  -  материальнее,  но  остановиться  страшился,
откуда-то зная, что назад пути нет, что за  ним  по  пятам  следует  нечто
ужасное, темное, хищное и  только  непрерывное  движение  спасает  его  от
гибели.
     Силы иссякли, он сходил с ума от  страха  и  жажды,  голодные  спазмы
выворачивали  желудок,  но  Андрей  продолжал   лихорадочно   карабкаться,
каким-то там по счету чувством угадывая, что приближается к  центру  сферы
недоступности, и ощущая на себе давление чужого пристального взгляда.
     И наконец впереди, на грани  видимости,  забрезжил  свет.  Задыхаясь,
Андрей  рванулся  к  нему,  как  к  своей  последней  надежде,  с   трудом
протискиваясь между смыкающимися стенами, извиваясь, как уж, в нарастающем
страхе застрять.
     Загнанный, обезумевший, Андрей вцепился пальцами  в  край  отверстия,
сдирая с ребер кожу, подтянул к нему тело  и  увидел  перед  собой  уютную
комнату, залитую теплым светом, и стол, уставленный яствами  и  напитками;
ощутил спокойствие и безопасность этого заветного места.
     Андрей сделал последнее отчаянное усилие... и  ткнулся  в  прозрачную
перегородку. Все, по чему он так страстно сейчас тосковал, было рядом,  но
недостижимо для него - хоть голову расшиби!.. Кто-то играл с ним,  жестоко
и изощренно.
     Какое-то время Андрей пытался усилием воли вырваться из затянувшегося
кошмара, но все было напрасно, он увязал в густеющем воздухе,  стены  лаза
медленно стискивали  его,  будто  чудовищный  пищевод.  Андрей  врастал  в
камень, мышцы и мозг  обволакивал  смертельный  холод,  высасывая  из  них
последние силы. Он попытался крикнуть, но крик застрял в глотке.
     Последнее, что Андрей увидел, были мерцающие в густом сумраке длинные
глаза, наблюдающие за его трепыханием с равнодушием обожравшегося паука.


     ...Он затаился во мраке подземного зала, соперничая неподвижностью  с
камнями. Тянулись минуты, часы - Он не торопил их, Он ждал, уверенный, что
на этот раз Его терпение будет вознаграждено. Он умел ждать.
     И наконец из глубины  шахты  всплыла  многорукая  грузная  туша.  Она
переме