пояснил Гнат. -
Стандартная карточка, вроде этой. В держателе программного блока. 
Щоб тоби им подавывси! 
     - Как зовут сопровождающего? Учти,  что  ты  так и  будешь
здесь сидеть до тех пор, пока я не вернусь - целый и невридимый.
     - Это как же? - осведомился Гнат.- Прикуешь меня что-ли?
     - Да нет. Зачем мне  тебя  приковывать?  -  пожал  плечами
"Петер". - Это может недоумение вызвать у кого-нибудь, кого сюда
занесет... Да и насилие над личностью тогда получается. А ты сиди 
себе просто, да сиди. С посторонними не болтай.  Можешь покурить. 
Кондиционер работает,  вода есть - со скуки не помрешь.  А песик
тебе поможет... правильно вести себя. Правда? 
     Тони посмотрел на Бинки. Тот понимающе отступил в угол,  из 
которого  хорошо  просматривалось  место  заключения  Позняка, и 
уселся там в настороженной позе. 
     - Он у меня чуткий - так что если орать начнешь, или знаки
какие подавать - если, повторяю, зайдет кто сюда  -  так  горло
напрочь и вырвет. Или когда ждать надоест сильно. Он у меня на то 
обучен, - заглянув Гнату в глаза, Счастливчик убедился, что  тот
его  хорошо  понял.  -  А  теперь,  не  морочь  людям голову и
выкладывай, кого встречаешь, и кто в сопровождении. 
     - Кого встречаю, мне не докладывают. - с досадой разъяснил
ему Гнат. - Одно лицо. Не два и не три -  вот  все,  что  знать
велено. А сопровождает - Братов Николай Николаевич. Помсекретаря
протокольного отдела. Мужик серьезный, хоть и  молод.  Засыпешься 
ты с ним... 
     - Ну, так молись тогда за меня, не то тебе здесь - крышка,
- заверил его Тони, направляясь к выходу.
     - Богу молиться не  обучен,  потому,  как  атеист,  -  зло
сообщил ему в спину Гнат.  -  С  этой поры  сортиры  за  версту
объезжать буду - лучше уж обмочусь прилюдно, чем всю  жизнь  про
такой срам вспоминать буду... 
     Тони не  счел  нужным  продолжать дискуссию.  Проходя  мимо 
блоков связи  общего  пользования,  укрепленных  на  стене,   он 
по очереди  засунул  в приемную  щель каждого  свою  "фирменную" 
карточку - с виду типичную электронную кредитку. Прокрутив ее в
своем нутре  и выплюнув отраву в сетчатый слот, каждый из  блоков 
намертво выходил из строя.  Километров на  шесть  окрест  других 
средств связи не было. 
         * * * 



    Гнат  поудобнее  уселся  на  полированной  крышке  унитаза и 
попробовал заговорить с "Джеком" "за жизнь". Пес оскалил зубы и в 
горле у него закипел сдерживаемый рык. Блестящие  пузырьки  слюны 
стекали по его клыкам, скапливались в уголках рта... 
     Помолчав  немного,  для  отвода   глаз, Гнат,  сохраняя 
естественность и, как бы непроизвольность движений,  помассировал 
себе поясницу и приподнялся на полусогнутых, чтобы, исхитрившись, 
дотянуться до дверцы своей кабинки. 
     Пес тоже встал. 
         * * * 



     Лифт - тяжелый и скрипучий  и  тем  напоминавший Киму  Его
Превосходительство Президента Объединенных Республик -  доставил
его  в залитый  вечерним  светом  вестибюль  Ратуши,  украшенный 
витражами.  В  отличие  от  обычных   произведений  такого  рода 
изобразительного искусства, в общем-то однотипных  по  всем Мирам 
Федерации, эти, подсвеченные последними лучами медленно - очень
медленно - заходящего светила,  зачаровывали  Кима. Они,  верно,
были делом рук действительно великого художника. Кажется, сначала 
они  украшали  какой-то  из  многочисленных  храмов  Новой  Веры, 
разрушенных в Плохие Времена и попали  в  Ратушу  чисто случайно, 
вопреки  приказу тогдашнего Верховного Коменданта. Часть витражей 
изображала деяния  героев  разных  эпизодов  истории  колонизации 
Прерии и ее замысловатой истории. Наверное, витражи устанавливали 
в высоких проемах-витринах, изначально для них не предназначенных, 
руководствуясь, скорее соображениями  технической  эстетики, а не 
хронологии, так что основатель Столицы, генерал-директор Кох, был 
обращен  лицом к вереницам повстанцев, пробиравшихся под началом 
легендарного  Седого  по  тропам Арктических  Хребтов, а пыльная 
и безжизненная панорама  Первичной  Степи  соседствовала с почти 
карикатурным триптихом разгула Праздника Изобилия  времен второй 
экологической катастрофы. Впрочем,  может быть, в таком подборе и 
расположении  тем  как раз  и проявился  своеобразный угрюмоватый 
юмор, свойственный жителям этого огромного - "на размер больше",
как любили говорить здесь - окраинного Мира.
     Как всегда  в этот  час вестибюль Ратуши был пуст, и некого 
было порасспросить об этих и других интересных вещах, связанных с 
витражами  и  историей Прерии.  Только сервисный автомат очумело 
утюжил каменную  мозаику пола, да  неистребимые воробьи  чирикали 
где-то под высоченным  сводом. Ким  вышел  на могучий  парапет, 
сбежал по ступенькам и торопливо пошел к Святошным полям. 
     Ему сразу понравилась  эта часть  Столицы - уже в первый же
день  после  прибытия  сюда.  Официально  это  была  всего   лишь 
пешеходная зона в центре Столицы - одна из многих.  Но была она,
все-таки, чем-то другим.  Казалось: по случаю какого-то праздника 
здешние жители соорудили на перекрестии  нескольких  бульваров и 
засаженных зеленью аллей ярмарочный городок, да  так  и  позабыли 
его прикрыть, когда тот неведомый праздник закончился. Так  оно, 
наверное, и было. Во всяком случае: праздник жил здесь и в будни: 
проявлялся тысячью  мелких  признаков  будням  несвойственных  -
снисходительностью редких,  в  общем-то,  околоточных, бросовыми 
ценами наваленной  на вынесенных  под  чистое небо прилавках 
сувенирной  дребедени, веселым   норовом    уличных артистов, 
музыкантов  и  фокусников,   выделывающих    свои    номера    на 
импровизированных  подмостках, а  то  и  просто  на   углах и 
перекрестках - для проезда транспорта Святошные были  закрыты и
такие места стали здесь просто маленькими  эстрадами  и  аренами. 
Не похоже,  что  этот  народ  сильно  хотел  подзаработать  своим 
искусством. Скорее - просто выражал себя.
     Здесь на каждом шагу попадалось что-нибудь  занятное  -  то
лавка древностей с  самым  настоящим,  говорящим  живым  хозяином 
вместо торговых  автоматов,  то  какой-нибудь мини-музей    или 
микро-мемориал, то аллея редких растений, а в ней - невесть  кем
посаженное скок-дерево с Квесты, то часовенка Пестрой Веры,  а в 
ней  -  целый сонм  богов,  бесов  и амулетов  - каменных,
стеклянных, бронзовых, из керамики,  метеоритного  железа  и  бог 
весть из чего еще -  на  все  случаи  жизни  в  мерцании  уймища
причудливых свечей, невесть кем принесенных и разжигаемых. Кафе и 
ресторанчики всех разновидностей - в  основном,  для  народа  со
средним достатком - и подороже - для туристов и  иной  залетной
публики.  Прорва  букинистов  и  разных  лавочек,    облюбованных 
коллекционерами для своих, им одним понятных,  толковищь.  Всегда 
здесь было людно, но никогда - тесно.
     И где-то здесь стоял  -  на  почти  незаметном  постаменте,
вровень  с  текущей  мимо  толпой  -  памятник  Полю  Гранжу  -
первооткрывателю  Прерии.  В  других Мирах  Первооткрыватели 
высились над центральными площадями  столиц.  Поль  Гранж  просто 
стоял, прислонившись к стене и с  интересом  следил  за  жизнью, 
текущей мимо.  Почти всегда в нише  рядом  были  цветы и  свечи. 
Никто не знал когда и где он умер и был похоронен. 
     А сейчас Святошные готовились к наступлению Ночи. Ким еще ни 
разу не видел Ночь Прерии.  Но уже был слегка наслышан о ней. Тут 
это слово произносили как бы с большой буквы - когда речь шла о
Большой - шестидесятичасовой - Ночи. Раньше - до того, как он
побывал на Прерии Киму казалось, что Ночь - это самое унылое и
безрадостное время для обитателей этого Мира. Но тут он ошибался: 
унылым временем  здесь  были  именно долгие   дневные    часы 
благочестивого труда, и именно на  Большую  Ночь  здешние  жители 
откладывали свои праздники - большие и маленькие - и всяческие
приятные хлопоты, связанные с исполнением своих маленьких  личных 
заветных желаний.  Должно быть это шло из  давних  времен  -  из
эпохи подневольного освоения планеты каторжным народом  Империи. 
По уложениям того времени на период "Темного Времени", как  тогда 
обозначали Большие Ночи,  сокращались  нормы  выработок,  рабочие 
часы,  увеличивались  пайки  и начинали  действовать всяческие 
дополнительные льготы для расконвоированных  и вольнонаемных. Так 
и прижилось. 
     А к  тому  же,  наступавшие  сутки  были началом  здешнего 
уик-энда. Закончивший в разной мере  праведные труды  народ  уже 
выбирался на вечернюю прогулку. В кронах деревьев и на старинных, 
причудливой формы столбах уже  загорались  теплым,  неярким  пока 
светом фонарики ночной подсветки, открывались запертые в  рабочее 
время лавки, лавочки и лавчонки, кафе, бистро и Бог  весть  какие 
еще заведения. И где-то уже тихо играла музыка. 
     Святошные были местом и людным и нешумным,  и  престижным и 
весьма демократическим.  Богатые  рестораны  и дорогие  магазины 
здесь не прижились.  Но и модные субкультуры андеграунда тоже  не 
пустили здесь корней.  Здесь царствовал средний класс. Люди  без 
претензий.  Точнее, с претензией на право оставаться самими собой 
- ни больше и ни меньше.
         * * * 



     На подъезде к служебным  автостоянкам  Космотерминала   Тони 
охватил мандраж. Уж больно гладко все шло.  Уж не  очередная  ли 
уловка злокозненного Бога Неудачников? Он  глянул  на  начинающее 
темнеть небо,  в который уверенно карабкались святочные  фонарики 
Колонии Святой Анны, и дрогнувшей рукой погладил обитателя своего 
кисета. Ему показалось,  что Трубочник сегодня спокоен за него -
Тони Пайпера. Вздохнув, он начал парковать кар. 
     "Вот будет номер, если сейчас никто ко мне не подкатится. Я 
ж сроду этого Братова не видал, - подумал он. - По мне что  тот
вертухай в штатском, что - этот. А он-то  на  меня  таращится и
знакомого водилу не признает.  Сейчас, может, уже  по  блоку в 
министерство свое наяривает. Вот тогда тебе  и  крышка,  старина 
Тони. Космотерминал  -  объект  особо охраняемый.  Блокируют в
момент..." 
     Но страхи его оказались напрасны. Не успел  он  отметить  по 
радиосвязи свой путевой лист, как к окошку водителя уже  нагнулся 
запыхавшийся, строго, "под протокол" одетый детина  с  квадратным 
подбородком и русой шевелюрой. 
     - Что же вы так застреваете? -  требовательно  осведомился
он. - И почему замена?
     С этого  вопроса началась  уже  цепь   служебных    ошибок 
помсекретаря Братова.  Сделав, как  того  опасался  Счастливчик, 
запрос в  гараж  министерства, он  показал  бы  себя  назойливым 
идиотом в глазах полудюжины лиц выше и нижестоящих, но избежал бы 
того, чего избежать не удалось. Оправдывает его только то, что с 
летного поля уже доносился низкий  рокот  маневренных  двигателей 
транспортных платформ, волокущих на таможенный  терминал  тройку 
свежеприземлившихся "шаттлов" "Дункана",  а с высоких  небес  уже 
низвергались на головы грешных завывание,  свист и гром второй их 
тройки. 
     - К шестой группе приемных портов, - распорядился  Братов,
краем уха выслушивая сетования нового водилы на то, что Позняка в 
последний  момент "зарезал"  медконтроль,  и что   потому и 
задержались, что не  могли  никем  Гната  заменить.  Для  очистки 
совести Тони пару раз назвал помсекретаря по имени-отчеству,  что 
тот просто  воспринял, как  должное  -  это  даже  разочаровало
Счастливчика. 
     У выхода приемных портов их  живо  распределил  в  очереди 
встречающих каров, флаеров и обычных такси электронный диспетчер. 
Тони только и успевал, что потеть, вводя в автопилот  поправки к 
уже  поступившим  командам.   Его    суетливость    уже    начала 
настораживать  Николая,  но  тут  все, наконец,  прекратилось и 
заработали  эскалаторы,  "подающие"    на    поверхность    земли 
новоприбывших, прошедших подземное чистилище санитарного  кордона 
и таможни. 
     - Стойте здесь и ждите  меня,  -  распорядился  Братов  и,
выскочив из кара, рысью припустился  к почти  пустой  движущейся 
лестнице, по которой, нетерпеливо шагая через ступеньку, шел  ему 
навстречу единственный пассажир с планеты Чур. 



         * * * 



     Кима всегда  поражало,  как  в  Мирах  Периферии  неожиданно 
расцветает  нечто  несбывшееся там  -  в  Метрополии,  в  русле
"большой" истории? Те варианты культуры и истории Земли,  что  не 
состоялись, не расцвели там  -  в  Мире  четырех  континентов и
четырех океанов, украшенном шапками  покоренных  полярных  льдов, 
медленно приходящем в себя от информационного, демографического, 
сырьевого, экологического и Бог весть еще каких кризисов  прошлых 
столетий.  То, что не сбылось в  Метрополии, с лихвой старалось 
взять реванш на Периферии. 
     И расцветали цивилизации Фронтира и Гринзеи,  замешанные  на 
"крутой"  идеологии  первопроходцев  Дальнего  Запада  и  Сибири, 
потомки которых не вписались в тесноватые рамки  комфортабельного 
мира землян, грелась под "Солнцем  воров"  сообщество  жуликов и 
авантюристов Милетты, словно собрав в генах своих обитателей весь 
шальной авантюризм земли двадцатого века.  Громоздил свои великие 
и смешные свершения "коллективистский и соборный" строй  "Колонии 
Святой Анны", утопали  в  глупой  роскоши  десяток  опереточных 
государств на ломящейся от природных ресурсов Океании. Оживленнно 
бурлил нескончаемый  Чайна-таун  на  Желтых  Лунах,  судились и 
рядились исламисты с иудеями на Террамото - видно,  не  в  силах
существовать  друг  без  друга...  Иные  из  этих,    порожденных 
Человечеством  Миров,  были  жутки  - как  Экоимперия    Харур,
Унитарная Республика или Мир Дальних Баз.  Иные -  жестоки,  как
Мир Седых Лун. Иные трогательны -  как  непонятный  никому  Мир
Дилиндари.  Суровы как Мир  Малой  Колонии  Квеста  или  донельзя 
обыденны кальвинистской обыденностью Республики Джей. Страшноваты 
и загадочны, как Шарада и Мир Молний... 
     Или Чур. 
     Но Бог с ним -  с Чуром...
     И даже  унылое  скандинавское  благополучие  -  спорт  плюс
трезвый образ жизни - правило свой  бал  на  похожей  на  горный
курорт Терранове, залитой ярким светом такой похожей на солнце и 
такой далекой звездочки. Теперь,  когда Человечество, рассеиваясь 
по Вселенной, превратилось из сложной, взаимопереплетенной  живой 
мозаики культур и этносов в набор  почти  изолированных  и  почти 
полностью самостоятельных, словно уже готовые сорваться  с  ветки 
плоды, Миров, каждый из множества  стереотипов мышления,  каждый, 
начавший свое существование в каком-то уголке Земли  образ  жизни 
стремился взять реванш, выплеснуться из общего усредненного котла 
и реализовать себя в своем, милом сердцу своих обитателей Мире. А 
ему - Агенту на Контракте - Киму Яснову, суждено,  верно,  было
от века скитаться между этими яркими, как елочные  шары,  сами в 
себя обращенными, Мирами и ни в одном из них не задерживаться, то 
ли вбирая в себя каплю каждого из них, то ли  оставляя в  каждом 
каплю своей  души.  Раньше  это  ему  даже  нравилось, а  теперь 
наводило на невеселые мысли. 
      Так или иначе, но каждый Мир  Федерации  шел  своим  путем. 
Здесь - на Прерии взял верх и разгулялся по всей ее  суше  и  по
мелководью ее полярных морей  и  материковых  озер  тот  симбиоз 
Востока  и  Запада,  что  принято  от  века  называть  царством 
"необъяснимой  славянской  души".  Что-то  в  жизни  этого  Мира, 
который так и  не  принял  до  конца  ни  суровых  доктрин  миров 
коллективистского муравейника, ни красивых как товарный  ярлык и 
столь же обманчивых лозунгов свободных миров, было  от  детской 
комнаты большой, в умеренном достатке пребывающей семьи, а что-то 
- просто от сумасшедшего дома.
     На Святошных это чувствовалось  особенно. Здесь  стилизация 
под ярмарку и праздник давно перестала быть  стилизацией.  Давно 
уже набирающая обороты индустриального развития  и  выбившаяся в 
первую десятку  Миров,  Прерия  демонстрировала    здесь    свою 
провинциальную приверженность старине.  Причем  той  старине, 
которой, может, никогда и нигде вовсе и не было  на  самом  деле. 
Витрины  и  вывески  стремились  угодить  вкусам   нижегородского 
купечества времен весьма отдаленных.  Но к  ним  давно привыкли. 
Архитектура - там, где о ней еще помнили -  подражала  образцам
"серебряного  века".  Но  уже  никого  не    удивляла.    Люди, 
фланировавшие по Святошным навстречу Киму  и  изредка  обгонявшие 
его, не наряжались в костюмы 'a la XIX siecle, они всерьез носили 
их и не видели в том ничего странного. Это была их  повседневная 
одежда, в которой  они шли  в конце  рабочей недели из  своих 
оффисов, ателье, кабинетов и мастерских  домой.  Делая небольшой 
крюк, чтобы завернуть на  Святошные, -  как  вот  завернул  Ким.
Впрочем, в этой негустой толпе можно было встретить  и человека, 
одетого по моде любого из Миров Федерации.  Даже в Эпоху Изоляции 
Прерия никогда не чуралась привечать гостей со всех концов света, 
а теперь - на пике своего экономического расцвета и  вовсе  была
запружена визитерами из-за тридевяти небес. Так что попадались на 
глаза Киму чудаки, одетые даже по последней моде Метрополии. Как, 
например, был наряжен бородатый тип, что  приветливо  махал  Киму 
из-за столика, вынесенного для удобства клиентов из "Ладоги"  под 
открытое небо. Тип был могуч, матер, но  еще  ох  как  крепок. 
Мясистый, подобный диковинному клубню нос  его багровел  подобно 
фонарю над входом в  дом  тайных  утех.  Густая  -  клочьями  -
борода довершала его сходство  с  ушкуйником  старых  времен.  Не 
заметить такую особь было нельзя - Ким остановился и  машинально
помахал в ответ. 
         * * * 



     Гость был высок,  как шест,  тонок в кости,  строен,  прям и 
белобрыс. Волна светло соломенных,  почти бесцветных волос парила 
над его челом. Узкое лицо его было каким-то мальчишеским - да и
осанкой и манерами он напоминал угловатого  тинэйджера. 
    "Это из-за глаз, - подумал Братов. - Глаза у него большие и
тоже светлые. Золотистые  чуть-чуть  -  как  у  колдуна  из  той
книжки..." 
     Одет Гость был легко, улыбался  чуть  застенчиво  и  вел  на 
поводке  Пса.  Такого зверя  Братов    раньше    не    видал: 
короткошерстный,  светло-золотистый,  с  белым пятном-маской  -
слева, вокруг глаза, Пес смахивал на питбуля, только громаден был 
слишком.  Пес с осторожностью ступал чуть  впереди  хозяина  и с 
вежливым любопытством нюхал воздух нового для него мира. 
     -  Здравствуйте, господин  Толле,  -  приветствовал   его
Николай. - Мне поручено встретить вас и проводить до  гостиницы.
Вы должны были получить радиограмму. Моя фамилия Братов. 
     - Здравствуйте, моего Пса зовут Харр.  Харр из стаи Харров.
Вот так. А меня зовут Торвальд. Можно просто - Тор: Тор Толле из
стаи Толле..  По фамилиям  у  нас,  правда,  никого  не  называют 
обычно... - Гость радостно потряс руку встречающего, а  Пес  его
обнюхал - коротко и деловито.
     Продолжая улыбаться, Толле пресек попытку Николая принять у 
него один из двух предметов  багажа  -  очень длинный  и  узкий
футляр натуральной кожи с тиснением и гербом. 
     - Это мой меч, - пояснил гость. - У нас  такой закон  -
никому не доверять свой меч. На таможне тоже хотели его отобрать, 
но на него есть документ... 
     Он поднял руку к нагрудному карману,  но теперь  уже  Братов 
вежливо остановил его. 
     - Мы в курсе ваших традиций, - он все-таки забрал  у  Тора
второй предмет его багажа - легкий и плоский кейс. - Если  вам
не нравится называть меня по фамилии, то зовут меня  Николай. Я 
вижу, вы путешествуете налегке... 
     - Мне сказали,- радостно встрепенулся  Гость,  -  что  не
стоит много таскать с собой,  здесь  у вас  достаточно,  только, 
чтобы были деньги, чтобы купить все необходимое.  Если так, то их 
есть у меня... 
     Братов не понял, шутит ли Гость, коверкая  язык,  или  это 
такая