дрянью вразнос переглянулись в двадцати шагах от голосистого чиновника. Но Эгину не было до них дела. Ибо по его собственному внутреннему ощущению он был уже в самом конце пути.
     "Теперь осталось увидеть Овель и умереть", - подумал Эгин, когда в крохотном смотровом окошке показался белок чьего-то глаза с красными кроличьими прожилками.
     - Чего тебе?
     - Мне нужен привратник.
     - Зачем?
     - У меня к нему письмо, - сказал Эгин почти шепотом.
     В ту же минуту дверь резко распахнулась, а собеседник Эгина отступил в темноту. Сочтя это за приглашение, Эгин вошел внутрь.
     - Привратник - это я. Давай письмо... Эгин.
     Было темно, но голос привратника больше не казался Эгину незнакомым. Теперь Эгин был совершенно уверен, что говорит с Онни. Когда тот зажег светильник, окрасивший стены замогильным светом, Эгин удостоверился в этом.
     Онни. Осунувшийся, постаревший на добрых десять лет. Сломленный, но живой. Хуммер раздери этого Иланафа с его историями. Может, и Канн жив, если так?
     - Знаешь, Иланаф говорил мне, что ты погиб.
     - А я и в самом деле погиб, - нахмурив чело, бросил Онни, не отрываясь от тайнописи Пелнов.
     - Значит, я говорю с призраком? - спросил Эгин, который хотя и был уверен в обратном, но после Хоц-Дзанга не мог исключать и такой возможности.
     - Не с призраком, но с человеком, рожденным дважды, - без тени улыбки отвечал Онни.
     - И кто же твоя вторая мама, Онни? - оживился Эгин, которому скучно было стоять вот так и наблюдать за тем, как его друг, которого он полагал мертвым и с которым вместе выпил не одну бочку гортело за годы службы в Своде, игнорирует его, уткнувшись в письмо. Ну, в важное письмо. Ну, в письмо от гнорра. Но всего лишь в письмо. В задрипанный клочок бумаги, место которому в гальюне "Венца Небес".
     Однако Онни, похоже, полагал иначе. Он окончил чтение, сложил письмо вчетверо и поднял на Эгина усталый печальный взгляд.
     - Моя вторая мама - опальный гнорр Лагха Коа-лара. И он считает, что я должен зарубить подателя сего письма на месте, не вдаваясь в рассуждения о вторых рождениях и первых смертях.
     Недоумевающий Эгин пожал плечами. Это у дважды рожденного Онни теперь в ходу такие угрюмые шуточки? Но ничто на мрачном лице Онни не свидетельствовало о том, что он решил разыграть приятеля. Но если Онни не шутит... Эгин как офицер Свода понимал, что должен уже быть мертв. Дружба - дружбой, а приказы гнорра - это приказы гнорра.
     - ...поэтому для тебя самое лучшее будет покинуть этот дом, столицу и Варан немедленно. Тогда у тебя будут шансы выжить, да и у меня тоже. Потому что я не зарублю тебя на месте, Эгин.
     Все это было сказано с такой леденящей душу правдивостью, так убедительно и так пронзительно честно, что Эгин отступил к двери. Покинуть Варан... вторая мама... Лагха, Шилол его пожри... хороша благодарность за труды...
     - Скажи мне, Онни, а почему ты, собственно... - спросил Эгин, стоя на крыльце.
     И тут лицо Онни впервые исказилось неким подобием улыбки. Улыбки висельника, под тяжестью тела которого вовремя лопнула гнилая веревка. Улыбка, похожая на бледный лунный луч, пробившийся сквозь грозовые облака.
     - Вспомни последнюю пирушку у Иланафа. Когда мы шли пьяные домой, когда я пророчил дурное всем нам заплетающимся языком, а ты вел меня под руку. Помнишь?
     - Помню, Онни, - сказал Эгин прочувствованным и крайне неестественным тоном человека, якобы погруженного в приятные воспоминания.
     - Мы расстались у перекрестка. Я пошел домой на подкашивающихся ногах. А ты - ты, Эгин, - подумал, что хорошо бы проводить меня, а то не ровен час упаду в лужу и просплю там в собственной блевотине до рассвета. Ведь так?
     - Так... - смутился Эгин, не понимая, куда клонит Онни.
     - Так вот, Эгин. Всем, с кем сводила меня судьба с самого детства, всем без исключения было совершенно плевать, захлебнусь я в собственной блевотине одной душной пиннаринской ночью или нет. Кроме тебя. А теперь вали отсюда!
     Один, два, три, четыре. Ступени крыльца сосчитаны, дверь за привратником Дома Скорняков захлопнулась. Осталось увидеть Овель и умереть.
     Онни с остановившимся мутным взглядом постоял по ту сторону закрытой двери еще несколько минут, пока Эгин не исчез из поля видимости смотрового окошка. Одна фраза гнорра, составленная все той же тайнописью, не давала ему покоя.
     "Незамедлительно умертвить подателя сего письма в присутствии Овель исс Тамай", - именно так гнорр советовал своему верному псу Онни. "Он бы еще пожелал умертвить его в присутствии Совета Шестидесяти и Сиятельного князя. А почему бы и нет?" - Онни закусил губу и отправился наверх. Потому что других, более понятных и выполнимых указаний, в письме гнорра было очень и очень много.
     Онни было суждено скоро погибнуть и тем самым скрыться во смерти от страшной кары Лагхи Коалары за невыполнение его рокового приказа.
     Овель.
     Овель исс Тамай.
     Овель исс Тамай, племянница и былая наложница ныне здравствующего Сиятельного князя.
     Он встретился с ней однажды. Он любил ее однажды. Но это скромное "однажды" стоит тысяч других "неоднократно". Овель. Лагха знает, где она. Лагха уверен, что она в Пиннарине, иначе он не стал бы давать Эгину таких глупых обещаний. Впрочем, от этой змеиной крови, от этого убийцы можно было ожидать чего угодно.
     "Коль скоро части Овель не липнут ко мне подобно частям Скорпиона, значит, следует отправиться на поиски", - подумал немного разочарованный Эгин. Рассыльная "шмелей". Вот с чего следует начать поиски. Нужно сделать то, что он не успел сделать две недели тому назад, очутившись на мятежном "Зерцале Огня". Найти "шмеля", что принес ему серьги-клешни, расспросить его хорошенько, а затем искать. Искать. Потому что больше ему в этой жизни делать было нечего.
     Он удалялся от порта, высматривая возчиков, которых отчего-то словно ветром сдуло отовсюду. Ни одного возка. Ни одного крика зазывалы. Изволь теперь ходить повсюду на своих двоих. Странно. Впрочем, странного в Пиннарине хоть отбавляй.
     Вот, например, тот плюгавый хромоногий матрос, что идет за ним и икает. Спьяну. Или вот. Навстречу ему шел мордатый нищий. Пыльное, нарочито убогое рубище, грязная борода. Переметная сума, из которой торчат какие-то смердящие пожитки. В руках у нищего - богатый посох с изогнутой ручкой, такие носят паломники с Юга. Посох украшен черненым серебром, а на его ручке висят амулеты с бирюзой. Хорош попрошайка! Да загнав этот посох в базарный день, он мог бы завести хозяйство и слуг, одна только бирюза...
     Нищий в этот момент как раз поравнялся с ним, внезапно присел на корточки, крючковатая рукоять его богатого посоха обхватила колени Эгина и рванула вперед с неожиданной силой и упорством. Эгин упал на спину. Его рука дернулась к мечу, но было уже поздно.
     Поздно, потому что шею Эгина уже стягивала веревка, которую держал в огромных ручишдх тот самый икающий хромоногий матрос.
     Нищий, отбросив посох, соединил запястья Эгина стальными браслетами на коротком жестком стержне. Щелк!
     - С вами хочет говорить гнорр Свода Равновесия, - тихо прогундосил он.
     Эгину ничего не оставалось, как прохрипеть что-то в знак полного согласия. Полного и окончательного согласия.
     За спиной остался гулкий туннель Почтового Дома, бесшумный механический подъемник (Эгин никогда не бывал в этой части Свода Равновесия и даже приблизительно не представлял себе, куда завели его бойкие рах-саванны в одеждах матроса и нищего, псы самозваного гнорра), и... две пары дверей распахнулись с мелодичным звоном, отворяясь прямо в огромный круглый зал с куполообразной крышей. Безусловно, они сейчас находились на самом верху здания Свода, который при взгляде снаружи представлял собой голубой купол, увенчанный исполинской двуострой секирой.
     Кабинет гнорра. Святая святых Свода Равновесия. Пуп мироздания. Обитель любви и власти.
     Сразу объять взглядом и осознать все, что находилось в кабинете гнорра, было невозможно. С ходу Эгин отметил только несколько занятных деталей.
     Во-первых, в центре кабинета стояла массивная колонна, без сомнения, представлявшая собой постамент для секиры над куполом.
     Во-вторых, прямо рядом с ней стоял небольшой сравнительно с исполинскими масштабами помещения стол, показавшийся Эгину очень и очень знакомым.
     И в-третьих, пока до его потрясенного сознания доходило, что стол этот принадлежит его бывшему начальнику арруму Опоры Вещей Норо окс Шину, на глаза Эгину попался шар, занимавший почетное место по правую руку от стола и исключительно похожий на увеличенный Зрак Истины. Усиливая сходство, в нем тремя полупрозрачными тенями вальяжно прогуливались три диковинные рыбы. Не креветки, а именно рыбы.
     Эгин получил болезненный и сильный тычок в основание шеи и, чтобы не упасть лицом вниз, был вынужден буквально вбежать в кабинет. Не отставая ни на шаг, за ним последовали его пленители и стражи.
     - Итак, рах-саванн, вы, я надеюсь, принесли мне Пятое сочленение?
     Голос раздался откуда-то из-за спины и показался Эгину совершенно незнакомым. Эгин хотел оглянуться, но твердые пальцы сопровождавшего его "матросика", грубо впившись ему в ухо, не дали ему повернуть голову ни на румб. "Ну, сволочь, это ты уже слишком", - подумал Эгин и, поскольку терять ему было совершенно нечего, вслепую лягнул мерзавца. Эгин не сомневался в том, что его каблук врежется тому точно в колено. Увы, стражи Эгина были начеку и, опережая ход его ноги, второй рах-саванн нанес ему удар под левое колено своим нищенским посохом. "Спасибо хоть не мечом", - мелькнуло в голове Эгина, который, изрыгая слышанные на Циноре смегские проклятия, неловко упал набок, подвернув ударенную ногу.
     Эгин знал перифраз древней итской притчи про то, что все в этом мире свершается трижды. Первый раз как Данность, второй раз - как Отражение, третий раз - как Изменение. "Сейчас, кажется, мироздание пошло по швам, потому что второй и третий разы слились воедино, составив редкой мерзости Искривление", - грустно подумал Эгин, с трудом привыкая к своему незавидному положению.
     Да, все это уже было один раз около двух недель назад. Кабинет Норо окс Шина, перерубленная крышка стола, боль, жесткий, неудобный стул для "гостей", разговор о Пятом сочленении. Но кабинет тогда был меньше, Норо окс Шин был аррумом, болело плечо. Теперь кабинет был огромен, болели в основном ноги и стянутые беспощадными браслетами кисти, а разговор велся с новым гнорром Свода Равновесия. И гнор-ром этим был Норо окс Шин.
     Его голова почти целиком была скрыта шлемом с клювообразным забралом. Тем самым шлемом, который носили Знахари. Его голос звучал сейчас совершенно иначе. Узнать его было тяжело, очень тяжело. И все-таки...
     - Я вижу, Эгин, вы немного пришли в себя от уличной потасовки в этом бестолковом варанском городе. Повторяю свой вопрос. Где Пятое сочленение?
     Чернота двух прорезей на шлеме Норо вперилась в Эгина алчной и беспощадной пустотой. Эгину было очень страшно, и он не боялся признаться себе в этом. И, быть может, именно в силу полного осознания своей обреченности он нашел в себе силы тонко улыбнуться.
     - У меня нет Пятого сочленения, аррум. Я выбросил его вкупе с остальными четырьмя, вкупе с жалом, головой и клешнями. Убийца отраженных обрел свою независимую от моей жизнь сегодня ночью, и нити наших судеб отныне разделены.
     Норо молчал несколько дольше, чем ожидал Эгин от своего быстрого на язык начальника. "Ага, уел!" - злорадно воскликнул его внутренний голос.
     - "Аррум"... - наконец нашелся Норо. - Меня не называли так уже целых семь дней, Эгин. Впрочем, вам простительно, вы ведь не присягали ни новому князю Варана, ни новому гнорру Свода Равновесия. Что же до, как вы выразились, "Убийцы отраженных" - позвольте вам не поверить. По меньшей мере, у вас не может быть его жала и почти с полной уверенностью - головы, а без них Ищейка Урайна совершенно безжизненна. Следовательно, я позволю себе предположить, что вы где-то укрыли доступные вам сочленения твари. Вопрос - где?
     Эгин почувствовал, что начинает понимать ситуацию во всей ее сложности, полноте и мрачной иронии. Так, например, Эгин перестал сомневаться в том, что рисунок в книге Арда содержал зашифрованное сообщение, выполненное наверняка по результатам неких мрачных гаданий, о сути которых Эгину было недосуг думать. Самым интересным было то, что Арду при всем его профанизме наверняка эти гадания вполне успешно удались (о чем, кстати, ни Дотанагела, ни прочие заговорщики в свое время узнать просто не успели; они лишь могли о чем-то смутно догадываться и послать Гастрога наперерез ему, Эгину).
     И повествовал рисунок в книге Арда ни о чем ином, как о местоположении сочленений Убийцы отраженных. Разумеется, было там зашифровано и принадлежащее ему Пятое сочленение, и талисман Норгвана, найденный Самелланом на "Сумеречном Призраке", и серьги Овель, и все такое прочее. Когда Норо окс Шин убил руками своих преданных псов-саваннов Гастрога (сейчас Эгин отчетливо осознавал, что охранник туннеля из Опоры Единства был к этому совершенно непричастен и что Гастрога убили по прямому приказанию Норо), он завладел книгой Арда. Норо понял, что часть сочленений Убийцы отраженных находится за пределами его власти, как, например, столовые кинжалы из Хоц-Дзанга. Но Норо достаточно было найти и уничтожить хоть что-нибудь, дабы Убийца превратился в бесполезный хлам.
     "Доступнее всего для Норо было Пятое сочленение в руках Арда окс Лайна. (О Норо, знал бы ты, как близко было оно к тебе в тот день, когда ты допрашивал меня с пристрастием через обнаженную Внутреннюю Секиру!) Но Пятое сочленение загадочным образом ускользнуло через меня (о чем я сам тогда не подозревал), и пришлось послать меня же на розыски. Кроме этого, Норо уж как-то там через высокомудрого Эрпо-реда устроил расследование в Урталаргисе, чтобы на всякий случай разыскать и уничтожить еще и жало. (И это удалось бы, о Шилол, если бы не чудовищная случайность-не-случайность Пути, которая свела меня третьего дня с его забияками близ водопоя на пинна-ринском тракте.) И, наконец, могу себе представить, как обрадовался Норо, когда узнал, что "Сумеречный Призрак" ищет и вот-вот обретет верную гибель при встрече с мятежным "Зерцалом Огня"!"
     Эгин едва не расхохотался Норо в лицо. Но это было бы слишком просто.
     Теперь он был готов ответить гнорру так, чтобы у того проступил холодный пот меж лопаток.
     - Милостивый гиазир, - начал Эгин, вольготно вытягивая ноги (и изо всех сил делая вид, что от этого действия его колено не взвыло отчаянной болью), - ваши офицеры никогда не вернутся из Урталаргиса, ибо они умерщвлены моей рукой у колодца на двадцать первой лиге пиннаринского тракта. Точно так же, как голова Убийцы отраженных отнюдь не погибла вместе с "Сумеречным Призраком", как вы в том не сомневались. Единственное, в чем вы не ошиблись, - это то, что я разыщу Пятое сочленение. Я действительно разыскал его, и оно сейчас исправно служит Убийце отраженных в его перемещениях по Пиннарину.
     Норо не успел сказать ни единого слова Потому что, когда Эгин говорил "в его перемещениях", вода внутри увеличенного Зрака Истины озарилась слабым зеленоватым свечением, и рыбы, которые прежде были полупрозрачны, как Хуммерово стекло, налились дурной черной кровью, став темнее грозовых туч над зимним океаном.
     Мгновения торжества. Ровный мертвенный свет, истекающий с небес на поле беспощадной сечи. Мертвые лица мертвых. Мертвые лица живых. Вой Гулкой Пустоты в ушах и под сердцем.
     Красноглазый человек с длинными снежно-белыми волосами, рассыпавшимися по плечам из-под шлема, увенчанного полумесяцем и девизом правящей династии Новых Конгетларов, принимает присягу из сочащихся кровью свежих ран уст побежденных.
     Ему нет противников. Ему нет равных. Ему нет предела.
     Море Фахо рокочет в нескольких лигах от его стоп. На нем - лес мачт, бьются по ветру штандарты Южных Домов и шелковые тритоны тернаунских дружин.
     Война эпохи Третьего Вздоха Хуммера завершена. Звезднорожденные мертвы. Кальт, узурпатор ре-тар-ского престола, умерщвлен на рассвете. Элай, сын звезд-норожденного, умерщвлен час назад. Мятежный Дом Гамелинов истреблен. Орин раздавлен, как молодой неумелый краб в челюстях бывалой морской черепахи. Имя черепахе - Синий Алустрал. Имя новому Властелину Круга Земель - Торвент Мудрый.
     Губы Герфегеста сухи и шершавы. На мгновение он, глупейший из Конгетларов, прикладывает их к тыльной стороне ладони своего бывшего наставника, своего бывшего соратника, своего бывшего Императора.
     Герфегест поднимает глаза. Сейчас, сейчас эти сухие губы предателя произнесут слова присяги. Сейчас.
     - Торвент, мгновения твоей жизни сочтены. Ищейка Урайна идет за тобой.
     Тогда он не нашел ничего лучшего, чем смех. Смех - и промельк стали, вернувшей мятежного Герфегеста в лоно небытия.
     Но прежде чем последний из покоренных мерзавцев склонил перед ним колени, прежде чем он успел задуматься над словами Герфегеста, сочлененная смерть разыскала его.
     Норо окс Шин слишком хорошо помнил тот день и слишком свежей казалась боль, дробящая огненными молотами в прах его молодое тело. Норо окс Шин не рассмеялся теперь, спустя шестьсот лет после своей смерти в зените небывалого могущества, по сравнению с которым слава Элиена, искусство Шета и воля Урай-на были менее, чем ничем.
     Убийца отраженных чуял свою добычу за многие лиги так же хорошо, как гончая чует медведя, как Поющее Оружие - плоть звезднорожденного, как влюбленный мужчина - счастье своей возлюбленной.
     Сточными канавами улиц, вытяжными трубами обширных подвалов особняков Красного Кольца, а то и просто густой травой садов, разбитых на манер алу-стральских "озер и тропок", Убийца крался к своей цели.
     Убийца отраженных не мог "знать", но он мог "пребывать в действиях, которым позавидовали бы и превыше всех мудрый правитель, и превыше всех зоркий следопыт, и превыше всех опытный воин". Весь остаток ночи и все утро Убийца отраженных пребывал в действиях. И они вывели его в туннель Почтового Дома. Туннель, ведущий в неведомую Убийце громаду Свода Равновесия.
     Но Убийца отраженных и не должен "ведать". Путь ведет его от начала до конца рокового странствия. Убийца уже был близок. И сверхчуткий Зрак Истины в кабинете гнорра отозвался на его приближение.

8

     Норо, стремительно подошедший к шару, приложил к нему ладони, после невесть зачем - правое ухо, вслед за этим вернулся, сел, бессмысленно обвел взглядом надрубленную поверхность стола и стражей за спиной Эгина. Наконец он вновь обрел способность удивлять мир членораздельной речью.
     - Вы не солгали мне, рах-саванн. Признаюсь, я удивлен. Можно даже сказать - восхищен вами, рах-саванн. И тем большим будет мое восхищение, когда вы продемонстрируете свою способность не только выпускать в мир Ищейку Урайна, но еще и отзывать ее обратно.
     Теперь для Эгина настала очередь неподдельно удивляться.
     - Простите, аррум, я не вполне понимаю вас. Убийца отраженных ушел своим путем, и я не имею над ним ни малейшей власти. Равно как и вы, равно как и кто-либо другой.
     - Милостивые гиазиры, оставьте нас.
     Слова Норо явно были обращены к "матросу" и "нищему", так как, кроме них, в кабинете никого не было, и те безмолвно направились к дверям подъемника. Норо помолчал, ожидая, когда они исчезнут, и сказал твердым, ровным голосом:
     - Не тебе, варанец, судить о темной мудрости Ок-танга Урайна, звезднорожденного, призванного ко второму рождению волею Хуммера и уничтоженному волею Кальта Лозоходца. И не тебе, варанец, знать о секретах его Ищейки.
     Судя по тому, что Норо отослал своих преданных псов, он говорил нечто, чего ни одному смертному знать не должно. Эгин подумал, что если Норо говорит это ему, следовательно, он уже заочно приговорил его, Эгина, к смерти в любом случае. А у Эгина, хоть ему и было стыдно в том себе признаться, была слабая надежда, что Норо по каким-то соображениям высшего п