а. Кто бы мог подумать, что этот Эгин окажется настолько важной птицей, что сам Знахарь Свода станет навещать его прямиком после визита к гнорру...
     А в это время Знахарь распоряжался в их комнатушке весьма по-свойски. Первым делом бросил на пол холщовый мешочек из тех, какие в ходу в Опоре Вещей. Одним резким движением руки он смел со стола все, что на нем было. Затем разыскал в углу большой кувшин с водой для умывания и, встав над Эгином, принялся лить воду на голову, шею, грудь рах-са-ванна. Тонкой ледяной струйкой.
     "Ну что твоя заботливая мамаша", - хмыкнул Альсим и, чтобы не разозлить ненароком Знахаря, осторожно открыл дверь, протискиваясь в нее бочком, бочком. Когда пузатый кувшин опустел. Знахарь уселся на край эгиновской кровати и...
     Это было последним, что случилось увидеть Альси-му перед тем, как провести ночь в промозглой сырости с видом на окрестности Перевернутой Лилии.

8

     - ...а кроме того, я просто... ну, чую, что ли, что ты, Эгин, ждешь не дождешься поскорее смыться с Лилии и отправиться в Пиннарин, - довольно осклабившись, продолжал Знахарь.
     - Послушай, а с чего это ты чуешь, Шотор? Может, я бы и рад унести подальше ноги с этой проклятой Лилии, но вот в Пиннарин меня совсем не тянет, - с трудом ворочая языком, но на удивление хорошо соображая, отвечал Эгин, дыша в лицо Знахарю перегаром.
     - Мое, так сказать, чувство, - затянул Знахарь, - зиждется на кое-каких подарках, которые я тебе принес прямо в стойло, - с этими словами он наклонился и поднял с пола холщовый мешочек, который Эгин, прослуживший верой и правдой доблестной Опоре Вещей не один год, узнал сразу же.
     Упиваясь удивлением Эгина, Шотор стал выкладывать на етол содержимое мешка.
     Первыми, сверкнув синевой сапфиров, на свет выбрались серьги Овель. Целые и невредимые. Затем - столовые кинжалы, подарок "одной дамы", которая, в отличие от большинства прочих дам Круга Земель, правит разбойным и бесшабашным народом, ведает секретом "молний Аюта" и при этом очень недурна собой. И, наконец. Знахарь выложил на стол броскую золотую штуковину, которую ранее Эгину никогда видеть не доводилось. Хотя нет, он уже видел ее однажды, в каюте Арда оке Лайна, видел не в живых, но на рисунке, затерявшемся среди всякой похабщины на предмет Обращений, Грютских Скачек, Задних Бесед и тому подобного. Это была голова Скорпиона. Убийцы отраженных.
     - Эта дрянь - подарок Самеллана, - поспешил объясниться Знахарь, разглядывая зловещую скорпио-нью голову с глазами-опалами. - Когда он узнал о моем несгибаемом намерении навестить Перевернутую Лилию, а вместе с ней тебя и нашего болезного гнорра, он просто навязал мне ее. Правда, еще раньше ко мне с ножом к горлу пристал доблестный свел народа сме-гов, просто умоляя отправить тебя в Пиннарин, обнажив тем самым свою капризную бабью сущность. Так ты что, недоволен?
     - Скорее доволен... ну конечно же, я доволен... - задумчиво сказал Эгин, принимая голову из рук Шото-ра. - А откуда она у Самеллана?
     - Ее он прикарманил еще на "Сумеречном Призраке", - продолжал разглагольствовать Знахарь. - Раньше она принадлежала Норгвану, к которому, если ты помнишь, Самеллан относился с особым пиететом и, будь его воля, поджарил бы в змеиной крови и растянул бы трапезу голодных собак не на один месяц. Так вот, ты навряд ли помнишь, но, когда мы пошли чесом по каютам, в каюте Норгвана Самеллан обнаружил эту штуку и, побурчав что-то насчет "нечистых талисманов", взял и положил в свой сарнод. Почему он решил теперь сплавить ее тебе - честное слово, не знаю, но думаю, что это проделки хитроумной Лиг... Хотя все это меня вообще-то не интересует, - довольно неожиданно сменив интонацию с заинтересованной на равнодушную, заключил Знахарь.
     - Раз не интересует, что ты делаешь на Перевернутой Лилии? - со злой иронией спросил Эгин.
     - А это не твоего ума дело, Эгин. Но, будь уверен, я здесь вовсе не для того, чтобы наставлять тебя и читать тебе, похмельная рожа, нотации, - без обиды, но с некоторой горечью отвечал Шотор.
     Как ни странно, Эгин разобрал в словах Шотора ноты неподдельной искренности. Только вот ясности от этого ничуть не прибавилось.
     - Спасибо тебе, Шотор, - рассеянно, но тепло сказал Эгин, тупо пялясь на стол.
     Клешни Скорпиона. Ноги Скорпиона. Голова Скорпиона. Что-то у него там еще? Пятое сочленение и... хвост с жалом. Пятое сочленение и хвост с жалом отсутствуют. Отсутствуют? Эгин бросил взгляд в угол комнаты. Там на од„жном крюке висел его поношенный и латаный камзол. А под ним стояли стоптанные сандалии. Сандалии Арда оке Лайна.
     "Значит, хвост и жало ждут меня в Пиннарине, куда с такой настойчивостью пытается выпроводить меня Шотор", - подумалось Эгину.
     - Поздравляю тебя, рах-саванн, но это как раз тот случай, когда твои желания совпадают с моими, - начал Лагха, заговорщически подмигивая Шотору, который скучнел и мрачнел прямо на глазах. - Но желания гнорра всегда выше всяких желаний рах-саванна. Поэтому лучше бы тебе думать, что ты отправляешься в Пиннарин не потому, что тебе хочется, а потому, что тебе приказал отправиться туда гнорр.
     - Полностью с вами согласен, милостивый гиа-зир, - отвечал Эгин, когда в речи гнорра образовалась подходящая для его служебного писка дырочка.
     Лагху было не узнать. От былой слабости теперь не осталось и следа. Он был бодр, вальяжен, красноречив. Эгин, конечно, тут же сообразил, что виной всему этому жизнелюбию Знахарь, и теперь не сомневался в том, что свобода пустословить и вольничать самого Знахаря куплены у гнорра не чем иным, как успешным лечением той странной хвори, что изводила Лагху накануне.
     Даже в столь поздний час гнорр был весел и бодр. И даже немного простоват. В его веселости, однако, нет-нет да и проскакивали уже знакомые Эгину интонации, не предвещавшие подчиненным ничего хорошего. (Впрочем, навряд ли Эгину.) А в его простоватости, проявлявшейся в не замеченной за ним доселе манере изъясняться в духе портовой шпаны, Эгин угадывал старание потрафить Знахарю, который только так, кажется, и умел выражаться.
     - Я дам тебе шестивесельную лодку и шестерых солдат. Они высадят тебя в диком, но не слишком удаленном от Урталаргиса месте, откуда тебе придется добираться до Пиннарина своими средствами. Но, рах-саванн, имей в виду, что "своими средствами" и "своими ногами" - это не одно и то же. А сейчас слушай меня. Я дам тебе поручение. Ты должен выполнить его не позже, чем на четвертое утро от сегодняшнего. И я не буду гнорром, а - ты рах-саванном, если мне нужно будет объяснять тебе сейчас, что будет, если ты задержишься.
     - Я не задержусь, - по-солдафонски твердо сказал Эгин, потому что объяснять ему действительно не нужно было.
     - Тогда держи, - жестом площадного факира Лагха извлек невесть откуда сложенный вчетверо лист бумаги и передал его Эгину.
     Эгин с достоинством, хотя и довольно неуверенно, принял листок. Может ли он посмотреть, что там? Ведь конверта нет?
     - Читай, любопытный рах-саванн. Читай, если сможешь. Правда, сие послание выполнено тайнописью Дома Пелнов, павшего ни много ни мало, а шестьсот лет тому назад, если ты о таком вообще слышал, - в своей излюбленной обаятельной манере издевался Лагха, то и дело поглядывая на Шотора, как будто намекая на то, что уж кому-кому, а Знахарю тайнопись исчезнувшего еще при Элиене Дома известна как нельзя лучше.
     - Я не любопытен, - отрезал Эгин, сочтя такое наглое вранье наиболее уместным.
     - Это плохо. Потому что я бы на твоем месте узнал, кто адресат этого письма.
     - Это как раз то, что я собирался сделать, милостивый гиазир, - брякнул Эгин.
     - Тогда запоминай. Дом Скорняков на набережной Трех Горящих Беседок. Знаешь, где это?
     - Разумеется. Неподалеку от порта.
     - Все, что ты должен будешь сделать, это зайти в дом и без свидетелей отдать это письмо привратнику. И чем раньше ты это сделаешь, тем лучше.
     - Вас понял, милостивый гиазир.
     - Я верю, что ты будешь старательным гонцом, Эгин, хотя и сомневаюсь, что во лбу у тебя есть место для голубой звездочки всемогущего. Но я знаю, каким медом подсластить твою дорогу.
     Эгин потупился, ожидая какой-нибудь грязной шутки в духе Шотора. Ив целом он не ошибся.
     - Дело вот в чем, рах-саванн. - Лагха перешел на липкий, гадливый шепот. - Именно в Пиннарине, а не где-то еще судьба подарит тебе шанс свидеться с той плаксивой барышней, что прислала тебе эти уродские крабьи клешни с поддельными синими камнями. И ты будешь последним недоумком, если его упустишь.

10

     - Ладно, Лагха, подвязывай треп. Мне пора, так что давай прощаться, - вмешался Знахарь, вставая с кушетки, на которой он провел все время разговора. Он был мрачен, словно туча. - Я сам провожу Эгина, так что будь спокоен.
     Лагха, не успевший насладиться реакцией Эгина, был вынужден переключить внимание на Знахаря. Воспользовавшись моментом, Эгин упрятал письмо во внутренний карман. "Подумаешь, протраханная тайнопись протраханного дома Пелнов, - не унимался его внутренний голос, возмущенный и смущенный вместе со своим хозяином. - Небось колется за два часа. Чего они там, несчастные варвары, могли понаприду-мывать?" И хотя тратить хотя бы два часа на такое Эгин не собирался, но из чувства противоречия хорохорился про себя. Лишь бы не думать об Овель и о том, что гнорру наверняка известно о них все, что только может быть известно об отношениях между мужчиной и женщиной. Лишь бы сердце не стучало так, будто сейчас выскочит. Когда оно стучит так, нужно думать о чем угодно. Хоть о тайнописи.
     - Ну что, Шотор, - задумчиво начал гнорр. - По мне, так ты оставался бы лучше здесь.
     Лагха казался насмешливым, игривым, но... голос его стал немного сиплым, а медовое течение слов сбивчивым. Могло даже показаться, что голос его... О ТТТи-лол, с каких это пор у гнорров дрожат голоса? И куда это собрался Знахарь? Он что, все еще не расстался с идеей предложить свои способности харренскому со-тинальму? Эгин навострил уши, для отвода глаз занявшись роей перевязью с анекдотичными столовыми кинжалами.
     - Знаешь, мне все это смертельно надоело. Это не пустая бубн жка, как водится у поэтов. Мне действительно смертельно надоело, - Знахарь приставил к кадыку сложенные козой указательный и средний пальцы, изображая вилы, прижимающие его горло к стене, вилы, мешающие дышать и говорить. И для пущей убедительности захрипел: - Вот как мне все это встало. Если бы не Дотанагела, если бы не его фокусы, если бы не его наглость, никогда не видать бы вашей сраной лавочке дионаггана у себя на службе...
     - Да, он оказался крепким хреном.
     - Но теперь Дотанагела сделал нам ручкой. И нету больше мерзавца, который способен держать меня тут на цепи. Впрочем, есть ты. Но насколько я помню, ты не из тех, кто любит пускать по ветру пепел и клочья собственных обещаний.
     - Нет, я не буду тебя держать. Прощай, Шотор, не в первый раз прощай.
     - Но уж точно не в последний, - и с этими словами брюзга Знахарь обнял за плечи гнорра, а тот... тот сделал то же самое. Что-что, а вот такое-Эгин видел в Своде в первый раз в жизни. Это дружеское объятие было еще более загадочным и неожиданным, чем сам разговор, обрывки которого достигли любознательных ушей Эгина.
     - Пошли, дружок, а то глаза на лоб вылезут, - бросил за спину Знахарь и скрылся в темноте коридора.
     - Это к тебе, рахсаванн,- холодно сказал гнорр, указывая Эгину на дверь.

11

     - Вообще-то на пристани мне делать совершенно нечего, Эгин, но я провожу тебя, - сказал Знахарь, когда они вышли во внутренний двор крепости. - Не знаю, почему тебя невзлюбил гнорр, но мне тьвсегда нравился, - добавил он довольно-таки невпопад.
     - Спасибо, Шотор, - Эгин бросил взгляд на казарму, где провел несколько последних суток. - А раз так, могу я тебя спросить, а?
     - Можешь, спрашивай. От меня кусок не отвалится, - отвечал Шотор, свистом вызывая караульных, охранявших выход на пристань.
     - Ты покидаешь ряды служителей князя и истины? - получилось на редкость коряво, и Эгин улыбнулся.
     - А ты что, еще не понял?
     - Я-то понял. Но скажи на милость, как тебе это удалось? Я, может, тоже последовал бы твоему примеру, да ведь ты, наверное, знаешь, что людям, вступившим в Свод, не выйти из него раньше времени, отмеренного Сводом.
     - Вот именно, что людям, придурок, - подавив зевок, вставил Знахарь.
     - А ты что - не человек, что ли? Или не придурок, а? - огрызнулся Эгин, которого хамство Шотора то забавляло, то приводило в бешенство.
     - Вот именно, что не человек. А придурок, так это пожалуйста. Хоть тысячу раз придурок, - Знахарь высунул язык, приставил уши и состроил рожу, которую при свете дня Эгин счел бы уморительной. Но той лунной ночью она показалась ему отталкивающей и жуткой. Да, Шотор определенно не был человеком, хотя иногда им казался.
     - Я - дионагган, или, как выражаются отдельные козлы вроде нашего любимого гнорра, хушак. Дотана-гела, да будет его посмертие легким, извлек меня из небытия где-то около месяца тому назад, воспользовавшись одной темной формулой из истинной "Книга Урайна". Я служил Дотанагеле верой и правдой и иначе не мог - благодаря "Книге Урайна" старикан имел надо мной почти безграничную власть. Но теперь он изволил протянуть ножки, а значит, я тоже могу валить к себе со спокойной совестью.
     - К себе - это куда, а, Шотор? - когда страх отпустил, Эгина начал жечь страстный интерес, ибо он понимал, что если не узнает ответа на свой вопрос здесь и сейчас, на Перевернутой Лилии, пока Шотор в хорошем расположении духа, пока он разговорчив и празден, то едва ли узнает его когда-либо в будущем. Не гнорр же будет ему рассказывать, в самом деле.
     - Ты - невежественный осел, Эгин, - беззлобно, но устало сказал Знахарь. - Потому что всякий просвещенный муж, рожденный в Варане, должен знать, что "туда" - это значит по ту сторону каменных зеркал, какими когда-то давно была заставлена Воздушная Обсерватория вот на этой самой долбаной Перевернутой Лилии. Можешь считать, что Знахарь собирается на дно морское, ибо для тебя что бронзовые зеркала в княжеской купальне, что каменные зеркала Обсерватории - одна и та же малина.
     - Выходит, твоя прогулка "на дно морское" чем-то сродни самоубийству Элиена Ласарского в памятный год Тайа-Ароан? - Эгину не хотелось, чтобы Знахарь окончательно закрепил за ним звание невежественного осла.
     - При чем тут звезднорожденные?! - возмутился Знахарь, насупившись. - Ты окончательно сбрендил, Эгин. Читал бы лучше всякую запрещенную муть про Крайние Обращения и не портил бы аппетита "Геда-ми" про всяких там... Пойми, Эгин, я не дурак, лезущий в петлю. Можешь считать, что я возвращаюсь домой.
     - Тогда счастливого возвращения! - сдался Эган. Это не очень лестно для самолюбия - проигрывать в словесных перепалках безусым пятнадцатилетним мальчишкам. Но если они не мальчишки, а хушаки, то можно и утереться. Утерся - и пошел дальше.

12

     Хотя идти дальше в буквальном смысле было некуда. За оживленной беседой на темы, сугубо запрещенные всеми уложениями Свода, они дошли до самого края причала.
     Шестивесельная лодка, обещанная Лагхой, качалась на волнах, а солдаты - квелые, сонные, но исключительно мордатые и плечистые - уже заняли свои места на лавках.
     Знахарь рассматривал что-то в черной морской дали и молчал. Молчал и Эгин. Кто-то должен первым сказать что-то вроде "Ну вот, пора!". К счастью, один из солдат, набравшись храбрости, крикнул им: "Мы готовы, милостивые гиазиры!" Как будто все дело было в них, и только них.
     - Ну ладно, вали. Люби и властвуй! - сказал Знахарь, как некогда, казалось, давным-давно, еще в прошлой жизни, когда он лечил новоиспеченного рах-са-ванна Опоры Вещей Эгина от буйства Внутренней Секиры. Сказал и фамильярно хлопнул Эгина по плечу.
     И, дабы подать Эгину пример, развернулся к нему спиной и зашагал прочь. Потерянный и все еще пьяный (о Шилол!) Эгин, словно зачарованный, смотрел ему вслед. Хушаку нужно было что-то сказать. Но вдруг Знахарь резко остановился и пошел в обратном направлении к Эгину.
     - Постой, совсем забыл. У меня для тебя тут жетон припасен. А то, боюсь, сделают из тебя в Пиннарине чучело на потребу маленьким воспитанникам Свода. Вот, держи.
     С реакцией у Эгина всегда был порядок. Серебристая молния, брошенная Шотором, сверкнула в темноте и приземлилась на раскрытую ладонь Эгина. Это была Внешняя Секира аррума.
     - Будет отзываться на тебя по всем правилам. Это уж - верь моему слову.
     Эгин рассеянно рассматривал подарок. Все как надо. Отверстия, глаза на секире Свода, должность.
     - Ты мне всегда нравился, Шотор, - сказал Эгин в спину удаляющемуся Знахарю.
     - Ну, без соплей, - бросил тот через плечо и ускорил шаг.
     Когда его фигура слилась со скалами, льнущими к пристани, Эгин скомандовал солдатам отплывать. Те, разумеется, повиновались. И очень скоро Перевернутая Лилия осталась позади них, залитая лунным сиянием.
     А промерзший до костей, злой, мятый и похмельный Альсим стоял у другого края пристани и следил за тем, как челн, везущий его новообретенного и новоутраченного денщика, ползет в сторону Урталаргиса по лунной дорожке.

Глава семнадцатая

ПИННАРИН

     Когда забрезжил рассвет, Эгин был уже на полпути к вершине скалы, за хребтом которой вился ленивой змеей тракт, соединяющий столицу и Урталаргис.
     Он сел на плоский камень, чтобы отдышаться, и обернулся в сторону моря. Лодку с солдатами едва было видно. Молодцы, несмотря на усталость, гребли что было мочи.
     Во-первых, потому, что хотели покинуть прибрежные воды побыстрее, ибо были по правилам изменниками, а значит, любой военный корабль имел все полномочия доставить их в ближайший порт для расправы.
     Во-вторых, потому, что ни у кого из них не было жетона аррума, которым можно было бы козырнуть, случись такая неприятность.
     А в-третьих, потому, что Лагха в случае счастливого возвращения обещал им премного всего хорошего, ради чего, несомненно, имело смысл попотеть, даже из последних сил.
     Кстати, о жетонах... Эгин извлек из своего сарнода подарок Знахаря, который не смог толком рассмотреть впотьмах. Перед тем как совать жетон под нос всем и каждому, хорошо бы узнать, как его владельца теперь зовут и в какой Опоре он, ненароком произведенный в аррумы, служит.
     Сорок Отметин Огня отозвались ему положенными голубыми искорками, в который раз подтверждая несусветную даже для видавшего виды Свода искушенность Шотора в магических искусствах. Но самое удивительное было впереди. "Иланаф, аррум Опоры Вещей" - вот что было начертано на Секире...
     Эгин не знал, радоваться ему или печалиться. Если Секира отзывается на него, Эгина, значит, у Иланафа не может быть такой же. Если Иланафа произвели в аррумы после его участия в обороне Хоц-Дзанга, значит, ему удалось как-то отличиться именно во время обороны. А как, интересно, может отличиться солдат вражеского лагеря перед войсководителем, раздающим должности? Только предательством, милостивые гиа-зиры. Только крупным предательством.
     Теперь многие несуразности, связанные с Илана-фом, становились на свои вполне объяснимые места. И то, что за все время, проведенное Эгином в обществе союзников гнорра, он видел Иланафа всего три раза и притом мельком. И то, что когда Эгина только-только освободили из-под стражи, Иланаф уже преспокойно тешился свежим воздухом на палубе "Венца Небес", и многое другое...
     Но один вопрос по-прежнему висел в воздухе. А именно: если Иланаф такой же изменник, как и все остальные, то зачем Знахарю понадобилось передавать Эгину именно его жетон? С таким же успехом Эгин мог ехать в Пиннарин со своим собственным. А в чем разница? Хоть у аррума и втрое больше полномочий, чем у рах-саванна, но у преступного аррума их ровно столько же, сколько и у преступного рах-саванна. Но Знахарь не похож на кретина. Совсем не похож. Он знал, что давал Эгину. Значит, разница есть. А в каком случае есть эта разница? Только в случае, если про Иланафа изв