, парады и маневры на правах почетного гостя
     Во-вторых, сестра Хорта была супругой Сиятельного князя, и, таким образом, он входил в Ныне Здравствующий Дом на правах не только верного слуги престола, но и вполне родственной души.
     В-третьих, Хорт оке Тамай в определенный момент - этак, по представлениям Лагхи, лет восемь назад - испил из живительного источника нечистых писаний. Дело в том, что Хорт оке Тамай обладал очень странными, хотя и сравнительно безобидными способностями. Так, например, он превосходно играл в лам.
     "Превосходно играть в лам" - это все равно что повелевать рыбами или назначать обугленным костям из погребальной урны собираться по контурам скелета покойного. Лам - это бассейн или (для "малого лама") трехведерный резервуар, дно которого размечено полями с изображениями животных и цветов. Каждое из них имеет свое значение. Есть и разные фигуры - широкие и плоские, чуть поменьше Внешних Секир офицеров Свода. В бассейн наливают воду, игроки покупают в общем банке столько фигур, на сколько хватает денег и наглости, - и начинается игра. Игроки по очереди вбрасывают с двух шагов фигуры на поверхность воды в резервуаре. Фигуры тонут, закладывая замысловатые и толком непредсказуемые пируэты, подобно сухим листам в осеннем воздухе, и со временем достигают дна бассейна. Потом по правилам, сложность которых зависит только от изощренности, жестокости и азарта игроков, рассчитываются выигрыши, проигрыши и взаимные долги.
     Откровенно говоря, лам - это не более чем изысканный и.чуть усложненный вариант игры в кости, потому что любому школяру ясно: никому не по силам сделать так, чтобы фигура упала именно туда, куда хотелось бы ее хозяину - на "южного краба" или там "шипастого окуня", а еще лучше - четыре подряд фигуры в башню на "повелителе глубин"! Есть, конечно, сотни трактатов наподобие "Об истинных и ложных путях вбрасывания фигур лама", "Золотая Рука", "Порицание дурного игрока" и так далее. Но в действительности лам - это всего лишь танцы Гулкой Пустоты.
     Так вот. Хорт оке Тамай последние несколько лет играл в лам пре-вос-ход-но. Он мог семь раз подряд вбросить "длань" в "южного краба", а на "повелителе глубин" однажды воздвиг башню из пяти (пяти, милостивые гиазиры!) "цветов дурмана". Конечно, изредка Хорт проигрывал. Чтобы поддержать легенду, чтобы показать, что с ним можно и нужно играть, что у него можно выиграть и тем самым разжиться кое-какими деньгами, а главное, обзавестись славой победителя самого Хорта оке Тамая, прозванного в придворных кругах Золотой Рукой.
     Да, любой аррум в Своде Равновесия понимал, что человек, умеющий такое, обязательно может и кое-что похлеще. С другой стороны, любой эрм-саванн не сомневался ни мгновения в том, что даже сравнительно безобидного искусства беспроигрышной игры в лам было бы достаточно, чтобы приговорить Хорта оке Тамая к смерти. Но! Хорт оке Тамай был братом Сиятельной, и это делало его совершенно неуязвимым даже для Свода. В конце концов. Свод в лице гнорра всегда относился к Хорту достаточно спокойно. По приказанию Лагхи Хорта и его усадьбу все время держали под присмотром, но никаких действий против него не начинали.
     Таким был Хорт оке Тамай. У него было много человеческих слабостей, но слабость сущностная была только одна. Овель исс Тамай - его ослепительно красивая племянница, бежавшая две недели назад из "Дикой Утки", перехваченная посреди ночи каким-то за-нюханным рах-саванном Опоры Вещей с южным именем Эгин и похищенная неизвестно кем из его дома на следующее утро. Неизвестно кем?
     В тот день, когда четыре корабля "Голубого Лосося" отвернули от Пиннарина на восток и тем совершили государственную измену, Лагха Коалара не мог знать, что растянутые полумесяцем корабли под штандартами Хорта оке Тамая имели строжайший приказ не применять силу первыми. Более того, им вменялось всеми средствами избегать вооруженного столкновения даже в том случае, если "Голубые Лососи" разрядят свои стрелометы в родовой герб Тамаев. Высланные Хортом корабли должны были всего лишь выступить в качестве вооруженных парламентеров и сопроводить "Голубых Лососей" в пиннаринский порт.
     В порту с Лагхой намеревался встретиться Хорт оке Тамай лично на предмет выяснения простого, но весьма животрепещущего вопроса: "Где моя возлюбленная племянница, Овель исс Тамай? Где, Шилол вас раздери?" Разумеется, просто так задать этот вопрос Лагхе Коаларе означало услышать презрительный смех в лицо. Но Хорту оке Тамаю обещал всестороннее содействие новый гнорр Свода Равновесия - персона, конечно, зловещая, но полезная как раз для таких случаев. Ну а в том, что единственный человек во всем Варане, который знает всю подоплеку исчезновения Овель исс Тамай, - это именно Лагха Коалара, Хорт был совершенно уверен.
     Но Лагха оказался чересчур проницательным трусом. Лагха бежал прочь, и поговорить с ним в Пиннарине, где стояли девять десятых Флота Открытого Моря и где высился нерушимым исполином Свод Равновесия, не удалось.
     И новый гнорр, и Хорт оке Тамай были уверены, что Лагха изберет местом своего добровольного изгнания именно Перевернутую Лилию. Но вот дальше начинались некоторые разночтения в понимании ситуации.
     Новый гнорр знал лишь одно - чем быстрее он убьет Лагху, тем целее будет, ибо, даже пребывая в опале, прежний гнорр был для него опаснее, чем весь наивный офицерский корпус Свода Равновесия и вообще все оболваненное варанское государство; Здесь предстояла еще большая, очень большая.работа, и Лагха, как это уже случалось некогда в темные века Круга Земель, служил для нее единственным серьезньм препятствием. В свете этого нового гнорра интересовала лишь смерть Лагхи Коалары, а инцестуальные любовные привязанности Сиятельного князя Хорта оке Тамая оставляли его совершенно равнодушным.
     Хорт оке Тамай тоже хотел смерти Лагхи, но лишь после того, как он получит в руки здоровую, невредимую и склонную к бурным любовным играм Овель исс Тамай. Несмотря на заверения нового гнорра в том, что Овель будет разыскана и доставлена пред ясны очи Хорта оке Тамая в наилучшем виде, девушка как сквозь землю провалилась. Проведя два дня в томительном ожидании. Хорт оке Тамай принял решение.
     В Урталаргис вместо приказа о немедленном уничтожении "Голубых Лососей" наличными средствами пошли куда более нежные распоряжения.
     Во-первых, военному наместнику Урталаргиса запрещалось нападать на корабли "Голубого Лосося" впредь до особых указаний, буде таковые вообще последуют.
     Во-вторых, тому же военному наместнику Урталаргиса вменялось направиться на Перевернутую Лилию лично и провести переговоры с Лагхой Коаларой, строжайше придерживаясь предписаний Сиятельного князя, которые заняли четыре "писемных" пергамента с двух сторон. Сии предписания были незамедлительно отправлены в Урталаргис посыльным альбатросом Почтового Дома и прибыли туда ровно на полдня раньше, чем корабли "Голубого Лосося" - на Перевернутую Лилию.
     Военный наместник Урталаргиса был человеком в годах. Ему исполнилось пятьдесят два, и звали его Лорм оке Цамма.
     Лорм помнил окрашенную заревом пожаров ночь Черного Мятежа, помнил, как корабли "Голубого Лосося" вступали в бой с верткими посудинами смегов едва ли не на рейде Урталаргиса, помнил далекий грохот "молний Аюта" на борту "Зерцала Огня" и пронзительные очи нового гнорра, которого он видел один раз в жизни. Два года назад Лагха Коалара приезжал сюда, на восточную окраину княжества, осматривать местное скромное управление Свода Равновесия, а заодно и древние книгохранилища, где, по мнению военного наместника, не сохранилось ничего, кроме хлопьев сажи и слежавшихся пластов мышиного кала. Гнорр, надо полагать, умел сыскать выгоду и не в таком дерьме.
     Лорм оке Цамма, как и большинство военных, трепетал перед Сводом Равновесия, а равно и перед Лагхой Коаларой лично. Но делать было нечего. Получив предписания нового Сиятельного князя, он взял с собой двух проверенных кавалерийских офицеров, приказал подобрать для своей ответственной миссии самый маленький корабль Флота Охраны Побережья - плоскодонного урода со странным именем "Повелителя Чаек" -,и поднять над ним четыре черных флага побольше, чтоб его ненароком не утопили задиристые "Голубые Лососи".
     Когда все было готово, Лорм оке Цамма надел свой парадный мундир, поцеловал урну с прахом жены (которая выстаивала положенный "траурный месяц" на постаменте в прогулочной галерее его дома), бегло пробежал глазами свое завещание (он трудился над ним с того дня, когда глашатай на площади Урталарги-са возвестил о скоропостижной кончине Сиятельного князя Мидана оке Саггора) и поднялся на борт "Повелителя Чаек", пребывая в полной уверенности, что едва ли ему суждено увидеть родной дом вновь, ибо слишком жестоки и беспощадны мятежники, ведомые опальным гнорром, и слишком нелицеприятна миссия, навязанная ему новым Сиятельным князем.

8

     - Кто? Куда? Гребная барка?! - гнорр скривился на своего вестового, как баклан на чайку. - Утопить! Сердце вырву!
     Было шесть часов утра. Лагха Коалара, которого уже давно тошнило от кораблей, палуб, запаха просмоленных канатов и засушенных водорослей, которого вообще уже второй день нефигурально тошнило, спросонья частенько грозился вырвать сердце незадачливым слугам. Впрочем, к его чести, подобные угрозы еще никогда не приводились им в исполнение.
     - Да, милостивый гиазир, - вестовой тоже выглядел не лучшим образом (его самого только что поднял с топчана, перегораживающего вход в покои гнорра, начальник ночного дозора), - но барка идет под черными флагами. Они явно хотят переговоров.
     - Перегово-оров, - зевнул Лагха, потягиваясь. - Хорошо, Шилол на них на всех. Пусть Саф вышлет две сотни своего мяса для торжественной встречи, прямо к пристани. И пусть взведут свои чахлые стрелометы. "Лососей" поднять по колокольной тревоге, пусть держат ухо востро. Если хоть один меч блеснет на палубе барки или хоть один придурок натянет лук, - топите мерзавцев, не задумываясь. Все.
     Лорм оке Цамма, продрогший за ночь в единственном помещении для отдыха команды, которое было предусмотрено на проклятом "Повелителе Чаек", и напряженный от предощущения переговоров с опаснейшим мятежником за всю варанскую историю, исподлобья вглядывался в приближающиеся с каждым взмахом весел скалы Перевернутой Лилии. Больше всего на свете ему сейчас хотелось проснуться в своей кровати и услышать от слуги, что Перевернутая Лилия канула в бездну вместе с гнорром, "лососями" и проклятым Пиннарином, откуда приходят такие многословные и идиотские указания.
     Двое его спутников уже были разбужены и теперь вполголоса спорили, долженствует ли сопровождающим лицам варанского посла находиться при оружии или нет. Один, помоложе, уверял, что да, ибо все чиновники Иноземного Дома имеют право на ношение оружия как в Варане, так и в любой державе Сармонта-зары. Другой, постарше, потирая длинный шрам на щеке (результат опрометчивых скачек вслед за убегающим любовником жены через полудикие сады Урта-ларгиса), резонно возражал, что, дескать, нет, ибо их посольство - случай совершенно особый, и находиться при оружии пред лицом мятежного гнорра - непростительное оскорбление. Молодой шепотом заметил, что сам посол, то есть Лорм оке Цамма, пока что препоясан и мечом, и кинжалом, и им, следовательно, даже спорить не о чем.
     Лорм оке Цамма давно уже хотел снять оружейную перевязь, обернуться и рявкнуть, чтобы они немедленно заткнулись и сдали свои мечи капитану "Повелителя Чаек". Но тягостная истома склоняла его к полному бездействию.
     Их встречали. В крохотной гавани четыре могучих "Голубых Лосося" под колокольный перезвон с характерным стрекотом взводили стрелометы. На берегу - плотный строй гарнизонных крыс Сафа. Интересно, его гнорр четвертовал сразу или отложил это увеселение до лучших времен? Из-за крепостных башен выглянуло солнце. Лорм вздрогнул.
     В этот момент молодой офицер-кавалерист в сердцах рявкнул: "Шилол с вами! Пусть это..."
     За спиной Лорма раздался недобрый хрип. Оцепенение молниеносно сошло с военного начальника Ур-таларгиса, сменившись совершенно паническим испугом. Он обернулся. Кавалерист стоял в глупой театральной позе, отведя обнаженный клинок словно бы для удара. В его груди, пройдя между пластинами наборного панциря, торчала стрела. Потом он качнулся, солнце еще раз блеснуло в его клинке, и он упал навзничь. На одном из "Голубых Лососей" взвыла сигнальная труба, и по беззащитному "Повелителю Чаек" ударили тяжелые стрелометы.
     Саф пожал плечами. "Если хоть один меч блеснет на палубе барки... топите мерзавцев, не задумываясь". А над чем тут задумываться?

10

     С одежд посла все еще капала вода. Но это не помешало ему начать беседу с Лагхой с протеста по поводу утопления барки.
     - Это совершенно неважно, - Лагха Коалара хрустнул пальцами, скроив брезгливую и вместе с тем глубоко безразличную мину. - Если бы ваш новый князь действительно хотел мира и моего благоденствия, он бы выслал нам навстречу в Пиннарине не двадцать четыре боевых корабля, а такую вот точно барку, какую мои исполнительные подчиненные пустили на дно. И правильно сделали, между прочим!
     Лагхе Коаларе было все равно. С тем же успехом он мог извиниться за ошибку. Главное он понял сразу, когда только вестовой доложил ему о приближении посольства, - Овель исс Тамай не найдена. Иначе вместо одного "Повелителя Чаек" к Перевернутой Лилии была бы выслана половина Флота Открытого Моря. Овель по-прежнему была там, где он оставил ее, отплывая на Цинор по приказанию тогда еще живого Сиятельного князя.
     - Милостивый гиазир, - в словах Лорма прозвучал совершенно неожиданный для него самого вызов. - С точки зрения князя и истины, вы - мятежник, и это оправдывает любые ваши действия. Вы вольны убивать послов, вы вольны творить любые бесчинства, вы вольны рано или поздно сделать свое тело достоянием Жерла Серебряной Чистоты. Поэтому будем считать, что вы действительно все сделали правильно. Но, милостивый гиазир, я послан сюда отнюдь не за этим.
     В продолжение всей безумной по своей наглости речи Лорма в Лагхе Коаларе боролись два совершенно противоположных чувства. Первое - немедленно заколоть мерзавца и второе - назначить храбреца на должность личного секретаря. Уж больно хорошо был подвешен язык у военного начальника Урталаргиса. Так или иначе, Лагха до времени молчал, предоставив Лорму, щеки которого стремительно покрывались лихорадочным румянцем приговоренного к смерти, заливаться всласть.
     - Я располагаю личными указаниями Сиятельного князя Хорта оке Тамая. В соответствии с этими указаниями я должен обсудить с вами вопрос относительно некоего предмета, о местоположении которого вы, с точки зрения Сиятельного князя, превосходно осведомлены. Сиятельный князь полагает, что, выдав ему вышеоговоренный предмет, вы могли бы...
     В этот момент Лагха Коалара молниеносно принял решение, предопределившее судьбы Варана на долгие годы вперед. Лагха Коалара вообще все судьбоносные решения принимал в одно мановение и в том был подобен стихиям. В его голове, подобно вспыхнувшему во тьме огню маяка, возник и засветился негасимым светом план, осуществив который, он спасал свою жизнь и возвращал безраздельную власть над Сводом Равновесия. А при неблагоприятном ему грозило только одно - смерть, обычная смерть, вторая смерть на его теперешней памяти и пятая по непостижимым уразумениям Хуммера.
     И тогда Лагха Коалара расхохотался - неподдельно, искренне и очень громко.
     - "Предмет"? "Предмет"?! И каковы же сущност-ные свойства этого "предмета"?
     Лорм оке Цамма обиженно поджал губы.
     - Милостивый гиазир, я - лишь "говорящая раковина". Предписания Сиятельного князя Хорта оке Та-мая не называют ни имени, ни свойств этого предмета. Следовательно, Сиятельный князь с одной стороны полагает, что мне не должно знать о нем ничего, а с другой - что вы прекрасно поймете его намеки.
     - Согласись, Лорм, что наш новый Сиятельный князь - отъявленный скромник, да? - подмигнул ему Лагха, продолжая давиться смехом. - Так знай же, Лорм оке Цамма, что имя этому предмету - Овель исс Тамай, а сущностные свойства его - деланая скромность, необузданная похоть и небесная красота.
     И, не давая потрясенному Лорму (который был глубоко уверен, что речь идет о каком-то колдовском мече или древнем свитке с рецептом сожжения глади вод и тверди небес) опомниться, опальный гнорр продолжал:
     - Знай, Лорм оке Цамма, что Овель исс Тамай была похищена мною лишь потому, что подвернулся очень редкий и удобный случай, который выпадает раз в десятилетие. Преданные мне люди содержат ее в Пинна-рине, в тайнике. Она цела и невредима, и эти слова вошли бы в уши Хорта оке Тамая сладчайшим медом. Но знай также, Лорм оке Цамма, что цена, которую я востребую с Сиятельного князя за ее шелковую кожу, будет очень и очень высока. Первое - голова гнорра-самозванца. Второе - полное восстановление моей должности и моих привилегий. И третье - рука и сердце Овель исс Тамай. В обмен за это Сиятельный князь получит: первое - преданного слугу князя и истины в моем лице на вечные времена; второе - мое согласие на его княжеский титул или, иными словами, полное одобрение того гнусного преступления над династией Саггоров, которое свершилось на днях по его воле; и третье - тело прекрасной Овель исс Тамай.
     Лорм оке Цамма не был профессиональным слово-плетом из Иноземного Дома, но страшные и захватывающие события, которые творились в Варане, обострили все его природные добродетели. Покрасневший было до корней волос вместе с началом тирады Лагхи, Лорм довольно быстро успокоился, оценил ситуацию и пришел в ровное расположение духа. Пауза, повисшая после слов гнорра, была недолгой.
     - Я понял вас, милостивый гиазир. Мое дело было выяснить, на каких условиях вы согласны предоставить искомый предмет Сиятельному князю, и я это выяснил. Я не имею полномочий принимать или оспаривать ваши условия, от которых, как я прекрасно понимаю, вы не отступитесь ни на иглу. Мне осталось неясным лишь названное вами "третье". Вы просите руку и сердце прекрасной Овель исс Тамай, в то же время вы предлагаете Сиятельному князю ее тело. Я не знаток изысканных иносказаний, к которым прибегают в Пиннарине столичные господа для описания любовных отношений, и потому хотел бы уяснить... .
     - Так ты же только "говорящая раковина", а? - перебил его, хитро подмигивая, Лагха. - Зачем тебе уяснять? Напишешь Сиятельному князю просто "тело предмета" и, скажем, "руку и сердце предмета". Можешь не сомневаться. Сиятельный князь - большой знаток "изысканных иносказаний", он все поймет.
     - Прошу меня простить, я перешел границы дозволенного, милостивый гиазир, - отводя глаза, пробормотал Лорм оке Цамма.
     - Послушай, Лорм, у тебя жена есть? - неожиданно спросил Лагха.
     - Ее тело две недели как сожгло погребальное пламя.
     - А дети?
     - Увы, нет, милостивый гиазир.
     - А завещание ты составил?
     - Да, милостивый гиазир.
     Лорм оке Цамма окончательно уверился в том, что теперь гнорр уж точно убьет его.
     - И тебя ничто не держит в Урталаргисе, ведь так?
     - Ничто, кроме долга перед князем и истиной, милостивый гиазир.
     - И сейчас ты уверен в том, что я прикажу убить тебя.
     -Да... милостивый гаазир, - уЛорма оке Цаммы подгибались ноги, но он, совершив над собой усилие, остался стоять, а не упал перед безумным сероглазым монстром на колени и не взмолился о пощаде. Нет, он умрет стоя.

11

     Спустя полчаса единственный почтовый альбатрос, которым располагал гарнизон Перевернутой Лилии, взмахнул мощными крыльями и отбыл на запад. В запечатанном наглухо футляре "крылатый корабль Пел-нов" нес послание, написанное Лагхой Коаларой за скудным завтраком, который напрочь отказывался лезть в его пересохшую глотку. То и дело сглатывая комки, которыми подкатывала к горлу отвратительная горькая изжога, Лагха Коалара писал:
     "Приветствую вас, милостивый гиазир Хорт оке Тамай, и спешу принести запоздалые поздравления со столь стремительным взлетом