понадеялись добыть образ-ключ у него под пыткой или дурманом, он, Самеллан, покажет им одно забавное зрелище. Сказав так, Самеллан прикрыл глаза, а когда он их открыл, ва-ранцев уже не было. На столе в его гостевой каюте, где происходил разговор, осталась записка: "Решение через неделю в том же месте в то же время".
     "Что значит прикрыл глаза и открыл?" - хотел переспросить Эгин, но вспомнил какие-то смутные рассказы о редком искусстве, которое, кажется, в Синем Алустрале называют "сном звезднорожденного". Тот, кто владеет "сном", может по своей воле впадать в состояние, очень близкое к смерти. Сердце у "спящего" бьется не чаще двух-трех раз за минуту, сознание отключается, и человек перестает воспринимать и окружающий мир, и собственное тело. Пытать его - сущая бессмыслица, ибо боль для него - ничто. Конечно, можно изувечить "спящего", но ведь суть пытки - развязать язык, а не отрезать. Выходят из "сна" по-разному, но Эгин слышал, что просвещенные могут настраиваться на определенное время. Так или иначе, Эгин был восхищен сразу двумя вещами - тем, что Самеллан оказался владетелем столь редкого искусства, и тем, что он не струсил перед варанцами. Варанца-ми. Он, Эгин, поймал себя на том, что строй его мыслей о Варане и его коллегах из Свода Равновесия меняется в последние дни буквально от часа к часу, и притом отнюдь не в лучшую сторону.
     Варанцам очень хотелось убить Самеллана, предварительно вырвав у него тайну образа ключа, а затем - и все члены по очереди. Медленно и с расстановкой. Очень хотелось. Норгван был в бешенстве. И тогдашний гнорр, который получил сообщение из Нелеота, тоже был в бешенстве. Десятки, сотни "молний Аюта", которые разносят в щепу и пыль ненавистные харрен-ские галеры, которые одним залпом опрокидывают грютские орды, которые, в конце концов, гвоздят прямо по надменному Магдорну... Все это великолепие, распалявшее мозги каждого варанца, преданного князю и истине, обращалось в сущую ерунду. В несколько стволов, полностью зависящих от воли одного человека, да и то инородца.
     Но бешенство, уйдя в несколько разрубленных удалым гнорром золотых кубков (это Самеллан узнал от Дотанагелы), прошло, как утренний туман над Пинна-рином. Гнорр принял решение, достойное многомудрых персонажей древней истории. Условия Самеллана принять!, ему гарантируется жизнь и должность капитана в варанском военном флоте. Это, так сказать, морковка, чтобы ему, Самеллану, жилось добротно и вольготно, а равно и веселей стрелялось в недоброжелателей князя и истины. Но жена Самеллана останется в руках Свода Равновесия. Самеллан будет встречаться с ней раз в неделю, а если зарекомендует себя лучше - то смотря по обстоятельствам. Это, так сказать, палка, чтобы он, Самеллан, не вздумал буянить.
     Тучи заволокли всю западную половину неба. Ветер крепчал. "Зерцало Огня" грузно переваливалось с волны на волну, и здесь, на корме, это чувствовалось с особой силой. Но Эгин был полностью поглощен услышанным и почти не обращал внимания на непогоду.
     У него вдруг возникло ощущение, что если он не выспросит все как следует у Самеллана прямо сейчас, то ему не узнать некоторых загадочных подробностей уже никогда.
     - Послушайте, Самеллан, вы только постарайтесь не обижаться на мои слова... Я вот подумал-подумал и понял, что вы говорили много, а сказали едва ли половину.
     Эгин не ставил никакого прямого вопроса. Эгин провоцировал.
     - Это была лучшая половина, - в сузившихся глазах Самеллана Эган увидел глухую стену отторжения. Он, Самеллан, не хотел говорить ему многого. И это многое было явно не самым лучшим, что может рассказать о себе человек.
     - Но, - заметил Самеллан, плотно сцепив пальцы, - лучше, чтобы вы знали обо мне из моих собственных уст, чем, например, от Дотанагелы. Уважаемый пар-арценц, скажем мягко, питает отвращение к Аюту и, увы, ко всему аютскому. А я сделан в Аюте, и двадцатилетняя перековка здесь, в Пиннарине, едва ли пошла мне на пользу. К тому же я преступник, а пар-арценц очень не любит преступников.
     Самеллан грустно улыбнулся. Эгин, который давал себе зарок молчать и слушать, испытал неожиданный прилив жалости при виде этой улыбки, совершенно неуместной на красивом жестокой красотою воина лице Самеллана.
     - Вы действительно считаете преступлением похищение секрета дагги? - спросил Эгин нарочито небрежно. Дескать, все нормально, Самеллан, какой там вы преступник!
     - Нет, Эгин, - лицо Самеллана окаменело. - Я не считаю преступлением похищение секрета дагги в том виде, в каком оно-было мною произведено.
     Слова Самеллана падали за корму, как железные снаряды "молний Аюта". Отрывисто и веско, глухо и зловеще.
     - Я считаю преступлением собственноручное убийство доверившейся мне всем сердцем двоюродной сестры. Я считаю преступлением убийство восьми офицеров Опоры Единства, служивших до вчерашнего дня на "Зерцале Огня" и двадцать лет оберегавших мою скромную персону от мести Гиэннеры. Я принимал в их избиении весьма деятельное участие наряду с Дота-нагелой. Знахарем, исчислителем и вашим другом.
     При этих словах Самеллана на западе утробно заворочался далекий гром. Но и Эгин, и Самеллан остались глухи к нему. Потому что последние слова Самеллана прозвучали для обоих значительнее любого грома.
     - Зачем? - только и смог выдавить Эгин.
     - Зачем что? Зачем сестра или зачем офицеры?
     - Зачем вы убили свою сестру? - спросил Эгин, кое-как справившись с голосом.
     - Вам не пришлось бы задавать этот вопрос, рах-саванн, если бы вы побывали на моем месте или даже просто удосужились поразмышлять не как молодой и честный человек, а как офицер Свода Равновесия. Посудите сами. Даже один-единственный корабль с "молниями Аюта" при всех трудах Опоры Единства не мог существовать в безвестности. Очень скоро Гиэннера узнала бы, что тайное стало явньм. Так оно, кстати, и случилось. Рах-саванны Опоры Единства, будь они с нами, многое могли бы порассказать о покушениях на мою жизнь. Но это не суть важно. Важно, что установить мою личность для Гиэннеры не составляло никакого труда и, значит, проще простого было и вычислить источник моей осведомленности - мою сестру. Разумеется, она понимала это и бежала из Аюта вместе со мной. Я уже не говорю о том, что расставание со мной разбило бы ей сердце отнюдь не в поэтическом смысле.
     При этих словах Самеллана Эгин вновь вспомнил о приворотной магии и вновь промолчал.
     - Но самого ужасного моя сестра не понимала, а скорее, ослепленная своей страстью, просто не хотела понять. Дело в том, что двое людей, знающих образ-ключ за пределами Аюта, - это уже слишком. Я - мужчина, и мне удалось показать варанцам власть над своим телом и над своими чувствами. Я не хотел говорить вам, рах-саванн, но перед "куколкой" (Эгин догадался, что речь идет о "сне Звезднорожденных"; да, в Аюте это называлось куда как прозаичнее) я вручил варанцам голову своей сестры. Я рассказал им, как я добыл секрет дагги, не утаивая ничего. И тем самым я спас свою жену, потому что даже такие сволочи, как Норгван, понимают, что после такого...
     Эгин умом понимал, что Самеллан, возможно, прав, но его сердце отвратилось от этого человека навсегда. Лучше бы он соврал, что убил свою сестру из ненависти к ее ополоумевшим от похоти глазам, чем во имя спасения своей жены.
     - Самеллан, вы чудовище, - неожиданно для самого себя сказал Эгин.
     - Да, - как-то очень небрежно кивнул Самеллан. - Но имя настоящему беспощадному и бесчеловечному чудовищу - Свод Равновесия. Есть и другие имена - Варан, князь и истина. Потому что в отличие от меня, Самеллана, тленного человека в руках Судьбы, эти имена существуют уже века и просуществуют, возможно, тысячелетия. И золотая секира Свода Равновесия все время будет обагрена свежей человеческой кровью. Как вы думаете, Эгин, в чем разница между Сводом и Гиэннерой, между Вараном и Аютом? - Самеллан бросил на Эгина испытующий взгляд.
     - В сорока лигах Наирнского пролива меж ними, - огрызнулся Эгин, который ожидал от Самеллана какой-нибудь людоедской демагогии.
     - Ответ философа, - усмехнулся Самеллан. - И, Шилол мне на усы, если в нем нет смысла. Ают и Варан в действительности очень похожи. Хотя бы уже тем, что ни мы, ни вы, в отличие от всей прочей Сар-монтазары, по сей день не порабощены ни харренита-ми, ни южанами. Так вот, не мне вам рассказывать, что Варан уцелел исключительно благодаря Своду, а Ают - благодаря Гиэннере, "молниям" и другому превосходному оружию, которого у нас даже несколько больше, чем кажется самым смелым мечтателям из Опоры Вещей. Но разница, Эгин, в том, что Ают никогда, вы понимаете, Эгин, никогда со времен Эррихпы Древнего не покушался на соседей. Вы думаете, Аюту сложно сокрушить, к примеру. Варан? С двумя сотнями "молний", не говоря уже о лучницах Гиэннеры? Сложно?
     - Не знаю, - честно пожал плечами Эгин. - Теперь уже не знаю. Я не уверен, но мне кажется, что такие люди, как Дотанагела, могут...
     - Ни хрена они не могут, - спокойно перебил Са-меллан Эгина. - К счастью, заметим. Вас просто несколько в ином духе воспитывали, Эгин. "И наступит день, когда княжеские знамена будут трепетать от Када до Магдорна, от Океана до Хелтанских гор..." Верно ведь? И под каждым кустом от Када до Магдорна будет сидеть офицер Опоры Единства. Ваш Варан, Эгин, в правление несравненного Шета оке Лагина уже имел счастье отличиться на поприще больших увеселительных игрищ с барабанами и развернутыми знаменами. Только мало, очень мало людей вернулось с них домой. Про битву в солончаках Сумра я вообще молчу, чтобы не обижать в вашем лице варанского офицера. Ну а сто лет назад вам просто очень повезло. Если бы харренитам в один прекрасный момент не насолили под хвостом южане, вашего Сиятельного князя сейчас звали бы каким-нибудь Неферналламом Восемнадцатым, и был бы он родным братом харренского наместника в Ре-Таре. Но вот что действительно могут такие люди, как Дотанагела... - Самеллан понизил голос, - ...так это вырывать признания у слабых духом. Моей сестре могли просто пригрозить моей смертью. И, коль уж скоро она ради своей любви выдала этот секрет мне, она, конечно, выдала бы его и варанцам. Я имею в виду образ-ключ. И этот день стал бы началом конца того самого Равновесия, которое всякие Норгваны призваны, по идее, оберегать. И вот тогда ваши княжеские знамена стали бы трепетать где ни попадя. Возможно, действительно от Када до Магдорна. А ваши коллеги, Эгин, стали бы ссылать людей на рудники за то, что они делают любовь в той позе, которую находят самой прекрасной. Двадцать лет каторги за "Двойное Сочетание Устами"! И, разумеется, смерть за заговоренный нагрудник.
     Эгин не сразу сообразил, что Самеллан намекает на гибель Арда. Но в свете сообщенного ему Норо оке Шином при последней встрече убийство Арда представлялось Эгину вполне оправданным.
     - Ард был опасен, - сказал Эгин голосом рах-са-ванна Опоры Вещей.
     За их спиной раздавались гортанные команды офицера парусов. "Зерцало Огня" убирало почти все паруса. Идти под ними становилось чересчур опасно - крепнущий с каждым мгновением ветер грозил завалить корабль. Самеллан был прав - на "Зерцале Огня" прекрасно управлялись без него. Управлялись со всем, кроме "молний Аюта".
     - Да, Эгин, - усмехнулся Самеллан. - Ард был очень опасен. Ард был задиристым мальчишкой, в котором странным образом сочеталась любовь к женщинам, кровопролитию и книгам. Дотанагела давно уже присматривался к нему, собираясь сделать его членом нашего заговора. Он подбрасывал ему простые находки и смотрел за его поведением. Но Ард, в отличие от Иланафа, проявил одновременно и больше честолюбия, и более трезвый рассудок. Он быстро учился. Свой нагрудник он заговорил сам. Два месяца назад, во время очередного похода к Перевернутой Лилии, я отпустил его на остров во главе обычного досмотрового отряда. Он вернулся изменившимся, и Дотанагела почувствовал это. Ард стал вести себя так, будто он - гнорр. Он бросил свою предыдущую любовницу. И тогда к ней пришел Дотанагела и продиктовал ей донос. Если бы не остатки добрых традиций в вашем Своде, благодаря которым вы без особых причин избегаете пытать благородных, нам пришлось бы убрать Арда самим. А так вы сделали это собственными руками.
     Солнца больше не было. Прогрохотал близкий гром, и первые градины размером с вишню застучали по палубе "Зерцала Огня".
     - Ну это уже слишком! - мотнул головой Самел-лан.
     И в этот момент откуда-то из чрева "Зерцала Огня" донесся страшный вопль. Его не смогли приглушить переборки между каютами, гобелены и палубные доски. Вопль принадлежал человеку. Человеку, который по каким-то причинам стремительно утрачивает человеческое обличье.

4

     Это был Дотанагела. Перепуганная до смерти Вер-белина стояла в узком сквозном проходе между каютами и, придерживаясь рукой за распахнутую дверь, смотрела глазами, полными отчаяния, на приближающихся Эгина и Самеллана. С другой стороны прохода неторопливо подходил Знахарь, и на его лице было написана бесконечная усталость. Таким Эгин его еще не видел.
     - Что с пар-арценцем? - спросил Самеллан, подойдя вплотную. Эгин услышал в его голосе неподдельную тревогу. Действительно, мало ли чем была снаряжена проклятая "крылатая игла" Норгвана? С другой стороны, Знахарь тоже не мальчик, хотя и мальчишка...
     Вербелина не смогла вымолвить ни слова. Она только судорожно кивнула в темный проем двери, ведущей в каюту. Самеллан, Знахарь и Эгин вошли.
     Было довольно сумрачно, несмотря на распахнутое оконце. "А вот их не мешало бы задраить", - подумал Эгин, но решил, что Самеллану виднее.
     Дотанагела сидел на койке в идиотской позе, словно бы окоченевший прямо в своих санях охотник из Северной Лезы. Его глаза были широко распахнуты, но совершенно пусты - зрачки закатились под лоб. Розовая пена двумя отвратительными дорожками стекала от уголков его губ к подбородку. Дотанагела молчал.
     - Обоим выйти. Немедленно.
     Это сказал Знахарь.
     Наверное, из такого хаоса когда-то появились Хум-мер и Лишенный Значений. Наверное, именно такой хаос устроили они в Круге Земель при первой же своей встрече.
     "Зерцало Огня" полностью потеряло управление. Последние паруса, с которыми чуть-чуть задержались, были сорваны вместе с реями ударом неистового ветра, который обрушился с запада, как неумолимый кузнечный молот размером с само "Зерцало Огня".
     Волны перехлестывали через палубу и, не успевая вытекать через специальные проруби в фальшборте, сочились даже сквозь плотно задраенные палубные люки внутрь корабля. Кожаный пластырь на месте пробоин, оставленных стрелометами "Сумеречного Призрака", сорвало, как кусок промокательной бумаги, и обреченные матросы под началом обреченного офицера пытались завести новый. Тщетно.
     Бутафорские сараи, под которыми скрывались "молнии Аюта", тоже оказались за бортом. Сами "молнии", принайтованные в походном положении почти намертво десятками отменных канатов, пока что держались.
     Эгин лежал в каюте Арда, вцепившись в бронзовые поручни у изголовья ложа, и вновь проклинал .тот день, когда Норо оке Шин положил перед ним, тогда еще вполне беззаботным эрм-саванном, два доноса на Арда оке Лайна. Это было совсем недавно. А кажется - целую вечность назад.
     К своему огромному удовольствию, Эгин так и не успел ни разу поесть за сегодня, не считая ломтя вяленой дыни, который он походя взял со стола одной из кают на захваченном "Сумеречном Призраке". Это оградило его от мучительных приступов морской болезни, которой он, сухопутная крыса, вполне справедливо опасался.
     И тут сквозь оглушительный грохот стихий прорвался новый истошный вопль Дотанагелы. "Да что же тут творится!?" - мысленно возопил Эгин. Он понял, что чудовищный груз новых знаний уже почти невыносим для его рассудка. Он понял, что не может лежать здесь и безропотно дожидаться, когда каюта Арда превратится для него в наглухо закупоренную могилу.
     Эгин встал и почти сразу ушиб колено о тумбочку Арда. Пр-роклятие. Нет, при такой качке идти, похоже, не получится. Эгин встал на четвереньки. Как идиот. Как пес. Как рах-саванн Опоры Вещей.
     Он помедлил мгновение, раздумывая - обуваться ему или нет. Потом вспомнил о возможной встрече с Вербелиной и все-таки обулся. Кажется, Иланаф когда-то уверял, что, по его глубокому убеждению, нет ничего глупее в глазах женщины, чем хорошо одетый и притом босой мужчина.
     Эгин выкарабкался в коридор. Там, в его сумрачной глубине, одиноко хлопала незапертая дверь. Стараясь выглядеть как можно степеннее и естественнее, время от времени падая на пол плашмя, Эгин пополз к каюте Дотанагелы.
     В каюте Дотанагелы в весьма принужденных позах, прямо на полу, вцепившись друг в дружку, сидели Са-меллан. Знахарь и Вербелина. На койке, изрыгая зверскую, в целом непереводимую брань на наречии паттов (насколько Эгин вообще понимал в наречиях Круга Земель), приподнявшись на здоровом локте, лежал До-танагела. Глаза Дотанагелы были одухотворены яростью и страхом. Из всего его бурного речевого потока Эгин смог разобрать только несколько раз повторенное слово "гнорр" и дважды - "Лагха".
     Две масляные лампы давали много света, но вместе с тем жрали слишком много свежего воздуха. Было очень душно.
     - Я не помешаю, милостивые гиазиры? - осведомился Эгин по возможности беззаботно и деликатно, не беря на себя смелость перекричать Дотанагелу.
     - Заползай, раз уж приполз, - пожал плечами Знахарь.
     - Премного благодарен, - озарившись фальшивым светским оскалом, Эгин присоединился к компании. Лица у всех были прямо-таки гробовые.
     - Как здоровье уважаемого пар-арценца? - надо же Эгину что-то говорить!
     Знахарь открыл было рот, чтобы ответить, но Дота-нагела, Прекратив, к удивлению Эгина, браниться, опередил Шотора:
     - Здоровье, спасибо Знахарю, в порядке. Но, боюсь, рах-саванн, оно мне больше не понадобится.
     Дотанагела говорил вполне спокойно. Не верилось, что этот же человек считанные мгновения назад воплощал собой аллегорию Ярости Вод Алустрала.
     - Простите, но как мне вас понимать, пар-арценц?
     - Случилось то, чего я боялся больше всего и о чем не хотел попусту распространяться раньше. Скорее всего, не потеряй я силы в борьбе с магией Норгвана и находясь в здравом рассудке, я смог бы отвести или, по крайней мере, ослабить гнорра.
     - Пар-арценц, я не хочу прослыть образцом скудоумия, но я все равно остался во тьме незнания.
     - О Шилол! - простонал пар-арценц. - Послушайте, Самеллан, объясните хоть вы ему!
     Дотанагела бессильно откинулся на подушку. Эгин обратил внимание, что его щекам возвращается некое подобие здорового румянца. Или это были лишь блики от масляных ламп?
     - М-да, Эгин. Давненько мы с вами не болтали, - проворчал Самеллан с деланным вздохом. - Буду краток, как Морской устав. В море Фахо никогда не бывает в месяце Алидам таких штормов. Никогда. Особенно с таким ужасным западным ветром. Уважаемый пар-арценц хотел сказать, чтсГ здесь не обошлось без вмешательства гнорра.
     Это было уже слишком. Да, "молнии Аюта". Да, магические мечи и клинки. Да, каменный нож Знахаря. Но только не власть над стихиями!
     - Простите меня, гиазир Дотанагела, ивы, уважаемый Самеллан, но я не вижу здесь правды. Если гнор-рам по силам творить такое, то зачем Варану какие-то жалкие "молнии Аюта"? Хотел бы я посмотреть на флот харренитов, попавший в такую переделку!
     Эгин осекся. Он сказал удивительную глупость. Ведь они уже в этой переделке! И если участь, которую он только что словесно уготовил харренитам, постигнет их самих... Последние дни постепенно лепили из Эгина весьма суеверного человека.
     - Ах, рах-саванн, до чего же ты умный! - без особой иронии воскликнул Знахарь. -Ты, наверное, и в Хуммера не очень-то веришь?
     - Оставим это! - вскинулся вновь Дотанагела, которому явно было не по душе поминать Хуммера всуе. - Видите ли, Эгин, есть два довольно необычных обстоятельства.
     При этих словах Дотанагелы с кормы донесся оглушительный надсадный треск, потом омерзительное скрипение, и что