подал голос правый матрос. - Но если вы настаиваете, я могу доложить о вас.
     -Доложи, братец, - махнул рукой Эгин, немного смягчаясь. В конце концов, эти-то уж точно не имеют никакого отношения к прихотям загадочной "инспекции".
     Пока второй "братец" удалялся по направлению к сходням "Зерцала Огня", а после мелькал на его палубе, Эгин, немного расслабившись и войдя во вполне рабочее настроение, стал выпытывать у охранника новости трехдневной давности.
     - Слушай, произошла очень крупная неприятность, о которой тебе знать не положено, - сказал Эгин, не очень затрудняя себя подбором слов. - И это может кончиться тем, что всю вашу команду начнут мытарить по подвалам Свода Равновесия люди из Опоры Единства.
     У Эгина от собственных слов по спине пробежали мурашки. Даже офицеры Свода не очень-то любили вспоминать о методах, которые применяются тайными хранителями князя и истины по отношению к простолюдинам, а при крайней необходимости - и к дворянам. Особенно же не любили об этом вспоминать чистоплюи из Опор Вещей и Писаний, белая кость Свода.
     - Не исключено, - продолжал Эгин, - что от твоих ответов...
     Матросик слушал его, нахмурившись. Но дослушать ему не привелось, потому что с палубы "Зерцала Огня" вдруг донесся вполне спокойный и все-таки на удивление истошный вопль:
     - Про-пу-ус-ка-ай! Бы-ыстро!
     Это кричал второй матрос. "Точно. Точно. Все с ума посходили", - подумал Эгин, который на своем веку не помнил, по меньшей мере, двух вещей из числа только что случившихся. Во-первых - удивительной строгости каких-то засранных матросов по отношению к офицеру Свода Равновесия. И во-вторых - удивительной быстроты, с которой эта строгость вдруг сменилась на, гхм, радушное приглашение.

17

     На палубе "Зерцала" Эгин не заметил никаких признаков "инспекции". Зато было полно матросов и офицеров "Голубого Лосося", которые споро и заботливо расправлялись с уложенными парусами и канатами. Похоже, "Зерцало" готовилось к отплытию. Вот те на. На Эгина демонстративно не обращали внимания. "Раз так - значит, будем ломать комедию "Злой начальник над глупыми крысами", - заключил Эгин, хватая за локоть первого встречного офицера с нагрудной бляхой палубного исчислителя. На бляхе по традиции был изображен натянутый лук, хотя "Зерцало Огня" еще при постройке было вооружено отнюдь не стрелометами. Впрочем, это была тайна. Да и само знание Эгина об истинном вооружении "Зерцала Огня" тоже являлось тайной.
     - Где капитан?! - проорал он в ухо исчислителю. Лицо офицера - вытянутое, изможденное, местами испещренное крохотными ранками сродни оспинам - приняло одновременно испуганное и недовольное выражение, вытянувшись еще больше.
     - С кем имею...
     - Ма-алчать! - рявкнул Эгин. - Ма-алчать перед лицом рах-саванна Опоры Вещей! Где капитан корабля?!
     Офицер, к полной неожиданности Эгина, улыбнулся. Улыбнулся с какой-то непривычной, мягкой издевкой.
     - А-а, рах-саванн... Да будь ты хоть пар-арценцом, а орать у нас на палубе не надо.
     От таких штучек у Эгина совершенно по-солдафонски перехватило дух. Никто, нигде и никогда не смел так разговаривать с офицером Свода. Безнаказанно - никто, нигде и никогда.
     Эгин выхватил меч.
     - Что здесь происходит?! - голос за спиной был твердым и властным. Так говорят аррумы и капитаны "Голубого Лосося". Эгину хватило сдержанности понять это и обернуться.
     Черные, как смоль, усы, заплетенные вместе с редкой бородой в две тонкие косицы. Длинные, распущенные по плечами волосы - тоже черные, угольно-черные. Плечи, про которые у грютов говорят "держат небо". Бычья шея, удивительно бледное, красивое лицо, в котором был тем не менее какой-то неуловимый изъян, делавший капитана похожим на первого исчислителя, обидчика Эгина. Ко всему, капитан был гол по пояс ("В общем, жарко, конечно", - почему-то мысленно согласился с его видом Эгин), но на нем была кожаная юбка с длинными железными пластинами и поножи из инкрустированной серебряными насечками меди. И - неизбывные сандалии производства факторий Хорта оке Тамая.
     Перед таким Эгин счел необходимым проявить умеренную вежливость.
     - Прошу простить, милостивый гиазир. С кем имею честь говорить? - вопрос был излишен, но, пока существовал хоть один шанс из ста ошибиться в должности этого мужика, Эгин решил проявить деликатную осторожность.
     - С капитаном "Зерцала Огня". Меня зовут Самел-лан, и я прошу вас спрятать меч в ножны.
     От этого человека с варварской прической исходили спокойствие и сила. Но Эгину сейчас было плевать на выдающиеся качества этого "лосося". Он сейчас спасал свою карьеру и, судя по всему, - шкуру.
     - Эгин, рах-саванн Опоры Вещей. Этот человек, - пряча меч, Эгин небрежно мотнул головой через плечо, указывая на палубного исчислителя, - только что позволил себе вопиющее неуважение к моей должности.
     - Хорошо, рах-саванн. Он будет наказан. Я приглашаю вас продолжить разговор в моей каюте.
     Эгин помедлил мгновение. Сговорчивость Самел-лана показалась ему подозрительной. С другой стороны...
     - И не только об этом, - с неявной угрозой произнес Эгин. - Я согласен. Ведите, капитан.
     Самеллан молча кивнул и пошел к тому самому люку, в который Эгину уже приходилось спускаться, направляясь на досмотр каюты Арда оке Лайна. Широкая спина Самеллана вольготно раскачивалась в такт шагам. Эгин молча шел за ним. Потом начался спуск. "Странно, - подумал Эгин. - Кажется, на этих кораблях капитанские апартаменты находятся где-то на корме". Но спорить с Самелланом ему не хотелось. Да и не боялся Эгин в этот момент никого. В конце концов, уж кто-кто, а капитан "Зерцала Огня" должен лучше многих понимать, что означает "рах-саванн Опоры Вещей". Это означает то же самое, что и "неприкосновенный".
     Они сделали по сумрачному тесному коридору не более шести шагов, когда дверь одной из кают за спиной Эгина стремительно отворилась.
     Сознание Эгина зафиксировало это событие, но отреагировать он не успел. Потому что в следующее мгновение ему на затылок, очень профессионально, в единственно верную точку, опустился очень тяжелый, смягченный несколькими слоями ткани предмет.
     Последнее, что успел услышать Эгин, прежде чем сознание окончательно угасло, был удивительно знакомый голос, прокричавший:
     - Назад, идиот! Этот - свой!

ЧАСТЬ ВТОРАЯ

МЯТЕЖНИКИ

Глава седьмая

"ЗЕРЦАЛО ОГНЯ"

     "Живой!" - вот первое, о чем подумал Эгин, когда понял, что сидит на ковре, его ноги подперты чем-то мягким, а спина покоится на тугих подушках. Что его тело существует. Что его легкие дышат. Глаз он, однако, не открыл.
     Судя по голосам и по разговорам, он находился в компании. Не слишком веселых, но достаточно просвещенных людей. Голоса некоторых показались Эгину знакомыми, или только показались?
     - ...и когда я увидел у своего ложа жука-мертвителя, когда его тлетворный запах ударил мне в ноздри, а сияние его глаз поведало мне о том, сколь близок я от последней черты, о том, сколь я бессилен даже против такой ерунды, я, тогда еще тринадцатилетний мальчишка, понял, что нам не уничтожить магию. Не уничтожить, хотя бы уж потому, что ее не уничтожить никому. Свод Равновесия лишь разыгрывает бурную деятельность по истреблению, магического. Это театр. В действительности же все, что происходит под началом гнорра, - это мародерство. Мы не уничтожаем. Мы лишь крадем под благовидным предлогом. Со времен Инна оке Лагина, похоже, не осталось людей, у которых хватит твердости духа на то, чтобы уничтожить Диорх, Хват Тегерменда или что-то сродни этому. Я осознал это в тот миг, когда мне стало очевидно, что даже против жука-мертвителя моих сил недостаточно...
     Сказать, что Эгин был удивлен слышать такие речения, значило бы не сказать ничего. Не будь головная боль столь мучительной, а положение столь двусмысленным и непонятным, он непременно открыл бы глаза, чтобы рассмотреть этого любителя резать правду-матку. Но он даже не пошевелился.
     Рассказчик не умолкал. Голос его был скрипуч и тих, но его интонации выдавали в говорившем человека, не обделенного ни умом, ни волей. Очень скоро Эгин уверился в мысли, что находится в обществе коллег. По крайней мере, одного .коллеги. Самой разумной тактикой, на которую очень рассчитывал Эгин, было продолжение тактики, уже невольно им принятой. А именно сидеть тихо и не рыпаться. Тактика опоссумов, насекомых и оставшихся лежать на поле брани побежденных.
     Может, разве что осторожно приоткрыть глаза. Впрочем, в зале, который был довольно просторным и скорее всего являлся стандартным "капитанским залом" где-то на корме, находилось не менее четырех человек, судя по уважительным покашливаниям и шороху одежд. О, каков был соблазн взглянуть на них сквозь частокол ресниц! Однако же Эгин сдержался.
     Но Эгину не случилось дослушать рассказ до конца.
     - Прошу прощения, милостивый гиазир, - прервал рассказчика молодой тенор, - кажется, наш гость уже в сознании. Хватит придуриваться, взгляните на нас своими ясными голубыми глазами, рах-саванн!
     "Это, кажется, мне", - чуть позднее, чем следовало, сообразил Эгин, полностью поглощенный совсем другим вопросом: где же совсем недавно слышал этот мальчишеский голос?
     Играть в спящего дальше действительно было глупо. Ибо играть всегда имеет смысл до тех пор, пока никто не подозревает о твоей игре. Иначе она (а с ней и ты) превращается в посмешище. В жизни совсем не то, что в театре.
     "Но ведь я не в театре!" - сказал себе Эгин, и его веки, тяжелые, словно бы к ним были подвешены свинцовые гирьки, поехали вверх. Его левая рука, будто бы сонно, будто бы случайно проползла по левому боку, зацепив ножны. Они, разумеется, были пусты.
     О да, голос был знаком Эгину не зря. Тот, кто вежливо, но как-то по-мальчишески посоветовал Эгину "не придуриваться", был не кем иным, как новым Знахарем Свода Равновесия, который пользовал самого Эгина не далее, как утром этого дня. Безусым пятнадцатилетним мальчишкой. "Разумеется, он тоже запомнил меня, обладателя голубых глаз", - подумал Эгин.
     Но это был не единственный сюрприз, который выпал на долю Эгина,, больше всего походившего в тот момент на слепого кутенка в день своего вступления в мир зримого.
     - Позвольте представить вам, милостивые гиази-ры, моего коллегу и, главное, друга, Эгина, рах-саван-на Опоры Вещей!
     Это был Иланаф. Он, и никто другой.

3

     Эгин устроился на подушках и превратился в слух и зрение. Его глаза быстро привыкли к яркому свету масляных ламп, которых капитан - сидевший во главе трапезы - не пожалел для этого сборища, и теперь Эгин имел возможность все видеть.
     Большая половина присутствующих в "капитанском зале" (в этом вопросе Эгин, к счастью, не ошибся) была ему знакома. Кто очень хорошо, кто едва-едва, а кое-кто настолько близко, насколько могут быть знакомы мужчина и женщина.
     Во главе низкого столика, сервированного довольно небрежно, восседал, облокотившись на подушки, гладко выбритый и совершенно седой мужчина неопределенных лет. Сухопарый, костистый, похожий на какого-то древнего северного героя. Именно его крамольные и противоречивые разглагольствования о магии, Своде Равновесия и жуках-мертвителях пришлось только что слышать Эгину. Рядом с ним - улыбчивая черноволосая дама с богатой прической. Любительница четвероногих гадин, бывшая любовница Эгина госпожа Вербелина исс Аран. Сама скромность с виду, Вербелина холила в своих когтистых лапках руку седовласого рассказчика. Сомнений в том, что они любовники, у Эгина, разумеется, не возникло; Впрочем, и ревности тоже.
     Подле Иланафа сидела миловидная, но чудовищно бледная молодая особа с пикантными родинками (или мушками? - на таком расстоянии разобрать Эгину не удавалось) над верхней губкой. Ее русые волосы были заплетены в четыре косы, а ее взгляд был стыдливо опущен. Где-то он ее уже видел, эту скромницу. Одна из подруг Иланафа? Одна из его соседок по Желтому Кольцу? Нет. Служанка Вербелины? Но в тот момент, когда Иланаф стал подниматься со своего места, для того, вероятно, чтобы похлопать по плечу оклемавшегося "друга и коллегу" Эгина, девушка с четырьмя косами как-то очень по-детски стала удерживать Иланафа за рукав, стремясь предотвратить действие, смысла и значения которого она, русоволосая, не понимала. Удерживать за рукав. "О Шилол!" - мысленно возопил Эгин, который уже видел это или почти это однажды. В Алом Театре. Когда малахольные Эллат и Эс-тарта сводили счеты перед финальным поединком на жестяных мечах. Только на месте Иланафа был Ард оке Лайн,убитый им, Эгином, днем позже. Это была она.
     "Общество, приятное во всех отношениях". - Эгин потер виски, как будто это в принципе могло помочь. Итак, он знал всех, кроме любовника Вербелины. Да и о самом существовании такового он до сегодняшнего дня тоже не подозревал.
     - Милостивые гиазиры, - начал Эгин, когда Иланаф уселся на подушки рядом с ним и все взоры снова обратились на Эгина. - Мой друг Иланаф представил меня вам, но я по-прежнему нахожусь в неведении относительно ваших имен и титулов. Не сочтите за наглость, но...
     - Ты прав, ты прав, - осклабился Знахарь, вставая.
     Затем он, обогнув стол, направился прямиком к Эгину.
     - Меня зовут Шотор. Я... это, типа Знахарь Свода. Стало быть - коллега. А сейчас, - Знахарь положил свою белую длиннопалую руку на темя недоумевающему Эгину, - я сделаю так, что ты перестанешь втыкать тут прямо за столом.
     Насколько мог заметить Эгин, слово "втыкать", кстати сказать, совершенно не вязавшееся со званием того, кто его произнес, вызвало некое оживление среди трапезничавших. Вербелина мило хохотнула, седой прыснул в усы, а Иланаф расплылся в улыбке. Эгин знал эту улыбочку за Иланафом. Она свидетельствовала о том, что его товарищ осушил не меньше половины пузатого кувшина с молодым аютским. Стало быть, и остальные тоже навеселе. Однако же Знахарь был Знахарем, и липкая тяжесть вмиг оставила голову Эгина.
     - Спасибо, - сказал Эгин и снова прикусил язык. В его положении не стоит болтать.
     Знахарь уселся рядом с Эгином, и заговорил седоволосый и сухопарый друг Вербелины.
     - Я, милостивый гиазир, Дотанагела. Пар-арценц Опоры Писаний. Дотанагела - мое настоящее имя. Так же, как Эгин - ваше. Мы должны доверять друг другу, иначе все, что здесь происходит, становится совершеннейшей бессмыслицей.
     У Эгина перехватило дух. Пар-арценц! О Шилол! Да когда такое было, чтобы рах-саванн сидел за одним столом с пар-арценцем! Это так же нелепо, как князю играть в кости со своими сокольничими. Но виду он, разумеется, не подал, а только вежливо промямлил что-то об огромной чести, которую Дотанагела оказал ему своим доверием... Да, Вербелина совсем не та дурочка, которой хочет иногда казаться! Спать с пар-ар-ценцами Свода Равновесия сладостно и почетно, даже если титул последних отягощен мужским слабосилием. Но на этом Эгин осекся. Не ровен час Дотанагела способен читать мысли.
     Оставался открытым еще один принципиальнейший вопрос. Знает ли пар-арценц о том, что его подруга Вербелина до вчерашнего утра состояла в связи с ним, Эгином? Впрочем, этот вопрос лучше отложить.
     Странные все-таки вещи этот пар-арценц - а это был, несомненно, он - говорил про магию и жуков-мертвителей. Скольких простаков он обрек на смерть за подобные славословия?
     Дотанагела, разумеется, улыбался. Ну да много ли стоит эта дружественная улыбка на лице такого человека, как Дотанагела?
     - А со мной вы уже знакомы, - на правильном, но отягощенном каким-то необычным акцентом варан-ском языке сказал капитан. - На всякий случай напомню, что меня зовут Самеллан.
     - Я помню, - совершенно честно сказал Эгин. Не запомнить такое странное лицо и такое необычное имя было просто немыслимо. Особенно для офицера на задании.
     Когда все мужчины представились, настала очередь женщин.
     - Я - Вербелина исс Аран, - защебетала Вербелина с целомудренной улыбкой. По всему было видно, что открывать пар-арценцу подробности и даже сам факт знакомства с Эгином она не намерена.
     Эта игра показалась Эгину самоубийственной. Водить за нос пар-арценца! О Шилол! Но отступать было поздно. И говорить: "А разве вы меня не помните, госпожа Вербелина?" - тоже. Либо Вербелина сама толком не понимает, кого морочит и кому наставляет рога, как не понимает, чем это чревато, либо... Но размышления об этом были неуместны. Ой как неуместны! Хорошо хоть она и впрямь Вербелина, а не какая-нибудь Гаэт. Еще не хватало, чтобы и она оказалась его коллегой из какой-нибудь Опоры Безгласых Тварей. А может, она и есть коллега, только...
     - Меня зовут Авор, - тихо отрекомендовалась девушка с четырьмя косами. - Я вас помню. Мы как-то виделись в театре...
     Если бы привычки краснеть, бледнеть, зеленеть, попав в неловкое положение, не вышиб у шестилетнего Эгина наставник вместе с мыслями о радостях семейной жизни, он скорее всего покраснел бы. Но вовсе не от осознания того, что мужчине этой русоволосой тихони он собственноручно отрубил голову на глазах у двух сотен зевак. А от воспоминания о сцене в Алом Театре. Таким дерзким хамом, каким тогда выглядел Эгин перед не посторонней, но и не виновной в преступном магическом баловстве Арда девушкой, он никогда не представал перед женщинами.
     - Ну ладно, милостивые гиазиры, - Знахарь опорожнил свой кувшин и наполнил чашку, тем самым подавая пример остальным. - У нас есть дела поважнее, чем церемониальные расшаркивания. А это значит - надо выпить.
     Все молча согласились. Эгин тоже кивнул, одновременно с этим сознаваясь себе, что по-прежнему ни-чегошеньки не понимает. Неужто "Зерцало Огня" превратилось в прогулочный парусник для пар-арценцев и офицеров Свода и их миловидных подруг? Неужто все эти славные люди собрались здесь, чтобы попировать и пощекотать нервы крамолой? "Хорошо хоть голова не болит", - сказал он себе, протягивая руку за кувшином.
     - Интриговать вас далее, Эгин, не имеет смысла. Либо вы становитесь нашим единомышленником и беспрекословно подчиняетесь моим приказам, либо вы покойник, - начал Дотанагела, опустив чашку на столик.
     Эгин кивнул. В покойники .он не торопился.
     - Иланаф спас вам жизнь тремя часами раньше. Но теперь таких полномочий у Иланафа нет. Так что решать будете вы, Эгин, - Дотанагела откинулся на подушки и добавил: - И я, разумеется, тоже.
     Эгин снова кивнул. Что еще он мог сделать?
     - Итак, как вы, наверное, уже догадались, вы на борту корабля, команда и пассажиры которого предали князя и истину, - продолжал невозмутимый пар-ар-ценц Опоры Писаний. - Сегодня вечером мы покинули Пиннарин, чтобы больше не возвращаться в него никогда. Князь, гнорр Свода, все варанские уложения не имеют здесь никакой власти, Эгин. Если хотите, мы изменники, предатели, перебежчики. Эти слова тоже не значат здесь ничего. И я как пар-арценц Опоры Писаний подтверждаю это. "Зерцало Огня" следует в Хар-рену, ибо харренский сотинальм обещал мне, и нам всем, свою защиту и покровительство. Ваше положение, Эгин, таково, что вы можете либо отправиться в Тардер вместе с нами, либо умереть. Причем совершить этот выбор вы должны тотчас же и не колеблясь.
     - Разумеется, я выбираю жизнь, - после недолгого раздумья отвечал Эгин.
     Дотанагела улыбнулся и развел руками.
     - К счастью, вы не такой фанатик, каким показались мне в первые минуты.
     - Осмелюсь спросить, из чего вы заключили, что это так? - вздернул бровь Эгин, которому отчего-то стало обидно. Неужели то, что он не фанатик, написано у него на лбу? И если да, то эту вредную запись нужно стереть поскорее. На всякий случай.
     - Да из того, хотя бы, что вы, Эгин, сказали "разумеется, я выбираю жизнь". Если бы не это ваше "разумеется"... - вкрадчиво, но вполне дружественно сказал Дотанагела. - Разве, заступая на службу в офицеры Свода, вы не давали клятву, что предпочтете смерть предательству?
     - Как, собственно, и вы, пар-арценц.
     - Все верно, Эгин. И я давал эту клятву, - холодно сказал Дотанагела. - Но помните, Эгин, что не стоит пытаться предавать