еле спас тебя, придурка!
     Голос - молодой, усталый, но все еще сохранивший искорки жизнелюбия - прозвучал из-под серебристого шлема с клювообразным забралом, сплошь перемазанного кровавым гноем.
     - Кто ты? - Эгин уже достаточно пришел в себя, чтобы не задавать идиотских вопросов вроде: "Кто я?", "Где я?", "Четный ли сегодня день месяца?" и тому подобных. Память ему тоже не отшибло, и он помнил, что Знахарь обладает совсем не таким голосом, как тот, который осмелился назвать рах-саванна Свода Равновесия "придурком".
     - Я-то? - его собеседник хохотнул. Он поднял вверх забрало, обнажая совсем молодое безусое лицо с костистым длинным носом и подвижными голубыми глазами. - Я - Знахарь, и если ты сомневаешься в этом, можешь считать, что твоя душа вот уже полтора часа как на пути к Зергведу. Я спас тебя от неистовства Внутренней Секиры, очень необычного неистовства.
     Только теперь Эгин заметил, с каким пристальным, ищущим любопытством глаза Знахаря шарят по его лицу, словно бы на нем калеными иглами начертана некая тайная истина.
     Эгин ожидал окрика: "Разговоры запрещены!", но его не последовало. Он приподнялся на локте и огляделся. Да, это было то же самое помещение, в котором несколько лет назад предыдущий Знахарь вживлял ему Внутреннюю Секиру. Но где же офицеры Опоры Единства?
     Эгин хотел спросить, куда подевались его сопровождающие. Но неожиданно он понял, что это ему совершенно не интересно, да и смысла никакого не имеет.
     - Да? - с вызовом спросил Эгин. - И что же ты думаешь по этому поводу?
     - У тебя редкие глаза, эрм-саванн, - сказал Знахарь. - И, возможно, именно поэтому я тебе отвечу. Я думаю, что аррум Опоры Вещей Норо оке Шин подверг тебя два часа назад молниеносному, но очень жестокому допросу. Он незаметно влиял - а к этому есть много способов, уж поверь мне, - на твою Внутреннюю Секиру, и она терзала тебя в десятки раз сильней, чем терзала бы без стараний аррума. Я думаю, что ты должен был выть от боли и рассказывать ему все в мельчайших подробностях, начиная с родовых схваток своей матушки и заканчивая самой жгучей тайной типа приязни к десятилетним златокудрым девочкам или козочкам-однолеткам - тут уж я не знаю. И еще я думаю, что раз уж ты оказался здесь, значит, аррум Норо оке Шин не услышал от тебя ничего из того, что хотел услышать. Я этого не понимаю и в твоих глазах вижу то же самое непонимание. Кто-то или что-то помогло тебе. Ты знаешь, что?
     Последние дни принесли Эгину столько загадок, что он почти полностью утратил способность удивляться. Он спокойно покачал головой.
     - Нет, не знаю.
     - Я так и думал, рах-саванн. Возвращайся к своему арруму и помни, что мы еще увидимся. И когда это произойдет, нам найдется что порассказать друг другу.
     - Спасибо, - искренне поблагодарил Знахаря Эгин. - Но как же я вернусь...
     Он осекся. Одно из полноростных зеркал (таких в покоях Знахаря было три) отъехало в сторону, и из-за него вышли офицеры Опоры Единства. Те самые, которые привели его сюда. Или, по крайней мере, похожие на тех как две капли воды.
     - Разговоры запрещены, - сказал рах-саванн таким голосом, словно бы это была ключевая фраза из скабрезного анекдота. Но никто не засмеялся. И только Знахарь, улыбнувшись краешком губ, слегка подтолкнул Эгина к ним. Иди, мол, рах-саванн, и ничего не бойся. Люби и властвуй!

10

     - Ну, как тебе новый Знахарь?
     Казалось, в кабинете Норо ничего не изменилось с того момента, как Эгин потерял сознание от борьбы между болью и отводящим ее наваждением. Мозг все еще был затянут каким-то отупляющим туманом, и Эгин не сразу сообразил, о чем его спрашивает Норо. А когда сообразил, понял, что в свете, мягко говоря, странного разговора со Знахарем лучше уклониться от какой бы то ни было болтовни на эту опасную тему.
     - Простите, аррум? - переспросил Эгин, хмурясь, словно бы пересиливая неимоверную внутреннюю боль.
     -Ладно, ладно... - раздраженно махнул рукой Норо. - Твое мнение по этому вопросу сейчас не играет никакой роли.
     "Он, похоже, в неплохом настроении, - подумал Эгин мельком. - И это само по себе настораживает".
     - Не стану врать, рах-саванн, - взгляд Норо полоснул Эгина по глазам, - я подверг тебя сегодня очень тяжелому испытанию. Ты должен был либо признаться мне во всем, либо умереть. Ты не признался и ты не умер. Следовательно, ты действительно чист перед князем и истиной.
     "О, Шилол Изменчиворукий! - мысленно простонал Эгин. - Ведь проклятый Знахарь-мальчишка был прав!"
     - И я горжусь тобой, - слова Норо вливались в мысли Эгина, как расплавленный свинец в студеную воду, - горжусь тем, что ты смог оправдать свое новое звание рах-саванна. Ты не лгал мне, мой мальчик. И поэтому тебе будет оказана мною большая честь. Честь знать истину. Садись.
     О, это была великая честь! Два часа назад Норо пригласил Эгина сесть, чтобы тот рассказал ему историю с Овель исс Тамай во всех мыслимых подробностях. Теперь предложил ему свой неуютный жесткий стул, чтобы тот обратился слушателем некоей "истины" (о которой Эгин наперед совершенно определенно знал, что в лучшем случае она будет лишь причудливым сплетением правды и лжи, а в худшем -просто ложью без всяких особых прикрас).
     - Благодарю вас, аррум! - рьяно кивнул головой Эгин.
     Перед глазами неожиданно вспыхнули и погасли темные круги. Сильно его допекла-таки Внутренняя Секира!

11

     Эгин сидел, а Норо, прохаживаясь взад-вперед по кабинету и часто заходя ему за спину, вещал:
     - Ты, конечно, помнишь того аррума из Опоры Писаний по имени Гастрог, который вытурил тебя из каюты Арда оке Лайна, пользуясь своим двойным должностным превосходством. Он погиб в тот же день.
     Норо сделал паузу. Видимо, в надежде насладиться бурной реакцией Эгина. Но тот хранил молчание. Да, он действительно был потрясен. Гастрог не вызвал у него решительно никаких симпатий, но когда начинают гибнуть аррумы Опоры Писаний - значит, что-то неладно в Своде Равновесия, а значит, и во всем мире. Очень и очень неладно. Эгин прекрасно понимал, что узнавать какие-либо подробности у Норо бессмысленно, - все, что тот найдет нужным ему сообщить, он сообщит. Остальное он, Эгин, скорее всего не узнает уже никогда. Поэтому Эгин молчал, и когда молчание стало походить на бесконечное падение в Бездну Края Мира, Норо наконец-то продолжил.
     -Да, Гастрог, аррум Опоры Писаний, погиб от руки эрм-саванна Опоры Единства в туннеле Морского Дома по трагическому недоразумению. Было, как ты помнишь, шестое, четный день, а он прошел через левый проход. Согласно предписанию гнорра на эту неделю, он должен был быть понижен в звании на одну ступень и переведен в Опору Вещей. Но ты же сам знаешь, рах-саванн, - Норо чуть понизил голос, мастерски демонстрируя доверительность, - какие псы иногда стоят там, в туннеле. Короче говоря, тот эрм-саванн зарубил Гастрога, потом отшвырнул меч, потом завыл, потом, извини, нагадил на тело убитого, а потом на его вой подбежали двое наших рах-саван-нов из Опоры Вещей, которые, по счастливой случайности, возвращались из Урталаргиса. Это, кстати, те самые люди, если хочешь знать, которые по делу Арда оке Лайна работали с Цинором, подбрасывая туда фальшивку о слабости "Зерцала Огня".
     У Эгина голова шла кругом. Даже если все сказанное его начальником - ложь, это была самая откровенная и многословная ложь, какую ему только приходилось слышать из уст Норо за все время службы.
     - Я весь внимание, аррум, - Эгин неподдельно увлекся рассказом Норо.
     - Еще бы, - подмигнул ему Норо. - И это только начало. Наши убили сумасшедшего ублюдка и, не растерявшись, быстро вызвали меня. Ну а я как раз только успел вернуться после встречи с тобой, и имя Гастрог, которое рах-саванны прочли на его жетоне, не могло оставить меня равнодушным. В общем, в моих руках ненадолго оказался сарнод Гастрога. А с ним - книги Арда оке Лайна и испорченный Зрак Истины. Ты, кстати, видел Зрак Истины Гастрога?
     - Нет, - в последнее время Эгин научился лгать, как дышать.
     - Его Зрак Истины был уничтожен Изумрудным Трепетом, - жестко сказал Норо. - Креветки стали похожи на обглоданных пламенем сколопендр. Я просмотрел книги Арда. Я понял, откуда взялся Изумрудный Трепет. И я понял, что у Арда просто обязана была найтись одна вещь. Очень опасная вещь. Назовем ее Пятым сочленением. Но сочленения не было среди тех предметов, которые ты передал мне в порту. И его не было в сарноде у Гастрога.
     Помимо благоприобретенной добродетели - лживости - Эгин обладал еще и врожденной бесшабашной наглостью, которая проявлялась в нем крайне редко, но, проявляясь, не раз и не два возвышала его в глазах как врагов князя, так и его верных слуг. Эгин тонко улыбнулся и подхватил мысль Норо:
     - И вы, аррум, уверились в том, что я присвоил себе это самое, м-м-м... членение?
     Норо посмотрел на Эгина, как на говорящую собаку. Прикусил нижнюю губу. В его глазах не было ничего, кроме бешеной, всепоглощающей ярости.
     - Да, - отрезал Норо своим жутким шелестящим голосом. - Да, рах-саванн. Я в этом уверился. И я очень, очень расстроился. Потому что Пятое сочленение, - он нарочито отчетливо выговорил эти слова, - даже само по себе относится к измененной материи и обладает рядом свойств, любое из которых делает его желанным гостем Жерла Серебряной Чистоты. Но если Пятое сочленение включить в состав прочих четырех, а равно и...
     Норо осекся. Эгину почудилось, что по коротко остриженным волосам Норо с еле слышным пришепетыванием прошла волна изумрудного света. "Этого не может быть", - запротестовала внутри Эгина его скептическая половина. "Но ты это видел. Следовательно, это есть", - ответило его природное начало голосом наставника Вальха.
     - Это неважно! - меч Норо блеснул оскалистой молнией, вгрызаясь в темную поверхность его рабочего стола. Брызнула деревянная щепа. Что-то с протяжным деревянным стоном упало в его непостижимых недрах. Потом оттуда донесся мелодичный хрустальный звон, и на мгновение наступила тишина. "Ого", - подумал Эгин.
     - Это неважно, рах-саванн, - повторил Норо, оборачиваясь к Эгину, - да и знать этого тебе просто не положено по долгу службы.
     Норо не сразу возвратил меч ножнам. Чуть розоватая, всегда сильно впечатлявшая Эгина этим своим немыслимым оттенком сталь его меча жила в руках Норо собственной жизнью. На полмгновения на зеркали-стой поверхности неожиданно возник абрис женского лица ("О Шилол!" - Эгин похолодел), потом - отблески жестокого алого пламени, потом - ...
     - А знать ты должен вот что.
     В этот момент Норо спохватился, вполне степенно спрятал меч обратно и продолжал как ни в чем не бывало.
     - Пятое сочленение надо разыскать и уничтожить. Единственная нить к нему - Гастрог. Мы так толком и не поняли, встречался ли он с кем-то между портом и Морским Домом. Скорее да, чем нет. Проверь это. Найди сочленение. И тогда, рах-саванн, я сделаю так - а я могу это сделать, не сомневайся, - что вся история с этой Овель исс Тамай будет забыта. Ты ведь хочешь этого, рах-саванн?

12

     Эгин оставил за спиной парадный подъезд Иноземного Дома. На Красное Кольцо вышел, как обычно, уже не рах-саванн Опоры Вещей, а второй делопроизводитель Северного Потока Атен оке Гонаут.
     Эгин остановился на несколько мгновений, привыкая к яркому послеполуденному солнцу. Покачался с носков на пятки. Жизнь была отвратительна.
     С трудом превозмогая желание упасть на равнодушные плиты красного греоверда и уснуть прямо здесь, посреди улицы, навеки, Эгин поднял правую руку. Коренастый возница, одетый по случаю жары в одну лишь набедренную повязку и легкие наплечники, чтобы плечи не слишком обгорали, остановился напротив Эгина.
     - В порт, - бросил Эгин, безудержно сквернословя в адрес всего мироздания.

13

     "М-м-да, - сказал себе под нос Эгин, когда здание Морского Дома скрылось из виду, а затхлый дух туннеля был развеян юго-восточным ветром. - А что, собственно, м-м-да?".
     Норо оке Шин.
     Знахарь.
     Овель исс Тамай.
     Вербелина исс Аран.
     Ард оке Лайн.
     Гастрог, будь он неладен.
     Зачем он произносит все эти имена, каждое из которых не приносит ему ничего, кроме ощущения легкой неловкости напополам с гадливостью? Кроме имени Овель. Но тут другое... Сейчас не время и не место рассуждать о том, какое оно это другое. Стоп! Эгин остановился посредине портовой площади.
     Стоит, быть может, зайти домой и поразмыслить над заданием, полученным от Норо. Хотя правильнее было бы называть это задание намеком на прощение всех мыслимых и немыслимых промахов. Хотя что там размышлять! В первой своей части оно настолько пустяковое, что по плечу любому зеленому новичку. Подумаешь, узнать, с кем встречался Гастрог по выходе из порта! Если это вообще можно узнать, он это узнает. Сначала поговорит с матросом, стоящим на вахте. Если Гастрог брал возок, поговорит с даллагом, который этот возок тащил. У них весь город поделен между собой. Одни и те же возчики работают в одних и тех же местах. Чтобы знать это, вовсе не нужно быть офицером. Уж будьте покойны, милостивые гиазиры, первая часть не представляет трудностей, и размышлять о ней нечего.
     А вот вторая часть задания... Касательно этого распроклятого "пятого члена" настолько невыполнимая, что не по силам и самому Норо. Иначе он бы разгрыз этот орешек сам, а после купался бы в милостях гнор-ра. А не предлагал сломать об него зубы ему, Эгину, и без того плававшему по уши в дерьме. Причем отнюдь не в таком безобидном дерьме, в каком еще вчера вечером он стоял по щиколотки, любуясь, так сказать, задницей Желтого Кольца.
     Это значило лишь то, что о второй части задания следует временно забыть. И Эгин решительным шагом направился ко входу в ту часть порта, где швартуются корабли "Голубого Лосося". Но не успел он сделать и десяти шагов, как за его спиной послышался задорный мальчишеский голос:
     - Милостивый гиазир Атен оке Гонаут?
     - Все верно, - бездумно, по привычке ответил Эгин и обернулся.
     Это был шмель. Один из трех сотен "шмелей", которые снуют по столице за жалкие гроши, а кто и за прокорм. На голове коричнево-оранжевый колпак, в заплечном сарноде...

14

     - Тогда извольте, - мальчик передал Эгину пакет, или, скорее, легкую коробочку, завернутую в промасленную бумагу и запечатанную вишневым клеем.
     Обычный пакет. "Верно, Иланаф снова шуточки Шутит", - промелькнуло в голове у Этна, в то время как его рука машинально нашарила мелочь и вложила ее в скромно простертую ладошку посыльного.
     Эгин взглянул на пакет. "Чиновнику Иноземного Дома..." Нет, это не Иланаф. Аккуратный, казенный почерк, чернила - зеленые, печати - тоже как бы печати, но перстнем владельца не припечатанные. Ни о чем не говорящие...
     - Постой, малец, а кто?.. - спохватился Эгин и поднял глаза на "шмеля", но мальца уже и след простыл. Скороходы, раздери их Хуммер!
     "Наверное, по ошибке я дал ему золотой, и он смылся, чтобы в случае, если я обнаружу оплошность..." И тут Эгину впервые бросилась в глаза неловкость его положения. Он стоит в поэтической растерянности в аккурат на середине Портовой площади. Его кожаный сарнод, словно корзина с овощами, стоит в двух шагах на пыльных булыжниках. Взгляд его блуждает, пальцы слегка трясутся. В общем, выглядит он как деревенщина, а вовсе не как чиновник Иноземного Дома, в былые дни принимавший по десять "шмелей" за одно утро... И ладно бы некому было посмеяться. Но ведь Эгин был уверен в том, что не одна пара глаз из Опоры Единства следит сейчас за ним. С каких это пор офицерам Свода нужно останавливаться для того, чтобы обдумать положение? Кобылы, и те останавливаются посреди Портовой площади только затем, чтобы справить малую нужду, а думают походя.
     Эгин взял сарнод, но пакет не спрятал. Он вскроет его на ходу. Хватит смешить бдительных коллег - один, кажется, вон тот хлыщ с кружевным воротником, а другой - судя по всему, вон тот умник возле скобяной лавки. Делают вид, что считают птичек в небесах. Он вскроет его походя, как это, не исключено, сделала бы кобыла.

15

     Печати оказались хлипкими. Первый слой промасленной бумаги был снят, но под ним, словно издевательство, оказался другой, из очень тонкой бумаги. А под ним коробочка - обычная, обитая ситцем. Дешевая. В таких посылают... Ну уж не официальные бумаги, это точно! Несколько более нервно, чем хотелось бы ему самому, Эгин вскрыл коробочку, что не составило большого труда. Не в силах унять волнение, он распахнул ее, едва не столкнувшись лоб в лоб со слепым у самого входа в порт.
     Некий неназвавшийся гиазир или некая госпожа посылали ему дорогую вещицу, а точнее, пару весьма дорогих вещиц, ценой в конюшню из пяти голов. Эгину не составило труда вспомнить, где и при каких обстоятельствах он уже видел эти драгоценности. То были серьги. Пара огромных, массивных серег в форме клешней какого-то гада. Не то рака, не то краба, не то скорпиона. Сколь уродливы, столь страшны и массивны.
     То были серьги Овель. Нет, Эгин не спутал бы их ни с какими другими. Во-первых, потому, что никогда более странного и уродливого украшения не видел ни на одной из своих соотечественниц. Даже мятущиеся в угаре изменчивой моды куртизанки не станут отягощать уши такой чудовищной вещью. А во-вторых, потому, что ночь, проведенную с Овель, он помнил почти до секунды. Он целовал те сладкие ушки, изящные мочки которых отвисали под тяжестью золота и огромных, брошенных звездной россыпью сапфиров. И эта вот самая клешня колола ему щеку...
     Эгин захлопнул коробочку и, скорчив самую недовольную, самую скучную мину из тех, на какие был способен, с нарочитой небрежностью бросил распотрошенный сверток в сарнод. Он разберется с ним на досуге. Первым делом он пойдет в рассылочную, где "шмели" кормятся и получают жалованье. Затем он найдет этого мальчика - он помнит его в лицо. Если нужно - воспользуется жетоном. Внешней Секирой. Он узнает, кто послал ему серьги. Он узнает, кто заплатил "шмелю". Он узнает, кто...
     Но что-то подсказывало ему, что это была не Овель.
     И, не оборачиваясь, Эгин вошел в порт - вон он, "Голубой Лосось" с претенциозным именем "Зерцало Огня". Как бы ни хотелось ему прямо сейчас отправиться в рассылочную, а придется заняться матросиками.

16

     Сегодня под колонной с "Голубым Лососем" на вершине стояли всего лишь три корабля - "Вергрин", "Сумеречный Призрак" и "Зерцало Огня".
     Эгину было совсем необязательно по долгу своей службы это знать, и все-таки он знал из обрывков случайно подслушанных позавчера разговоров между матросами "Зерцала Огня", что "Звезда Глубин" и "Гребень Удачи" дежурят возле Перевернутой Лилии, а "Ордос" и "Лазурь Небес" ушли вчера на восток, чтобы подменить их на сторожевой службе.
     "Ты должен сделать все быстро. Осторожность от тебя не требуется".
     Он будет делать все быстро, ага. И осторожности от него не потребуется, ага.
     - Простите, вам сюда нельзя, милостивый гиазир.
     Перед его грудью сомкнулись крест-накрест алебарды с хищными ударными частями. Это что-то новое. Эгин, который быстро мерял пристань шагами, глядя исключительно себе под ноги, поднял глаза. Двое матросов, в парадном облачении, в шлемах с плюмажами, на которых было выгравировано: "Зерцало Огня", охраняли вход на пристань "Голубого Лосося". И как он их только раньше не заметил?
     - Мне - можно, - раздраженно бросил Эгин и полез в свой сарнод за Внешней Секирой. Ему было недосуг изображать из себя очередного чинушу Морского Дома.
     Левый матрос бросил на его жетон неожиданно небрежный взгляд и пожал плечами.
     - Простите, гиазир эрм-саванн. На борту "Зерцала Огня" сейчас находится инспекция как раз из вашего ведомства. Вам туда нельзя.
     - Какая инспекция, будь ты неладен? И что значит "нельзя"?! - больше всего Эгину сейчас хотелось разогнать матросиков зуботычинами. - Да ты знаешь, что я могу вас обоих сейчас нарубить в капусту и буду совершенно прав?
     - Не гневайтесь, гиазир эрм-саванн. Мы - люди служилые. Никого впускать не ведено, -