инственный брат, моя половина, пусть черная, но все-таки половина, проваливается на моих глазах в бордовую бездну небытия, из которого возможен возврат только той души, которая черна еще более, чем поглощающая ее бездна. Тогда я подумал: что ждет моего нечестивого брата в посмертии? И ответил себе - ничего хорошего, ибо такова была жизнь Ибалара. И я решил дать ему вторую жизнь в надежде, что она будет благородней и светлей первой. В общем, я потерял свое бессмертие, обменяв его на две смертных жизни. Одну для себя, другую для Ибалара. Но, как оказалось очень скоро, это была очень наивная и совершенно никчемная трата времени и сил...
     - Если я верно понимаю законы бытия, ваши жизни теперь связаны "цепью теней"? И смерть одного из вас повлечет за собой смерть другого? Верно? - с надеждой спросил Эгин, гордясь своими недюжинными для двадцативосьмилетнего варанца познаниями в вопросах запредельного.
     - Все верно, Эгин. Поэтому-то я до сих пор и жив. Ненависть Ибалара ко мне велика настолько, что, не будь "цепи теней" между нашими душами, он вовек не оплошал бы так, как то было в последние недели. Он попросту подослал бы ко мне убийц и те покончили бы со мной раз навсегда. Или не поленился бы прийти самостоятельно...
     - Не прибедняйся, Авелир, - запанибратски начал Эгин. - Я видел тебя в бою и должен сказать, что тебя не так-то уж легко убить. Мне, например, это было бы не под силу.
     Авелир снисходительно улыбнулся и положил руку на плечо Эгина, будто собирался поделиться с ним каким-то своим секретом.
     - В своей первой жизни Ибалар был настоящим воином. Куда было мне с ним тягаться! Если сравнивать наши умения, то я, признаюсь сразу, едва ли был достоин чести идти к Ибалару в оруженосцы. Но его все-таки убили! - прошептал Авелир и многозначительно поднял в небеса свой маленький палец.
     - Кто же этот мастер меча? - не удержался Эгин, который всегда ревниво относился к чужой славе.
     - Да так, один юноша небесной красоты, - нарочито небрежно ответил Авелир и вновь уставился вниз, на кедровую рощу.

6

     Юноша небесной красоты... В Варане немало красивых, статных и просто миловидных мужей, мальчиков и юношей. Но "юношей небесной красоты" игриво называли в столице отчего-то лишь одного. Да и то - шепотом, в придворных кругах. В общем, Эгин знавал одного такого. То есть даже не знавал, а знает. Он жив и по сей день. Его имя...
     - Ну да, Эгин, это Лагха Коалара, - тотчас же согласился Авелир. - Кстати, это имя дал ему Ибалар.
     Эгина словно громом поразило. Да, Медовый Берег, вырядившийся в одежку скучного захолустья, мало-помалу скинул все свое тряпье и превратился едва ли не в пуп земли. Здесь, видите ли, плодятся невиданные и грозные шардевкатраны, здесь как ни в чем не бывало разгуливают Переделанные Человеки, здесь добывают загадочный мед, за которым, кажется, не охотится только ленивый. И ладно бы только это. Здесь, оказывается, и сам Лагха Коалара известен даже горным отшельникам, показательно равнодушным ко всем мирским делам... И тут Эгину вспомнилось еще одно обстоятельство, которое, материализовавшись, обожгло его грудь холодом металла. Холодом медальона. Он все еще был с ним.
     - Послушай, Авелир, - начал Эгин, пряча глаза в смущении. - Вот уже больше недели как мы с тобой заодно. Ты три раза спасал мне жизнь. Ты заботился обо мне как друг, утешал меня как брат, а сейчас ходишь за мной, раненым, словно родная мать. Я же пока не сделал для тебя ничего достойного упоминания.
     - Так сделай же! - развел руками Авелир. Дескать, буду премного благодарен.
     Эгин снял медальон с шеи и протянул Авелиру со словами:
     - Я не хочу ничего делать у тебя за спиной, Авелир. Я не знаю враг тебе Лагха Коалара или друг. Что-то подсказывает мне, что недруг. Я получил этот медальон от Лагхи перед отбытием на Медовый Берег. Он велел мне разыскать тебя, а когда мне это удастся, сделать одну простую вещь - распахнуть створки этого медальона не дальше чем в сорока шагах от тебя и произнести заклинание-"стрелу". Если я сделаю это, твое местоположение, Авелир, будет известно Лагхе так же хорошо, как местоположение луны и звезд в ясную ночь. Иными словами, куда бы ты после этого не шел, у Лагхи будет возможность разыскать тебя где угодно. Так вот. Сейчас, в знак нашей дружбы, я отдаю тебе этот медальон. Ты волен делать с ним все что хочешь. Вышвырнуть вон, повесить себе на шею. Раскрыть его прямо здесь или испепелить взглядом.
     Авелир неожиданно просиял и его детская улыбка обнажила мелкие, словно зерна дикого граната, но поразительно белые и крепкие зубы.
     - Я очень ценю твою искренность, - сказал Авелир и положил медальон себе на колени, - но...
     - Что "но"? - удивился Эгин.
     - Но я уже открыл этот медальон в ту ночь, когда некий беспредельно доблестный горец стащил его у тебя, дабы преподнести своей новой пышной и доброй царице. Открыл сам и даже произнес над ним заклинание-"стрелу".

7

     - Значит, я ошибся и Лагха не питает к тебе вражды? - спросил ошарашенный новостью, а равно и своей недогадливостью Эгин.
     - Ты и ошибся и не ошибся одновременно. Лагха хочет смерти Прокаженному оттого, что уверен, что я и Ибалар - суть есть одна и та же персона. Поэтому отчасти ты прав. Но, с другой стороны, мне, Авелиру, он не желает зла, ибо я никогда не сделал ему ничего дурного. Если не считать того, что я воскресил своего брата. Напротив, я предотвратил Черное Посвящение, к которому его готовил Ибалар.
     - Вот оно как... - задумчиво пропел Эгин.
     Кажется, мимоходом разрешилась еще одна загадка, не дававшая ему покоя столько времени. Значит, Лагха стал гнорром с помощью Ибалара.
     - Выходит, Лагха тебя никогда не видел и не знал о твоем существовании. Правильно, Авелир? - снова спросил Эгин после долгого раздумья о жизненных путях - крушениях, взлетах и, конечно, ученичестве.
     - Ты снова и прав и не прав. Лагха действительно не знал о моем существовании. Но он действительно меня видел. Однажды, когда срок его обучения у Ибалара подходил к концу и на горизонте уже замаячило Черное Посвящение, после которого воля Лагхи стала бы безраздельно принадлежать Ибалару, я, приняв обличье того человека, которым пользовался тогда Ибалар, предстал перед Лагхой и потребовал, чтобы он немедленно шел в Пиннарин, не останавливаясь и не оборачиваясь. К сожалению, Ибалар нагнал Лагху быстрей, чем тот смог убраться в Варан. О чем они там вздорили в то утро - не знаю. Но когда я нагнал их обоих, я обнаружил своего брата мертвым, причем у его хладного тела нашел мешочек с семью золотыми монетами южной чеканки.
     - А что Лагха?
     - Его и след простыл! Как я понимаю, до недавнего времени он был уверен в том, что Ибалар в самом деле погиб. Но, как видно, в последний год произошло что-то, что разубедило Лагху. Ибалар не из тех, кто отступается от намеченных целей. В этот раз его целью было посадить в Пиннарине гнорра, полностью покорного его злой воле. И править его руками. С Лагхой этот номер не прошел. Но, думаю, что вскоре Ибалар нашел другого Отраженного, который стал вредить Лагхе, а Лагха, догадавшись, что его неприятности вдохновляет ни кто иной как его прежний господин и учитель, решил убить его, но обнаружил только меня... Правда, это только мои догадки, - признался напоследок Авелир.
     "Хороши догадки!" - мысленно возопил Эгин, дивясь и завидуя проницательности Авелира.
     Как раз год назад он, Эгин, не то совершенно случайно, не то абсолютно закономерно оказался в центре чудовищной и кровавой интриги, которую его бывший начальник Норо окс Шин, тоже, кстати сказать, Отраженный, сплел, чтобы подсидеть Лагху, влезть в кабинет гнорра на правах нового хозяина и остаться в живых. Однако, Норо окс Шин погиб, причем немалая заслуга в этом принадлежала Эгину, за что он, собственно, и получил в обход Уложений Свода звание аррума. Но Эгин прекрасно помнил, что все это предприятие для Лагхи не раз и не два висело просто-таки на волоске. Так что - выходит, все тот же Ибалар вдохновил Норо окс Шина на решительные и наглые действия против княжеского венца и Свода? Тогда выходит, что и он, и Эгин, вполне мог лить воду на мельницу того, чьи костерукие питомцы еще несколько часов тому назад едва не отправили его к праотцам?
     - Тогда скажи мне, Авелир, - глухо проворчал Эгин, - зачем ты открыл медальон?
     - Чтобы Лагха Коалара пришел сюда.
     - Но ведь не исключено, что он убьет тебя, по-прежнему считая тебя Ибаларом?
     - Это странно звучит, но я не боюсь смерти. Я прожил пятьсот долгих и интересных лет. Я сделал много странного, но и много доброго. Жаль, часть из того, о чем я мечтал, не сбылось. Но значит на то есть воля более могущественная, чем моя. Если Лагха убьет меня, я, пожалуй, не буду на него в обиде - ибо, поступив так, он заодно покончит и с Ибаларом. Но и сознательно нарываться на его клинок я тоже не стану. Ибо это противоестественно. В конце-концов, если бы Лагха разил, не разбирая врагов и друзей, он бы не продержался в Своде Равновесия и недели.
     "Что верно то верно", - пронеслось в голове Эгина. Он сам являл собой живой и наглядный пример разборчивости и, можно даже сказать, мудрости и незлобивости молодого гнорра Свода Равновесия. Ибо Лагха Коалара был прекрасно осведомлен о том, что его подчиненный Эгин не только имел некогда весьма бурную ночь с его будущей супругой, но и был любим ею. Всякий на его месте, наплевав на все неоценимые услуги, которые Эгин некогда оказал Лагхе, давно сжил бы его со свету под благовидным предлогом. А Лагха - напротив. Он был даже так любезен, что в свое время позволил Овель послать Эгину в подарок свои серьги с сапфирами как напоминание о ночи любви, проведенной вместе. И кому как ни Эгину об этом помнить!
     - И все-таки я не понимаю, зачем ты позвал Лагху, - заключил наконец Эгин.
     Авелир пристально посмотрел на него своими огромными, слизистыми, не то рыбьими, не то человечьими глазами и, мгновенно посерьезнев, отвечал:
     - Потому что, боюсь, вдвоем мы с тобой здесь не управимся.

8

     Солнце неспешно уходило за Большой Суингон. Со скалистого плато, где вели беседы Эгин и Авелир, открывался необычный, величественный вид. Солнце, "господин солнышко", как говаривали горцы, совершало медленное падение в расщелину промеж двух горных хребтов, заливая кедровую рощу багрянцем.
     - ...я не знаю, придет ли сюда Лагха сам, или пришлет кого-то вместо себя. Не знаю, пришлет ли Свод Равновесия подкрепления или сочтет правильным замять этот инцидент, дабы ненароком не ввязаться в заведомо проигранную войну с могущественным Югом. Я не знаю и не могу знать, чем все это обратится, - Авелир говорил тихо, но каждое его слово, казалось, отзывается неслышным эхом в долине и среди скал. - Но я совершенно уверен в том, что если мы, ты и я, будем сидеть здесь сложа руки, Медовый Берег, Варан, горцев и, в конечном счете, нас с тобой, не ждет ничего хорошего.
     - Но что мы можем сделать? - долгий разговор порядком утомил Эгина и все происходящее теперь виделось ему в весьма мрачном и безысходном свете. - Что мы вдвоем значим против южан?! Против твоего брата, если он и в самом деле так деятелен, так устремлен к власти и, главное, преисполнен такой всепожирающей ненависти? Против тех, кто заправляет шардевкатранами?
     - Южане - не муравьи, но они и не Воинство Хуммера. Костерукие сильны и омерзительны, но я знаю как бороться с этой нежитью, не вступая в честный, а потому опасный поединок. Хозяева шардевкатранов - искусны, но трусливы. Они выжидают и слишком страшатся совершить неверный ход. Вдобавок, против шардевкатранов южане, которые с горем пополам научились подрывать изменчивых выползков с помощью "гремучего камня". Да и сами выползки, к счастью, уязвимы. Я, Авелир, владею магией времени, как ты, наверное, мог уже убедиться в бою с людьми Багида за Кедровую Усадьбу. Это значит, что я способен принести ощутимый вред племени шардевкатранов. Это в худшем случае. А в лучшем - со временем перебить их всех до единого. Очень скоро я научу тебя основам своего искусства. Вдвоем мы управимся куда быстрее, - в словах Авелира сквозила такая убежденность, словно речь шла о тривиальнейших вещах вроде ремонта лодки или уборки скотного двора.
     - Не врешь? - строго спросил Эгин, еще в Своде Равновесия привыкший к мысли о том, что владеющие магическими секретами делятся своим искусством весьма и весьма неохотно.
     - Нет, Эгин. Не вру. Я обещаю. Итак, все мною сказанное значит, что мы должны успеть до того, как нога Ибалара ступит на Медовый Берег. Потом будет поздно. В мире бренной материи зло почти всегда сильнее добра. Увы.
     - Успеть что?
     - Успеть уничтожить Серый Холм вместе со всеми его обитателями, будь они люди или костерукие.
     "Хм-м, - подумалось Эгину, - запросы этого престарелого эверонота скромными никак не назовешь!"
     - Но, Авелир, сейчас из меня никудышный боец. По крайней мере, пока даже поднести кусок ко рту - для меня нелегкая задача, - как бы извиняясь, ответил Эгин, пробуя рукой мокрую повязку на боку.
     Может быть, в Эгине говорил здравый смысл. Возможно - простая человеческая трусость. Но Авелир не ответил. Он лишь сосредоточенно осмотрел раны Эгина. Методично сменил повязки, попробовал языком край самой глубокой раны, приложил ухо к груди Эгина и вынес приговор.
     - Завтра утром ты будешь здоров, как грютский новобранец. Но только завтра утром.
     И, пожелав Эгину доброй ночи, словно бы растворился в темноте. Вот, казалось бы, мгновение назад он был подле ствола ближайшего кедра, как вдруг...

ГЛАВА 19. ТОРГ

Шестнадцатый день месяца Алидам

1

     Как понял Эгин, после битвы с костерукими он, Авелир в обличье Куха и Хена стали для горцев чем-то средним между матерями-прародительницами и отцами-основателями. При этом Авелир предпочел не открывать тайну своей личности горцам, оставшись тем самым косноязыким и суетливым Кухом. "По меньшей мере сутки пришлось бы объясняться с воинами горцев на предмет моих перевоплощений, - пояснил он Эгину. - А так я просто ученик гиазиры, повелитель доброго меча и все такое." И, чтобы не менять уже сложившихся представлений горцев, они сошлись на том, что Эгин и впредь будет изображать из себя самого главного и многознающего, полностью сообразуясь, разумеется, с советами Авелира. С другой стороны, у горцев появилась новая мамаша в лице Хены и после того как ей удалось призвать Солнце Предвечное (а равно и "господина солнышко") против костеруких, они прониклись к ней доверием и глубокой нежностью. И говорить с горцами имело смысл в конечном счете именно ее устами.
     Вот почему они встретили следующее утро так как встретили.
     Уцелевшие после битвы мужчины-воины горцев - их было около двух десятков - расселись вокруг кедра, на котором располагалось жилище Сестры Большой Пчелы. Сама Сестра Большой Пчелы разместила свои дородные телеса на толстенной ветке, в которой были вырезаны несколько углублений - сиденья, стало быть. Вполне удобные сиденья, выстеленные травяными матрасами. По правую руку от Хены восседал Эгин, у корней дерева - Кух-Авелир в своей излюбленной позе полулотоса. Хена говорила, Эгин время от времени направлял ее мысли в нужное русло, а Кух-Авелир переводил всю эту галиматью как находил удобным, нужным, уместным и просто забавным. Вообще, эверонот, как уже успел заметить Эгин, обладал развитым, хотя и мрачноватым чувством юмора.
     - Дети мои и сестрицы моей Большой Пчелы! - начала Хена весьма прочувствованным голосом. - Вчера на рассвете нас всех могли кончить.
     "Убить", - предосудительно поправил Эгин, которому варанский провинциальный жаргон здесь, среди детей природы, казался отчего-то особенно неуместным.
     - ...отправить в страну беспредельно обильной еды, - перевел Авелир, что вызвало среди горцев неожиданно бурный взрыв одобрения. С одной стороны, все радовались, что остались живы и в эту самую страну не попали. С другой стороны, раньше еда в той стране была просто "обильная", а отныне времена пошли такие ужасные, что убитых героев отправляют к "беспредельно обильной" еде. Знать, Большая Пчела все старательнее печется о своих сыновьях в посмертии.
     - Но все обернулось к лучшему, - продолжала Хена, - и опасность временно отвратилась от нас. Но кроны кедров нашептали мне, что поганые твари могут вернуться, вернуться в числе куда большем, чем раньше, и тогда всем нам несдобровать.
     Горцы зашумели - на этот раз возмущенно. Один из них - Эгин успел запомнить, что его зовут Снах - выкрикнул:
     - Никогда еще Сын Пчелы не знал поражений! И кто бы не пришел в мои горы, с ним станется то же, что вчера учинил я бревноруким!
     Это Кух-Авелир перевел Эгину нарочито дословно, от себя прибавив:
     - Понимаешь, они не только доблестные воры, но еще и безудержные бахвалы. Как видишь, не прошло и двух дней, а любой из них уже на словах одолел собственноручно десяток костеруких. Вообще, двадцатилетний горец, пересказывая предания, доставшиеся ему от отца, может запросто говорить "я" вместо "он". Ну а уж когда впятером ходили на медведя - жди от каждого из пяти рассказа про то, как "я выследил, убил и приволок медведя".
     - Понял, - кивнул Эгин Авелиру. - Скажи ему, будь добр, чтобы не перебивал свою госпожу. А не то она оторвет ему яйца.
     Хена грозно зыркнула на Снаха и согласно повторила предложенную Эгином угрозу, добавив кое-что и от себя. Авелир, грустно вздохнув, перевел, и горцы вроде бы притихли.
     - Я знаю, как истребить бревноруких, - продолжала Хена по наущению Эгина. - Но для этого нужно предоставить советнику то, чем раньше вы торговали с Багидом Вакком. То есть мед. Ваш ("наш-ш", - прошипел Эгин, поправляя Хену) настоящий мед.
     - А что я с этого поимею? - глас народа горцев принадлежал, похоже, исключительно Снаху. - Тяжелый труд мой - собирать мед. Раньше я получал меч. А сейчас?
     Возникновение этого вопроса Авелир предугадал еще вчера и Хена, получившая от него достаточно четкие предписания, ответила, не задумываясь ни на секунду:
     - Меч, по сравнению с которым все клинки Багида - сущая ерунда.
     - Давай посмотреть, - потребовал Снах, демонстрируя чудеса деловой хватки.
     Теперь наступила партия Эгина. Он извлек из ножен свой "облачный" клинок - безусловно, всем горцам запомнился его гром во время боя с костерукими - и, легонько подбросив его на ладони, отправил вниз, прямо под ноги Снаха. Меч вонзился в землю в двух локтях от горца.
     - Смотри, - пожал плечами Эгин.
     Горцы ахнули. Советник предлагает свой меч! Снах, с азартным блеском в глазах, быстро выхватил меч из земли и... и тут же отшвырнул его в сторону. Меч негодующе загудел, его полированная поверхность подернулась легкой сероватой рябью.
     - Смотри глазами, - усмехнулся Эгин.
     - Я не принимаю таких предложений, - закрутил носом Снах. - Зачем мне меч, рукоять которого жалится, словно пчела?
     - Этот меч мой, - пожал плечами Эгин. - Но все вы видели, как ваш собрат Кух, которому я преподал свое искусство, без всякого труда отменно рубился им в бою. Такой меч - собственный, рукоять которого подвластна только своему властелину и тем, кому он безраздельно доверяет - получит каждый из тех, кто предоставит мне свой полный сбор меда.
     - Давай мой меч, который не жалится, - упрямо мотнул головой Снах. - И будет мед.
     Эгин подумал, что ему, офицеру Свода Равновесия, приходилось по роду своей службы делать что угодно, но только не торговаться. Ну а что? Не подсунешь же под нос этому ослу Внешнюю Секиру (которая, к тому же, растворилась в неизвестности вместе с Тэном) и не рявкнешь "Именем Князя и Истины!" А то ведь друзья-то они конечно друзья, но народ простой и прямолинейный - могут неправильно понять и прирежут еще ненароком.
     - Послушай, воин, - сказал Эгин, сотворяя как можно более надменное и тупое лицо, - твоя торговля может умереть. Ведь если ты еще не понял, нету больше в Сером Холме Багида Вакка и никто тебе не предложит больше за твой мутный мед, которого и жрать-то нельзя, ничего, кроме пары