окрасочном  макете,  только, выходя на
знакомую  улицу,  в  первый  момент  удивлялся, что на проезжей части не
написано большими буквами название.
     Он  подошел  к  внешне  неприметному  двухэтажному дому с фасадом в
четыре  окна, расположенному в центре самого аристократического квартала
Лондона,  и после некоторых колебаний надавил кнопку звонка у окрашенной
блестящей шоколадной краской двери.
     Мелодичный  женский голос из прикрытого бронзовой решеткой динамика
слегка игриво произнес "Хелло?".
     Шульгин  назвал себя и сообщил, что хотел бы видеть леди Спенсер по
важному  делу.  Голос  с  некоторым недоумением повторил его фамилию, но
после короткой паузы предложил войти. Дверь бесшумно приоткрылась.
     Хозяйка  -  а  это была именно она, собственной персоной, отнюдь не
горничная,  оказалась поразительно хороша. Даже трудно было представить,
что  она  принадлежит  к той же нации, что и женщины, которых визитер во
множестве видел на улицах Лондона по дороге с вокзала.
     Дама  лет  тридцати  на  вид,  одетая  в  короткое  ржавокоричневое
платье-свитер,  подчеркивающее все соблазнительные подробности ее фигуры
и  значительно  выше,  чем  позволяет  ее  возраст  и титул, открывающее
великолепных  очертаний  ноги.  Не  будь  она и так безмерно богата, эта
женщина  могла бы приобрести состояние, рекламируя чулки, колготки и еще
более интимные детали туалета.
     Сашка  смотрел  на  нее, не стараясь скрыть восхищения, скорее даже
утрируя  его.  Прекрасно  сознавая  при  этом, что на ступеньках широкой
дубовой  лестницы с резными перилами стоит и дежурно улыбается не просто
привлекательная  женщина,  а весьма опасное и хитрое существо, много лет
руководящее  агентурной  сетью  коварных и безжалостных инопланетян, для
которого  отдать  приказ  о  его  уничтожении  не  составит  ни малейшей
проблемы.
     Разве  только  ей  захочется расправиться с ним не чужими руками, а
лично.
     Но как раз об этом нужно немедленно забыть, чтобы невзначай, раньше
времени  не  выдать  себя  и  не  спровоцировать  эту  "черную вдову" на
непоправимые  действия.  Вот  именно  - "черная вдова" - отличный образ,
самка-паучиха, пожирающая своих не успевших вовремя убежать партнеров.
     И,  улыбнувшись в ответ на ее улыбку, Шульгин чуть наклонил голову,
представился,  назвав  себя  старым, еще в школьные годы придуманным для
игр и мистификаций, неожиданно пригодившимся сейчас английским именем.
     Хозяйка  на  мгновение наморщила лоб, пытаясь вспомнить, говорит ли
оно  ей  что-нибудь, но, вздохнув, с сожалением пожала плечами. Не знаю,
мол,  и  никогда  не слышала. И сделала три шага по лестнице вниз, чтобы
запереть   за   гостем  дверь,  если  он  не  скажет  чего-нибудь  более
существенного в оправдание своего нелепого вторжения.
     У Шульгина было что сказать, и вскоре они почти дружески беседовали
в  холле,  выходящем  сплошь  застекленной  стеной во внутренний дворик,
украшенный     мраморными    статуями,    фонтаном    и    разнообразной
растительностью.
     Согласно  легенде,  Шульгин,  он  же Ричард Мэллони, был доверенным
лицом  сэра  Говарда Грина, агента-координатора пришельцев по Австралии,
Новой  Зеландии  и Океании, погибшего при загадочных обстоятельствах, но
успевшего  перед  смертью  передать  своему  другу адрес и пароль к леди
Спенсер.
     Похоже,  что аггрианка поверила Александру, долго и заинтересованно
расспрашивала  его  о совместных с сэром Говардом делах и в конце концов
предложила   потерявшему   старшего  товарища  и  покровителя  "искателю
приключений" поработать на нее за солидное вознаграждение.
     Задание,  полученное  Шульгиным  от Антона, тоже инопланетянина, но
представляющего  иную,  воюющую с агграми и покровительствующую землянам
цивилизацию,  как раз на этот вариант и было рассчитано. Этим же вечером
Сильвия решила представить новообращенного сотрудника своим коллегам.
     Пока  она  готовилась  к  мероприятию,  предоставленный самому себе
Шульгин принялся бродить по дому, по той его части, которая была открыта
для посторонних.
     Скоро  он  понял,  что,  вернувшись  к  нормальной  жизни, хотел бы
поселиться в таком же.
     Прежде  всего, изнутри дом был гораздо больше, чем казался с улицы.
Т-образной  формы,  вытянутый  в  глубину  обширного  парка  (о  наличии
которого  в  центре каменного Лондона неискушенному человеку трудно было
заподозрить),  со  всех  сторон  окруженного  высоким  забором и глухими
стенами  соседних  зданий,  этот  дом  стоял здесь не одно столетие и на
протяжении веков не раз достраивался и перестраивался.
     Многочисленные  коридоры  и коридорчики, прямые и винтовые лестницы
соединяли  холлы,  каминные залы, картинную галерею, библиотеку и другие
помещения, не имеющие выраженной специализации, в сложный, разветвленный
и  запутанный  лабиринт,  создающий  уважающему  себя  британцу ощущение
защищенности,  комфорта  и  связи  с теряющейся во временах норманнского
вторжения вереницей почтенных предков.
     Масса   произведений  искусства  со  всех  концов  некогда  великой
империи:  африканские  щиты и копья, индийские мечи и сабли, бронзовые и
нефритовые статуэтки из Китая, персидские и афганские ковры, причудливые
раковины южных морей. Память о грандиозных сафари колониальных майоров и
полковников  -  головы  антилоп,  бегемотов  и носорогов, шкуры тигров и
леопардов  на  полу  и обшитых темным деревом стенах. Неподвижный воздух
полутемных  зашторенных  комнат  -  как  сложная  композиция  парфюмера,
составленная из запахов старого дуба, тика, красного и эбенового дерева,
сандала,  воска,  столетиями  втираемого  в  узорный  паркет,  индийских
курительных  палочек,  кожи  кресел и диванов, переплетов старых книг и,
наверное,  духов  и  благовоний  тех  дам,  что шелестели здесь шелками,
муслинами  и  парчой  своих  туалетов. Как звуковое дополнение всех этих
обонятельно-зрительных  изысков  -  частые  перезвоны  идущих вразнобой,
потерявших   свое   время   часов,  стенных,  каминных  и  башнеподобных
напольных.
     Не  дом,  а  миниатюрная  копия  музея принца Уэльского. У Шульгина
сложилось   впечатление,   что   родовое  гнездо  лордов  Спенсер  -  не
архитектурное    сооружение   со   специально   придуманными   тщательно
оформленным  интерьером,  а  словно бы живой, растущий и развивающийся в
пространстве  и  времени организм. И его помещения - как годовые кольца.
Вот  здесь,  ближе к сердцевине дома, - семнадцатый век. В восемнадцатом
прибавились  эти  комнаты, в них и мебель другая, и форма оконных рам. К
ним  примыкает  девятнадцатый,  викторианский,  век,  а  самые близкие к
парадному  входу помещения оформлены современно - функциональная мебель,
картины  сюрреалистов  на стенах, японский музыкальный центр, гигантский
телевизор  с  видеомагнитофоном,  россыпь  ярких  журналов  на столике в
холле.
     Переходя  из  комнаты  в  комнату,  Шульгин пытался понять истинный
характер  хозяйки и, к своему удивлению, не замечал ничего, что говорило
бы о низменных чертах ее натуры. Скорее наоборот. А чего он, собственно,
ждал?  Надеялся  увидеть  орудия  пыток, а абажуры из человеческой кожи?
Смешно.
     Зато многочисленные фотографии в деревянных и металлических рамках,
развешанные по стенам, наводили на размышления другого рода. Среди дам и
джентльменов  в  одеждах  и прошлого, и нынешнего веков часто попадалась
особа,  поразительно  похожая на хозяйку дома. Конечно, платья, костюмы,
прическа,  типы макияжа были всегда разными, но черты лица, но выражение
глаз.  Что  это?  Подгонка  облика  к легенде, имитация принадлежности к
древнему аристократическому роду или?..
     Если  так,  то  сколько  же  ей  лет? Она что, вроде героини фильма
"Секрет  ее молодости" в исполнении Людмилы Гурченко, живет вторую сотню
лет?  И  никто  этого  не  замечает  и не удивляется? Загадка, достойная
размышлений.
     Но   заниматься  ею  Шульгину  не  пришлось.  Гнусная  составляющая
личности  аггрианки,  о  которой  предупреждал Антон, все же проявилась.
Пусть  несколько  позже.  Когда  после  светского  ужина  в  ресторане в
обществе крупных бизнесменов и членов правительства они вернулись домой,
Сильвия недвусмысленно дала понять своему гостю, что не прочь провести с
ним еще и ночь любви. Шульгин не нашел причин отказаться и испытал нечто
непередаваемое. Как персонаж анекдота про тетю Соню, которая думает, что
это - последний раз, и вытворяет в постели такое!..
     Пробуждение  же  оказалось  печальным.  Как  понял  Шульгин намного
позже,  Сильвия  разоблачила  его  с  первой  минуты,  но аггрианке факт
появления   неприятеля  непосредственно  в  ее  логове  был  неожиданным
подарком.
     Александр   Иванович,  называемый  большинством  знакомых  попросту
Сашкой,  был  человек  хоть  и беспринципный, но приверженный нескольким
простейшим  правилам. И среди них - вера в друзей, ради которых он готов
был  на  риск,  и, в свою очередь, надеялся, что и они ему помогут, если
что.
     Потому  и  рискнул  он  в очередной раз головой, будучи уверен, что
справится почти с любой ситуацией. Имел для этого основания.
     Что,  в общем-то, последующие события и подтвердили. Они с наркомом
выкрутились, можно сказать, с честью.


ГЛАВА 37

     -   Только   ты-то,   друг   Антон,  здесь  при  чем?  -  деликатно
поинтересовался  Шульгин,  выслушав  заверения  форзейля  в  том, что он
предпринял   все   возможное   для   розыска   и   спасения  Александра,
затерявшегося  "в  дали  времен,  в  пыли  веков".  -  Это мы с наркомом
вертелись, как черти на сковородке, а что делал ты?
     Кстати  сказать,  кое-кто  утверждал, что канал перехода из Замка в
Лондон  продержится не больше двух суток, а вышло, похоже, пять. Я начал
уже слегка беспокоиться.
     И  второе  -  отчего  возник  у  меня  провал  в  памяти?  Андрей с
Берестиным сохраняли полный контроль над своими клиентами.
     -  Это,  Саша, как раз самое неприятное. К тебе там еще не стучат в
дверь? Тогда слушай.
     Сказав  Шульгину, что он кинулся на его поиски на третий день после
случившегося, форзейль привычно покривил душой. Формально он не лгал, но
говорил лишь долю правды. Да и как иначе?
     Узнай  Сашка  о  том,  что  в основной своей ипостаси он прожил уже
более  четырех  лет в трех разных реальностях, выиграл две войны, учинил
несколько  государственных  переворотов  и  вдобавок  женился наконец на
очаровательной   девушке,   он  мог,  по  мнению  Антона,  повести  себя
"неадекватно".
     Каким  бы  сильным  ни  обладал Шульгин характером, предсказать его
реакцию  форзейль  не  брался. Скорее даже наоборот - как раз характер и
скрытые  до  поры паранормальные способности могли толкнуть землянина на
самые  отчаянные  действия.  Например  - переход на сторону врага. А что
терять,  раз ты - это уже давно не ты, а "симулякр", "действующая модель
паровоза в натуральную величину".
     -  Слушай, Саша, ты меня понял? - спросил Антон, закончив изложение
своей легенды.
     -  Чего же здесь не понять? Не дурак вроде бы. Я соображаю и о том,
и  об  этом.  Сколько  раз  ты  нас  подставлял,  помнишь? Пришла пора и
рассчитываться.
     Шульгин  не  знал,  что  он  сейчас  дословно повторил фразу из уже
имевшего  место  разговора  с  Антоном.  Правда,  несколько  позже. Да и
неудивительно,  один  и тот же человек в идентичной ситуации вряд ли мог
мыслить по-другому.
     И  все  же  у него появилось неприятное ощущение "дежа вю", то есть
уже бывшего в жизни.
     Журчала  и  шелестела  льющаяся  из  душевого  рожка  горячая вода,
пенилась в ванне ароматическая соль.
     В  дверь  деликатно  постучали.  Шульгин поднялся, стряхивая с себя
пену, прошлепал мокрыми ногами по коврику, сдвинул рычажок защелки.
     Заглянул старающийся выглядеть смущенным Валентин.
     -  Как  у  вас, Григорий Петрович, все в порядке? - А что, возникли
сомнения? - Шульгин усмехался нахально, поглаживая живот.
     - Нет, но вроде как вы разговаривали сам с собой. Вот я и подумал.
     -  Зачем думать? Это входит в ваши функции? Я, как персонаж повести
Юрия  Олеши, обожаю петь в клозете и ванной. Сейчас, например, собираюсь
исполнить арию Варяжского гостя. - А, ну тогда извините.
     -  Ходит  тут,  вынюхивает,  -  неизвестно, для себя или для Антона
сказал Сашка, вновь запирая дверь. - Так, о чем мы?
     Антон  еще  с момента выхода парохода "Валгалла" из ближней к Замку
бухты  в  сторону  Стамбула  понимал,  что в принципе он больше не несет
ответственности  ни  за  своих  земных  "друзей",  ни  за  судьбы данной
Реальности в целом.
     Все, что он мог и что считал Нужным, форзейль сделал. Самое главное
-  полностью  устранил  даже  малейшие следы существования аггров в этом
мире.  И  формально  его совершенно теперь не касалось, чем именно будут
заниматься  бывшие  враги  в оставшемся под их контролем отрезке истории
между тридцать восьмым и восемьдесят четвертым годом.
     Теоретически  он  мог  даже допустить, что процесс постепенно будет
распространяться вспять по оси времени.
     Проще говоря - определяемая фактом наличия в ней аггров Реальность,
лишенная  этой  компоненты, станет "выгорать", как бикфордов шнур. Или -
попросту  замкнется  сама  на  себя,  когда  совместятся  в сравнительно
недалеком  будущем  обе Сильвии, одна из которых волей-неволей вынуждена
будет   теперь  исполнять  одновременно  функции  причины  и  .следствия
собственного существования.
     И, значит, с одинаковым эффектом в этом новом химерическом мире он,
Антон, может делать что ему заблагорассудится или - не делать ничего.
     Однако некоторые сомнения все же оставались. Слишком многие события
здесь,  на  Земле,  и  в  Метрополии не укладывались в общую картинку. В
итоге   мучительных   (и   бесполезных,  даже  нелепых  с  точки  зрения
ортодоксального  форзейля) размышлений Антон все же решил исполнить свой
долг до конца. В полном соответствии с императивом Марка Аврелия: "Делай
что должен, свершится - чему суждено!"
     Дело  в  том, что сто двадцать прожитых на Земле лет, проведенных в
постоянном   общении   с   отнюдь   не   худшими   представителями  рода
человеческого,  обогатили  его  "менталитет"  такими понятиями, как долг
просто  и  долг  карточный,  честь,  верность  данному  слову,  здоровый
авантюризм, склонность к изящной интриге - понятиями, совершенно чуждыми
его  исходной  натуре.  Излишними,  а  то и вредными при работе в Других
мирах,  моральными  принципами,  но  необходимыми в "приличном" обществе
европейского типа.
     То  есть "спасать" Шульгина или, вернее, помочь воссоединиться двум
разным  теперь  уже  личностям  в едином теле Антон решил безусловно, но
заодно  он  надеялся  извлечь из парадокса максимум возможной пользы, на
случай, если "Главная реальность" все же уцелеет.
     Но,  как  уже  было  сказано,  раскрывать  истинное  положение  дел
Шульгину Антон пока не собирался.

     -  Ты,  Саша,  главное, не нервничай. Все уже позади. Еще буквально
час-другой, и ты будешь "дома", раз уж я тебя нашел.
     -  Да  я  как-то и не нервничаю вроде бы. Не впервой, тем более что
как  раз лично я ничего особенного не пережил. Три часа там, ночь здесь,
всего  и  делов, - сказав это спокойным, весело-небрежным тоном, Шульгин
тут  же  и насторожился. Давно и хорошо зная форзейля, он почувствовал в
его словах некий подтекст.
     Примерно  такими  словами  "готовят" людей чуткие друзья перед тем,
как сообщить что-нибудь по-настоящему трагическое.
     Была  у  него  и  своя  тактика в общении с хитрым инопланетянином,
который  как-то  назвал  себя  их  "даймоном", что в переводе на русский
означало некоего "светлого спутника", ангела-хранителя, проще говоря.
     Так  это  или нет, Сашка пока не понял, хотя и не мог отрицать, что
помощь  от форзейля всегда приходила вовремя, в моменты, когда надеяться
было  больше  не  на  кого.  И  в  то  же время было в этой помощи нечто
дьявольское.  Каждый раз она втягивала Шульгина и его друзей в очередной
виток все более и более рискованных предприятий.
     Шульгин   не  раз  задумывался,  что  произошло  бы,  отвергни  они
категорически   помощь  форзейля  в  самый  первый  раз.  И  не  находил
убедительного ответа.
     Вот  и  сейчас  он  ответил  Антону в привычном стиле. - Да что ты,
Саша?!  -  искренне  удивился, слегка даже возмутился Антон. - Я не хочу
незаслуженной   славы,   однако  и  твои  слова  звучат  обидно.  Ладно,
предположим, что вы отбились от аггров без меня и они про вас после того
забыли бы. Маловероятно, но допустим. Теперь думай дальше.
     Кем  ты  был  и  что  ты делал до нашей встречи? Кандидат медицины,
старший научный сотрудник без серьезных перспектив. Впереди двадцать лет
рутинной  работы,  за  неподобающие  взгляды  -  безусловно  невыездной,
докторскую,  если  и  напишешь,  ВАК  не утвердит, и как итог "бесцельно
прожитых годов" - пенсия 160 рэ. При условии, если доживешь.
     А  теперь?  Естественно,  определенные  сложности  появились, так и
неудивительно. У твоего тезки Меньшикова разве не изменился круг задач и
интересов,  когда  он от торговли пирожками перешел к созиданию империи?
Что скажешь?
     -  Если  бы я не был атеистом, сказал бы, что ты ужасно напоминаешь
дьявола, охмуряющего грешную душу.
     - Лестно. Но я оставляю тебе свободу выбора?
     Шульгин подумал.
     - Конечно. Если это можно назвать свободой.
     - Свобода - она всегда такая. Одним нравится уютная тюремная камера
с  баней  и  чистыми  простынями  по  субботам, гарантированной пайкой и
самодеятельностью  в  клубе.  Колючка  на  заборе  и охрана на вышках их
волнует  мало.  А  то  и  признается как необходимая гарантия внутренней
стабильности общества.
     Другие  предпочитают  прерии или тайгу, сон под кустиком у костра и
ужин  из  корней  лопуха,  если  промахнешься  по антилопе. Не повезет -
подохнешь сам или убьют не менее свободные, но более меткие индивидуумы.
     Зато  при  случае  наградой  -  "Золото  Маккены"  или  "Копи  царя
Соломона". Так, нет?..
     -  Я  же  сказал,  братец, что твоя методика ничем не отличается от
вышеназванной. Но я согласен. Что ты от меня хочешь в этот раз?
     - Очень немного, Саша. Вылезай из ванны, пригласи хозяина в кабинет
и поговори с ним под мою диктовку. И тогда, если ничего не помешает, еще
сегодня ты станешь самим собой.
     -  Хотелось  бы.  А  без заходов из-за угла можно? - довольно резко
спросил  он  Антона.  -  Я тебе что, подзалетевшая школьница на приеме у
венеролога? Что ты желаешь поиметь с меня на этот раз?
     -  Какой  ты  все  же, Саша, невоспитанный. Не дашь человеку плавно
подойти к снаряду. А я со всей душой.
     Хоть  разговор  у  них  был  как бы телефонный, голос форзейля едва
слышно  шелестел  в  капсуле, Шульгин внутренним взором ярко представлял
себе  и  позу  Антона,  одновременно  вальяжную и собранную, будто перед
прыжком, и его выражение лица.
     Так,  наверное,  мог бы выглядеть артист Тихонов, которому поручили
сыграть Швейка без грима.
     - Знаем мы твою душу. Так в чем проблема?
     - Первая - куда тебя возвращать.
     - В смысле?
     -  Видишь ли, твой оригинал сейчас... - Антон произнес это "сейчас"
и  запнулся.  Даже  он начинал уже путаться во временах. Впору вводить в
русский   язык   новые   грамматические  формы.  Придумать  какие-нибудь
"давнопрошедшее несовершенное", "будущее маловероятное" и тому подобное.
     Как  действительно можно говорить про находящегося во врангелевском
Крыму  Шульгина  "сейчас", а про него же, пребывающего (пребывавшего?) в
межвременном  Замке,  но  где-то в районе 1984 года - "раньше"? Какой во
всем этом физический смысл?
     -  В  общем,  твой оригинал фактически уже не находится там, где он
находился  в исходный момент. Совместить тебя с ним в Замке, сразу после
возвращения   из  Лондона  -  задача  сложная  не  так  технически,  как
и