не раскисать, прорвемся! Не в первый раз.
Ничего ведь непоправимого не случилось. Как пришел, так и уйду".
     Успокоившись, глядел в потолок, стараясь ни о чем не думать, очищал
мозги для предстоящего. Вслушивался, как по телу от браслета разливается
едва  ощутимый  ручеек силы и здоровья. Внутренним взором заставлял себя
видеть  этот  ручеек,  бегущий  по  принадлежащему  ему  теперь телу, по
сосудам, по нервам.
     Словно на картинке из анатомического атласа.
     Какой-то  там  "внутриядерный резонанс" возбуждает вибрацию клеток,
очищает  от  кальция  и прочей дряни стенки сосудов, выгоняет токсины из
печени  и  почек,  заставляет  регенерировать  рубцы  от  старых  ран  в
нормальную мышечную ткань.
     Сашка  почувствовал  странное,  слегка болезненное напряжение возле
левого верхнего клыка, давно, в Гражданскую войну, сломанного попавшимся
в  перловой  каше  камешком.  Еще  через  минуту  он ощутил, что золотая
коронка  словно  бы  шевельнулась.  Потрогал  ее  языком,  и  она  легко
свалилась,   лопнувшая   вдоль.   Сломанный   и   обточенный   зуб  тоже
регенерировал,  восстанавливал  свой  первоначальный  вид двадцатилетней
давности.
     Могучая  штука  этот  браслет-гомеостат.  Единственно по-настоящему
ценная  вещь,  доставленная  агграми  на  землю  для  собственных  нужд.
Благодаря  ей  и  живет  Сильвия  добрую  сотню лет, сохраняя молодость,
красоту, и темперамент Клеопатры.
     В   то   же   время  -  единственная  вещь,  которая  не  поддается
воспроизводству  на  дубликаторе  ВоронцоваЛевашова.  То есть поддается,
конечно,  но по принципу слесаря-интеллигента Полесова. "Мотор был очень
похож на настоящий, но не работал".
     А  если  бы  работал, тогда что? Наладить их массовое производство,
осчастливить человечество перспективой почти реального бессмертия?
     Очередной  вопрос:  а  не  стал  бы  такой  "подарок" чем-то похуже
атомной  бомбы?  Возможно,  это  и  имели в виду аггры, сделав гомеостат
неразборным и невоспроизводимым.
     Шульгин   словно  старался  посторонними,  необязательными  мыслями
отвлечь  внимание неких потусторонних сил, возможно, наблюдающих за ним.
А  сам  накапливал, словно заряд в лазере, психическую энергию. Чтобы ее
внезапным  выбросом  дотянуться  до  экстерриториального  во  времени  и
пространстве  Замка,  где,  возможно,  сидит  сейчас  и наблюдает за ним
Антон.  Как  он  наблюдал  на огромном экране за похождениями Новикова в
сорок  первом  году.  Раньше Сашке такая штука уже удавалась. Но сейчас,
похоже,  импульс  ушел  в  пустоту.  По  крайней мере, знакомого чувства
"соприкосновения"   Шульгин   не   ощутил.  Только  слабость  в  теле  и
головокружение.
     "Это еще ничего не значит, - постарался он успокоить себя. - Сигнал
мог  и  пройти,  просто  Антон отчего-то не среагировал сразу. Подождем.
Спешить особенно некуда".
     О  том,  что  дело  не  в  Антоне,  а  в мозге Шестакова, просто не
приспособленном для таких методов связи, он старался не думать.
     Ну  ладно.  Еще предстоит решить, как вести себя в ближайшее время.
Играть  в  предложенные  Лихаревым  игры  ему  абсолютно не хотелось. По
многим причинам.
     Пожалуй,  сначала  стоит  повидаться с Сильвией. Выслушать ее точку
зрения на происходящее, заручиться какими-то гарантиями.
     А  может  быть,  продолжить  выполнять  задание Антона? Ведь что он
требовал  от Шульгина - убедить Сильвию встретиться с форзейлем в Замке.
Желательно - добровольно.
     Первый  раз  это не вышло. Он просто не успел, поймался "на живца".
Второй  раз  на  такую  дешевку  его  не  купишь.  Значит, все ясно? Как
говаривал Хрущев: "Цели ясны, задачи определены. За работу, товарищи!"

     Лихарев  тоже  не  спал.  Несговорчивость  "наркома" путала ему все
карты.  Он  ведь  гонялся  за  ним  отнюдь не потому, что горел желанием
выполнить  приказ  резидента  и  его  лично  волновала  загадка странной
матрицы.  Ему  нужен  был  именно Шестаков. Без всяких внедренных в него
"драйверов". Сегодня истекает срок, отведенный для поиска.
     То,  что  "нарком"  не достался Ежову - хорошо. Просто великолепно.
Еще  раз  умело, ненавязчиво подать Сталину все ошибки, просчеты, да что
там  -  будем  называть  своими  словами  - преступно-халатное или прямо
преступное поведение наркомвнудела в этой неприглядной истории.
     От  Ежова  нужно  избавляться  немедленно.  Свое  дело  он  сделал,
"реорганизовал"     органы,     устранил     почти     все     одиозные,
ленинско-троцкистской   ориентации   фигуры   в   руководстве  партии  и
правительства,  а  на  остальных  нагнал  такого  "страха иудейска", что
несколько  лет  можно не опасаться сопротивления и фронды. А кого на его
место?
     Валентин склонялся к кандидатуре Заковского.
     Опытный  разведчик  и  контрразведчик,  крайне неглупый человек, не
связан  ни  с какими группировками и кланами, которых просто не осталось
уже  в  стране, и перепуган происходящим настолько, что будет смотреть в
рот ему, Лихареву, если поймет, от кого зависит его жизнь и карьера.
     Но  для  всего  этого  позарез  нужно согласие Шестакова, то есть -
Шульгина,  согласие  сыграть роль наркома, пусть всего несколько дней. А
там черт с ним, можно отдать его леди Спенсер. Убедительно замотивировав
перед  вождем  очередное  исчезновение  пресловутого,  а также одиозного
товарища.  Проще  всего  -  изобразить  смерть от инфаркта или мозгового
удара. Но сначала требуется предъявить его живым и здоровым.

     Валентин разыскал Заковского. Зная адрес и номер телефона, это было
совсем  не  сложно.  Тот  "отдыхал"  у  себя  на квартире. Ответственные
работники  его  уровня  никогда  не  спят, они именно "отдыхают", такова
тонкость номенклатурной лексики.
     Зазвонил  телефон на прикроватной тумбочке, комиссар первого ранга,
еще не успев открыть глаза, схватил трубку:
     - Здравствуйте, Леонид Михайлович, извините, что потревожил.
     - Кто говорит?
     - Студент говорит, если еще помните такого.
     Заковский  помнил,  конечно,  эту кличку. Вернее, псевдоним, клички
теперь только у уголовников. Еще по благословенным временам Дзержинского
и  Менжинского  помнил,  когда чекисту с четырьмя ромбами не приходилось
просыпаться  от  телефонного  звонка в холодном поту и не охватывала его
обморочная  слабость  при  мысли,  что какой-нибудь ничтожный лейтенант,
войдя  в  кабинет,  может  вдруг  приказать:  "Оружие  на стол", сорвать
петлицы,  ордена,  с  наслаждением  дать в морду и погнать пинками вниз,
вниз. В последний путь.
     Давненько они с Лихаревым не встречались с глазу на глаз. Заковский
знал, что Валентин по-прежнему обретается вблизи Хозяина, но вот в каком
качестве?  Все  связи  обрублены  еще  в  тридцать  третьем, и не по его
инициативе.
     -  Да,  помню.  В  чем дело? - сухо ответил комиссар. - Встретиться
надо,  "товарищ  Лева". Назвав его так, Лихарев дал понять, что разговор
будет серьезный и не по правилам нынешнего времени. - Когда, где?
     -  Да  уж  не  на  Лубянке.  Не  бойся,  телефон не прослушивается.
Гарантия стопроцентная.
     -  Кто  их  теперь  дает,  эти  гарантии?  -  в  голосе  Заковского
прозвучала тоска.
     Валентин  наблюдал  за  ним  с  расстояния трех метров и видел, что
комиссар, опустив мощные волосатые ноги на коврик, нащупывает в полутьме
шлепанцы.
     -  Я  даю.  Лева,  а  у  меня  они  надежные. Через полчаса на углу
набережной и Полянки. Да не стучи ты зубами, я на Ежова не работаю...
     -  Просто холодно, - с досадой ответил Заковский. Не хватало, чтобы
собеседник подумал; что он настолько трусит. Да Лихарев и сам видел, что
большая,  в  полокна,  форточка  раскрыта  настежь. Здоровый образ жизни
старается  вести  товарищ замнаркома. А на улице ведь мороз под двадцать
градусов. - Сейчас выхожу.

     Валентин  заглянул  в  комнату  Шульгина.  Сашка как раз пребывал в
стадии  сладкой  утренней  дремы,  пришедшей вслед за нервной, бессонной
ночью. И все же едва слышный скрип двери заставил его мгновенно вскинуть
голову.
     - Такое дело, Григорий Петрович, мне нужно на час-полтора уйти, так
вы не беспокойтесь, спите дальше. К завтраку вернусь.
     -  Куда  вдруг?  Что  за  срочность? - Шульгин почувствовал, острое
нежелание даже на короткое время выпускать аггра из поля зрения. Хотя бы
до тех пор, пока не достигнута полная ясность в их отношениях.
     -  Да  по  вашему,  кстати, вопросу. С одним человеком нужно срочно
повидаться.
     -  Что  за  человек?  Отчего  вдруг  -  срочно? Каким краем он меня
касается, объясните.
     Лихареву  объяснять  не  хотелось.  Долго, да и сложно так вот, без
подготовки.
     Шульгин  уже натягивал сапоги, всем видом показывая, что не намерен
принимать какие-то отговорки.
     -  А  знаете  что,  -  нашел выход Лихарев, - поехали вместе? И вам
будет интересно, и делу польза. Заодно и убедитесь.
     "Это - хороший вариант", - подсказал Сашке внутренний голос.
     - Ну, бог с вами, поехали.

     На  улице уже совсем рассвело, но Заковского Валентин увидел лишь в
последний  момент,  опытный  конспиратор  прятался в глубокой нише ворот
бывшего  купеческого особняка, второго от угла Кадашевской набережной. И
одет  он  был  не  в  форменную  шинель  или кожаное пальто, а в обычный
армейский полушубок, под ремень, и командирскую шапку со звездочкой.
     Лихарев на секунду притормозил, Шульгин с заднего сиденья распахнул
широкую дверцу.
     -  Кто  тут  еще?  - спохватился Заковский, уже опустившись рядом с
Валентином,  и  дернул  правую руку из кармана, где у него наверняка был
пистолет.
     - Свои, Леонид Михайлович. Неужто вы меня такой дешевкой считаете?
     - А! - комиссар только рукой махнул, но оружия в ней уже не было. -
Что за дело у тебя вдруг образовалось, "десять лет спустя"?
     - Оглянитесь сначала.
     Заковский  оглянулся,  две  или три секунды молчал, потом удивленно
выругался:
     - Ну ни хера себе! Нашлась пропажа. - Ага, сама взяла и нашлась. Из
чистого к нам с вами уважения.
     Лихарев  вкратце  изложил  комиссару  только  что  согласованную  с
Шульгиным   легенду.   За  двадцать  минут  Валентин  смог  убедить  его
поучаствовать   хотя   бы   в  этой  мизансцене  готового  к  постановке
трагифарса.  Да  Сашке  и  самому  было  крайне интересно увидеть живьем
пресловутого  персонажа  любимого фильма: "Я Лева Задов, со мной брехать
не  надо",  "Я  тебя  буду  пытать,  ты мне будешь отвечать", "Я с тобой
сделаю, что Содома не делал со своею Гоморрой", "Вся Одесса была без ума
- Лева Задов, поэт-юморист".
     Эти и некоторые другие фразы карикатурно-зловещего Левы из "Хмурого
утра" он с друзьями знал наизусть, в школьные годы цитировал в дело и не
в дело.
     Чем-то  он их тогда привлекал, садист по версии Толстого, начальник
махновской   контрразведки.   Возможно,   как   раз  тем,  что  воплощал
возможность  третьего  пути:  "Не  за  белых,  не за красных, за вольную
волю".
     Сознательными  диссидентами-антисоветчиками  юные "шестидесятники",
разумеется,  не  были,  но подсознательно, на грани инстинкта. Советская
власть им не нравилась. Хотя бы эстетически.
     Как  ни  старался  великий  писатель,  выполняя "социальный заказ",
сделать  Левку  как можно отвратительнее, что-то у него не получилось. А
может, как раз и получилось. Кукиш в кармане той же власти.
     А теперь этот самый Задов сидел прямо перед ним...
     -  И  нужен  нам  ваш  совет,  товарищ  комиссар  первого  ранга, -
подчеркнул  звание  Заковского  Валентин.  -  Сразу  ехать  к  Сталину с
товарищем наркомом, или все же сначала Ежова утопить?
     - Есть шансы?- жадно спросил Заковский.
     Для  него  это  значило  очень многое, точнее - все. Прежде всего -
жизнь!
     -  Не  было бы - о чем говорить? По крайней мере - они были два дня
назад.  - Валентин передал последний разговор Сталина с Ежовым и то, что
сказал ему Сталин, когда выгнал своего недавнего фаворита из кабинета.
     -  Тогда...  Тогда  я  бы  сделал  так,  -  и  Заковский  предложил
практически  то  же  самое,  что  планировал  сам Лихарев. Только у него
вдобавок  были  на  руках  убойные  против  Ежова  козыри,  и  старые, и
тщательно подобранные только что.
     Но  без  согласия  на  участие  в  интриге  Шульгина  все  их планы
оставались так, неосязаемым чувствами звуком.
     -  Мысль,  конечно,  интересная,  -  вмешался  до сих пор молчавший
Сашка.  -  А  ежели товарищ Сталин возьмет и передумает? Пожмет товарищу
Ежову  его  мужественную руку, временно свободную от "карающего меча", и
передаст  нас  с  вами  ему  для  принятия  надлежащих  мер.  Исходя  из
"революционной целесообразности"?
     Заковский  даже крякнул, услышав этот тщательно выстроенный период.
Вполне точно отражающий перепады настроения вождя.
     -  Вы  думаете,  Григорий  Петрович,  это  будет  так  просто? - не
поворачивая головы, спросил Лихарев, направляя свой "Гудзон" с Калужской
площади на улицу Димитрова.
     - Не думаю, но...
     -  А  раз  не  думаете,  так  зачем  себе голову забивать излишними
вариантами?  Скажите  лучше, как с Леонидом Михайловичем быть? По-моему,
не  стоит  ему  сейчас  домой возвращаться и на службу пока идти тоже не
стоит.
     -  Почему  вдруг?  - снова напрягся Заковский. Подозрительность так
въелась  в его "плоть и кровь", что в словах Лихарева вновь померещилось
привычное.   Вначале   вполне   доброжелательный   разговор,  обсуждение
дальнейших  планов, бывало, что и новое назначение с повышением, а через
час  -  арест.  Прямо  в  известном  кабинете или на лестнице, а то и за
банкетным столом.
     -  А  чтобы не рисковать без толку. Вы знаете, какой "материал" тот
же  Шадрин  успел  на  вас  дать?  Может,  за  вами  уже  выехали.  Мне,
признаться,   надоело  каждый  день  из  тюрем  людей  выручать.  -  Так
муровского Буданцева - это вы?..
     -  Кто  же  еще?  Одним  словом, поедем ко мне домой, отсидитесь до
прояснения  обстановки. А в наркомат позвоните, скажете, что... В общем,
сами придумаете, что сказать.


ГЛАВА 36

     У  крыльца дома на Столешниковом Валентин остановил "Гудзон", вышел
на  тротуар, за ним, с другой стороны, грузно, барственно, хотя и мешала
слишком  низкая  посадка  спортивной  машины, вылез Заковский. Последним
выбрался  из  двухдверного  автомобиля Шульгин, откинув спинку переднего
сиденья.
     Он  не успел бросить в решетку водостока почти докуренную папиросу,
как  к  нему  резко  свернул человек со следами былой интеллигентности в
виде  длинного ратинового пальто, нахлобученной на уши шляпы с обвислыми
полями и выпуклых очков.
     - Подождите, товарищ, позвольте прикурить.
     Сунулся  к  огню  хилым  кривоватым  "гвоздиком", по пять копеек за
штуку  у  уличного  разносчика,  дрожащей  с  похмелья  рукой  придержал
мундштук  Сашкиной  папиросы. И неуловимым движением что-то вложил ему в
ладонь.
     -  Вставишь  в  ухо,  -  услышал Шульгин тихий, как звук опадающего
осеннего листа, шепот.
     Через секунду человек, жадно затягиваясь, слился с потоком утренних
прохожих.
     - Что вы там? - обернулся к нему с порога Лихарев.
     -  Да  прикурить  дал  какому-то пропойце, - пожал плечами Шульгин,
отбрасывая окурок. - На спички и то у людей денег нет.
     В ванной комнате, щелкнув задвижкой, он наконец разжал руку. Хотя с
первой секунды, даже не разглядев лица "курьера", не сомневался в смысле
происшедшего.
     Дошел  его  "SOS"  через  пространство  и время, дошел все-таки! И,
значит, теперь все будет хорошо.
     На  ладони  лежало  нечто  вроде  пластикового  наперстка телесного
цвета, диаметром в полсантиметра. Мягкое и теплое на ощупь.
     Шульгин,  как  ему  и  было  сказано, вложил его в слуховой проход.
Отчего-то - в левый.
     Штучка  вошла легко, он тут же перестал ее чувствовать, а посмотрев
в зеркало, убедился, что снаружи она совершенно незаметна.
     И услышал знакомый голос, тихий, но отчетливый:
     -   Нормально   получилось?   Ну,   привет.  А  ты,  наверное,  уже
испереживался?
     Шульгин  не  знал,  какая система связи тут используется, и ответил
вслух, хотя и шепотом:
     -  Нормально.  Но ты все же и сволочь, Антон. Я тебе первый раз это
говорю?
     - Не первый. Да бог с ним, я не в обиде. А какие ко мне претензии?
     Именно  от обыденности разговора Сашка окончательно успокоился. А и
вправду,  какие?  Обещал  Антон  выручить  из  любой  заварушки  - вот и
появился.  Позже,  чем  хотелось?  Так тоже вопрос - сильно ли хотелось,
чтобы  раньше? Помнится, переживал, как бы его Сильвия раньше времени из
мозгов  наркома  не  выдернула,  Что ни говори, а оттянулся он по полной
программе. И всего за пять дней.
     - Ты, Саша, каким сейчас временем располагаешь? - спросил Антон, не
получив ответа на первый вопрос и правильно истолковав смысл паузы.
     -  Кто  ж  его  знает? Стою в ванной, слушаю тебя. После обеда меня
настоятельно  приглашают  на аудиенцию к Сталину, а я еще не решил, идти
или ну его на...
     -  Значит,  раз  в  ванной, минут пятнадцать-двадцать, не привлекая
внимания, просидеть там можешь. Отмокнуть, душ принять, побриться.
     Доложи совсем коротко, что произошло, начиная со вчерашнего вечера.
И ближайшие планы. Об остальном можно и позже.
     Шульгин  знал,  что  Антон  владеет  куда более надежными системами
наблюдения  и  связи,  так  отчего  же  сейчас такой примитив? Об этом и
спросил.
     -   Квартирка   ваша   очень  сильно  экранирована.  Почти  как  их
межгалактическая  база.  Начну защиту ломать - большой шум поднимется. А
через эту капсулу и говорить можем, и я всю нужную информацию сниму. Так
давай рассказывай быстренько.
     Конспективно  излагая  события  последних  суток и особенно суть их
ночных   разговоров   с   Валентином,   Сашка  параллельно  вспоминал  о
предыдущей, такой недавней встрече с форзейлем.

     Они  сидели  тогда в тени огромного раскидистого дуба на пестрой от
алых  и голубых цветов лужайке, неподалеку от стен пресловутого Замка. В
прерии  доколумбовой  Америки,  настолько  доколумбовой, что и индейские
первопроходцы  еще  не  успели  переправиться  из  Сибири через Берингов
пролив.
     Тогда  Антон  и  предложил  Шульгину,  заскучавшему  от однообразия
размеренной жизни, прогуляться "на Родину", то есть в свою реальность, в
Лондон 1984 года.
     -  Там  осталась  одна  милая  женщина. По внешним данным ничуть не
уступает  вашей  Ирине.  Зовут  ее  леди  Сильвия  Спенсер. Моя коллега.
Шеф-атташе   аггров  на  планете  Земля.  В  недавнем  "прошлом"  -  ваш
смертельный  враг.  А  после  диверсии  против базы на Валгалле - просто
очень  одинокая,  несчастная  женщина. Ее цивилизация вдруг исчезла, как
ничего и не было, а она осталась одна в чужом, жестоком мире"
     -  Ах,  как  трогательно, - ответил ему Сашка. - Я вот-вот заплачу.
Совсем одна.
     -  Не  иронизируй. Она сейчас, по моим расчетам, должна пребывать в
сильно  расстроенных чувствах, как бы еще руки на себя не наложила, чего
не  дай  Бог,  конечно.  Потому  что  мне  с  ней  очень  и  очень нужно
побеседовать.  Сам  я,  по ряду причин, на Землю в вашу реальность выйти
сейчас  не  могу,  а  тебя  переправлю. На сутки-двое, не больше. За это
время  тебе  с  ней  нужно  будет  познакомиться, неплохо и подружиться,
как-то  объяснить  ситуацию и убедить прийти сюда, в Замок. Желательно -
добровольно.  Потому что в ином случае шок может стать необратимым, и ни
я, ни ты никакой пользы из нашего мероприятия не извлечем.
     После соответствующей подготовки Шульгин, знающий теперь английский
язык  не  хуже  профессора  Хиггинса,  а  реалии  тамошней  жизни  - как
резидент-нелегал КГБ, вышел в город.
     Удивительная для этого времени стояла там погода - тепло, солнечно,
сухо. Будто бабье лето в средней полосе России.
     Лондон  Сашка,  благодаря  внедренной в мозг информации, видел весь
сразу,  будто  на  подробном  мног