гнием и через час уже вклеивал в удостоверение
чекиста  в  меру  тускловатую  фотографию.  Дорисовал  на  уголке сектор
фиолетовой, чуть вдавленной в бумагу печати.
     - Сойдет, пожалуй. Если в лупу специально не рассматривать.
     Шестаков  тоже  вгляделся.  Нет,  на  его  взгляд,  подделка вообще
неразличима.  А  узнать его да почти и невозможно. Сравнил этот снимок с
тем,   что  был  в  его  наркомовском  удостоверении.  Если  и  будет  у
розыскников   фотография,   переснятая   с   хранящегося   в  канцелярии
Совнаркома,  или где там еще, личного дела, так ничем она им не поможет.
Особенно, конечно, менял его внешность шрам.
     А  уже когда уходили они из дома, в сенях его вдруг остановила Зоя,
уже  попрощавшись:  - А ты ко мне вернешься, Гриша, или насовсем? - Да о
чем ты? - не понял, даже испугался Шестаков.
     -  О  том. Слишком ты стал непонятным для меня, чужим даже. И всего
за  четыре  дня.  Еще через неделю что будет? Но ты все же вернись, хоть
ненадолго. Ребятам же не объяснишь.
     Ему  вдруг  стало  и горько, и страшно, но что ответить жене, он не
знал.  Махнул  рукой  как-то  растерянно:  "Ну ты совсем говоришь что-то
несусветное,  Зоя,  куда  же  мне  без  тебя?" - еще раз неловко зацепил
губами ее щеку и выскочил наружу торопливее, чем следовало бы.


ГЛАВА 20

     Леди  Спенсер,  закончив  разговор  с  Лихаревым,  перешла  в  зал,
примыкающий к ее рабочему кабинету. Предусмотрительно разожженный лакеем
камин  и исходящее от него живое тепло настраивали на романтический лад,
особенно  когда  погода  за окнами отвратительная, почти ураганный ветер
завывает  в  печных  трубах.  Летящие,  похоже, прямо с Северного полюса
снеговые  заряды залепляют оконные стекла рыхлой коркой, а через час она
смывается  струями холодного, злого дождя. А потом снова. Не позавидуешь
оказавшимся сейчас вблизи берега морякам.
     Но,  как  писал  античный поэт: "Сладко, когда на просторах морских
разгуляются  ветры,  с  твердой  земли  наблюдать  за  бедою,  постигшей
другого".
     На  сервировочном  столике  ее ждала бутылка розового джина, хинная
вода, соленые орешки кешью, коробка тонких ароматических сигарет.
     Сильвия   любила  все  эти  маленькие  радости  жизни,  закономерно
вытекающие  из ее положения. После первой мировой войны нравы стали куда
свободнее,  и  если  раньше дама из общества должна была соблюдать массу
глупых  условностей, начиная от обязательного ношения корсета, то теперь
с этим покончено.
     Сделав   маленький   глоток   своего   любимого   напитка,  Сильвия
погрузилась  в размышления. То, что она оборвала Валентина, - правильно.
Незачем  рядовым  клеркам  задумываться  о  большой  политике.  Однако в
главном  он  прав.  Не  только его небольшие, но неоспоримые прерогативы
нарушены, но и ее на Земле почти безграничные.
     Неужели вправду там, на Главной базе, не поставив ее в известность,
кто-то начал самостоятельную операцию?
     Причем,   очевидно,   серьезную,   раз  объектом  воздействия  стал
высокопоставленный функционер одной из важнейших держав мира. Если так -
это прецедент. Неприятный.
     Версию  координатора  она  приняла сразу. Трудно допустить, что два
важных,  а  главное  - столь неординарных события совпали почти до минут
совершенно случайно.
     Что же из этого вытекает? Ей перестали доверять или это общая смена
курса?  И то и другое ее равно не устраивало. В любом случае делать вид,
что  ничего  не  происходит, глупо. Куда правильнее самой сделать первый
шаг.  Связаться  с  Таорэрой  и  прямо  задать вопрос. Пусть видят - она
полностью  контролирует ситуацию, ничто не проходит мимо ее внимания. Ее
это не касается - пусть так. Но ведь существует опасность, понятная даже
Лихареву, пусть вероятность ее исчезающе мала.
     Что,  если  матрица  на  самом  деле  принадлежит совсем другим? Не
агграм? Тогда это ловушка!
     При   этой   мысли  ей  стало  зябко.  Не  от  страха,  от  чувства
прикосновения к явлениям совсем иных порядков.
     По  должности  ей  полагалось  знать,  что, кроме них, облаченных в
человеческие  тела  посланцев  великой аггрианской цивилизации (на самом
деле  она  называлась иначе, этот термин взят из другого языка и другого
контекста, но раз он уже стал общеупотребительным, то пусть и остается),
на Земле присутствуют агенты так называемого Союза Ста миров.
     Они  ведут  здесь  свою  игру,  руководствуясь  десятки веков назад
сформулированными   правилами,   своего   рода   "Гаагской   конвенцией"
Галактической  войны.  Войны,  цели и перспективы которой рядовым бойцам
знать как бы и ни к чему.
     Один  из  земных военных философов неплохо сформулировал: "Доблесть
солдата  не в рассуждении, а в повиновении. Твой враг избран не тобой, а
для  тебя.  И  нельзя  отказаться  от задачи под предлогом того, что она
невыполнима. Как ты можешь рассуждать об этом, пока не сделал все, чтобы
ее выполнить?"
     До  сего  момента Сильвии не приходилось напрямую сталкиваться ни с
одним  из  форзейлей.  Она могла лишь пытаться угадать, кто из политиков
мирового  уровня  (или  приближенных  к  ним "людей") исполняет на Земле
функцию, аналогичную ее миссии. Но была уверена, что такая фигура есть и
в случае крайней необходимости возможно с ней вступить в контакт. Только
причина  должна быть уж очень веской. Так как же ей поступить, если этот
ее  коллега-враг  прибег к столь нестандартной мере, как использование в
своих  целях  им,  агграм, принадлежащей техники? Потому, что не имеется
своей, или в целях введения противника в заблуждение?
     Впрочем,   мера  эта  нестандартная  только  для  них,  пришельцев,
коренные  земляне  прибегают к ней испокон века, считая такой прием само
собой разумеющимся.
     Приняв  решение,  леди  Спенсер  начала  готовить свою аппаратуру к
сеансу прямой связи с базовой планетой.

     Увы,  экстренная  консультация с Центральной базой помогла ей мало.
Там  тоже ничего не знали, вернее - знали слишком хорошо о том, что сами
подобной   акции   не  проводили,  необходимая  аппаратура  на  Землю  в
означенный  период  не доставлялась и других резидентов соответствующего
ранга, кроме Сильвии, среди землян не имеется.
     Значит,  по  принципу  Оккама, который на Таорэре тоже признавался,
гораздо  проще допустить, что имел место какой-то сбой в земных приборах
контроля и слежения.
     После    этого   разговора,   предположила   Сильвия,   "дело"   за
маловажностью вполне может быть "списано в архив". В смысле бюрократизма
и  чиновничьей  рутины  сотрудники  Центральной  базы  не уступали своим
российским, советским, китайским коллегам.
     Поняв  настроение  руководства,  Сильвия  предпочла  не заикаться о
своих  подозрениях  в адрес соперников - форзейлей. Действительно, лучше
во всем разобраться самой.
     Еще  раз вызвав Лихарева, она повторила приказ отслеживать ситуацию
в  пределах  своих  технических  возможностей, все силы бросить на поиск
"таинственного  наркома"  и  пообещала в случае необходимости прислать в
помощь   парочку   полевых  агентов  с  усовершенствованными  поисковыми
детекторами.

     Но...  Как  часто  даже  в  самой обычной жизни вдруг случается это
"но"!
     Следующим  утром дворецкий сообщил, что внизу просит встречи с леди
Спенсер посыльный.
     Она  спустилась  по  широкой  лестнице  в  холл.  Молодой  еще,  но
старающийся  для  солидности  выглядеть  лет  на  десять старше клерк из
банка, где она еще с довоенного времени держала значительную часть своих
капиталов,  вручил  ей  узкий  конверт глянцевой голубоватой бумаги с ее
собственной монограммой в правом верхнем углу.
     -  Что  это?  -  спросила  Сильвия,  медли  разрывать пакет прямо в
прихожей.  Во  всем  должен быть порядок, и для такого случая в кабинете
есть целый набор костяных и металлических ножей для разрезания бумаги.
     -  Этот  пакет  был  депонирован  в  начале  1921 года с поручением
вручить  его  вам  лично  не  ранее  10  января 1938 года. Поскольку это
единственное   условие,  а  сегодня  как  раз  десятое,  директор  решил
исполнить  волю  поручителя  немедленно. Банк "Братья Бэринг иДж. Сметс"
считает   тщательность   и   пунктуальность   важнейшим  условием  своей
деятельности.
     -  Благодарю  вас.  Я  не  имела  и не имею оснований сомневаться в
надежности банка и высоких деловых качествах его сотрудников.
     Клерк  с  достоинством  поклонился,  придерживая  локтем  котелок и
зонтик,  с  которого  капало  на  ковер,  невозмутимо принял от клиентки
золотой   соверен.   В   отличие   от   банкноты   равного  достоинства,
викторианская монета могла рассматриваться не как чаевые, а чем-то вроде
наградного жетона.
     Стоя  у окна, за которым почти ничего не было видно - дождь пополам
со  снегом  продолжал изливаться на Лондон третьи сутки подряд, да еще и
пропитанный  угольным  дымом  туман  спустился  почти  до  уровня черных
шиферных крыш, - Сильвия распечатала пакет.
     В  нем находились два листка шелковистой, чуть пожелтевшей бумаги и
еще  один  конверт,  гораздо меньший, плотно заклеенный, с выразительной
надписью   наискось:   "Для  м-ра  Р.  Мэллони.  Только".  (Естественно,
по-английски.)  Пожав  плечами,  она  развернула  письмо.  "Доброе утро,
дорогая!  -  прочитала  Сильвия написанные ее собственной рукой слова. -
Надеюсь,  ты получила мое письмо вовремя и ничего экстраординарного пока
не случилось. А возможно, и не случится. Понимаю, что получить письмо от
самой себя да еще когда великолепно помнишь, что его отнюдь не писала, -
это шокинг. Даже при том, что нас с тобой удивить чем-либо трудно".
     Сильвия   хмыкнула,   на   секунду  оторвалась  от  текста,  словно
действительно  пытаясь  вспомнить,  писала ли она нечто подобное. Когда?
Ах,  семнадцать  лет  назад.  Если  это  мистификация, то чья и зачем?..
Бумага  и  конверт из ее бювара, с 1914 года она не меняла стиль. Почерк
тоже   на   взгляд   неотличим.  Она  продолжила  занимательное  чтение.
"Разумеется,  все  не  так  просто. Тебе пока с подобным сталкиваться не
приходилось, но я недавно поняла, что мир устроен несколько сложнее, чем
нам представлялось. Поясняю. Я - это ты, какой, возможно, станешь к 1984
году. Что, впрочем, теперь проблематично.
     Так  вот,  я  из  восемьдесят  четвертого года пишу себе в тридцать
восьмой, находясь при этом в двадцать первом и, может быть, не в прямой,
а  в параллельной, только что возникшей реальности. Или скорее всего как
раз  на  развилке  между  ними. У меня нет времени, да и особого желания
излагать  здесь  все события и парадоксы, сделавшие такое возможным. Они
уже  произошли,  и этого пока достаточно. Все остальное ты узнаешь сама,
если я права в своих предположениях.
     Перехожу  к  сути  дела.  На  днях  я,  и  не совсем по своей воле,
побывала  на  Таорэре,  или,  как  ее  называют  уже  добравшиеся и сюда
земляне, - Валгалле. Нам с тобой, в силу нашего воспитания, это имя даже
ближе.
     Здесь  мне удалось познакомиться с твоим рапортом о выявлении якобы
функционирующей  в  Москве  электронно-квантовой матрицы некой личности.
Если  ты  ее  смогла  обнаружить, значит, я совершила грубую ошибку. Это
урок  тебе - никогда не пытайся делать вещи, смысл и последствия которых
ты не в состоянии предвидеть.
     Подсказываю   -   носителем   матрицы   является   член  Советского
правительства в Москве, министр, или, на их жаргоне, - народный комиссар
Шестаков.  Но  человек,  чья  личность  в  нем присутствует и с которым,
возможно,  теперь  сможешь познакомиться и ты, находился в чужом теле не
более  трех  часов, после чего благополучно вернулся назад и в настоящее
время  жив,  здоров  и  никаких  признаков  потери части личности или ее
раздвоения не проявляет.
     Если  же  излучение  матрицы  фиксируется  после ее снятия, значит,
имеет  место  не  предусмотренный теорией феномен. Впрочем, я не слишком
удивлюсь,  когда  окажется, что так оно и есть. Мозг и психика господина
Шульгина  имеют  несколько  необычное  устройство,  и,  по своей обычной
манере,  он  мог  придумать нечто такое, что позволило ему оставить свой
дубликат в мозгу советского министра".
     Сильвия   вновь   оторвалась   от  письма,  осмысливая  неожиданную
информацию.  Налипав  бокал  джина,  чего  с утра обычно не делала. Надо
все-таки   дочитать,   а   проанализировать   содержание   и   проверить
достоверность текста можно будет позже.
     Хотя многие моменты в откровениях ее "альтер эго" казались чересчур
странными даже на первый взгляд.
     Прежде всего теорию параллельных реальностей она считала не теорией
даже,   а   некой   умозрительной  гипотезой,  позволяющей  просчитывать
возможные  последствия предпринимаемых вмешательств в земную историю, но
отнюдь не предусматривающей возникновения и одновременного существования
как исходных миров, так и альтернативных.
     Из  слов  же  "Сильвии-84"  следовало,  что  указанные параллельные
реальности - дело самое обычное. Если ей верить, - а оснований не верить
пока  не  было, - за следующие десятилетия в метрополии коренным образом
изменили  свои отношения с агентурой, им стали гораздо больше доверять и
снабжать  куда  более  сложной  и  эффективной  аппаратурой. Позволяющей
самостоятельно  осуществлять манипуляции с квантовым переносом личностей
и  даже  произвольно  перемещаться  во  времени.  А  также  знакомить  с
последними достижениями фундаментальных наук, чего раньше не было.
     За  последние  семьдесят  лет,  с  того дня, когда "юная наследница
угасающего  рода"  сошла  с  палубы  пакетбота линии Бомбей - Кейптаун -
Лондон,  чтобы вступить в полные права владения родовым гнездом и начать
свою блестящую светскую карьеру, никаких "курсов повышения квалификации"
или "семинаров по обмену опытом" для нее не организовывали.
     Более  того,  Сильвия  была  уверена,  что "на родине" давным-давно
забыто  само понятие "прогресса", неизвестно, сколько тысячелетий ничего
нового там не появлялось и не могло появиться. Так же, как в муравейнике
трудно   вообразить   внезапное  возникновение  оригинальных,  передовых
технологий  строительства  или  реформы системы воспитания подрастающего
поколения.
     С  точки  зрения  землянки,  живущей  в эпоху самого бурного за всю
историю  человечества  прорыва  во  всех областях науки и техники, такое
положение вещей выглядело крайне странным; базовые же установки личности
заставляли  ее  воспринимать  обе  несовместимые парадигмы спокойно, как
должное.
     "Очень   многое  из  того,  что  сейчас  кажется  тебе  странным  и
невозможным,  господин  Шульгин  сможет  объяснить  при  личной встрече,
поскольку  обладает  даром  популяризатора  и  является непосредственным
участником событий, приведших к нынешнему нашему положению.
     Я  не  могу  сейчас  сказать,  в  каких именно отношениях находится
"драйвер" со своим подопечным, степень подавления базовой личности может
варьироваться  от  25  до  100  процентов.  Если  "драйвер" преобладает,
достаточно  назвать  его  настоящим  именем и сказать нечто вроде: "Леди
Сильвия  приветствует  сэра  Ричарда",  после чего передать ему письмо и
поступать  по  обстановке,  воспринимая партнера как посвященного первой
степени.
     В   ином   случае   необходимо   использовать   вербальную  формулу
активизации матрицы (приводится текст на аггрианском командном языке).
     Дальнейшее  будет  зависеть  от степени доверия, которое между вами
установится.  Поскольку  секретов  у  нас друг от друга быть не может по
определению,  хочу  тебе  сказать,  что  какое-то  время я с Александром
находилась  в  достаточно  близких,  взаимоприятных  отношениях, большая
часть  которых,  к  твоему  сожалению,  приходится  на  период  времени,
следующий за его возвращением в собственное тело.
     Так  что  сейчас  он должен будет воспринимать тебя по преимуществу
негативно.  На  то  есть  веские  причины,  и  осуждать его за возможное
недружелюбие  не  стоит.  Но  адресованное ему письмо, вскрывать которое
тебе ни в коем случае не рекомендую, должно помочь.
     Ключевыми  словами  для первоначального подтверждения твоей со мной
адекватности   могут   быть:   "Валгалла,  Новиков,  Левашов,  Воронцов,
Берестин, Антон, Замок, Ирина". Но это даже лишнее. Хватит и письма.
     Теперь  -  чтобы  тебе  самой  еще  кое-что стало понятнее. По всем
известным  мне  законам,  прямая  связь между параллельными реальностями
невозможна. Но у нас случился несколько иной вариант.
     В    силу   обстоятельств,   о   которых   у   меня   нет   времени
распространяться,  я оказалась сейчас у самого основания очередной вилки
бифуркации,  где  одновременно  уже  почти  сформирована  альтернативная
реальность,  но  продолжает  существовать  и  прежняя.  Их окончательное
разделение  должно  случиться  в  ближайшие  дни,  когда волна изменений
цокатится от России до Англии.
     Так   что   я   сейчас  существую  фактически  в  двух  воплощениях
одновременно, причем нахожусь почти в одной и той же точке пространства.
Я  - на нашей вилле в Истборне, она (то есть - ты) дома, в Лондоне. Если
я  не  ошибаюсь  в  расчетах, то успею еще передать это письмо в банк на
хранение.  И тогда его сейчас читаешь ты - которая на самом деле я сорок
шесть  лет  назад.  Читаешь  с пользой для себя и будущего. Если же нет,
тогда тебе, леди Спенсер из какой-то очередной реальности, увы, так и не
доведется  узнать,  что  Шекспир, как всегда, прав и на самом деле "есть
многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам".
     На  этом - прощай. Желаю успехов в твоем нелегком и, как мне не так
давно стало известно, довольно таки бессмысленном деле. Жаль, что мне не
дано  узнать, что и как у тебя сложится. В моем прошлом ничего подобного
не происходило. Расходящиеся мировые линии уносят нас все дальше друг от
друга. Хотя - кто знает? Все еще может случиться.
     Р. S. Выслушай на прощание еще несколько практических советов".
     У  самого  обреза  листа - знакомая, почти каллиграфическая подпись
рукописной  готикой. Безо всяких дежурных формул типа: "Целую", "Примите
уверения", "Искренне ваша".
     Уф! Длинное письмо и достаточно бессвязное. Но Сильвия хорошо знала
себя   и   понимала,  что  крайне  трудно  второпях  написать  логически
безупречный,  достаточно  понятный  текст,  в который необходимо вложить
информацию  о  событиях,  происшедших  за  полсотни лет, разъяснить вещи
почти   необъяснимые,   изложить   несколько  гипотез,  да  еще  и  дать
практические рекомендации самой себе, все время путаясь в воспоминаниях,
что тебе было в тот момент известно, а что нет.
     Но  в любом случае на мистификацию это похоже очень мало. Репутация
банка   действительно   безупречна,  и  если  они  сказали,  что  письмо
депонировано  именно  в 21-м году, значит, так оно и есть. И автором его
не  мог быть никто, кроме нее самой или человека, настолько посвященного
в  дела  резидентуры,  что... Что, если такой человек существует, вся ее
деятельность теряет смысл.
     Сильвия  испытала  мгновенное  и  острое сожаление, даже тоску, что
невозможно лично поговорить с той, что писала вот это.
     У  нее никогда не было ни родственников по крови, ни просто близких
людей.  Не считать же таковыми деловых партнеров и многочисленных, но на
очень короткий срок, любовников.
     А  вот  с  ней,  с  "леди  Спенсер-84",  Сильвия  была бы счастлива
повстречаться. Как со старшей и любимой сестрой. Что-то важное спросить,
о чем-то поплакаться.
     А тот Шульгин, о котором она пишет. Близкий человек старшей Сильвии
- ей самой он кто? Побочный зять?
     Она  рассмеялась.  Скорее  ее собственный будущий любовник, сейчас,
возможно, еще и не родившийся. На него посмотреть не менее интересно.
     Невероятно. Она - и вдруг ловит себя на приступе сентиментальности.
     Кстати,  что  значат слова той, другой, о безнадежности их дела? Не
здесь  ли  ключ?  Може