украсть у ближнего Ключ, но пользы от того будет немного. При первой
же попытке воспользоваться им любой автомат обзовет тебя грабителем.
     За пределами центра улицы в это время суток были почти  пусты.  Снеер
слабо знал район, поэтому наугад  брел  между  жилыми  блоками-близнецами,
нацеливаясь - как на морской маяк -  на  ярко  освещенную  вершину  "Башни
Арголанда", мелькающую в просвете улиц, ведущих к центру.
     Там, на сто двадцать пятом этаже, рассиживают разные  субъекты,  жрут
сочные бифштексы... - он вздохнул, вспоминая прекрасную ресторанную  кухню
на вершине небоскреба.
     На перекрестке улиц, перед входом в небольшой пустой  бар,  он  почти
столкнулся с какой-то тощей растрепанной девчонкой. Она быстро отскочила к
стене дома, скрывшись в тени между двумя освещенными окнами бистро.  Снеер
вошел внутрь.
     За толстыми стеклами витрины буфета красовались аппетитные холодные и
горячие  закуски.  Автоматы  с  напитками  приглашали   яркими   зазывными
рекламами. Он сглотнул и машинально потянулся к  карману,  хотя  прекрасно
знал, что сделать ничего не сможет. Гастрономические автоматы были  не  по
его части...
     Он провел кончиками пальцев вдоль  края  дверцы  одного  из  подающих
устройств. Щель была слишком узкой,  чтобы  удалось  чем-нибудь  подцепить
дверцу, отгораживающую изголодавшегося человека от аппетитных блюд.  Самым
слабым местом было стекло, но Снееру  не  улыбалось  выбирать  из  тарелки
стеклянные осколки. Он со злостью ударил кулаком по стеклу.
     - Осторожней! - послышался у него за спиной хрипловатый голос.
     Он оглянулся. В дверях стояла девушка. В  ярком  свете  он  видел  ее
худое, бледное лицо и лихорадочно блестевшие глаза.
     - Даже не пытайся,  -  сказала  она,  указывая  на  автоматы.  -  Они
установили предохранители. Смотри!
     Она  протянула  Снееру  узкую  костлявую  руку,  покрытую  множеством
шрамов. Он вопросительно взглянул на нее.
     - Они вмонтировали баллоны с аэрозолем. Как только разобьешь  стекло,
автомат опрыскивает  тебя  разъедающей  кожу  дрянью,  и  потом  часа  три
чешешься. Аж до крови. Это проникает даже сквозь перчатки  и  одежду.  Мне
повезло, что только ладони...
     Они стояли друг против друга. Потом девушка сказала:
     - Я думала, у тебя есть пункты. Такой моднющий парень - здесь. В этой
забегаловке дают на зеленые и красные. Желтяки сюда не заходят. Но ты... у
тебя тоже нет?
     - Потерял Ключ.
     - Жаль. Я думала, подзаработаю. Не могу попасть  в  свою  кабину.  Не
заплатила за предыдущий месяц, и мне  заблокировали  двери.  Теперь  плачу
каждый день, понемногу, сколько  удастся  добыть.  Когда  долг  небольшой,
иногда удается открыть дверь и  переспать  дома.  Но  когда-то  ведь  надо
выходить, иначе с голоду умрешь. А при возвращении  опять  платить,  чтобы
дверь открылась. И так изо дня в день. А на Ключе у меня нуль.
     - До конца месяца еще далеко, - заметил Снеер.
     Он никак не думал, чтобы кто-то в этом городе мог оказаться  в  столь
плачевном положении. Месячная выдача худо-бедно обеспечивала существование
даже шестирякам.
     - В начале каждого месяца приходит один мерзавец и  отбирает  все  до
последнего красного, - вздохнула девушка.
     - Муж?
     - Не совсем. Но все равно бьет, если я не хочу переводить  пункты  на
его Ключ.
     - Ты пыталась подать жалобу в полицию?
     - А какой толк? Он на них работает. Они пользуются его  услугами,  он
им нужен, и они никогда не поступят с ним  плохо.  Его  целыми  ночами  не
бывает дома, он почти не живет со мной, ему наплевать, что  квартирные  не
уплачены.
     - Ничем не могу тебе помочь, - развел руками Снеер. -  Сам  не  знаю,
где буду спать сегодня.
     - Ничего, обойдется, - улыбнулась девушка. - Не сегодня,  так  завтра
вынырнет кто-нибудь с несколькими пунктами. Как  говорится,  пока  Ключ  в
руке - в сердце надежда. Хуже,  когда  даже  Ключа  нет.  Вот  тогда-то  и
разверзается геенна огненная. Я знаю, у  меня  однажды  украли.  Последнее
время, кажется, все чаще воруют.  Пока  человек  получит  новый,  сдохнуть
можно из-за ихней бюрократии.
     Еще более удрученный жалобами  девушки,  Снеер  ускорил  шаги,  чтобы
поскорее  попасть  в  знакомые,  дружественные  районы  центральной  части
города. Сокращая путь, он свернул с главной магистрали, проходящей широкой
эстакадой над низкими домами древней застройки. Забрался в узенькие улочки
старого района и  уже  спустя  минуту  пожалел,  что  не  держался  хорошо
освещенной артерии.
     - Эй, мистер! - услышал он за спиной тонкий детский голосок.
     Он обернулся. Паренек лет десяти, не больше, шел следом на расстоянии
нескольких шагов.
     - Чего тебе? - Снеер украдкой огляделся по сторонам.
     - Купи шоколадку. За углом есть автомат.
     - Понимаешь, - Снеер дружелюбно улыбнулся мальцу, -  так  получилось,
что у меня стащили Ключ.
     Обескураженный мальчонка молча стоял  перед  ним.  Видимо,  на  такой
случай его не проинструктировали.
     - Ну почему ты не хочешь купить ребенку шоколадку? - произнес  чей-то
голос из мрачного подъезда дома. - Научить тебя вежливости?
     Из темного проема вышел высокий,  широкоплечий  парень.  За  ним  еще
двое,  пониже  ростом  и  не  такие  видные.  Зато  в  руках  у  них  были
металлические прутья.
     - Я же сказал, что у меня нет Ключа, - буркнул Снеер,  делая  шаг  им
навстречу. - Не веришь? На, ищи!
     Дылда нерешительно приблизился.
     - Только без фокусов! - неуверенно предупредил он.
     Чувствовалось, что у него нет навыка. Он  ощупал  спокойно  стоявшего
Снеера, проверил все карманы и кинул дружкам:
     - Нету!
     - Брось, - посоветовал один из них. - Может, фараон.
     - Я знаю тут всех стукачей, - проворчал высокий. - Ты кто такой?
     - Пожалуй, лучше тебе не знать, сыпок, - процедил Снеер, - а  то  еще
помрешь со страха.
     Парень мгновение колебался, потом отступил шага на два.
     - Ну, лады, лады, - примирительно сказал он. - Дела не было.
     Снеер развернулся на пятках и, не оглядываясь, не очень быстро  пошел
в сторону ближайшей поперечной улицы.  Лишь  за  углом,  приметив  вдалеке
стоящую у тротуара полицейскую машину, облегченно вздохнул.
     Номер прошел. Начинающий  "выжимала"  прекрасно  знал,  кто  -  кроме
некоторых тайных функционеров полиции -  может  ходить  ночами  по  улицам
Арголанда без Ключа. Будь у Снеера при себе  Ключ,  приключение  неизбежно
закончилось бы принудительными покупками.
     "Выжималы"  обычно  не  наносили  телесных   повреждений   прохожему,
оплачивающему  в  автоматах  заказанные  ими  товары.  Как  правило,   они
ограничивались несколькими бутылками спиртного, двумя-тремя банками  пива,
какой-нибудь небольшой закуской. Учитывали состояние  счета  жертвы  и  не
опустошали его до  конца.  На  умеренности  требований  они  строили  свою
безопасность и ненаказуемость.  Клиент,  "ощипанный"  в  меру  мягко,  как
правило, не обращался в полицию, понимая бесполезность жалобы. Разумеется,
выжимала никогда не требовал никаких переписей на свой Ключ,  и  его  след
обрывался за углом улицы.
     Только если жертва отказывалась  удовлетворить  требование  выжималы,
дело обычно  заканчивалось  белее  или  менее  сильными  побоями  в  целях
предупреждения потенциальных клиентов.  Но  и  в  этом  случае  установить
личность нападавших было чрезвычайно сложно, так как они действовали вдали
от мест своего постоянного жительства, где  обычно  пользовались  неплохой
репутацией у соседей и тамошних полицейских.
     "Уж лучше бы потерять несколько  пунктов,  только  б  иметь  Ключ!  -
подумал Снеер. - Хорошо,  что  они  отцепились.  Могли  бы  меня  порядком
отделать!"
     Он сыграл рискованно, но эффективно.  Внушение  подействовало,  в  их
шестиряковых   мозгах   взыграл   страх.   Элегантно    одетый    субъект,
прогуливающийся без Ключа по боковым улицам,  мог  быть  обдиралой.  Снеер
почувствовал озноб, подумав о встрече с настоящим  бандитом.  Он  не  знал
никого, кто вышел бы невредимым после такой встречи. Об  обдиралах  иногда
говорилось в полицейских сообщениях, поэтому  их  действия  были  известны
многим.
     Обдиральство  -   процедура,   которую   не   одобряли   даже   самые
дегенерировавшие преступники Арголанда. Обдирала - это вконец выродившийся
бандюга, который одним ударом кулака ухитряется убить человека,  а  потом,
пользуясь специальной, только ему известной техникой, тонко содрать кожу с
руки покойного - как снимают перчатку.
     Обдирала не носит собственного Ключа. На дело идет, принарядившись  в
приличный вечерний костюм. Обычно в его распоряжении всего  одна  ночь  на
то, чтобы опорожнить Ключ жертвы, прежде чем полиция узнает об убийстве  и
заблокирует счет. Поэтому он не успевает подготовить папиллярную перчатку.
Впрочем, ни один уважающий себя "перчаточник" не  изготовляет  перчаток  с
мертвой руки, а обдирала никого не берет в компанию. Используя кожу жертвы
в качестве перчатки, он до утра  ведет  активную  ночную  жизнь  в  лучших
ресторанах, ни у кого не вызывая подозрений.
     Возможность использовать чужой Ключ обычно заканчивается на следующее
утро, но тогда обдирала уже спит в своей самой надежной малине,  набираясь
сил для очередной ночной вылазки. Преступник до  такой  степени  анонимен,
что в Арголанде не удалось еще ни разу схватить ни одного обдиралы.
     Снеер слышал, что порой жертвами обдирал оказывались люди с  мизерным
содержанием счета. Ведь преступник не проверяет Ключа перед нападением,  а
жертву выбирает скорее всего по внешнему виду. Поэтому отсутствие Ключа не
является защитой от такого негодяя.
     Приближаясь к южной части  центра  города,  где  полицейские  патрули
тщательно очищали улицы от подозрительных  личностей,  Снеер  почувствовал
себя безопаснее. Сейчас полицейские были его сообщниками и опекунами.  Он,
как положено, заявил о пропаже  Ключа,  это  можно  было  в  любой  момент
проверить в Комендатуре. А доказательство его идентичности  -  папиллярные
линии руки  -  были,  как  и  у  каждого  гражданина,  зарегистрированы  в
центральной  картотеке  Сискома.  Он  облегченно  вздохнул,  оказавшись  в
знакомом районе, где с ним не могло приключиться ничего плохого  ни  днем,
ни ночью. Здесь он прожил почти всю сознательную жизнь,  здесь  чувствовал
себя уверенно и безопасно.
     Он  плелся  на  гудящих  от  усталости   ногах,   проклиная   размеры
агломерации.  Арголанд,  раскинувшись  вдоль  западного  и   юго-западного
берегов озера Тибиган, постепенно поглотил бывшие  пригороды  и  несколько
старых, обнищавших городков в радиусе десятков километров. Теперь это было
огромное скопище старых городских районов, пригородов с низкой  застройкой
и  кольцом  окружающих  центр  многочисленных  микрорайонов   с   мрачными
однотипными жилыми блоками.
     Дальше, за границей агломерации, уже не было ничего... То есть ничего
- с  точки  зрения  прямых  интересов  обитателей  города.  Там  на  сотни
километров вширь раскинулись сельскохозяйственные угодья и  скотоводческие
фермы,  в  которых  хозяйничали   устройства,   требующие   лишь   надзора
немногочисленных специалистов. Кое-где среди культурных полей  можно  было
встретить    странные    строения    -    полностью     автоматизированные
перерабатывающие центры, фабрики, почтя целиком упрятанные в глубь  земли,
чтобы они не занимали ценной  поверхности  полей  и  пашен.  Для  среднего
арголандца внегородские территории как бы  и  не  существовали.  Мало  кто
задумывался над тем, откуда берется все то, чем он  пользуется  ежедневно,
хотя  каждый  в  свое  время  все  это  изучал.  Однако  знания  эти,  для
большинства бесполезные в жизни, быстро выветривались из памяти, и  многие
люди, опрошенные  о  происхождении  предметов  питания  или  повседневного
употребления, не смогли бы сказать ничего сверх того, что  происходят  они
из соответствующего автомата или склада.
     В ситуации, когда почти каждый арголандец всю свою жизнь  не  вылезал
за   пределы   агломерации,   поглощенный   легальным   либо   нелегальным
приумножением пунктов, трудно было удивляться такому  положению.  Проблемы
созидания благ могли интересовать самое большее каких-нибудь  наимудрейших
нулевиков - тех, что напридумывали  все  эти  смешные  машины,  отлучающие
человека от земли и фабрики. Важнее было то, что за свои пункты каждый мог
получить все, что ему необходимо, да еще и оставалось на экспорт в  другие
агломерации,  откуда  взамен  поступали  разные  импортные  деликатесы   и
предметы роскоши, доступные за желтые тем, кто умел их добывать.
     Шоссе и железные дороги служили исключительно подвозу товаров в город
и вывозу скапливающихся в нем отходов для переработки или  уничтожения  на
предприятиях,  производящих  энергию.  Агломерация  была  огромным   живым
организмом,  полипом,   развалившимся   среди   гигантского   простора   и
высасывающим из него все, что удавалось. Где-то  далеко,  разбросанные  по
большому континенту, существовали подобные. Столь подобные, что ни у кого,
собственно, не было достаточно серьезных поводов  наведываться  туда.  Тем
более что это обошлось бы в головокружительную сумму пунктов.
     Давние исторические причины  миграции  населения  -  желание  обрести
более легкую жизнь, высокие заработки - перестали  действовать  с  момента
повсеместной  унификации  принципов  хозяйствования  и   введения   единой
интеллектуальной разрядизации. Теоретически можно было  зарегистрироваться
в  любой  агломерации,  но  связанные  с  этим  формальности   и   расходы
оказывались  эффективной  преградой  против  перемещения  людей.   Мировая
хозяйственная система выровняла уровень  жизни  обитателей  планеты  столь
тщательно  и  результативно,  что  граждане  одного  и  того  же   разряда
чувствовали себя одинаково в любой точке земного шара.
     С того момента, когда промышленность и сельское хозяйство подверглись
полной механизации, исчезли мелкие центры - города, села,  поселки  вокруг
больших промышленных предприятий. За пределами агломерации люди  оказались
совершенно излишними, площади были  необходимы  под  поля.  Бывшие  жители
небольших  населенных  пунктов  были  поглощены  огромными  агломерациями,
увеличив тем самым массу "резервных",  которым  не  находилось  занятий  в
городах. Но здесь можно было жить, даже не работая.  Здесь  же  находились
автоматы, склады, культурно-увеселительные заведения, жилища.
     Для  некоторых  неработающих  -  таких,  например,   как   Снеер,   -
агломерация  была  благодатным  полем  для  развития  в  нелегальной,   но
прибыльной  деятельности  по  оказанию  услуг,   умножающих   сравнительно
скромные доходы из фонда общественных дотаций.  Но  чтобы  получить  такие
дополнительные доходы, надо  было  иметь  соответствующий  разряд.  Не  на
Ключе, а  в  голове,  как  говаривал  Снеер.  Большинство  неработающих  с
разрядом от четвертого до шестого, а также некоторые трояки, обладающие не
слишком  потребными  профессиями,  без  протеста  принимали   материальный
статус, следующий из их положения на интеллектуальной лестнице. Одинаковое
для всех разрядов количество красных пунктов гарантировало  удовлетворение
ежедневных потребностей,  а  определенное  количество  давало  возможность
пользоваться дополнительными утехами, представляемыми городом.
     Таким образом, каждый был не только материально обеспечен, но и  имел
возможность улучшить свое положение путем  совершенствования  собственного
интеллекта. Это давало каждому столь потребную в жизни надежду  на  "нечто
лучшее".
     Надежда эта была - откровенно говоря - достаточно иллюзорной,  однако
понимали это только те, кто взобрался немного выше других, получив средний
разряд. Уровень требований, которые ставились перед кандидатами на работу,
убегал  от  людей  быстрее,  чем  они  были  в  состоянии  поднимать  свой
интеллектуальный  разряд.  Большинство  всю  жизнь  буксовало  на   месте,
столкнувшись с непреодолимым пределом собственных возможностей. Иные - для
которых даже стена официальной этики  не  была  преградой  -  преодолевали
барьер возможностей с помощью спецов, подобных Снееру.
     Было  трудно  разобраться,  то  ли  степень   сложности   технических
комплексов и общественных проблем возрастала так  резко,  что  все  меньше
людей удовлетворяли требованиям, предъявляемым к управлению и контролю, то
ли слишком быстро понижался интеллектуальный  уровень  всего  общества,  и
власти ради поддержания хорошего тонуса  вынуждены  были  втихую  занижать
разрядификационный барьер, вследствие чего теперешний трояк или двояк  был
уже не столь интеллектуален, как прежний.
     В  принципе  все  в   этой   системе   действовало   в   согласии   с
первоначальными  замыслами:  автоматизация  производственных  процессов  и
торговых операций для того и была осуществлена, чтобы освободить людей  от
физических и умственных усилий и тем самым обеспечить им нормальный быт  и
блага. Стало быть, пределом такого процесса было бы состояние, при котором
никто не работает, но все получают продукты  автоматизированных  процессов
по потребностям. Первоначально считалось, что сей предел будет достигнут в
некоем  невообразимо   далеком   будущем.   Урбанизацию   восприняли   как
неотъемлемый побочный продукт  проводимой  программы.  Проблему  занятости
предполагали разрешить путем постепенного  сокращения  времени  ежедневной
работы и повышения сменности.
     Однако очень скоро  выяснилось,  что  это  не  более  чем  утопия.  В
теоретических  выкладках  перепутали  реальность  с  благими  пожеланиями:
слишком прямолинейно трактовали аксиому о _р_а_в_е_н_с_т_в_е_ всех  людей.
Ибо что означает фраза: один человек _р_а_в_е_н_ другому? Человек -  можно
сказать - существо многомерное, так которое  же  из  его  свойств  следует
признать наиболее представительным для целей сравнения? В конце концов  ни
возможности,  ни  потребности  людей  не  унифицированы  и  унификации  не
поддаются.
     Введение  всеобщего  высшего  образования,  имеющего  целью  сравнять
возможности,  обнажило  лишь  неоспоримую  разницу  умственных  уровней  и
способностей. Система разрядизации стала необходимой для определения,  кто
и в какой степени способен  выполнять  требования,  предъявляемые  сложной
системой. Заполнение должностей людьми с  низкими  способностями  было  бы
абсурдом. Гораздо проще и дешевле обеспечить им жизнь без  работы,  нежели
создавать фиктивные рабочие места!
     В ходе введения повой экономической системы пали многие неточные либо
вообще  ошибочные  понятия,  издавна  бытовавшие  в  человеческом   каноне
социальных воззрений. Оказалось, например, что вопреки убеждению, имевшему
хождение со времен раннего капитализма, люди вовсе не жаждут  _р_а_б_о_т_ы
ради нее самой. "Работа" всегда была неким  лозунгом,  условным  символом,
означавшим по существу то же, что и другой условный символ - "деньги". Оба
эти понятия обозначали одно и то же: объем благ, которые работник  ожидает
получить в свое распоряжение. Требуя работы, работник намерен  получить  -
что вполне понятно - _о_п_л_а_т_у_. В те времена, когда подавляющие  массы
в основном честных и осознающих свои  общественные  обязанности  людей  не
имели иных путей для получения денег,  то  есть  в  конечном  счете  благ,
оторванные  от  жизни  теоретики  создали   доктрину,   согласно   которой
работающий люд нуждается _т_о_л_ь_к_о_ в  работе,  ибо  жить  без  нее  не
может.
     Но по сути дела, каждый человек в определенной степени  -  более  или
менее - ленив, так же как каждый бывает лучше или хуже, глупее  или  умнее
других; это его естественное человеческое состояние,  свидетельствующее  о
его принадлежности к роду людскому. Можно даже -  как  хотят  некоторые  -
приписать лени творческую роль в  формировании  человеческой  цивилизации.
Ибо, говорят они, если б  не  лень  наших  п