,  разрисованную
заврайфинотделом,  будто родная сестра,  и  бородатый коричневый мужчина,  в
коричневых  же  длинных  трусах  (наверное,   шорты?)  и  невидимой  на  его
коричневом,  заросшем густой  щетиной торсе  сетке,  которая,  скорее всего,
годилась бы  для  ловли  щук  после  нереста,  а  не  для  такого уважаемого
туловища.
     Комиссия как  раз  доедала пирожки со  сметаной,  девушка уже  вытирала
губы, а голый мужчина торопливо проглатывал последний пирожок.
     - Извините, что помешал, - сказал Гриша. - Здравствуйте, я председатель
сельсовета Левенец.
     Девушка вскочила из-за стола,  присела, словно бы кланяясь, покраснела,
как мальвы за окном, прошептала:
     - Очень приятно, Таисия Никитична.
     - Вы  ее  не  слушайте,  -  доглатывая последний пирожок,  сказал голый
мужчина.  -  Таисию Никитичну бросили на  эту проверку только потому,  что у
Татьяны Юрьевны зять избил дочь и Татьяна Юрьевна не смогла... А если бы она
сюда,  то... Она - такой боец, что никто с нею не сможет сравниться никогда!
Я  вам скажу откровенно,  что лично я -  по кулинарии.  Специализировался по
петушиным гребешкам и  куриным  пупкам.  У  меня  в  Хмельницкой области был
повар,  который так  готовил куриные пупы,  что на  них съезжались со  всего
региона.  Ну,  теперь понастроили птицефабрик,  и  уже никого не  волнует ни
петушиный гребень,  ни  куриный  пупок.  Но  зато  остался  свиной  хвостик.
Пробовали когда-нибудь?  А приходило кому-нибудь в голову:  фабрика копченых
свиных хвостиков?  Грандиозная штука! А есть еще вещь и вовсе уникальная! Ни
в каких словарях,  ни в энциклопедиях...  Овечья гляганка*.  Слыхали? Теперь
есть ацидофилин,  кефир, йогурт, но это все не то. Нет в нем ни той силы, ни
первобытной загадочности,  которой отличается створоженное молоко.  Вопросик
уже и  не для Министерства мясо-молочной промышленности,  а для всего нашего
нервного времени.
     ______________
     *  Часть  желудка жвачного животного,  употребляемая для  створаживания
молока.

     Гриша вспомнил,  что  у  бабушки Левенчихи за  божницей всегда спрятана
засушенная на палочке овечья гляганка.  Опустишь в  кипящее молоко -  и  оно
становится плотным -  аж  скрипит.  Но  какое дело  этому голому человеку до
бабушкиной гляганки?
     - Что-то я вас не пойму, - сказал Гриша.
     - Вы извините,  пожалуйста,  - краснея, сказала Таисия Никитична (Гриша
предпочитал бы  называть ее просто Тайкой,  уж больно напоминала она румяное
райское яблочко), - мы прибыли к вам с целью... чтобы... для того...
     - В отношении гусей? - пришел им на помощь Гриша.
     - Именно так.
     - Ну что же?  Гуси -  это в самом деле в ведении сельского Совета, а не
колхоза.  Тут  вы  не  ошиблись.  Колхоз  теперь занимается только тем,  что
индустриализуется.  А  гуси не индустриализуются,  хоть ты их режь.  Курица?
Пожалуйста.  Утка?  Сколько  хочешь.  Их  мы  смогли  засунуть в  комплексы,
птицефабрики.  А  гусь  так  и  остался только в  личных хозяйствах.  Он  не
индустриализуется, как, к примеру, и бараны.
     - По баранам будет другая комиссия,  -  заметил голый мужчина. - А мы -
только по гусям.
     - Еще и по баранам будет?  -  встрепенулся Гриша. - Приготовим отпор! А
что же интересует вас в гусином вопросе?
     - Это вам скажет Таисия Никитична,  -  потряс бородой голый мужчина.  -
Она возглавляет комиссию.
     - Очень приятно,  -  поклонился красивой девушке Гриша, радуясь, что не
видит ее Дашунька и  не делает надлежащих выводов,  -  очень и очень...  Так
какие же ваши, гм, кгм?..
     - Мне  стыдно,  -  еще  больше  краснея,  прошептала Таисия Никитична и
умоляюще  взглянула  на  своего  бородатого голого  коллегу.  Застесняешься,
подумал себе Гриша,  разве же не застесняешься, приехав к людям с этим голым
лоботрясом?
     - Все  очень  просто,  -  бесцеремонно кашлянул  голый  мужчина.  -  На
территории вашего  сельского Совета  имеется энное  количество водоплавающей
птицы, среди которой энное количество гусей. Так?
     - Допустим, - согласился Гриша.
     - Где эти гуси теперь и в каком они состоянии?
     - То есть?
     - У нас есть сигналы, что всех гусей ощипали и голыми пустили в Африку.
     - Ага, сигналы? Подписанные?
     - Это не имеет значения.
     - А все-таки? Подписал Шпугутькало?
     - Как это вы?.. - еще больше покраснев, прошептала Таисия Никитична.
     - Должны  знать  свои  кадры.  А  заканчивается как?  По  всему  району
поползли слухи и трудовые массы всколыхнулись и возмутились. Так?
     - Может быть,  -  согласился голый мужчина.  - Но это не спасает вас от
ответственности. Мы приехали проверить, в самом ли деле есть тут у вас голые
гуси, сколько их, что с ними делают и кто за это отвечает.
     - И это все? - поинтересовался Гриша.
     - На первом этапе - все.
     - Тогда так.  Я  прошу дать мне  три  дня,  чтобы я  подготовил ответ в
письменном виде.
     - В письменном? - голый мужчина, видимо, не был готов к этому. - Таисия
Никитична, как вы на это смотрите?
     - Положительно, - прошептала девушка, пылая ярчайшими огнями.
     - Дадим три дня на ответ?
     - Я не возражаю.
     Сказать правду?  Гриша никогда и  в  помыслах не  имел,  откуда берутся
подушки,  на которых он спит,  и откуда те девять пушистых подушек, что им с
Дашунькой постелила мама Сашка после их женитьбы,  и на чем спят веселоярцы,
что  подкладывают  под  головы  и  под  бока,   на  чем  рождаются,   живут,
размножаются и умирают.  Никто об этом никогда не думает, все идет словно бы
само собой,  а  выходит,  что есть какая-то незримая сила,  которая обо всем
заботится, все высчитывает, мудро и предусмотрительно регулирует?
     Он кинулся за объяснениями к Дашуньке, все же у нее высшее образование,
опыт, умение предвидеть. Но Дашунька отмахнулась:
     - Не морочь мне голову! С меня хватит и своих хлопот.
     Тогда он  обратился за помощью к  маме Сашке,  и  та рассказала ему обо
всем,  на что он никогда не обращал внимания, и он удивился своему незнанию,
а потом обрадовался неожиданному знанию и, вымучивая каждое слово, проклиная
собственное  неумение,  переживая  от  неуклюжести  и  косноязычия,  все  же
составил для странной комиссии (а может, и для самого себя?) такую реляцию:


        "ОЩИПЫВАНИЕ ГУСЕЙ НА УКРАИНЕ"

     Да,  да,  в  наших  краях ощипывают гусей.  Гусыня,  по  преданию наших
пращуров,  возникла из  большого волка,  которого создал  Люцифер,  то  есть
главный черт.  Черт  тесал  этого волка,  из  щепок творились меньшие звери,
птицы,  насекомые и всякая мелочь.  Из белой щепы возникла гусыня, которая с
гоготом полетела, подгоняемая ветром. Где-то она снесла яйца - и пошло...
     Хороши  те  гуси,  которые вывелись в  мае.  "Маевки" -  самые  лучшие,
говорят хозяйки с  берегов Днепра,  Буга и  Днестра,  где  прибрежная галька
прикрыта  гусиными стаями.  Разумеется,  гусята  самые  лучшие  те,  которые
вывелись в марте, - "мартовки".
     Гусыню-маевку  в   сентябре  следует  ощипывать.   А  вообще-то  гусыню
ощипывают два раза в год, а в третий раз, когда собираются резать. Тогда для
гуся делают клетку,  чтобы он не терял жир.  Запихивают в  клетку и начинают
кормить галушками.  Гусь  не  хочет есть  галушки,  какие попало,  а  только
полтавские.  И варят для гусей именно полтавские. А если не хочет и вареных,
тогда насильно кормят -  "начиняют".  Если  нет  галушек,  кормят кукурузой.
Запихивают еду пальцами в самую глотку, чтобы скорее поправлялись.
     Когда  гусыня  несется,  упаси  боже  ощипывать ее:  несется  гусыня  в
холодные месяцы (февраль, март). Хорошая гусыня несет по 15-20 яиц, а пустая
- 8  или  10.  Гуси-лебеди  лучшие  несушки,  чем  обычные серые  гуси.  Эти
"аристократки" заботятся об увеличении своего племени.
     Садится гусыня на яйца где-то в марте. А бывает, что и в феврале. Сидит
целый месяц,  выгревает яйца, пока не начнут вылупливаться гусята. Тогда уже
у гусыни хлопот да хлопот!  Надо же детей и кормить, и обучать. Гусята любят
крапивку и  молоденькую травку.  Когда-то их пасла детвора,  о чем писал наш
бессмертный классик Иван Франко в рассказе "Гришина школьная наука".  Теперь
пускают  просто  так,  под  надзор  гусиных родичей.  Гусыня  и  гусь  тогда
агрессивны как никогда. А как сипят!
     В  августе  гусыня  начинает  терять  перо.  Хозяйка  тогда  ловит  ее,
связывает веревкой лапки,  опрокидывает на спину,  головку прячет к себе под
мышку,  дабы,  упаси боже,  не ударила в глаз клювом,  и начинает ощипывать.
Начинается эта  работа  от  живота.  Сначала  щиплют  крупное  перо,  а  пух
остается. Перо необходимо тянуть к себе и чуточку вверх, чтобы выдергивалось
оно под углом, тогда гусыне не больно. Кидают перо в решето.
     Длинные  перья  на  крыльях оставляют и  обязательно остается перо  под
крыльями:  иначе  гусыня  станет калекой,  будет  волочить крылья по  земле,
поранится, окровавится. Над такой хозяйкой все село будет смеяться.
     Голые гуси  кричат на  выгонах.  Но  вскоре они  снова обрастают пером,
успокаиваются.
     А  вот  самцов можно ощипывать и  четыре раза в  год.  Они  ведь яиц не
несут,  и хозяйки знают,  чем этот недостаток компенсировать.  А еще гусиные
яйца не стоит давать чужому,  потому что тогда гуси не водятся. Не вылупится
из яйца - и все. "Такая рука забрала", - говорят. Изведутся гуси.
     Если гусыня не садится на яйцо,  тогда мамой становится курица-наседка.
Иногда наседка лучше мать,  чем гусыня.  Вот только горько ей,  когда гусята
убегают от нее к воде.
     Осенью хозяйки дерут перо. Раньше женщины собирались на посиделки драть
перо. Драли по очереди. Сегодня у одной хозяйки, завтра у другой. Филипповка
была лучшей порой для сплетен, колядок и этой работы.
     Когда пух готов, начинают шить подушки, перины, думки.
     Без гусиного пуха в  Веселоярске и  жизнь не жизнь,  потому что ни одна
девушка не выйдет замуж, если у нее не будет по меньшей мере девяти подушек.
На магазинных наши женихи не будут спать ни за какие деньги -  пускай на них
спят сами работники местной промышленности.  Поэтому гусей у нас ощипывают и
будут ощипывать!


     Для писания достаточно было и  одного дня,  из чего Гриша сделал вывод,
что  все  эти  разговоры о  невероятной трудности и  сложности писательского
труда   выдуманы,   наверное,   самими  же   писателями,   чтобы  отпугивать
непосвященных.  Когда он  пришел к  комиссии (комиссия как  раз обедала;  на
обед,  как легко догадаться, был прославленный Наталкин борщ с пампушками) и
сообщил,  что уже написал, Таисия Никитична, разумеется, покраснела, а голый
мужчина возмутился:
     - Вы же просили три дня.
     - Закончил досрочно.
     - Напрасно спешили.  Я  такой,  что посидел бы  здесь хоть неделю.  Мне
здесь нравится.
     Понравилось бы  тебе,  подумал Гриша,  если бы  мы  тебя не  Наталкиным
борщом угощали,  а  Дашунькиным шипеньем на  пустой сковороде.  Но  вслух не
сказал ничего, потому что всякая комиссия требует уважительности.
     Ознакомившись с Гришиной писаниной,  Таисия Никитична,  как и надлежит,
изрядно покраснела и тихо промолвила:
     - Лично  меня  это  удовлетворяет.  Если  немного  дополнить и  кое-что
переделать, то можно было бы даже напечатать в областной газете.
     Тут  Гриша  наконец понял,  какая  непростая штука писательская работа.
Писал - глаза на лоб вылезали, а теперь: дополняй и перерабатывай!
     - Я на опубликование не претендую,  - скорее заявил он. - Это же только
для комиссии. Так сказать, объяснение и разъяснение.
     - Если вы мне доверяете,  я  сама посмотрю и  позабочусь,  -  наливаясь
краской, сказала Таисия Никитична.
     Родится же такое деликатное на свете!
     И  она  сдержала  слово:  напечатала  Гришину  писанину  под  рубрикой:
"Любопытное и полезное".
     Результаты  были  непредвиденные.   Вот   тут   уж   в   самом  деле  и
всколыхнулись, и возмутились!
     Не надо думать,  что всполошились украинские писатели и,  увидев в лице
Гриши Левенца опасного конкурента,  напустили на  него  сельскохозяйственных
критиков  Подчеревного  и   Слимаченко.   Автор  может  засвидетельствовать:
украинским писателям вовсе не свойственны такие низкие чувства.
     И  веселоярцы,  кажется,  даже не обратили внимания на Гришины заметки,
потому что в газетах они читают только о международной обстановке, да и то -
одни лишь заголовки,  и  уж если быть точным,  то и  заголовки не читают,  а
только спрашивают друг у друга:  "А что,  Иван, тот рехверент до сих пор еще
бесится?" -  "Да говорил Микола,  будто он малость прикусил язык, так теперь
вот другой шебаршит..."
     Ну,  а газеты выписывают исправно и складывают их аккуратно, потому что
теперь  ни  селедку  не  надо  заворачивать,  ни  кувшины накрывать:  все  в
холодильниках, в синтетике, в пластиках, в модерне.
     Ученые  тоже  довольно спокойно отнеслись к  вторжению Гриши  Левенца в
сферы биологической науки,  ибо  что для них какое-то  там ощипыванье гусей!
Наука сегодня пошла так далеко, что в состоянии смоделировать гуся величиной
со страуса,  и  уже на нем и  не пух и  перо,  а  готовые подушки в  красных
наперниках и  в  наволочках на  заказ.  Разве  же  не  рассказывают,  что  в
научно-исследовательском    институте    Проекткоровомолокофермодоения   уже
спроектирована ферма будущего,  а для нее заодно и корова будущего,  которая
будет  питаться только  концентрированными кормами  и  будет  давать  только
концентрированную продукцию,  то  есть вместо молока густые сливки,  которые
можно будет употреблять в их естественном виде.
     Журналисты тоже  не  сгорали  от  нездоровой зависти,  публикуя Гришино
исследование о щипаний гусей.  Спросите, почему? Да потому, что журналисты -
это,  может,  единственные люди на земле, которые вообще не знают, что такое
зависть! Они не отпугивают авторов от своих газет и журналов, не закручивают
интриг  против  них,   не   разводят  склок,   им   чужда   ненависть,   они
доброжелательны,  приветливы, готовы не только прийти на помощь постороннему
автору,  но даже обнять его, как брата, показать, как они его любят и ценят.
Еще бы!  Пока в номере газеты не будет по крайней мере шестидесяти процентов
материалов внештатных авторов, ни один редактор не подпишет газету в печать!
Это мудрое правило до  сих пор действует во  всех наших печатных органах,  и
именно  оно  помогло  изменить  даже  то,  что  целые  тысячелетия считалось
неизменным:   человеческую  психологию,  человеческий  эгоизм,  самолюбие  и
самовознесение.
     Вот если бы некоторым категориям наших работников зарплату определяли в
зависимости от  того,  сколько трудящихся они приняли за  день и  за  месяц,
скольким помогли, скольким дали совет, скольких согрели добрым словом!
     Гриша ощутил потребность такого всеобъемлющего эксперимента,  когда его
пригласили в  редакцию областной газеты и  потратили на  него добрых полдня,
так, будто он был гений.
     Его статейку отредактировали, и немного поправили, и немного дополнили,
и чуточку приукрасили, и малость заострили. И все это с величайшим уважением
и   вниманием.   А   потом   еще   и   устроили  с   Гришей  этакую  летучую
пресс-конференцию. Хотя и летучую, но очень содержательную и важную.
     - Вы верите в то, что гуси могли спасти Рим? - спрашивали Гришу.
     - Если бы я был гусем, я бы не спасал этот Рим. Захватчик же!
     - А  как  вы  относитесь  к  ежегодной  Международной ярмарке  гусей  в
Ноттингеме?
     - Так же, как и вы.
     - Разделяете ли  вы  мнение лингвистов о  том,  что нет необходимости в
объяснении  начального  "г"  в  слове  "гусь"  факультативной  диссимиляцией
первобытных  заднеязычных  палатальных  в   велярные  перед  интервокальными
свистящими согласными?
     - Я так думаю,  -  сказал Гриша, - когда гусь от голода аж синий, тогда
он  может быть  и  полетальным,  как  это  вы  говорите,  то  есть  летать и
перелетать.  А откорми его по-хозяйски, набей ему воло - зоб - галушками или
кукурузой, так и станет волярным, или как оно там по-ученому.
     Одним словом,  пресс-конференция удалась на славу - хоть по Украинскому
телевидению показывай!
     Уладив дела в  редакции,  Гриша подумал,  что  грех не  воспользоваться
случаем,  чтобы  начать осуществлять совет  дядьки Вновьизбрать относительно
сельхозинститута и Недайкаши. Дома покупать на почте сразу 365 открыток было
бы не совсем удобно,  а  вот здесь,  в  областном центре,  где тебя никто не
знает, будет как раз кстати.
     Он   покатил   на   своих   красных  "Жигулях"  (Дашунька  для   такого
торжественного выезда заставила его сесть в  машину!)  к  почтамту,  в  зале
выбрал за стеклянной перегородкой самую симпатичную девушку (как раз к ней и
очереди,   кстати,   не  было),  подошел,  поздоровался  и  попросил  триста
шестьдесят пять открыток.
     - Сколько-сколько? - не поверила девушка.
     - Триста шестьдесят пять.
     - Да зачем вам столько?
     - А это уже мое дело.
     Девушка  вмиг  поняла,  что  превысила  свои  полномочия  и  попыталась
исправить положение.
     - Вам с какими сюжетами?  Про природу,  что-нибудь архитектурное или на
историческую тематику?
     - Все равно. Лишь бы марка была, вот и все.
     - У меня столько не будет. Я сейчас у старшей группы попрошу.
     - Просите, а мне дайте одну, я тем временем напишу.
     Пока девушка бегала и собирала у своих подруг открытки,  Гриша поставил
адрес  сельхозинститута  и  фамилию  Недайкаши,  указал  свой  адрес,  потом
написал:  "Товарищ Недайкаша,  как  там мой вопрос?  Левенец".  Пока девушка
пересчитывала открытки,  потом  давала сдачу Грише,  он  вертел в  руках эту
заполненную, не зная, что с ней делать.
     - Так вы уже написали? - спросила девушка. - Давайте я отправлю.
     - Я хотел спросить, правильно ли я здесь заполнил?
     - Правильно, правильно. Постойте. Левенец. Это кто?
     - Я.
     - Вы - Левенец?
     - Ну я.
     - Не может быть!
     - Могу показать паспорт.
     - Григорий Васильевич Левенец из Веселоярска?
     - Да я же,  я! - смутился Гриша, удивляясь и чуточку даже пугаясь своей
неожиданной известности. И это же еще за день до того, как в газете появится
его статья про гусей! А что будет потом?
     Девушка сорвалась со  стула,  метнулась туда и  сюда,  Гриша еще  и  не
опомнился,  а  уже  сыпанули  на  него  целые  гроздья  молоденьких работниц
почтамта,  а впереди торжественно выступала красивая пожилая женщина в синем
строгом платье, несла в руках букет красных роз, и несла не куда-нибудь и не
кому-нибудь, а именно к нему и для него, Григория Левенца.
     - Дорогой Григорий Васильевич,  мы  рады  приветствовать вас  на  нашем
почтамте, для нас это высокая честь...
     И так далее, и аплодисменты, и улыбки, и доброжелательность, так, будто
он герой, лауреат или генерал. Чудеса, да и только!
     Гриша  что-то  бормотал,  невольно  натыкался  на  шипы  роз,  покрылся
румянцем,  не знал,  как ему выпутаться из этой глупой ситуации.  Явно не за
того приняли! Ему еще не хватало, чтобы попасть в самозванцы!
     - Вы,  наверное,  не...  -  попытался  он  объяснить.  -  Тут  какая-то
ошибка...
     - Ошибка?  -  удивилась женщина в  синем.  -  А  разве вы  не  Григорий
Васильевич Левенец?
     - Ну! Допустим.
     - А если так, то вы для нас - самый дорогой человек!
     - Я?  Странно.  Никогда не  думал.  Почему  именно я,  за  какие  такие
заслуги?
     - Для  работников нашей  системы  сегодня нет  более  ценного человека,
дорогой Григорий Васильевич.  Вот взгляните сюда.  Это же ваша фамилия?  Ваш
адрес?
     Гриша повел глазом туда, куда показывала женщина, и почувствовал себя в
положении гуся,  которого ощипывают до  основания,  чтобы  пустить  голым  в
Африку.
     Сбоку возле каждого из окошек в стеклянной перегородке прикреплены были
конверты для  образца,  как  заполнять адреса,  и  на  всех  этих  конвертах
красовалась его,  Левенца, фа