а  долго  болела. Ее преследовали  очень  живые
кошмары, странные видения не давали ей забыться ни днем,  ни
ночью.  К ней приходили те существа, чьи головы хранились  в
крепости, и рассказывали ей свои истории. Приходили родители
той  девочки, умоляя отдать им голову дочери. Но чаще  всего
ей чудилось, что она сама идет по темным коридорам, на ощупь
узнавая   каждый  камень  кладки,  входит  в   башню,   где,
повернувшись  к ней спиной, сидит ее муж. Марита  берет  его
меч  и,  с  трудом  подняв его, срубает с  плеч  ненавистную
голову.
 Последнюю.
 И  голова скалится на нее из-под забрала, совсем как тогда,
когда ее привез Орландо.
 Маленький  черный  дикарь приходил  к  ее  ложу  и  подолгу
наблюдал  за  агонией, качая курчавой  головой.  Сначала  он
думал, что жена хозяина умрет, и в глубине души желал этого.
Смерть  дарует покой. Но Марита была женой рыцаря, а значит,
смелой  и  сильной,  и смерть никак не могла  завладеть  ей.
Тогда  черный  человечек  начал  поить  ее  своими  травами,
окуривать   едким  дымом,  бормотать  что-то  на  незнакомом
птичьем   языке.   Он  отогнал  смерть,   и   Марита   стала
поправляться.  Этому способствовало еще то, что  Орландо  ни
разу  не  появился  за время ее болезни, не  разрушая  своим
присутствием  ту хрупкую нить, что связывала  с  жизнью  его
жену.
 Когда  Марита поправилась, черный дикарь опять замкнулся  в
своем одиночестве, ежась у огня, и перестал обращать на  нее
внимание. Окрепнув, она начала вспоминать свои видения,  все
чаще возвращаясь к тому, где она убивает своего мужа. Марита
поняла,  что  освободиться сможет только тогда, когда  убьет
Орландо   своими   руками.  Только   тогда   он   перестанет
преследовать ее, даст обрести покой.
 ...После того, как Орландо привез свою собственную  голову,
он  исчез. Через два года поползли слухи, что рыцаря Орландо
убили  где-то на границе миров. Но Марита не верила  слухам.
Орландо  умер еще тогда, во время первого крестового похода.
А  значит,  слухи  о  его  смерти  лживы.  Он  вернется.  Он
обязательно вернется, а значит, она, Марита должна дождаться
его. Чтобы убить.
 Тогда-то  и  появились эмиссары Князя  Тьмы,  предложив  ей
сделку.   Совсем  пустяковую  сделку.  Они   предлагали   ей
бессмертие взамен на ее жизнь. - Зачем тебе быть живой, пока
ты  будешь ждать? - говорили они. - Соглашайся, и мы  вернем
тебя  к  тому  времени, когда Орландо  появится  вновь.  Это
произойдет  не скоро, в другом витке времени, ты  умрешь  от
старости. И никогда не обретешь покой.
 И она согласилась. Был ли выбор? Нет, выбора не было.
 Она  любила своего Орландо, сильно любила. И так же  сильно
ненавидела.  Теперь,  когда он убил  ее,  смеясь,  она  тоже
должна  убить  его.  И  тогда они  будут  вместе,  ведь  они
предназначены друг другу. Марита и Орландо.

                             ***

        Рубец не срастется, если под ним здоровой основы нет
        И рана откроется все равно, пусть через много лет...

 Тереза  бессильно откинулась на спинку кресла и  задрожала.
Закрыла  глаза, и перед ее мысленным взором тот  час  возник
образ  Орландо.  Как  он  стоит на  крыше  смотровой  башни,
опираясь  о каменный парапет руками, закованными в  стальные
перчатки.  Заходящее  солнце играет  на  гравировке  кирасы,
бликует  на стальном плюмаже шлема, сквозь забрало  которого
виден  орлиный  профиль жестокого лица. Плащ  черным  крылом
бьется за плечами. Здесь, наверху, сильный ветер.
 Или  он  смотрит  на нее, сидя верхом на огромном  жеребце,
способном  долго выносить тяжесть человека в  доспехах.  Она
смотрит  снизу  вверх, и солнце, стоящее у него  за  спиной,
обрисовывает резкий черный силуэт.
 Вот  его  голова  лежит у ее ног, черной, запекшейся  раной
скалится отрезанная шея. Но лицо в обрамлении забрала  дышит
спокойствием, глаза покойно закрыты и скорбный рот сложен  в
грустную улыбку.
 Тереза  не  заметила, как уснула. Большой  шерстяной  плед,
свешивающийся со спинки кресла, сам собой поднялся в  воздух
и заботливо укутал спящую женщину.

                             VII

                            Не избегнешь ты доли кровавой
                            Что земным предназначила смерть.
                            Но, молчи!
                            Несравненное право
                            Самому выбирать свою смерть.
                                                    Гумилев.

 Большая  зала  освещена факелами. С каменных  стен  свисают
потускневшие  рыцарские штандарты, выцветшие  гобелены  тихо
шелестят кистями от легких дуновений сквозняка. Пол уставлен
остатками  мебели, тут и там темнеют кучи  мусора.  Огромный
зев  камина черным провалом зияет в одной из стен.  По  полу
проносится  вихрь,  пламя  факелов  судорожно  дергается,  и
посреди  залы  материализуются  два  призрака.  Сначала  они
бесплотны,  но,  постепенно впитывая в  себя  свет  факелов,
становятся материальны.
 Друг  против  друга кружат по полу два воина. Один  из  них
затянут  в  плотный кожаный доспех, поверх  которого  нашиты
блестящие  пластинки. От серебряного зерцала,  прикрывающего
грудь,  отражается мятущийся свет факелов. Голову прикрывает
остроконечный  шлем,  обмотанный сверху  материей  так,  что
видна  только  блестящая верхушка,  с  венчающим  ее  тонким
шпилем.   Воин  чернобород,  ястребиный  нос  делит  пополам
смуглое лицо с высокими скулами и раскосыми глазами. В руках
воин  сжимает странный клинок с широким, изогнутым  лезвием.
Противник  его, совсем молодой юноша, в стальных  латах,  но
без  шлема. Темные кудри спадают на стальные плечи, холодные
голубые  глаза  смотрят насмешливо и презрительно.  У  юноши
огромный   двуручный   меч,  которым   он   отражает   атаки
чернобородого.  Северянин выжидает.  Он  только  защищается,
ожидая  момента,  чтобы раскроить своим  огромным  чудовищем
легкого сарацина до пояса. Но сарацин ловок и очень искусен.
Как  бабочка, кружит он вокруг тяжелого рыцаря,  так  быстро
взмахивая  своим  широким клинком, что  видны  только  блики
факелов,  отраженные от его вороненной поверхности.  Глупый,
глупый  молодой кяфир! Очень самонадеянный и гордый.  Решил,
что  шутя  победит  умудренного опытом во  многих  схватках,
воина  не  по  призванию  даже, а по самой  жизни,  великого
убийцу-асcасина. Не стоит затягивать его агонии. Благородный
воин убивает быстро. Взмах вороненного крыла бабочки - и  по
горлу   юноши,  опрометчиво  не  защищенному,  прочеркнулась
красная  тонкая  полоска, быстро набухающая кровью.  Молодой
рыцарь  еще мгновение стоит, выпустив меч из враз ослабевших
рук,  потом  начинает заваливаться на бок, и  падает,  гремя
латами. Голова откатывается далеко в сторону, голубые  глаза
смотрят все так же надменно и слегка удивленно.
 По  завершении  поединка фигуры исчезают, и сквозняк  опять
воцаряется полновластным хозяином залы.

                             ***

       Будь  словно смерть - не  станет она плачущего щадить
       Когда  к  человеку решит  прийти жажду свою утолить.

 Сначала  он  увидел свет. Тусклое, размытое  желтое  пятно.
После  полной  тьмы, поглощающей душу, это было откровением.
Прошло  время,  много времени, и свет превратился  в  огонек
свечи, стоящей в углублении скалы. Свеча была толстая, вся в
потеках   расплавившегося  воска,   она   долго   оставалась
единственным материальным предметом в долгой череде  смутных
грез.  Постепенно мир обретал очертания. Проявились  контуры
неровного потолка, шершавость стен, холод промозглых ночей и
яркое  солнце  дня, проникающее сквозь вход в пещеру.  Белый
старец  ухаживал  за ним. Поил незнакомым терпким  напитком,
кормил, обтирал мокрой тряпицей постоянно слезящиеся  глаза.
После сна веки неизменно склеивались сочащейся сукровицей, и
старец  терпеливо  помогал разлеплять их.  Дни  сливались  в
однообразную пелену, разделенную черными провалами ночей. Не
было ни мыслей, ни чувств.
 Но  однажды он захотел встать и посмотреть, что же там,  за
каменными стенами пещеры. Он начал приподниматься, когда шею
пронзила  страшная жгучая боль, казалось, голова  отделяется
от  тела и сейчас покатится вниз. Он без сил рухнул на ложе,
и  перед его взором предстало обезглавленное тело, шарящее в
пустоте    руками.   И   вспомнилась   последняя    схватка,
чернобородый   улыбающийся  ассасин,  что   словно   бабочка
танцевал вокруг. И вспомнил свою смерть.
 -  Скажи,  старик,  я умер? - это были  его  первые  слова,
произнесенные непослушным горлом.
 Старик,  толокший что-то в каменной ступке, поднял глаза  и
ответил  удивительно сильным, молодым голосом:  -  Теперь  я
могу сказать точно: Ты жив!
 Он  бессильно  закрыл глаза и провалился в пустой  сон.  Но
когда проснулся, то помнил уже все.
 -  Я  был  мертв.  Ассасин отрубил  мне  голову.  -  Сказал
Орландо, когда проснулся.
 - А я оживил тебя. - Просто ответил старец.
 -  Но...  это  невозможно! Нельзя оживить мертвого,  нельзя
приставить на место отрубленную голову! - Возразил Орландо.
 -  Для  меня  нет  ничего невозможного! - Сказал  старец  и
улыбнулся.
 - Кто ты? - Тогда спросил Орландо.
 -  Тот,  кого  ты  сам призвал в последнее мгновение  своей
жизни. Помнишь?
 И Орландо вспомнил.
 Вспомнил  четко то, последнее мгновение своей жизни,  когда
неумолимый  меч судьбы, гораздо более жестокий,  чем  клинок
ассасина,  черным смерчем повис от горизонта  до  горизонта,
падая  все  ниже, ниже, грозя раздавить... Тогда  он  увидел
фигуру  из  света, стоящую между ним и мечом судьбы.  Фигура
вопросила  без  слов,  хочет  ли  он  спасения,  и  он,   не
задумываясь,   согласился.  Тогда   светящийся,   непрерывно
меняющий облик, то дьявольски искушающий, то безмерно мудрый
и добрый, рассмеялся и исчез. Дальше была смерть.
 Теперь  он  опять  жив.  Теперь  он  знает,  что  от   него
потребуют за спасение. Старец хотел, чтобы Орландо стал  его
эмиссаром.  Чтобы он сражался где, и с кем  ему  укажут.  Он
должен  стать Вечным Воином. Орландо пожал плечами.  Да,  он
согласен. Впрочем, он согласился еще тогда, в момент смерти.
И  теперь  у  него нет выбора. Но чьим эмиссаром  согласился
стать не задумываясь, он узнал только сейчас.
 Воин  Дьявольской Короны, слуга иерарха Таумиель,  Двойника
Бога.
 Сатана  рассказал Орландо, что заменил его глаза.  -  Чтобы
сражаться, ты должен видеть иные сферы, другие создания,  не
видимые  простым  человеческим  глазом.  Ты  должен   видеть
Гномов, элементалей земли; Ундин, обитающий в воде; Сильфов,
живущих  в  духовном  воздухе;  Саламандр,  огненных   духов
пламени.  Ты должен видеть призраков, летящих над  землей  в
неверном  свете  луны,  мертвецов,  мирно  спящих  в   своих
могилах. Ты должен видеть, как растет дерево и шумит  ветер.
Еще   ты   будешь,  благодаря  новому  зрению,   без   труда
путешествовать астральными дорогами, перемещаться  в  другие
измерения  и не бояться божественного блеска Колец Священных
Имен.
 Когда  Орландо  совсем  поправился,  Сатана  отпустил  его,
сказав,  что когда будет нужно, его призовут. Орландо  нашел
ассасина,  и  убил его. Тогда он впервые смеялся  над  телом
поверженного  врага.  Вернувшись к  армии  крестоносцев,  он
продолжил  поход.  Теперь  люди сторонились  Орландо,  боясь
взгляда  его мертвых глаз. Но король ценил отвагу и доблесть
верного  рыцаря.  Он теперь никогда не снимал  доспехов,  за
плечами  его  вился  вечный черный плащ, и  после  очередной
битвы  Орландо  всегда  смеялся, как  стервятник  кружа  над
поверженными врагами.

                            VIII

 Проснулась  Тереза оттого, что кто-то был  в  комнате.  Она
открыла глаза, и сразу же увидела Мендеса, стоящего рядом  и
внимательно смотрящего на нее.
 - Надеюсь, Вы хорошо отдохнули, госпожа Марита?
 Тереза  мгновение  смотрела  на  него  непонимающе,   потом
произнесла:
 - Да, спасибо, господин... Мендес. Я хорошо отдохнула.
 -  В  таком  случае  я  рад буду сопровождать  Вас  в  вашу
крепость, но сначала разрешите предложить Вам завтрак.
 Марита благосклонно кивнула, и слегка улыбнулась.

 Да,  это  был  тот  же  самый  замок,  из  которого  Тереза
отправилась  на  бал. Только теперь он был отстроен  заново.
Белый и неприступный высился он над окрестными землями, и на
шпилях  башен его гордо реяли флаги, с забытым  уже  в  этих
краях  гербом:  алая  роза на перекрестье  меча,  опущенного
острием вниз.

                             IX

 А  совсем  недавно, лет тысячу назад, в замке жил известный
в   то  время  вельможа,  дон  Карлос-и-Лучия  Ивальдес.  Но
проклятие,  незримо витавшее над замком, перешло  и  на  его
нового  хозяина. Дон Карлос был странный человек. Закаленный
воин   и  непревзойденный  сочинитель  стихов.  Художник   и
изобретатель.  Вдохновенный борец за  справедливость,  гроза
разбойников. Создатель крылатой машины, летающей в  небесах.
Великий мечтатель.

 Увидев   портрет   неизвестной  женщины,  предположительно,
давней   хозяйки  крепости,  дон  Карлос  страстно  полюбил.
Несмотря  на  то, что даже прах той женщины давно  развеялся
ветром времени. Он подолгу стоял перед неземным ликом,  ведя
мысленные  беседы,  в  своих мечтах  овеществляя  бесплотный
образ.  И  иногда  ему казалось, о Боже! что  плотный  холст
тончает,  превращаясь  в окно, закрытое  всего  лишь  тонкой
завесой,  за которым другой, потусторонний мир,  в  котором
обитает предмет его любви. И мнилось влюбленному дону, что в
его   силах   прорвать,   продавить  незримую   границу,   и
соединиться  с той, что навеки отняла его душу.  Бедный  дон
Карлос!  Он  написал с себя портрет, и поместил  его  против
той,  которую  любил, чтобы и во времена  своего  отсутствия
быть с ней.
 Но!  Дон  Карлос  недолго страдал от  любви  к  бесплотному
образу.   То   ли  черная  тень,  затмевающая  крепость   от
благодатных  солнечных лучей, то ли собственная злая  судьба
благородного дона решила, что мало страданий выпало на  долю
его.  Доном  Карлосом заинтересовался Святой  Орден.  Монахи
ордена св. Доминика, по праву считались самыми непримиримыми
борцами  с ересью. Святые отцы без устали трудились на  ниве
Господа,  Огнем  и  Мечом утверждая Закон  Божий,  так,  как
диктовал  его  их  основатель,  Гусман  Доминик,  прозванный
Гусманом  Кротким. И пылали костры с ведьмами, колдунами,  и
просто  нечаянно  перебежавшими  дорожку  властному  ордену.
Костры из людей. Науки? - В огонь! Искусства, культура? Туда
же! Есть только Господь наш, и Ад и Рай его в наших душах!
 Но  время  неумолимо. Нет больше благородного дона Карлоса,
которого,   по   слухам,   так   и   не   удалось   изловить
злоговоренному  ордену, да и сам орден Доминиканцев  утратил
власть, обнищал и был предан забвению.
 А  над  горизонтом поднималась новая звезда. Звезда темная,
страшная и кровавая.

                              X

 Тереза  стояла  на крыше смотровой башни.  Той  самой,  где
некогда  проводил свои одинокие часы рыцарь Орландо. Сильный
ветер  свистел  в бойницах, мощной грудью бился  в  каменную
кладку, стараясь, казалось, растащить, развалить по камешкам
всю  крепость,  так, чтоб и памяти о ней не  осталось.  Злой
ветер  бил,  толкал хрупкую фигуру, старался сорвать  теплую
шаль,   растрепать  волосы,  выжечь  глаза.  Жестокий  ветер
старался раздавить, сбросить вниз женщину, разбить о  камни,
разметать в стороны, так, чтоб и следа не осталось...
 Тереза  стояла, крепко вцепившись в зубцы стены,  и  упрямо
смотрела  на расстилающуюся внизу голую равнину, без  следов
жилья, только высоченные стоячие камни-менгиры нарушают кое-
где ровный пейзаж. Камни очень старые, наполовину ушедшие  в
землю,  клонятся  в  разные стороны.  А  по  ночам,  говорит
Марита,  верхушки их светятся. Подол длинного платья  бьется
на  ветру,  добавляя к вою ветра хлопанье крыльев призрачной
птицы.
 У  горизонта  буря  клубится черными  смерчами,  постепенно
сдвигаясь  к  замку, наползая вспухающим пыльным  брюхом  на
тусклые  поля,  менгиры  и дорогу, бегущую  змеей  прочь  от
замка.   В  густой  черноте  изредка  просверкивают  вспышки
молний,  на  мгновение рвущие жирное брюхо  бури,  и  Терезе
вспомнился  трон Таумиель, в котором так же клубилась  тьма,
прочерченная   вспышками  света.   Уже   доносился   глухой,
всесокрушающий  вой,  исходящий из зева  смерчей,  что,  как
герольды впереди короля, неслись перед черной стеной. Только
у самого неба черная завеса истончалась, рвалась на куски, и
там,  в  вышине,  проглядывал багровый, застилаемый  клубами
гари глаз.
 До  самого  последнего момента Тереза оставалась на  крыше,
наблюдая бурю. И только когда уже плотный, как песок,  ветер
стал  забивать дыхание, не давая вздохнуть, стала спускаться
по  узкой винтовой лестнице вниз. - Нет, это не мой  мир,  -
думала она, осторожно ставя ноги на стертые ступени, - у нас
никогда не бывало таких бурь. И равнина! Только голые камни,
и  ничего больше. И город, раньше его было видно с замкового
холма, он исчез. Или... никогда не существовал в этом мире?
 Тереза  уже  сошла вниз, и не видела,
всадник   и  помчал, горяча коня, прямо к замку, по  дороге,
которая исчезала под черным смерчем сразу за его спиной.
 Она  устроилась в нижней зале, перед ярко пылающим камином,
и  слушала,  как  рев  бури нарастает  за  крепко  запертыми
ставнями.
 Это  был  странный мир, и странный замок. В нем не было  ни
души,  но в камине всегда были дрова, а кладовая пополнялась
свежими  продуктами. Кто-то вытирал пыль с  дубовой  мебели,
носил  воду,  зажигал по вечерам факелы и  свечи.  Тереза  в
одиночестве бродила по пустым анфиладам, иногда замечая, как
кто-то маленький и юркий шмыгает за портьеру.
 Тереза  задумалась,  и  не  сразу  расслышала  гулкий  звон
колокола, странно вплетающийся в свист ветра за стенами. Она
встала  и  в замешательстве прошлась по комнате. С тех  пор,
как  она  здесь, она никого не видела, и уже начала  думать,
что  осталась  совсем  одна на этой  пустынной,  продуваемой
ветрами  равнине в одиноком заколдованном замке. Свист  бури
усиливался,  колокол все звонил, и Тереза, прихватив  факел,
пошла  боковым коридором к замковым воротам. Этот  неширокий
проход  опоясывал  весь  замок, находясь  внутри  крепостной
стены, и Терезе не пришлось выходить во двор.
 Подойдя   к   воротам,  она  приоткрыла  окошко,  забранное
решеткой, и прокричала наружу: - Кто здесь?
 -  Меня  застигла буря, и я прошу вашей помощи, -  раздался
голос  из-за  двери.  Самого путника  не  было  видно  из-за
плотной завесы пыли, висевшей в воздухе.
 -  Навалитесь  на  дверь с той стороны,  мне  одной  ее  не
отодвинуть,  -  прокричала Тереза и стала  вынимать  тяжелый
засов.
 С  лошади  путника летели клочья пены, она безумно  вращала
налитыми  кровью глазами и трясла головой. И путник,  и  его
лошадь  были  покрыты  черной пылью  и  валились  с  ног  от
усталости.  Устроив  бедное животное в закрытой  конюшне,  и
позаботившись  о  нем,  Тереза прошла  в  залу,  куда  ранее
проводила  путника.  Незнакомец сидел  у  камина,  бессильно
откинувшись  в  кресле. Он снял шлем, ранее закрывавший  всю
голову, и теперь светлые волосы его спадали на плечи. Тереза
увидела его со спины, и на мгновение ей показалось, что  это
Мендес, но в следующий момент незнакомец повернулся, темные,
глубоко  утопленные под бровями глаза, внимательно взглянули
на  Терезу. Она тоже смотрела на чужое, но почему-то смутно-
знакомое  лицо.  Орлиный,  выдающийся  вперед  нос,  твердая
складка  губ,  тяжелый подбородок... На мгновение  мелькнула
догадка,  но тут же пропала, задавленная ворохом  мыслей.  -
Нет,   этого  не  может  быть!  Это  не  Орландо.  Тот   был
черноволос,  с ястребиными чертами, с жестоким,  беспощадным
взглядом.  Нет! У этого незнакомца светлые, льняные  волосы,
высокий  чистый  лоб,  спокойные,  не  искаженные  страстями
черты... Глаза, темные от усталости, но в них нет злобы.
 Тереза