которая  была  у
него с собой, изумляя меня  своей  способностью  плевать  за  дверь,  -  а
расстояние от того места, где мы  сидели,  было  порядочным  -  когда  она
открывалась, не задев ни разу того, кто входил  или  выходил.  Я,  в  свою
очередь,  на  спор  перепил  четырех  местных   пьяниц,   для   чего   мне
потребовалось чуть меньше двух обычных стаканов вина. Наши номера  вызвали
всеобщее веселье  среди  других  посетителей  на  протяжении  двух  часов,
проведенных нами в заведении.
     Где-то били часы. Мы слышали этот звук уже в  третий  раз  с  момента
нашего  появления.  Заплатив  по  счету,  мы  вышли.   За   время   нашего
кратковременного пребывания  в  помещении  ночь  стала  значительно  более
холодной, поэтому мы подняли воротники и засунули руки в  карманы,  прежде
чем отправиться к месту недавней конфронтации.
     Здание было полностью погружено в темноту. Мы  несколько  раз  прошли
мимо; казалось, поблизости никого не было. Наконец,  я  подошел  и  тронул
дверь. Замок был сломан. Она легко отворилась. Я дал знак  Петерсу,  и  мы
вошли. Двигаясь медленно, ступая  осторожно,  мы  поднялись  по  лестнице.
Когда мы достигли пролета, ведущего к двери Ван Кемпелена, мы остановились
и долго прислушивались. Молчание было абсолютным. Тогда я прошел вперед  и
в полной темноте наощупь обследовал дверь. Этот замок тоже был  сломан,  а
дверной косяк расщеплен.
     Я толкнул дверь и подождал. Никакой реакции.
     Я вошел.  Сквозь  разбитое  окно  в  комнату  проникал  лунный  свет.
Пользуясь этим освещением, мы могли увидеть, что комната  была  совершенно
пуста. Никаких признаков мебели или приборов, не  осталось  ни  ложки,  ни
чашки. Даже скамья была сдвинута с места.
     Петерс тихонько свистнул.
     - Довольно странно, - сказал он. - Что вы об этом думаете?
     - Ничего, - сказал я. - Это может значить  все,  что  угодно.  Первым
делом с утра мы  должны  увидеть  Дупина.  Может  быть,  у  него  найдутся
подходящие ответы.
     Петерс сплюнул в окно.
     - А может быть, и не найдутся, - сказал он.
     Мы поспешили назад, к судну, где мохнатое чудо, висевшее на  канатах,
приветствовало наше появление.
     - Bon juor, черт побери! - сказал ворон. Он устроился на ручке  моего
кресла и наблюдал, как я пью чай из чашки.
     - Bon juor тебе, исчадие ада, - сказал я.
     - Вы, похоже, ему понравились, - заметил Дупин. - Определенно, это вы
вдохновили его сказать вчера "прекрати".
     - Кар-р! Навер-рно! - закричал Грин,  расправляя  крылья  и  поднимая
голову.
     - Вернемся к письму, - напомнил я.
     -  Да,  -  ответил  он,  улыбаясь.  -  С  помощью  различных  уловок,
включающих подарок в виде золотой табакерки,  удалось  получить  доступ  к
переписке министра. В ней содержатся несколько занимательных пунктов. Так,
Ван Кемпелен предложил продать  свой  секрет  правительству.  Под  текстом
этого письма рукой министра сделана пометка, что цена  слишком  высока,  и
лучше получить необходимые  документы,  инсценировав  грабеж.  Было  также
пожелание   действовать   безотлагательно,    так    как    есть    другие
заинтересованные лица, которых цена устраивает.  Это  замечание  подписано
еще одним министром, поставлена дата, вчерашнее число, тридцать первое.
     - Правительство способно участвовать в таких делах? - воскликнул я.
     Он высоко поднял брови, взглянув на меня, и сделал глоток чая.
     - А своевременное появление полиции? - спросил  я.  -  Это  часть  их
плана? Теперь Ван Кемпелен и его секрет находятся у вашего правительства?
     - Вовсе нет, - ответил  он.  -  Я  успел  раскрыть  суть  этого  дела
монсеньору Гискету, нашему префекту полиции, который  давно  испытывает  к
министру, моему тезке, далеко не дружеские чувства. В то время, когда  все
это стало известно, у меня  уже  не  было  возможности  предупредить  вас.
Должен признать, что, несмотря ни на что, вы вели себя восхитительно. Тело
в каминной трубе до сих пор остается необыкновенной загадкой.
     Тут он сделал протестующий жест, заметив, что я хочу что-то сказать.
     - Нет, я не хочу знать подробностей.
     - Я вовсе не это имел в виду, - сказал я. - Я просто хотел  спросить,
кто тогда захватил Ван Кемпелена?
     - В сущности, никто, - ответил он. - В данный момент  он  и  все  его
оборудование  направляются  к  границе.   Люди   Гискета   упаковали   все
оборудование и вещи, а его агент обрисовал ситуацию Ван Кемпелену.
     - И все это  для  того,  чтобы  досадить  официальному  представителю
правительства, - сказал я. И кто же был этим агентом? Вы?
     Он опять улыбнулся.
     - Я не сказал бы вам, даже если бы и был.
     - Я знаю. Но меня интересует не возможность осведомительства.
     - Мы прекрасно поняли друг друга, - сказал он.
     - К какой границе? - спросил я тогда.
     - Он направился в Испанию, Толедо. Хотя не  могу  сказать,  настоящее
это место назначения или только хитрый трюк, чтобы сбить преследователей с
толку. Это снова один из тех фактов, которые я не хотел бы знать.
     - Понимаю, - сказал я. - Спасибо.
     Он откашлялся.
     - Причина, по которой я назвал это "хитрым трюком", в том,  что  этот
человек играет в опасную игру. И я не очень-то стал бы сочувствовать  ему,
если бы на  каком-то  этапе  своего  длинного  пути  он  бы  встретился  с
неприятностями.
     - Что вы имеете в виду?
     - А то, что в переписке министра содержались и другие сведения...
     - Да?
     - Одно из них касалось конкретно этого  случая.  Это  были  донесения
разведки из столиц ряда государств о том, что Ван Кемпелен сделал подобное
предложение огромному количеству людей  в  различных  странах:  в  Италии,
Англии, Испании, Наварре, Арагоне и даже в Ватикане.
     - Боже! И это он предлагал правительству или главе государства?
     - В упомянутых мной странах именно так. А среди частных лиц в  списке
значатся Руфус Грисуолд, так же как, впрочем, и Сибрайт Элисон.
     - Правда? Я не был поставлен об этом в известность.
     Он пожал плечами.
     - Возможно, его предложение еще в пути.  Из  всего  этого  совершенно
ясно, что Ван Кемпелен либо беспрецедентно наивен, либо дьявольски одержим
в своем стремлении. Устроить нечто вроде аукциона между отдельными  людьми
и государствами  в  таком  деле  равносильно  тому,  чтобы  спровоцировать
насилие, похищение или шантаж.  Некоторые  из  участников  этого  аукциона
совершенно безжалостны и неисправимо вероломны. Это не тот сорт  людей,  с
которыми можно вести честно игру.
     - И один из них находится в Толедо?
     Он кивнул утвердительно.
     - Архиепископ Фернандес.
     - А он "за" или "против"? - спросил Петерс.
     Дупин усмехнулся.
     - И да, и нет, - объяснил он. - Он  смотрит,  куда  ветер  дует.  Все
зависит от того, насколько это ему выгодно.
     - Вы уверены, что Ван Кемпелен не направился в Наварру или Арагон?  -
спросил я.
     Дупин пожал плечами и поднял руки ладонями вверх.
     - Я знаю только то, что он сказал, плюс то, что он  послал  письмо  в
Толедо. Выводы делайте сами.
     Я вздохнул.
     - Похоже, что на этом нам придется закончить, - сказал я.
     - В таком случае...
     - Он достал из-под скатерти конверт.
     - Я бы хотел представить счет по оплате особых услуг за этот  период,
так как вы уполномочены подписывать банковские чеки, а я могу  вас  больше
не увидеть.
     Я взял конверт, открыл его.
     - Здесь два счета, - заметил я.
     - Да, два, - ответил он.
     Я уже  набрался  некоторого  опыта  в  денежных  делах,  поэтому  был
совершенно  поражен  огромной  суммой,  стоявшей  под  вторым  счетом   за
"непредвиденные услуги".
     - Вот это, - сказал, потрясая листком,  -  для  мадам  Роже...  я  не
понимаю, за что это.
     - Это форма компенсации, - сказал он, - за потерю  дочери.  Несколько
часов назад тело Мари Роже было найдено в реке.
     - О, - сказал я и попросил у него ручку.


     Возвращаясь   на   "Эйдолон",   я   решил,    что    настало    время
проконсультироваться с монсеньором Вальдемаром. Лиги, к  несчастью,  сошла
на берег за покупками. Я взял у капитана Гая  дубликат  ключа  от  комнаты
Вальдемара, решив воспользоваться  собственными,  хотя  и  несовершенными,
месмерическими способностями. Все же лучше, чем ждать. Я пригласил Петерса
в ассистенты, но он не  пошел  из-за  нелепых  предрассудков.  Сказать  по
правде, приглашая его, я руководствовался теми же  чувствами,  что  и  он,
когда давал мне отказ. Мне просто нужна была компания. Но, как  говорят  в
Париже: Не las! (Увы!)
     Свечи зажжены, крышка  поднята.  Сконцентрировав  внимание  в  центре
своего тела, я направил энергию к рукам. Свечи начали мерцать. Шкаф в углу
заскрипел. Я сделал первый пасс, при этом серии дробных  ударов  раздались
со стороны стены слева от меня. Я  чувствовал,  как  энергия  нарастает  и
передается Вальдемару.  Стул  в  углу  комнаты  наклонился.  Тут  раздался
традиционный стон, и через несколько мгновений его глаза открылись.
     Однако на этом дело не закончилось. Потом он сел.
     - Полегче. Полегче, Вальдемар, - сказал я.
     - Что вы со мной делаете? - спросил он.
     - Как обычно, - ответил я, - хочу задать вам несколько вопросов.
     - Где Лиги?
     - Не знаю точно. Я торопился, поэтому решил справиться без нее.
     - Боже мой! Боже мой! Теперь я понимаю, что произошло.
     - Скажите мне, пожалуйста.
     - Ее присутствие  смягчало  вашу  неуемную  энергию.  Без  нее  выход
энергии стал неконтролируемым. Вы анимировали меня снова, но я не ожил!
     Он медленно поднял руку. Один глаз (правый) пришел в движение,  чтобы
посмотреть на нее. Другой же оставался в прежнем состоянии.
     - Это ужасно, - констатировал он, остановив на мне зловещий взгляд.
     - Одну минутку, и я верну вас в прежнее состояние -  как  меня  учила
Лиги, - а сейчас ответьте мне на пару вопросов. Ведь я не  повредил  вашим
способностям, не так ли?
     - Я могу то, что мог всегда, - сказал он, медленно соединяя руки.
     - Думаю, мне следует направиться в Толедо. Что вы скажете в  связи  с
этим?
     - Я скажу: да, надо направиться в Толедо.
     - И это все?
     - Эти сведения связаны с Энни, поэтому ничего больше сказать не могу.
     - Склонен считать это хорошим знаком, - сказал я.
     Он начал медленно потирать руки. Потом  поднял  их  и  потрогал  свое
лицо.
     - Что вы знаете о По? - спросил я.
     - Я не понимаю вопроса. Он слишком общий.
     - Извините. Что он делает сейчас?
     - "сейчас" - бессмысленное определение. Ваши миры движутся по  разным
временным орбитам.
     - Учитывая только  его  орбиту,  -  сказал  я,  -  с  момента  нашего
взаимного перемещения до настоящего момента  на  протяжении  того  отрезка
времени, которое я провел здесь, что вы можете сказать о его положении?
     - Понимаю, - сказал он, перекрещивая руки и дотрагиваясь до  плеч.  -
Он все еще не понимает, что  произошло.  У  него  есть  признаки  сомнения
относительно устойчивости собственной психики. Ему  бы  хотелось  основать
собственный журнал, но он не  может  найти  лиц,  заинтересованных  в  его
финансировании. Скорее всего, он пребывает в подавленном состоянии.
     - Я бы хотел поговорить с По. Могли бы вы доставить его сюда, если  я
увеличу силу месмерического воздействия?
     - Нет. Это мне не подвластно.
     - Могли бы вы отправить меня к нему?
     - Нет.
     - А  как  насчет  королевства  Энни  на  берегу  моря?  Могли  бы  мы
встретиться там?
     - Не думаю, но позвольте мне... Нет.
     - А могли бы вы послать ему весточку.  Я  хочу  убедить  его,  что  я
существую, Энни существует, что он не сумасшедший.
     - Я мог бы попробовать, но не знаю во что это выльется.
     - Попробуйте.
     Он тяжело осел и внезапно упал на спину, сложив руки на груди.
     - Все, - объявил он медленно.
     - Удалось?
     - Да.
     - Не могли бы вы сказать, какую форму это приняло?
     - Нет. Дайте мне отдохнуть...
     Я проделал все в обратном порядке: с помощью пассов  забрал  энергию,
которой я его наделил. Дробный стук раздался снова со стен  и  с  потолка,
стул поехал ко мне, потом упал.  Вальдемар  испустил  необычайно  жалобный
стон, глаза его закрылись, и крышка захлопнулась сама собой.
     Я убрал свечи и пошел готовиться к путешествию.


     Сон Эдгара Алана По был потревожен. Он проснулся  рано  и  безуспешно
попытался вспомнить, что он видел во сне. Наконец, он встал и оделся. Небо
на востоке постепенно стало бледнеть. Он открыл  входную  дверь  и  вышел,
чтобы посмотреть восход.
     Во дворе он увидел крохотный сверкающий замок. Он сделал шаг  вперед,
и замок исчез. Когда он подошел к месту, где стоял замок,  там  была  лишь
горка песка.
     Игра света, наверное...



                                    6

     Она шла босиком по  берегу  моря.  Ночь  была  тихая  и  беззвездная.
Однако, море само по себе слабо отсвечивало, и  ей  было  достаточно  этой
маленькой иллюминации. Она шла кругами, то подходя к воде, то удаляясь  от
нее. Она не могла вспомнить, почему она так делала, но  точно  знала,  что
это важно. И она продолжала.
     В  одном  месте  черная  кошка  пробежала  милю,  в  другом   -   яма
образовалась в центре ее круга. Вокруг нее теперь плясали языки пламени, а
среди них - блестящее лезвие. Она продолжала идти. Почему она делала  это?
Это важно - вот почему. О, да.
     Человек лежал ничком возле ямы. Да. Надо, чтобы он  заглянул  внутрь.
Правильно. Хорошо. Убрать языки пламени. Да. Он зашевелился?
     Она пошла быстрее. А что он видит? Ужас. Конечно. Он видит, что...
     Она пронзительно вскрикнула, и  море  поднялось,  захлестывая  пламя,
человека, яму...
     Она широко раскинула руки, и материя пространства была разорвана. Она
ступила в образовавшийся проход.


     От постоянного вздрагивания повозки я открыл глаза. Из  темного  угла
сиденья напротив меня смотрела черная кошка.  Наверное,  десять  секунд  я
наблюдал за ней, пока не пришел в себя и  не  понял,  что  это  был  парик
Петерса, который свалился с головы, когда тот задремал.
     Я протер глаза, сел и поискал бутылку с водой. Потянул одеяло с колен
повыше, чтобы прикрыть и грудь. Отпил воды, потом еще.
     Добрую половину ноября мы уже  ехали  в  повозках,  нанятых  нами  со
сменой лошадей. Пиренеи были ужасны, Наварра - унылой. Не успел я  изучить
основы французского, как пришлось начинать сначала с испанским. У  Петерса
опять было преимущество передо мной - результат пребывания в Мексике, - но
как он объяснил: "Это все уличный испанский, Эдди. Ни один уважающий  себя
caballero не захочет услышать это при народе. И поверь мне, все  они  себя
уважают."
     - При народе, - добавил он.
     Передо мной были сожженные поля, сгоревшие дома,  деревянные  кресты.
Неоспоримые  признаки  войны  окружали  нас.  Мы  часто   вынуждены   были
останавливаться, испытывали другие трудности,  но  своевременные  указания
Вальдемара и запас золотой монеты помогали продвижению вперед.  Для  меня,
как для солдата, в этом было  что-то  привлекательное  и,  вместе  с  тем,
ужасающее.
     Испанский вошел в  нашу  жизнь  новым  словом,  обозначавшим  военные
действия, с помощью которого  они  продолжали  противостоять  французам  -
guerrilla. Оно означало огонь и  стрельбу  перебежками,  засады,  короткие
атаки в тылу противника. Испанцы отказывались  участвовать  и  выдерживать
крупные сражения, и это,  как  в  прежние  века,  сейчас  работало  против
Франции. Это дорого обходилось французам, выматывало и истощало их.
     Я отвернулся от навевающего уныние пейзажа.  Спустя  некоторое  время
повозка  неожиданно  дернулась  и  пошла  быстрее.  Я  услышал  назойливое
"Кар-р!" откуда-то сверху, где лежал багаж, и Грин порхнул вниз  к  парику
Петерса. Очевидно, птица устала от опеки Дупина и, воспользовавшись  нашим
последним визитом, покинула его дом, появившись на  канатах  "Эйдолон"  со
стороны набережной и приветствуя меня бодрым "Vingt frames pour  la  nuit,
monsieur", когда я поднимался наверх после интервью с Вальдемаром.
     Грин, очевидно, хотел  привлечь  наше  внимание,  потому  что  он  не
одобрял быстрой езды. Он всегда так поступал, когда Эмерсон хватал вожжи и
пускал лошадей рысью. Извозчик не был  склонен  вступать  в  переговоры  с
обезьяной, и, обычно, за этим  следовало  то,  что  звали  Лиги  успокоить
лошадей с помощью месмеризма. Потом Петерс  отбирал  у  обезьяны  вожжи  и
ругал его для порядка.
     - Эй, ну, Грин! Отдай же! - услышал я, как он вдруг  закричал,  затем
последовало  трепетание  птицы,  запутавшейся  в  парике.  При  этом  Лиги
подвинулась ко мне, деликатно зевнула и сказала:
     - Что, опять?
     Я кивнул.
     Повозку подбрасывало и шатало из стороны в сторону. Петерс  пощекотал
птицу под клювом одним из своих, вовсе не подходящих  для  этого,  толстых
пальцев  и  состроил  ужасную  гримасу,  которая   любого   заставила   бы
улыбнуться.
     - Гринуся хороший, - сказал он. - Отдай же это дяде Петерсу.
     Грин увидел, что лучше  подчиниться,  и  Петерс  немедленно  водрузил
парик на себя, не заботясь о том, как он сидит. Лиги встала,  оперлась  на
внутреннюю  стенку  повозки,   откинула   тяжелый   полог,   перегнувшись,
высунулась из окна и стала делать пассы. Мы тут же замедлили ход.
     - Следует хорошенько поддать пару раз Эмерсон, - пробормотал я.
     Лиги, обернувшись, подмигнула мне,  потом  еще  больше  высунулась  в
окно. Я поддержал ее за талию. Через полминуты она дала  мне  знак  помочь
ей, и вернулась на свое сиденье.
     - Моя очередь, - сказал Петерс, вставая.
     -  Нет  необходимости,  -  ответила  она.  -  Он  передал  управление
извозчику.
     - Это на него не похоже, - заметил Петерс.
     Она пожала плечами.
     - Возможно, l'ennui, - предположила она.
     - О, наверно, - сказал петерс и занял свое  место.  Вскоре  он  снова
стал заигрывать с Грином.
     - Ну, скажи "прекрати!" - упрашивал он. - То, чему учил тебя в Париже
господин. Ну же! Дай нам услышать тебя!
     -  Амонтильядо!  -  прокричало  темное  создание.  А   еще   раз:   -
Амонтильядо! За этим последовал приступ безудержного, почти человеческого,
смеха  и  звук  пробки,  вынимаемой  из  бутылки,  последнее   повторялось
несколько раз с нарастающим ускорением.
     - Думаю это какой-нибудь крепкий напиток, -  заметил  Петерс,  искоса
взглянув на меня. - Не так ли?
     - А-у, - ответил я, мысли мои были заняты другим.
     Я думал, что буду делать, когда мы приедем  в  Толедо.  Вальдемар  не
знал наверняка, что Ван Кемпелен находится там, но это был верный путь, по
которому мне надлежало идти, чтобы достичь конечной  цели  -  освобождения
Энни.
     - Прекрати, - спокойно сказал Петерс.
     - Амонтильядо, - настаивал Грин.


     За день до прибытия в Толедо  мы  услышали  стук,  который  доносился
сверху. В это время Эмерсон спал, свернувшись калачиком в ногах у  Петерса
(это часто с ним случалось в последние дни благодаря помощи  потусторонних
сил). Мы решили, что это возничий  дает  нам  сигнал.  Петерс  выглянул  и
спросил, в чем дело, но тот отрицательно покачал головой.
     Стук раздался снова, Лиги повернулась  ко  мне  и  стала  внимательно
смотреть:
     - Ведь вы не занимаетесь месмеризмом, не так ли? - спросила она.
     - Я? Нет. И уже давно, ответил я.
     - Я чувствую что-то странное, - сказала она тогда.  Потом  она  стала
выглядывать из окна, наблюдая за возничим. Повозка замедлила ход.
     - Что это? - спросил я.
     - Что-то необычное, - сказала она.
     Мы сделали остановку под большим деревом. Она приказала, чтобы винный
контейнер  с  Вальдемаром  отвязали  и  опустили  на  землю.   Потом   она
посоветовала возничему вместе с помощником отдохнуть где-нибудь за холмом.
Петерс предпочел присоединиться к ним. В этот момент странное предчувствие
овладело