стилетом в одной руке и дубинкой - в другой.
     Я издал  отчаянный  крик,  когда  преодолел  последние  ступеньки,  и
направился к ним, размахивая саблей. В это время  я  скорее  почувствовал,
чем услышал низкий грохочущий звук, похожий на  затихающий  шторм,  идущий
откуда-то  издалека  по  ходу  движения  судна.  Это  было   больше,   чем
настойчивое напоминание, так как сопровождалось  вибрацией,  которая  была
ощутима физически и пробирала до корней волос. К своему ужасу я понял, что
это могло означать. Я снова испустил клич и один из  матросов  повернулся,
приготовившись принять бой. Это был высокий сухощавый человек с бельмом на
глазу. Он размахивал дубинкой, утыканной гвоздями,  которая  вполне  могла
противостоять моей сабле.
     Я видел, как Петерсу удалось избежать удара саблей, отступив назад, а
потом ударить атаковавшего по запястью. Потом он  дал  волю  своим  мощным
кулакам. На какое-то время его заслонила от меня фигура его соперника.  Но
вдруг соперник оказался в  воздухе.  Он  согнулся  пополам,  когда  Петерс
держал его, изо рта его текла кровь. С другой стороны от  меня  я  увидел,
как упал Поль с окровавленным плечом.
     Потом мне уже некогда было обращать внимание на что-либо, кроме своих
собственных проблем. Я приостановился,  когда  дубинка  моего  противника,
раскачиваясь, нацелилась на меня. Я опустил свое ружье и  отступил,  решив
не рисковать своей сталью  против  такой  сокрушительной  силы.  Он  опять
размахнулся, я снова отступил, наблюдая за его движениями и ожидая,  когда
он раскроется.
     Я услышал, как вскрикнул Ганс Поль, с очень сильным акцентом,  и  его
сабля загремела по палубе.
     Стая  птиц  пролетела  над  нами  с  северо-западной  стороны,  крича
"э-теке-лили!"
     Мой противник поднял дубинку к правому плечу и обеими руками  опустил
ее по диагонали, нацелившись мне в грудь. Он  рассмеялся,  когда  я  опять
увернулся, и выкрикнул: - Ну  прислонись  к  чему-нибудь!  Хватит  бегать!
Тогда я тебя достану! - На это я мог только вежливо кивнуть и  улыбнуться,
так как заметил, что после удара вниз от плеча он медленнее  группируется,
чем после горизонтальных взмахов.
     Я услышал, как новый противник  капитана  Гая,  На  которого  обратил
внимание Петерс, разделавшись с собственным - принялся  кричать,  так  как
Петерс, вывернув ему руку, толкнул вперед и зубами оторвал ему  ухо.  Пока
это  происходило,  матрос,  которого  Петерс  послал   в   нокдаун,   стал
подниматься.
     - Э-теке, э-теке, пис-с! - кричал Грин, летая  вокруг  и  нагадив  на
матроса, атаковавшего Петерса.
     В это время "Эйдолон" подпрыгнула, словно нас целиком  вытолкнуло  из
воды,  -  я  не  мог  не  вспомнить  о  своем  путешествии  на  призрачном
"Дискавери"  -  а  когда  судно  опустилось,  то  скорость  его  как-будто
увеличилась. Я инстинктивно ожидал, что  вслед  за  этим  на  моем  клинке
запляшут зеленые огоньки.
     И  они  внезапно  заплясали.  Неужели  моя  мысль  каким-то   образом
воспроизвела их? А может, в этом месте я обладал силой более  мощной,  чем
память, которая связывала меня с предметами из прошлого?
     Глаза  высокого  матроса  расширились,  когда  он  увидел  загадочное
мерцание на наконечнике моего оружия. Но он занес дубинку над левым плечом
и снова махнул ей. Я опять отступил.  Но  не  так,  как  прежде.  Вспомнив
дорогой  урок  одного  знаменитого  французского  фехтовальщика,   который
однажды был проездом в нашем городе, я отступил только на один  шаг  левой
ногой, правую очень быстро поставил назад, поднял сабля вверх, вперед,  по
кругу и над головой, превратив ее в рапиру,  чтобы  после  выпада  нанести
удар, которым успел ранить противника в руку прежде, чем он сгруппировался
после своей промашки. Немедленно после этого я сделал  еще  один  выпад  и
нанес колющий удар в шею противника.
     Потом я взглянул на Петерса и увидел, как он швырнул своего  безухого
оппонента на того, который стал подниматься. Человек, которого он ударил в
грудь, упал плашмя, из его ушей, носа и рта лилась кровь. На всякий случай
я взглянул назад. Матрос, которому я  рассек  грудь,  так  и  лежал  возле
трапа. Он не дышал.
     Трое из шести были повержены, двое атаковали Петерса, а  последний  в
это время вынимал своей стилет из левого подреберья Ганса Поля. Он перевел
свое внимание на Петерса, который, пригнувшись, вытянул обе руки вперед  в
направлении двоих, которые, придя в себя, вновь напали на него.  Улыбаясь,
дородный матрос двинулся им на помощь, размахивая своей дубинкой  в  левой
руке, держа нож в правой пониже, на уровне  бедра.  Когда  он  перешагивал
через бездыханное  тело  капитана  Гая,  я  услышал  короткий  выстрел  из
пистолета. Дубинка выскользнула из  его  руки,  и  он  припал  на  колено,
зажимая левой рукой живот.
     За нескончаемым ревом воронки Симмеса я услышал, как он сказал:  -  Я
думал, что ты мертв!
     Потом он опустился на второе колено и я смог  увидеть  капитана  Гая,
который опершись спиной о швартовную тумбу, держал в правой руке небольшой
крупнокалиберный пистолет, на губах его была еле заметная улыбка.
     - Ты ошибся, - сказал капитан.
     Я бросился на тех двоих,  которые  атаковали  Петерса.  Один  из  них
поднял саблю, оставленную кем-то. Когда он почувствовал  мое  приближение,
то повернулся ко мне лицом. Он согнулся в талии и выставил оружие вбок под
углом,  направленным  на  меня,  размахивая   при   этом   другой   рукой,
выставленной вперед, - очевидная  и  неумелая  попытка  перенести  технику
ножевого боя на более  тяжелое  оружие.  Тогда,  испытывая  к  нему  почти
презрение, я сделал выпад вперед. Для опытного фехтовальщика тут  не  было
проблем.
     Пяткой я угодил в птичий помет и  поскользнулся.  Таким  образом  моя
гордыня была наказана. Мой  противник  мигом  наскочил  на  меня,  пытаясь
направить лезвие  своего  оружия  поперек  моего  горла.  Каждый  из  нас,
конечно, пытался угодить другому коленом в пах, но оба успешно подставляли
при этом бедро. В процессе этого я смог высвободить  свою  правую  руку  с
саблей, которую мой противник прижал коленом после  моего  падения.  Но  в
этой позиции я не мог размахнуться, притом мешала тяжесть навалившегося на
меня неприятеля. Молниеносным движением руки я подставил  ее  под  клинок,
направленный на  меня.  К  несчастью,  мне  пришлось  отражать  лезвие.  К
счастью, оно не  было  слишком  острым.  К  несчастью,  оно  все  же  было
острым...
     Я почувствовал, как оно коснулось моей ладони, и он улыбнулся,  когда
побежала кровь и закапала мне на рубашку; он дышал мне прямо в  лицо,  что
было явным предзнаменованием моей гибели. Его зубы  были  в  очень  плохом
состоянии.
     Я слышал, как Петерс все еще сражался со своим  противником.  Корабль
опять "нырнул", и лезвие еще  глубже  вошло  в  ладонь  моей  левой  руки.
Раскаты Симмеса  грохотали  теперь,  словно  тысячи  Ниагар.  В  маленьком
просвете, который открывался в моей неловкой позиции, я мог  видеть  слева
от себя уходящую высоко в небо огромную башню из белого  тумана,  плывшую,
маячившую, склонявшуюся к нам, как огромная человеческая фигура,  покрытая
саваном, белая, как кость, снег или кожа мертвеца...
     Я смачно плюнул в лицо своему  противнику,  что  было  против  правил
джентльменства и санитарии. Это не был один из тех приемов, которым научил
меня знаменитый французский фехтовальщик. Этот урок мне  преподал  молодой
английский офицер по имени Флет, с которым мы пьянствовали однажды  ночью.
Этот трюк произвел на него настолько обескураживающее действие,  что  чуть
не стоил ему жизни во время дуэли. С  тех  пор  это  запомнилось  мне  как
пример чудовищного нарушения этикета. К счастью,  я  и  не  офицер,  и  не
джентльмен, поэтому прием сработал превосходно. Он отшатнулся назад, этого
мне было достаточно, чтобы сцепив зубы, сделать бросок, сжать, превозмогая
боль, в кулак  правую  руку  и  направить  удар  туда,  где  был  источник
зловонного дыхания. Но он не отшатнулся назад, как я надеялся, своим весом
он все еще держал меня. В это время тощая мертвенно-белая  Фигура,  словно
земное воплощение туманного призрака, схватила его  за  шею  и  повернула,
отпрыгивая от меня.
     Моего противника качнуло в сторону Вальдемара, когда он  оказался  на
ногах. Он отставил назад правый локоть, нацелившись своим оружием прямо  в
живот Вальдемару; потом он дал ему ход, проткнув насквозь моего спасителя.
Вальдемар свернул ему шею, и я услышал  треск.  Потом  он  оставил  его  и
опустил глаза.
     - О! Ирония судьбы! - заметил он. - Отправлять других к тому  берегу,
которого не могу достичь сам!
     Он вытащил из себя саблю и бросил ее.
     - Спасибо, - сказал я. - Постараемся что-нибудь  сделать  для  вас  в
один из ближайших дней. Ей богу.
     В это время справа от меня  раздался  отрывистый  лающий  смех,  и  я
посмотрел туда как раз в тот момент, когда Петерс правой  рукой  поднял  с
палубы окровавленный клинок, а в левой держал скальп.
     - В ознаменование маленького успеха, - заметил я.
     - Это был двойной успех, Эдди, - ответил он, и мы оба  повернулись  в
сторону капитана и Поля.
     Оба были еще живы, но в очень плохом состоянии. Мы постарались помочь
им, как могли. Ни один из бунтарей не выжил. Поль бормотал что-то на своем
непонятном языке.
     - Он говорит, чтобы мы быстрее принесли  воздушный  шар  сюда,  и  он
скажет, как с ним обращаться, - перевел Петерс.
     - Хорошо, - ответил я. - Пошли.
     Мы пробежали мимо Лиги, которая стояла улыбаясь. Могу поклясться, что
в какое-то мгновение я увидел кровь в уголке ее рта,  но  она  провела  по
губам языком, и видение исчезло, осталась только улыбка.
     Мы вытащили шар наверх и развернули его,  не  зная,  сколько  времени
осталось.
     Поль указывал, что надо делать, чтобы надуть его. Петерс вынужден был
наклоняться к нему, чтобы услышать инструкции, так как  голос  его  совсем
ослаб, а грохот Симмеса все наращивал силу. Вальдемар и Лиги тоже помогали
нам; когда же Поль, отдав последние распоряжения, испустил дух,  Вальдемар
горько проклял судьбу за то,  что  еще  один  человек  помимо  своей  воли
отправился туда, куда он стремился всей душой.
     Капитан Гай сделал мне знак и я подошел к нему, так как ничего больше
не оставалось делать, как ждать, когда шар достигнет нужных размеров.
     - Эдди, - сказал он  еле  слышно.  -  Хочу  попросить  вас  об  одном
одолжении.
     - Все, что хотите, сэр, - ответил я.
     - Перенесите меня в носовую часть корабля,  чтобы  я  мог  видеть  то
место, куда провалится "Эйдолон".
     Мы с Петерсом взяли из моей каюты удобное кресло и  укрепили  его  на
палубе.  Усадив  в  него  капитана,  мы  для  безопасности  привязали  его
веревками.
     - Это гораздо больше того каньона на Западе, - объявил Петерс,  когда
мы увидели огромную темную  грохочущую  пропасть,  начинавшуюся  там,  где
заканчивалась подвижная башня из белого тумана.
     Пока мы еще более тщательно привязывали  кресло,  капитан  Гай  вынул
свою трубку, набил ее табаком и достал кремниевую зажигалку  откуда-то  из
недр своего окровавленного костюма.
     - Позвольте вам помочь, - предложил я.
     - Я сам.
     - Вы серьезно решили остаться здесь?
     - Не думаю, что мне осталось много  времени,  -  ответил  он,  сделав
первую затяжку, - и я не променяю это ни на что другое. Много ли  найдется
капитанов, которым удалось таким образом проводить свое судно в  последний
путь? - Он сделал еще одну затяжку. - А теперь, оставьте меня. У вас  есть
работа, а я хочу полюбоваться зрелищем.
     Я нежно стиснул его плечо, оставив отпечаток кровавой ладони.
     - Да поможет вам бог, Капитан, - сказал я. - Вы были  поддержкой  для
нас. Спасибо.
     Петерс тоже что-то сказал, но я не  смог  разобрать  слов.  Когда  мы
повернулись, чтобы пойти на корму, я понял, как сильно накренилось  судно.
Я снова взглянул вперед по курсу и увидел, что мы погрузились еще глубже в
воронку. Надо было торопиться.
     Лиги и Вальдемар были уже в корзине, держась за веревки, которыми шар
был прикреплен к рым-болтам на палубе.
     - Пора, - сказала леди, я отрубил веревки и мы взмыли в небо.
     Несколько секунд мы еще могли видеть "Эйдолон",  которую  швыряло  по
краю  бездны  Симмеса,  изобретения  человеческого  разума,   позволяющего
погрузиться в вечность. На мгновение я вспомнил По.
     Вальдемар издал странный шипящий  звук,  потом  заметил:  -  Подумать
только, что я мог бы быть живым.



                                    13

     Мы продолжали подниматься на высокой скорости;  грохот,  доносившийся
из центра земного полюса наконец начал  стихать.  Лиги  настояла  на  том,
чтобы продезинфицировать мои ладони и тщательно их забинтовать. К счастью,
ей удалось взять на гондолу  все  необходимое,  включая  еду,  пока  мы  с
Петерсом прощались с капитаном.
     Мы надеялись вернуться в Европу или какую-либо другую  цивилизованную
страну.  Но  вскоре  мы  обнаружили,  что  едва  ли  могли  контролировать
направление движения. По крайней мере, устойчивый поток воздуха нес нас на
северо-запад.  Мы  выяснили,  что  можем  регулировать  высоту  по  своему
желанию, сбрасывая балласт или, выпуская газ, чтобы таким образом попадать
в благоприятный поток воздуха. Но определять направления было трудно.
     Вальдемар свернулся клубочком на полу, Лиги накрыла его парусиной,  и
он стал предметом первой необходимости. Лиги, сидя на нем,  иногда  часами
занималась медитацией. Петерс использовал его как подушку, я - оттоманку.
     Это могло быть захватывающим, могло быть  волнующим.  Первый  день  в
воздухе  был  для  нас  лишен   каких-либо   впечатлений.   Мы   физически
освобождались от всего, что мы пережили в последнее время, от  всего,  что
еще волновало нас. В то время, как мои чувства какое-то время следовали за
моими злоключениями в руках инквизиции, или взять  хотя  бы  это  безумное
потустороннее путешествие на борту "Дискавери", или утро после праздника у
принца Просперо с участием  Красной  Смерти,  то  теперь,  осознавая,  как
далеко все это, я чувствовал нереальность своего настоящего положения. Это
чувство было сродни, пожалуй тому,  что  испытывает  полуночный  читатель,
углубившийся в фантастический роман, с той лишь разницей, что  я  не  могу
избавиться от этого, захлопнув книгу. Но мой мозг в этом  состоянии  и  не
станет  отклоняться  от  темы,  глаза  сами  собой  прикроются,   мудрость
отдыхающего тела, как болото, засосет все мысли.
     Второй  и  третий  день  прошли  примерно  так  же,  хотя  реальность
стучалась в дверь с каждым разом все чаще.
     Мы  снова  ели  и  разговаривали,  и   Грин   дарил   нам   случайные
непристойности, усевшись на корзину или канат.
     Мы совершали наше скоростное высотное движение  на  север  уже  почти
неделю. Я пытался выяснить, был ли сейчас июнь, июль  или  август,  но  не
Петерс, ни Лиги точно не знали. И было бы жестоко будить Вальдемара  из-за
такого пустяка.
     Мы летели дальше, приземлившись  один  раз  на  следующей  неделе  на
тропическом острове в долине разноцветных трав.  Мы  воспользовались  этим
только потому, что вода была на исходе, а в  этом  живописном  месте,  где
река Молчания спускалась с горы, прокладывая свой  незаметный  и  одинокий
маршрут, было  много  маленьких  выемок  и  расщелин,  откуда  поднимались
вулканические газы. После того, как мы досыта  напились  и  заполнили  все
емкости, которые у нас были, до отказа, мы смогли вновь  накачать  баллон,
воспользовавшись вулканическим газом.
     И вот мы опять в воздухе. Поднимались вверх, пока не попали в сильный
воздушный поток северного направления. Вскоре  мы  оказались  над  большим
пространством облаков. И это продолжалось долго, долго, долго.
     Мы стали обсуждать,  когда  будем  снижаться,  но  поссорились  из-за
этого, так как внизу  нельзя  было  разглядеть  никаких  более  или  менее
знакомых ориентиров, и притом, если  мы  начнем  снижаться  сквозь  массив
облаков, то рискуем разбиться о какое-нибудь горное образование.
     На каком-то этапе мы даже потеряли счет дням. Но  до  тех  пор,  пока
позволяли наши припасы, мы были настроены продолжать полет,  не  подвергая
себя риску, которого можно избежать.
     Так было до тех пор, пока газовый баллон не стал худеть.  Мы  пришли,
наконец, к единодушному решению, но в это время попали  в  полосу  плотных
облаков. Проплывая сквозь них,  мы  чувствовали,  словно  всякое  движение
прекратилось и мы повисли в слое  ваты.  Единственное,  что  указывало  на
длительность  нашего  транзита,  было  то,  что  мои  руки  за  это  время
значительно зажили.
     Когда мы наконец выбрались из облаков, внизу была зеленая равнина, не
похожая на джунгли. Больше мы ничего не могли сказать о месте, над которым
находились.
     Мы  поддерживали  высоту,  надеясь  увидеть   какие-нибудь   признаки
цивилизации. Так, продолжая лететь на малой высоте, мы провели ночь.
     Наверху нас встретила заря, хотя земля была еще  погружена  во  тьму,
когда мы опустились на нее. Звуки и запахи, а  через  некоторое  время,  и
пейзажи были до боли знакомы.  Короткая  разведка  вдоль  сельской  дороги
привела меня к надписи на развилке, гласящей: "Ричмонд 10 миль".
     Мы постепенно выпустили из баллона воздух и спрятали его в лесу.  Так
как Вальдемар двигался медленно и не очень хорошо держался на ногах, мы не
могли взять его с собой. Поэтому, оставив Лиги с ним в лесу, мы с Петерсом
отправились на поиски  какого-нибудь  транспортного  средства,  в  котором
можно было везти его.
     Обшарив в округе милю или две, мы услышали шум  голосов.  Повернув  в
этом направлении, мы вскоре оказались возле металлической  двери,  которая
была слегка приоткрыта. Плотный человек, стоявший по ту сторону, предложил
нам войти. Он пожал нам руки, представившись как мистер Майлард.  Это  был
респектабельного вида джентльмен старой  закалки,  хорошо  одетый,  хорошо
воспитанный, держался с достоинством. За его спиной  однако  прогуливалось
несколько причудливо одетых фигур, - на них были костюмы разных  времен  и
народов  -  среди  которых  была  женщина,  позволявшая   себе   временами
останавливаться, хлопать руками,  как  крыльями,  и  удивительно  глубоким
голосом произносить: "Куд-куда, куд-куда!"
     - Мы бы хотели купить или нанять экипаж, повозку или бричку, - сказал
я. - Это возможно, сэр?
     - Думаю, что да, - ответил Майлард, - хотя  я  не  тот,  к  кому  вам
следует обратиться по этому делу. Пойдемте со мной в главный корпус  и  мы
найдем в конторе того, кто поможет вам.
     Мы последовали за ним в направлении большого старинного особняка.  По
дороге к нам прибился человек, который передвигался с помощью всех четырех
конечностей; Он потерся о наши  ноги  и  замурлыкал.  Когда  он  удалился,
погнавшись за крысой, я сказал: - Сэр, мы не из этой местности и поскольку
у меня возникли некоторые подозрения, хотелось бы  узнать,  каков  профиль
этого... учреждения.
     Он улыбнулся.
     - Как вы и предположили, - пояснил он, - это приют  для  умалишенных.
Доктор Тарр и профессор Федер основали  его  здесь  несколько  лет  назад,
когда приехали из Франции, где они работали в  области  экспериментального
лечения пациентов подобного сорта.
     Мы поднялись к старинному зданию  и  вошли  в  него.  Мистер  Майлард
оставил нас в просторной когда-то элегантной комнате, которая теперь  была
порядком запущена, сказав, что он найдет того, кто поможет нам с тележкой,
и пришлет к нам. Мы с Петерсом уселись в слегка поношенные кресла.
     - Трудно поверить, что мы вернулись, Эдди, - сказал он.
     - Надо постараться выяснить, какой сейчас месяц, прежде чем мы  уйдем
отсюда.
     - Сейчас месяц сентябрь, сэр, - сказал маленький человек,  совершенно
утонувший в темном кресле в темном углу справа от нас.
     - Простите, - сказал