- Ты будешь выполнять все команды Эдди, когда мы  поднимемся  наверх.
Понятно?
     Эмерсон попрыгал и встал передо мной. Я вытянул правую руку.
     - Здравствуй, - сказал я.
     Обезьяна сделала шаг вперед, схватила мою руку и потрясла ее.
     - Предполагаю, - сказал я, - что там наверху достаточно много  таких,
кто  делает  повседневную  работу:  слуг,  поваров,  проституток,  солдат,
артистов. Поскольку они находятся здесь недавно, они еще не  могли  хорошо
узнать друг друга, поэтому пара новых лиц среди других  артистов  вряд  ли
кого насторожит. Я возьму Эмерсон и посмотрю, как нам удастся смешаться  с
остальными. А ты подождешь здесь около часа, потом  поднимешься  наверх  и
попробуешь сделать то же самое.
     - Мне кажется, уже довольно  поздно.  Может  быть  там,  наверху,  их
сейчас не так уж много.
     - Просперо всегда был не прочь повеселиться. Он может  кутить  каждую
ночь допоздна. Мы увидим. Осмотрись вокруг. Может найдешь подходящее место
для ночлега.
     - Хорошо, - кивнул он.
     Мы поставили лестницу, я вскарабкался на нее,  Эмерсон  рядом.  Перед
нами было несколько коридоров. Я выбрал  одни  из  центральных  на  уровне
первого этажа. Он вывел меня как раз во двор, который походил не больше не
меньше, как на цыганский бивуак.  Он  был  освещен  факелами  и  кострами,
разделен натянутыми веревками на секции, которые были заполнены  палатками
и тентами. Сквозь эти импровизированные стены можно было услышать  обрывки
разговоров, звуки  скрипок  и  гитар,  люди  танцевали,  пили,  ели,  дети
плакали, собаки бродили, в дальнем конце двое мужчин дрались. Двор со всех
сторон был окружен зданиями, которые сообщались между собой. Самым  мощным
из них казалось то, что было на северной стороне. Оно было освещено  лучше
других и подойдя к нему в процессе своей прогулки, я  понял,  что  большая
часть шумов доносилась из него.
     Никто не остановил меня и даже Эмерсон не  был  уникален  в  качестве
ручного зверя. Тут было два дрессированных медведя и группа ученых собак.
     Несколько кругов по  двору,  и  любопытство,  которое  мы,  возможно,
вызвали, уступило место равнодушию. Я  выяснил,  что  некоторые  из  слуг,
артистов и различных служащих занимали помещение в северном  крыле  двора.
Но  при  ближайшем  осмотре  эти  комнаты  оказались  маленькими,  сырыми,
лишенными окон и вентиляции,  как  правило.  Поэтому  мне  стало  понятно,
почему многие предпочитают оставаться на улице. Позднее я узнал, что это -
бывшие монашеские кельи. По достоинству оценив их стойкость и силу духа, я
нуждался в убежище, которое было бы в более тесном  соседстве  с  основной
жизненной артерией здесь.
     Чуть позднее я встретил Петерса в пестром костюме, который  слонялся,
как и я. Он согласился с моими размышлениями по поводу нашего  пристанища.
Мы провели эту ночь в конюшне. Никто против  этого  не  возражал  и  даже,
казалось, никто не заметил дальнейший осмотр этого помещения привел нас  в
укромный уголок за  стойлами,  где  можно  было  привязать  Эмерсон  таким
образом, чтобы он в случае необходимости  мог  легко  освободиться.  Мы  с
Петерсом обосновались  на  небольших  полатях,  куда,  похоже,  складывали
ненужную упряжь. Я уже привык к конюшням во время службы в кавалерии и мое
пребывание здесь было своеобразным продолжением.
     Мы с Петерсом ели суп с хлебом за общим столом для артистов.  Эмерсон
добывал себе продукты второго сорта и таким образом, похоже,  удовлетворял
свои потребности. Подозреваю, что это были фрукты  и  овощи,  остававшиеся
после пиршеств Просперо.
     Дни шли. Мы провели большую часть недели изучая расположение и  делая
карту этого места. Что касается знати и их  свиты,  богатых  купцов  и  их
сопровождения, мы видели их нечасто и издалека, но Ван Кемпелена среди них
не было. Не было видно и Энни. И в  то  время,  как  я  считал,  что  знаю
Грисуолда по моему ночному кошмару с ямой, то мимо Темплтона и Гудфелло  я
мог пройти, даже не узнав их. А январь уже перешел  в  февраль.  Я  боялся
что-либо предпринимать, пока мы как следует не ознакомились с обстановкой.
Но этот момент уже  приближался  и  я  уже  задумывался  над  ходом  наших
действий.
     События однако предупредили какие бы то ни было шаги с моей  стороны.
Как-то раз мы с Петерсом возвращались в конюшню после завтрака,  собираясь
порепетировать номер, который мы  придумали:  немного  мимики  со  стороны
Петерса, Эмерсон был акробатом, а я  шутом.  Мы  надеялись  этим  добиться
доступа в часть аббатства, до сих пор закрытую от нас.  Когда  мы  подошли
поближе, то услышали жалобные крики и поспешили узнать, в чем дело.
     Их источник, очевидно, находился  в  центре  довольно  большой  толпы
непосредственно  перед  конюшней.  Когда  мы  протиснулись  вперед,  крики
продолжались, но я не мог понять, что там происходит.
     - Подними меня на плечи, Эдди, - сказал Петерс.
     Я согласился, присел на  корточки.  Он  взобрался  мне  на  спину,  я
ухватил его за щиколотки и встал. Он был тяжелый, но ловкий. Он пробыл  на
высоте недолго, потом спрыгнул вниз. При этом он произнес проклятия.
     - Что там? - спросил я.
     - Они порют парня, - сказал он,  -  совсем  мальчишку.  Спина  совсем
голая. Плетью.
     Он толкнул локтем мужчину справа.
     - Эй, приятель, - спросил он, - за что его?
     Мужчина ответил что-то по-испански.
     - Украл зерно предназначавшееся лошадям принца, - перевел  Петерс.  -
Просперо приказал выпороть. Он и  несколько  его  людей  наверху  впереди.
Наблюдают.
     Крики прекратились. Мы подождали, когда толпа начала  расходиться.  Я
хотел взглянуть на Просперо.  Петерс  спросил  одного  из  людей,  кто  из
присутствующих на площади был принцем. Нам указали на  высокого  красивого
мужчину, стоявшего среди министров и придворных, который  пересмеивался  с
ними, когда  мальчика  отвязывали.  Он  сказал  что-то  человеку,  который
руководил наказанием - что, я так и не разобрал, потому что  смотрел  мимо
него.
     Она стояла в дверном проеме здания  слева  от  меня,  подняв  руки  к
губам, с расширившимися  от  ужаса  глазами,  чуть  не  плача.  Энни.  Она
повернулась, не заметив меня, и удалилась внутрь. Я немедленно  последовал
за ней.
     Это  здание  -  на  западе  -  соединяло  монашеские  апартаменты   с
укрепленным  зданием,  где  была  резиденция  Просперо   и   убежище   его
соратников. На  каждом  этаже  был  коридор,  по  сторонам  которого  были
расположены комнаты большего размера, чем кельи, но  не  такие  роскошные,
как в северном здании, и не такие просторные, как в восточном.
     Когда я дошел до коридора, внимательно посмотрел в оба его конца,  то
заметил, как она удаляется из-за поворота направо от меня,  где,  я  знал,
была расположена лестница.
     - Энни! - позвал я, но она почти уже скрылась из вида.
     Я бросился следом и, когда добежал до лестницы, стал взбираться вверх
через ступеньку.
     Снова поворот на север, на этот раз слева от  меня.  Впереди.  Теперь
уже недалеко. Быстрее.
     - Энни!
     Она замедлила шаг, оглянулась, остановилась, внимательно  посмотрела,
когда я приблизился, освещенный верхними окнами. Ее нахмуренные брови сами
собой расправились, потом она заулыбалась.
     - Эдди!
     Она  была   такой,   какой   я   помнил   ее   по   своим   видениям:
светло-каштановые волосы, дымчато-серые глаза. И вот она уже плачет у меня
в объятиях.
     - Прости меня, - сказала она, - прости. Я не хотела.
     Тогда я спросил: - О чем ты говоришь?
     - Это. Все из-за этого, - объяснила она,  жестикулируя,  -  страдания
По. Твои. Мои. Прости меня.
     Я покачал головой.
     - И все же не понимаю, о чем ты говоришь.
     - Всю свою жизнь, - сказала она, - я пыталась  соединить  вместе  нас
троих - в одном, прочном и реальном, мире. Это не мое королевство у  моря.
Вот почему мы здесь. Темплтон сумел овладеть моими усилиями и повернуть их
по-своему. Я до сих пор не знаю, как...
     - Я знаю, - сказал я. - Этот путь теперь для него  закрыт.  С  другой
стороны, он, очевидно, может использовать  тебя  по  своему  усмотрению  с
помощью наркотиков и месмеризма, что он и сделал в Толедо.
     - Толедо?
     - Яма, маятник. Лиги сказала, что он использовал тебя, чтобы исказить
мои чувства, возможно, даже саму реальность. Я до сих пор не могу  понять,
что из случившегося со мной в тюрьме - правда, а что - галлюцинация.
     - Яма и маятник! - воскликнула она. -  И  ты,  действительно,  прошел
через это? Я думала, это просто ночной кошмар, сон, который я видела. Я...
     - Все в порядке. Это уже  позади.  Не  будем  больше  об  этом.  Тебя
обманули.
     Я спросил себя, держа ее в  руках,  неужели  наше  сверхъестественное
тройственное родство держится на невероятных  усилиях  с  ее  стороны!  По
правде говоря, я всегда считал По и себя соперниками, влюбленными  в  нее.
Хотя прошло столько времени, что во мне успели зародиться ростки  симпатии
к моему двойнику. Я думал о нем, как о брате, я испытывал яростное желание
помочь ему защититься от наших общих врагов. Но что Энни - источник  всего
этого!..
     - Он забывает нас, ты знаешь, - сказала Энни,  отстраняясь  от  меня.
Она вынула из рукава носовой платок и вытерла слезы. - И не так  меня,  по
крайней мере, еще сейчас, но он уже больше, чем наполовину забыл  тебя.  И
он сомневается в существовании любых других миров, кроме того,  в  котором
он принужден жить. Он не осознает, что сейчас  приговорен  жить  в  ложном
мире.
     - Я видел все это своими глазами, - сказал я, - и  я  прошу  за  него
прощения. Но чем я могу помочь ему сейчас? И если уж я наконец нашел тебя,
я могу вызволить тебя из этого ужасного места. Мы отправимся  куда-нибудь,
где мир и покой. Возможно, мы найдем способ помочь ему.
     - Все не так просто, - сказала она, - не так просто.  Но  скажи  мне,
что это за Лиги, о которой ты упомянул?
     Я почувствовал, как тепло прихлынуло к лицу.
     - Ну, она работает на Сибрайта  Элисона,  -  сказал  я,  -  человека,
который направил меня по этому маршруту. Она, похоже,  сильный  месмерист,
возможно, даже больше. Почему ты спрашиваешь?
     - Мою мать звали Лиги, - ответила она, - а это имя такое редкое, что,
услышав его, я была поражена.
     - Она была высокой, темноволосой, довольно привлекательной? - спросил
я.
     - Я точно не знаю, - ответила она. - Я росла сиротой, как ты, как По.
Я жила с родственниками, когда мои родители  путешествовали  за  границей.
Когда родственники умерли в результате несчастного случая,  меня  взяли  к
себе и воспитали их друзья. Они переезжали. А мои родители так  никогда  и
не пришли ко мне. Мои приемные родители сообщили мне имя моей матери, но у
них не было ее изображения, которое я могла бы увидеть.
     - Как звали твоего отца?
     - Я точно не знаю.
     - Может, Вальдемар?
     - Я... Я не знаю... Может быть. Да, возможно.
     Я взял ее за руку.
     - Пойдем, - сказал я, - мы можем  выяснить  это  потом.  Давай  уйдем
отсюда - из этого места, этой страны, этого мира, наконец. Я знаю  секрет,
как выбраться из аббатства.
     Она пошла со мной вниз по лестнице,  назад  по  нижнему  коридору  во
двор, где я нашел Петерса и представил их друг другу. Петерс тоже  был  не
один. С ним была аппетитная темноволосая девушка очень маленького роста, с
которой он только что познакомился среди артистов. Представляя, он  назвал
ее Трипетта. Она была танцовщица, и он объяснил,  что  она  из  деревни  с
верхней Миссури, совсем недалеко от того места, где он родился.  Возможно,
они даже дальние родственники.
     Я был не склонен обсуждать наши дела в присутствии миниатюрной  леди,
независимо от ее степени родства моему другу.  К  счастью,  ей  надо  было
спешить на репетицию, и вскоре она простилась с нами, но до  этого  они  с
Петерсом условились встретиться снова в этот же день, но позднее.
     - Я не знал, что ты назначил это время, - сказал я, когда она ушла. -
Я пытаюсь убедить Энни уйти с нами сегодня.
     Разговаривая, мы прошли через площадь. День был довольно душный, небо
над головой стало темнее, чем обычно.
     - Мы не можем, - сказала Энни, - у меня не было возможности объяснить
это раньше. Но дело в том, что принцу Просперо  не  подходят  условия,  на
которых Темплтон и Грисуолд  предлагают  Ван  Кемпелену  осуществить  свой
замысел.
     - Ты что-то хочешь знать об этом, Энни? - сказал я. - Я бы не  дал  и
ломаного гроша, чтобы узнать, кто наконец завладеет всем золотом  мира.  Я
отправился в это путешествие лишь для того, чтобы вызволить тебя отсюда, а
потом помочь По,  если  сможем.  Я  благодарен  Сибрайту  Элисону  за  его
участие, но ему не грозит голодная  смерть  от  того,  что  золото  станет
стоить,  ну  скажем,  половину  его  нынешней  цены.  Случай,  свидетелями
которого мы были  сегодня  утром,  показывает,  как  своенравен  и  жесток
Просперо. Я считаю, что оставаться возле  него  небезопасно.  А  за  этими
стенами вовсю свирепствует чума.  Самое  разумное,  что  мы  сейчас  можем
сделать, это немедленно покинуть это место и бежать до тех  пор,  пока  не
окажемся за пределами этой стены.
     Она прикрыла своей рукой мою.
     - Перри, милый Перри, - сказала она, - если бы все было  так  просто.
Меня тоже совсем не волнует золото. Разве ты не знаешь, что  это  даже  не
главное достижение алхимии? Но здесь на карту поставлены судьбы. Если  Ван
Кемпелен договорится с Темплтоном и Гудфелло, мы не сможем помочь  По.  Их
вмешательство сделает его вечным изгнанником.
     - Я не понимаю.
     - Это касается  возможностей  и  ключевых  связей  между  личностями.
Поверь, я знаю, чем это может обернуться.
     - Ты ни разу не упомянула Грисуолда, - сказал я. - Что с ним?
     - Я думаю, он уехал назад в Америку.
     - Зачем?
     - Я не знаю.
     Какое-то время мы шли молча. Потом я сказал:
     - Лиги говорила, что Грисуолд не  просто  алхимик  и  месмерист.  Она
предполагает, что он, своего рода, колдун.
     - Возможно, - сказала она. - Да, это, пожалуй... объяснило бы многое.
В нем есть что-то темное и загадочное.
     - Тогда я настаиваю, что мы должны бежать, - сказал я. - Мне кажется,
не имеет решающего  значения,  сможет  ли  здесь  и  сейчас  Ван  Кемпелен
договорится с Темплтоном и Гудфелло. Главное,  когда  к  делу  подключится
Грисуолд, они смогут осуществить все, что захотят. Я предлагаю сейчас уйти
со сцены и нарушить их планы позднее, в Америке. Элисон, возможно, смог бы
тогда нанять охрану, чтобы проводить нас потом домой.
     Она покачала головой.
     - Мы не знаем, почему уехал Грисуолд, - сказала она.  -  Но  ему  нет
нужды присутствовать,  чтобы  процесс  происходил.  Что  если  Темплтон  и
Гудфелло договорятся с Ван Кемпеленом здесь и серьезно  решат  осуществить
работу здесь? Если они преуспеют в  трансмутации  достаточного  количества
металла, мы никогда больше не увидим По.
     - Они не сделают этого. По все еще в  безопасности,  -  сказал  я.  -
Никто, если он в здравом уме, не будет делать золото, находясь  во  власти
такого человека, как Просперо. И не говорите, что это можно сделать тайно.
Золото - тяжелый металл. Было бы неосмотрительно производить его  в  таком
месте, как это, а потом встать перед лицом трудностей  по  транспортировке
его. Пусть делают свое дело, если смогут. Мы остановим их позднее.
     -  Извини  меня,  -  сказала  она.  -  Мы  не  можем  себе  позволить
воспользоваться  этим.  Я  буду  чувствовать  себя  виноватой,  если   это
случится, когда мы уедем. А находясь здесь, я, возможно, смогу  остановить
это.
     - Даже если тебя накачают наркотиками?  Или  воздействуют  с  помощью
месмеризма?
     - Я буду осмотрительна в том, что касается еды и напитков. При  этом,
я сильнее Темплтона. Им не удастся использовать меня снова, как это было в
последний раз.
     - Если ты им будешь не нужна, они постараются избавиться от тебя. Это
безжалостные люди.
     - Нет, - уверенно сказала она, -  я  знаю,  что  буду  нужна  им  для
чего-то другого. Позднее.
     Я вспомнил слова Лиги об уничтожении ее личности  и  содрогнулся.  Но
сейчас я ничего не мог сказать об этом, так как сам не все еще  понимал  и
не хотел вдаваться в длинные объяснения.
     В этот момент я вспомнил, как убил человека. Это было по долгу службы
во время боя. Но какая разница в форме ты или  нет?  Смерть  есть  смерть.
Почему государство должно иметь право решать, кто ее  заслужил,  а  кто  -
нет? И мне пришло в голову, что самым простым решением нашей проблемы было
бы убить Ван Кемпелена. Пусть тайна умрет вместе с ним. Тогда  Энни  будет
спасена, По будет спасен, Элисон будет  счастлив.  Я  воскресил  в  памяти
образ полного пучеглазого  человека,  который  угощал  нас  чаем,  который
пожелал нам доброй ночи и удачи, когда мы бросились бежать по  крышам.  Он
казался вполне благопристойным и я не мог заставить себя возненавидеть его
за беды, причиной которых он был. В то же  время,  оставить  его  в  живых
означало лишиться Энни. Я,  наверное,  все  же  сумел  бы  ожесточиться  и
исполнить  этот  план.  Конечно,  я  постараюсь  сделать  это  как   можно
безболезненней. Один верный удар саблей...
     - Перри!
     Энни остановилась и смотрела на меня с выражением ужаса на лице.
     - Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, не делай этого.
     - О чем, о чем ты говоришь? - спросил я.
     - Я видела тебя с окровавленным клинком, стоящим возле Ван Кемпелена,
- сказала она.  -  Ты  должен  дать  мне  обещание,  что  не  убьешь  его.
Пожалуйста! Мы должны найти другой путь.
     Я рассмеялся.
     - Пожалуйста, - повторила она.
     - Я сам только что видел, - сказал я, - что это значит жить  рядом  с
таким человеком, как ты. Это значит никогда не завести на стороне интрижку
и не выпить украдкой с друзьями.
     Она улыбнулась.
     - Я просто вижу вперед ужасные  последствия  поступков,  -  объяснила
она.
     - Именно это я и имел в виду. А сейчас ты видишь мое обещание?
     Она кивнула.
     - Постараюсь найти другой путь, - сказал я.
     - Спасибо, - сказала она. - Я уверена, что тебе удастся.
     Мы прошлись еще немного, и  она  провела  нас  по  северному  зданию,
объяснив его планировку. Показала, где были расположены комнаты Темплтона,
Гудфелло и Ван Кемпелена, а также большой обеденный зал с огромными часами
из черного дерева, которые печально отсчитывали удары на западной  стороне
зала. Энни сказала, что часы бьют настолько громко и  необычно,  что  если
идет музыкальное представление в тот момент, когда  наступает  новый  час,
музыканты вынуждены бывают прекратить игру, пока  часы  не  завершат  свое
дело. Мы проводили ее до комнаты и я условился встретиться снова днем.
     Потом я предложил Петерсу похитить ее и ночью вывести отсюда  для  ее
же пользы. Тогда мы смогли направиться домой и там выслеживать Грисуолда.
     - Нет, сэр, - сказал он, - она не такая. Она - как Лиги.  Вокруг  нее
облако таинственности. Она знает обо всем  лучше  вас,  и  я  не  буду  ей
мешать.
     - Но даже такие люди не во всем бывают правы, Петерс.
     - Это мое последнее слово, Эдди.
     - Хорошо, - сказал я. - Мы подождем и посмотрим, что будет дальше.
     После этого я каждый день встречался с Энни, и  она  смогла  показать
мне Гудфелло  -  крепкого,  грубоватого  и  улыбчивого  -  и  Темплтона  -
высокого, худого с глазами-ямками под нависшими  бровями.  Мы  с  Петерсом
старались не попадаться на глаза Ван Кемпелену, так как не были уверены  в
его  лояльности.  Между  нами  тремя  была  договоренность,  что  если  он
попытается делать золото, мы вмешаемся,  даже  физически,  если  возникнет
необходимость.  Время  быстро  приближалось  к  весне,  и  он  ничего   не
предпринимал. Он, видно, не достиг  никакого  соглашения  ни  с  кем,  как
сообщала Энни. Я спрашивал себя, какую тактику он  избрал,  как  долго  он
собирался мучит