т.  Он  был
закреплен с помощью  толстой  веревки,  привязанной  к  одной  ноге.  Если
веревку случайно задевали или дергали, то вторая нога начинала дергаться и
выкручиваться. За  столом  сидело  несколько  человек,  расположившись  на
заготовках для гробов, а некоторые из них пили из очень белых чаш, которые
сильно напоминали части черепов.
     Я мог видеть человека во главе стола: сухощавого, почти истощенного с
удивительно вытянутым черепом, его кожа была совершенно желтого цвета.  Он
смотрел на меня.
     Напротив  него  сидели  две  женщины:  дна  невероятно  тучная,   что
превосходно  оттеняло  его  стройность;  другая  -   маленькая,   хрупкая,
пропорционально сложенная, бледная,  за  исключением  пламенеющих  щек,  с
длинным опустившимся носом, который почти касался ее нижней губы. Я решил,
что последняя леди больна туберкулезом, и, когда я  об  этом  подумал,  ее
одолел приступ кашля. Слева от крупной леди  сидел  сурового  вида  пухлый
старик, сложив руки, положив на стол перевязанную ногу.
     В помещении было еще трое мужчин и, хотя угол, под которым я смотрел,
не позволял мне хорошо их разглядеть, я мог сказать, что у одного  из  них
были  огромные  уши  и  перебинтованная  челюсть,  а  другой  был  как  бы
парализован - согнут в неудобной позе, почти без движения. Большинство  из
них использовало в качестве одежды саван.
     Я поприветствовал человека, который смотрел на меня.
     - Добрый вечер, - сказал я.
     Он ударил белым, похожим на скелеты предметом, который  он  держал  в
руке, по столу, от чего бутылки  и  чашки-черепа  подпрыгнули.  Достаточно
было приблизиться слегка, чтобы понять, что это была берцовая кость.
     - Друзья мои, у нас гости, - провозгласил он.
     Все повернули головы в нашу сторону, кроме, конечно, парализованного.
Он просто повел глазами.
     - Мы будем очень рады, если вы спуститесь  и  присоединитесь  к  нам,
добрый господин, - пригласил хозяин.
     Незаметно для него я сделал знак Петерсу остаться.
     - Хорошо, - сказал я и спустился по крутой лестнице вниз.
     - И кого же мы имеем честь принимать? - спросил он.
     - Меня зовут Эдгар Алан Перри, - ответил я.
     - А я - Король, это - мои придворные. Мы с радостью примем вас в свою
компанию. Пейте, веселитесь перед лицом всеобщей  скорби.  Не  желаете  ли
череп грога?
     - Не сейчас, спасибо, - ответил я. Я ищу  тоннель,  который  ведет  к
аббатству.
     Они снова расхохотались.
     - Зачем вам туда? Наша компания много, много лучше.
     - Не сомневаюсь в вашей веселости, но я ищу древний тоннель. Он может
быть где-нибудь здесь.
     - Ну, пожалуй, лучше  будет  прокопать  новый,  -  сказал  человек  с
перевязанной ногой. - Начинай здесь, а мы потом закончим.
     Дамы захихикали. Парализованный закатил глаза. Хозяин ударил костью и
отхлебнул немного вина.
     - Молчать! - взревел он. Потом, опираясь на кость, как на  клюку,  он
поднялся, подошел ко мне и поднял кость, направив ее на меня. Мне стало не
по себе. Я увидел, что он держит ее как фехтовальщик шпагу.
     - Будьте так добры, выпейте полный череп грога, -  сказал  он,  левой
рукой, нащупав один из черепков и опустив его в бочку,  -  после  чего  вы
будете приняты в нашу компанию и получите доступ к тоннелю, где бы  он  ни
был.  Иначе  вам  придется  причащаться  прямо  в  бочке,  пока  петух  не
прокукарекает.
     Он протянул мне полный череп, а я взялся за саблю.
     - Недружественный акт, - заметил он и сделал жест. Полная дама начала
петь.
     Петерс, должно быть, просто  прыгнул  в  проем.  Его  ноги  коснулись
лестницы только на второй ее половине, и он, оттолкнувшись,  ухватился  за
скелет и повис. Пение прекратилось, раздались пронзительные крики. Король,
должно быть, остолбенел, увидев человека,  чья  внешность  была  не  менее
одиозной, чем его  собственная,  притом  гораздо  более  зловещая.  Петерс
качнулся и приземлился на стол.
     - Марш на лестницу, леди! - крикнул он. - Настало время успокоить все
печали.
     Король попятился от меня довольно проворно и  повернулся  к  Петерсу,
тыча костью. Петерс шагнул вперед и ухватил большой  бочонок.  Он,  должно
быть, был довольно увесистым, так как был наполнен  жидкостью.  Но  Петерс
поднял его, подмигнул мне и начал  опоражнивать  его.  Я  вскарабкался  по
лестнице, когда раздались булькающие звуки, перемежающиеся с воплями.
     Мгновение спустя я услышал грохот костей скелета, глухой звук шагов и
хихиканье. Петерс появился из отверстия и одним  пинком  захлопнул  дверку
погреба. Через минуту он  уже  поднимал  тяжелый  гроб,  которым  придавил
выход.
     Неожиданно в магазин вошел Эмерсон, свет молодого месяца показался за
его спиной, и начал передразнивать петерса.
     - Я думаю, нам лучше возвратиться, - сказал тогда мне Петерс. -  Все,
что могли, мы здесь уже сделали.
     Мы последовали в темноту за нашим мохнатым компаньоном.


     Постоялый двор залит лунным  светом:  прекрасная  леди  сидит  поверх
гроба, наши скудные пожитки тут же сложены в кучу,  ночная  птица  венчает
их, восседая на вершине.
     - Лиги, - спросил я, - что с повозкой?
     - Я услышала, что возчик разгружает ее, - ответила она, - и, когда  я
вышла посмотреть, он занял свое место, схватил вожжи и уехал. Он испугался
Красной смерти.
     - Он успел сказать об этом?
     - Он сказал об этом раньше, сразу, как только вы ушли. Он сказал, что
считает вас сумасшедшим, и предложил уехать с ним.
     - Мы можем погрузить все это на тачку,  Эдди,  -  заметил  Петерс.  -
Может, мне удастся ее достать.
     - Неплохая мысль. Что же, давай, - ответил я.
     Вот так мы и катили тележку, везущую наши тленные и нетленные пожитки
вверх и вниз по улицам Санта Крус, когда два  человека  неверной  походкой
перешли нам дорогу, направляясь на северо-восток, один  из  них  был  одет
по-шутовски пестро.
     Я хотел было окликнуть их, но  почувствовал  руку  Петерса  на  своем
плече.
     - Они пьяны, - сказал он.
     - Как?
     - Вспомните тех, в погребе.
     - Но это могут быть и представители нормальных людей.
     - Давайте просто последуем за ними, не подходя слишком близко.
     - Я думаю, так будет лучше, - сказала Лиги.
     Итак, мы перешли на шаг, который позволял нам незаметно идти за этими
людьми на порядочном расстоянии, время от  времени  улавливая  обрывки  их
разговора. Сначала они немного попетляли, но потом,  очевидно  протрезвев,
правильно нашли свою дверь. Я услышал, что  одного  из  них,  в  шутовском
одеянии, зовут Фортунато, а другого - Монтрезор.
     Последний раз или два оглянулся, но я не могу сказать, видел  ли  он,
что мы следуем за ними.
     По другим обрывкам их диалога, доносившимся до нас, я понял, что  они
говорили, причем с большим знанием дела,  о  вине.  По  крайней  мере,  их
дискуссия казалась разговором специалистов.
     Они замедлили шаг, приблизившись к большому беспорядочно выстроенному
античному  зданию,  расположенному  в  стороне  от  других  домов.  Из  их
комментариев я понял, что дом принадлежит Монтрезору, хотя, отпирая дверь,
он испытал минутное затруднение.
     В это время раздался стук из ящика Вальдемара. Лиги расположила  свои
руки поверх крышки, возможно, делая что-то месмерическое,  и  -  некоторое
время спустя - объявила: - Это место, которое нам надо. Мы должны каким-то
образом попасть внутрь, так как вход в тоннель рядом.
     Мы продолжили свой путь, пока  не  подошли  прямо  к  входной  двери.
Вскоре я уже стучал в  нее.  Нам  с  Петерсом  пришлось  достаточно  долго
колотить, прежде  чем  Монтрезор  ответил.  Когда  он  открыл,  удивление,
недовольство и чуть заметная тревога отразились  друг  за  другом  на  его
лице, а потом - все вместе.
     Думаю, что общий вид нашей компании не внушал доверия.
     - Мистер Монтрезор?  -  спросил  я,  надеясь,  что  он  хоть  немного
понимает по-английски.
     Он долго изучал меня взглядом, потом кивнул.
     - Да. В чем дело? - спросил он.
     - Это касается доставки контейнера с различными винами, - объяснил я.
     Его взгляд скользнул оценивающе по  большому  ящику,  его  тревога  и
беспокойство улеглись. Он облизал губы.
     - Я не понимаю, - сказал он. - Я это не заказывал. Вы  продаете  его?
Это подарок? Вы посыльные?
     - Нас, пожалуй, можно назвать посыльными, - сказал я ему.  -  Хотя  в
этом городе в такое время обычный посыльный вряд ли зайдет.
     - Верно, - сказал он, кивая. - Тогда что же вы за посыльные?
     - Мы - это все, что осталось от труппы артистов. Нас послали к принцу
Просперо, но мы не успели войти в аббатство перед тем, как его двери будут
опечатаны. Солдаты отказались впустить нас, они также отказались  спросить
принца, не хочет ли он нас впустить.
     - И вот, - продолжал я, - теперь мы вынуждены продать этот  контейнер
с прекрасными винами за еду и кров, где мы могли бы остановиться. Все  это
изначально предназначалось Просперо, но люди, доставившие это, бросили все
и сбежали из страха перед Красной Смертью.
     - Конечно, - пробормотал он, шире открывая дверь и не отводя  взгляда
от ящика. - Не могли бы вы внести его?
     При этих его словах мы  все  одновременно  двинулись  вперед.  Широко
раскрыв глаза, он поднял руку.
     - Нет, - сказал он. - Обезьяна и птица должны остаться.
     - Их нельзя оставить без присмотра, - сказал я.
     - Тогда пусть леди  составит  он  компанию,  а  вы  внесете  ящик,  -
предложил он. - К сожалению, не могу предложить вам помощь,  так  как  мои
слуги тоже сбежали.
     - Но одно дело чрезвычайной важности  вынуждает  меня  оставаться,  -
добавил он шепотом.
     Неожиданно позади него  показался  Фортунато,  все  еще  в  шутовском
колпаке и  с  бубенцами.  Он  отхлебнул  вина  из  маленького  стеклянного
пузырька с отбитым горлышком, потом попытался остановить  свой  взгляд  на
нас.
     - Куда ты пропал? - спросил он. - Я  хотел  открыть  этот  бочонок  с
Монтал... Монтил...
     - Амонтильядо! - пронзительно крикнул Грин и Фортунато  отшатнулся  с
выражением внезапного ужаса на лице.
     - Дьявол! - крикнул он, продолжая пятиться назад.
     - Нет, - ответил я Монтрезору, - мы не внесем его внутрь, если вы  не
впустите всех.
     - Осел! Лючези просто осел! Тебе это известно, Монтрезор? -  внезапно
воскликнул Фортунато. - Невежда! Не может отличить шерри от уксуса...
     Потом от разразился приступом подозрительного кашля.
     - Ничего, - сказал он  поспешно  с  более  сильным  акцентом,  чем  у
Монтрезора. - Это не чума. От кашля не умирают.
     - Нет, - сказал Монтрезор, в раздумье глядя на него,  -  думаю,  тебе
это не грозит.
     Потом Монтрезор отвернулся от него,  отошел  в  сторону  от  двери  и
сделал нам приглашающий жест.
     - Входите. Все. В таком случае. Вот сюда. Мы должны отнести его вниз.
     Мы вошли и он запер дверь. Петерс и я следовали за ним. Лиги, Эмерсон
и  Грин  -  за  нами.  Фортунато,  пошатываясь,  ковылял   где-то   сзади,
попеременно то ругаясь, то мурлыкая себе  под  нос,  то  ворча  по  поводу
тупости Лючези.
     Монтрезор отвел нас вниз по каменной лестнице в свой большой  погреб.
Пропитанные смолой факелы и большие свечи горели в многочисленных нишах  и
на подставках. Все это создавало необычную и странную  атмосферу  в  столь
уединенной части дома.
     Наконец мы  спустились  вниз  и  установили  ящик,  куда  нам  указал
Монтрезор.  Это  был  подземный  коридор,  который,  казалось,  уходил   в
лабиринты катакомб. Мне очень хотелось  пройти  немного  вглубь,  так  как
могло оказаться, что тоннель, который нам нужен, где-то рядом.
     На  покрытой  селитрой  стенах  кое-где  виднелись  черепа  и  другие
человеческие кости, и неверные тени, как темные пальцы, указывали на  них.
Паутины, как рыбацкие сети, висели  тут  и  там,  а  звук  зашебуршившихся
где-то при нашем появлении тварей напомнил мне об испытании, через которое
я прошел в Толедо и которое еще тревожило мое воображение.
     Монтрезор перехватил мой взгляд и улыбнулся.
     - Это место  когда-то  служило  кладбищем  аббатству,  -  сказал  он,
указывая рукой на останки. -  Это  было  все  до  того,  как  отец  принца
Просперо изгнал монахов и взял все в свою собственность.
     Мы перенесли гроб на место у стены и установили его, где положено.
     - Значит существует связь с аббатством? - спросил я.
     Он не ответил, но - к моему изумлению - отвернулся. Я боялся, что  он
сразу же попросит открыть гроб, чтобы попробовать его  содержимое.  Вместо
этого он немного отошел от нас,  и  я  мог  заметить,  что  его  вниманием
завладел Фортунато. Фортунато уселся  на  каменный  выступ  и  разглядывал
стройную и высокую фигуру Лиги,  завитки  ее  черных  волос  с  неприкрыто
похотливым выражением лица.
     Монтрезор пробормотал что-то о напитке, вкус которого мог  без  труда
оценить сын актрисы:
     - Разврат, сэр, он притягивает и отталкивает; он пробуждает  желание,
но гасит воображение... вселяет в вас уверенность и пробуждает сомнение...
и, увлекши вас за собой, покидает вас.
     Я  однако  не  стал  аплодировать,  когда  он  повернулся  кругом,  я
продолжал  смотреть  на  Лиги,  которая  совершенно  игнорировала   пьяные
излияния чувств.
     Наш хозяин приблизился ко мне, слегка коснулся моей руки и отвел чуть
в сторону.
     - Так вы, мой добрый друг, все еще хотите найти вход в  аббатство?  -
спросил он.
     Я поклонился. Не могло вызвать сомнения,  что  этот  жест  был  более
шутливым, нежели свидетельствующим о природной покорности характера.
     - Это наше сокровенное желание, сэр, - ответил я.
     - В таком случае, позвольте мне вам показать.  Здесь,  действительно,
есть  тоннель,  -  сказал  он.  -  Он  замурован  со  стороны   аббатства,
перегорожен стеной еще в бытность моего отца, или может  деда.  Теперешний
принц ничего не знает об этом ходе.
     - Замурован! - воскликнул я. - Тогда как мы его сможем пройти?
     - Это довольно просто,  -  объяснил  он.  -  Я  дам  вам  необходимые
инструменты: молотки, пробойники. У таких крепких ребят, как вы, не  будет
трудностей с довольно тонкой стеной на том  конце  хода.  Вы  окажетесь  в
самом отдаленном уголке здания аббатства. Но  -  это  очень  важно  -  как
только вы попадете внутрь, вам  следует  восстановить  разрушенную  стену.
Потом вы непременно должны спрятать инструменты, опустить их на дно одного
из  многочисленных  колодцев  в  подвалах  аббатства.  Иначе  принц  может
обнаружить тоннель - таким образом он узнает,  что  кто-то  проник  в  его
убежище и возможно занес инфекцию - и выследит вас, и...
     Тут Монтрезор прервал свою речь и быстрым движением  накрыл  ногой  и
раздавил  ползущего  по  каменному  полу  таракана.  Мгновение  мы   молча
наблюдали сцену.
     - Принц, - сказал он в заключение, - боится только одной вещи. И  это
- Красная Смерть.
     Мы одобрили план Монтрезора. Единственной помехой был Вальдемар.  Его
следовало оставить. Я не мог решиться открыто заговорить об этом  с  моими
друзьями, пока Монтрезор  был  рядом.  Но  Лиги  нашла  выход  из  трудной
ситуации. Ее плащ выразительно затрепетал, и она резко обернулась ко мне.
     - Эдгар, я очень хорошо подумала, - объявила она с дрожью в голосе. -
Я не могу пойти с вами.  Я  боюсь  ступать  во  владения  принца,  который
известен своей жестокостью. Вы должны пойти без меня.
     Сейчас ли, а может быть давно, я подсознательно почувствовал какую-то
связь между этими двумя, - Лиги и Вальдемаром -  которая  не  зависела  от
месмеризма. Странное чувство.
     Монтрезор в упор посмотрел на нее, словно собирался возразить. Однако
наш внушительный вид, сила и бесстрашие заставили его промолчать.
     Мы услышали храп и посмотрели  в  сторону  Фортунато.  Он  совершенно
отключился и почти съехал на  пол  со  своего  каменного  выступа.  Петерс
взглянул на него, потом подошел, взял его колпак и бубенцы и  примерил  на
себя. Спящий заворочался, но не проснулся, когда Петерс освободил его и от
цветастого жакета. Монтрезор наблюдал за этим, но ничего не сказал.
     Мы с Петерсом взяли факел и инструменты. Потом - Эмерсон позади -  мы
вошли в темный тоннель. Я был поражен,  увидев  в  чулане,  где  мы  брали
инструменты, бочку, наполненную свежим известковым раствором.
     Проход был низким, извилистым, затянутым паутиной. Им, на самом деле,
не пользовались много лет.
     Мы  прошли  совсем  немного,  когда  поворот  скрыл  нас   от   двух,
наблюдавших за нами людей, Лиги и Монтрезора. Там, за поворотом осталась и
согнувшаяся фигура  Фортунато  в  белом  исподнем.  Еще  сто  шагов,  и  я
представил, как Лиги с Грином на плече поднимается  по  лестнице,  идет  в
отдаленный конец дома в свою спальню, предоставив  остальных  самим  себе.
Мне даже казалось, что я слышу вновь и вновь  повторяющиеся  винные  трюки
Грина.


     Он шел по палубе старинного судна. Колени  дрожали,  суставы  болели.
Время от времени он цеплялся за морские инструменты из потускневшей меди и
позеленевшей бронзы. Бормоча что-то себе под нос,  он  обычно  шел  наверх
посмотреть показания приборов. Над водой  висела  полярная  пелена,  мимо,
скользя, проплывали льдины. Его старинная команда бродила тут  же,  а  над
головой кричали странные  птицы.  Временами  казалось,  что  кто-то  делал
попытку обратиться к нему тихо и невнятно, дергая его за рукав,  преследуя
во время его обходов. Но всегда, стоило ему  обернуться,  фигура  убегала,
исчезала. Слов никогда нельзя было разобрать. Тогда он возвращался в  свою
каюту поразмышлять, докопаться до сути...
     По проснулся в холодном поту, руки его дрожали. Так много  было  этих
снов, некоторые совершенно ужасные - ну хотя бы тот, с ямой  и  маятником.
Пусть этот, последний, был  не  так  ужасен,  как  предыдущий,  и  не  так
абсурден, как встреча с Королем и его свитой в чумном городе, он  оставлял
неизгладимое чувство потери и отречения. Он потер увлажнившиеся виски.
     ...И он плыл, словно бы вне  пределов  человеческого  понимания,  его
размышления не имели ничего общего ни с мыслью, ни с чувством. И  все-таки
он должен был продолжать свой путь наперекор ветрам и  потокам  перемен  и
событий. Потерянный, потерянный.



                                    8

     И вот мы отправились по длинному потайному ходу через лабиринты ниш и
подвалов,  пока  не  уперлись   в   каменную   стену.   Мы   очень   долго
прислушивались, прислоняясь к стене в разных местах,  но  ничего  не  было
слышно. Сквозь щели между камнями, где глина  раскрошилась  и  выпала,  мы
пытались увидеть свет внутренних помещений, но ничего не было видно.
     Мы принялись долбить стену  молотками  и  пробойником.  Вековая  пыль
припудрила нашу одежду, кожу и волосы, попала в рот  и  в  глаза;  вскоре,
однако, мы сделали достаточно большое  отверстие,  чтобы  через  него  мог
пролезть человек и оказаться на самом нижнем уровне владений Просперо.
     С другой стороны мы с Петерсом и Эмерсон попали в чулан, заставленный
огромными тюками и ящиками; у нас не было времени угадывать их содержимое.
Быстро, при свете факела  мы  заделали  стену,  положив  на  место  камни,
которые вынули, и оставив инструмент внутри тоннеля.  Конечно,  у  нас  не
было замазки, но в  этом  темном  углу  возможность  проверки  была  почти
исключена. Для маскировки мы все же передвинули один из огромных ящиков на
то место, где оставались следы нашей работы.
     - Что дальше, Эдди? - спросил Петерс.
     - Я думаю, нам надо  выйти  наверх  и  постараться  затеряться  среди
обслуги, - указал я на его пестрый  костюм,  взятый  на  прокат.  -  Мы  -
артисты. Ты одет соответствующим образом, я - нет.
     - Ты смеешься? Знаешь какие-нибудь акробатические трюки?
     Я покачал головой.
     - Боюсь, что нет.
     - Тогда ты можешь быть дрессировщиком. В паре с Эмерсон.
     Обезьяна слезла с ящика и подошла к нему.