.
     Влево, вправо... вжик! Откуда-то раздался маниакальный смех, который,
как я не сразу понял, был моим собственным. Я прокусил  губу  до  крови  и
закрыл глаза. Тут же снова открыл их, поняв, что так еще  хуже,  когда  не
знаешь, где находится нож. Но голова немного прояснилась и я заставил себя
подумать.
     Я спокойно и  детально  стал  изучать  маятник,  не  давая  ему  себя
гипнотизировать. Я сосчитал удары сердца между двумя опусканиями  ножа.  В
это время я немного успокоился и попытался  установить  закономерность,  с
которой совершались рывки, опускающие маятник:
     310... вниз,
     286... вниз,
     127... вниз,
     416... вниз.
     Никакой размеренности в этом не было. Было не похоже на  монотонность
часового механизма. Это навело меня на мысль, что на другом конце маятника
был человек, а не механическое устройство.  Тогда  я  почувствовал  слепую
ниточку надежды. В то время как законы механики не  могли  быть  нарушены,
человеческое упрямство можно было предсказать и управлять им.
     Я снова обдумал свое положение. Веревка, которой я был привязан, была
похожа на подпругу - единая лента из  плотного  материала,  множество  раз
обмотанная вокруг меня. Стоит мне каким-то  образом  уменьшить  количество
витков хотя  бы  на  один,  и  вся  перетяжка  будет  ослаблена.  Человек,
способный делать такие точные наблюдения в моем положении - притом неплохо
умеющий считать, - должен предугадать, когда будет самое низкое  положение
маятника перед тем, как он коснется тела, и когда надо будет вдохнуть  или
выдохнуть. Ноя знал, что наверху находится  человек  и  захочет  протянуть
заключительный этап как можно дольше.


     Неожиданно для  меня  проблему  с  веревкой  оказалось  решить  очень
просто. Но если я не сумею вовремя задержать дыхание, лезвие разрежет  мою
плоть на радость тому, кто наверху. Потом будет достаточно времени,  чтобы
скатиться с настила на пол. Но при этом надо быть очень осторожным,  чтобы
не угодить в яму. Я предполагал, что именно этого-то они и хотят: чтобы  я
выбрал яму добровольно и сам похоронил себя на  дне.  Все  остальное  было
устроено только, чтобы подсластить пилюлю.
     Я стал дышать медленно и ровно и приготовился ждать.
     Маятник еще дернулся восемь раз и был уже в нескольких дюймах от моей
груди. В следующий раз он опустился совсем чуть-чуть. Еще четыре  раза,  и
он слегка поцарапал меня, проходя мимо. Теперь начнется захватывающая  дух
игра, предположил я. Он будет оставаться на той же высоте или даже  слегка
приподнимется.
     Я сделал глубокий вдох, сцепил зубы и закрыл глаза. В груди  началось
жжение. Я сцепил руки, поджал ноги и откатился вправо. Подо  мной  уже  не
было настила, я падал...
     Темные фигуры сновали, разбегаясь во всех направлениях. Шипящий  звук
прекратился. Я поднял голову как раз в то время,  когда  проклятая  машина
поднималась назад к потолку. Я потер  затекшее  тело,  пытаясь  оставаться
начеку в ожидании новой опасности.
     Только сейчас я понял, откуда шел свет,  заливающий  все  вокруг.  Он
проникал в камеру от основания двух металлических стен - справа и слева от
меня. Я ничего не мог увидеть сквозь эти щели, но даже если  и  пытался  к
ним приблизиться, то камеру наполнял удушливый запах. Это было  похоже  на
раскаленное железо. Под  воздействием  этой  подсветки  безобразные  сцены
обретали живость и  подвижность.  Стены  казались  рельефными,  а  палитра
красного цвета сочнее и богаче, чем простое изображение крови  и  пламени.
Все это стало - вначале еле заметно - мерцать.
     И снова они двигались и переливались. Я  почувствовал  запах  дыма  и
услышал извне лязгающие и шаркающие звуки. Я поднялся  на  ноги,  отбросив
ногой подпругу, навевавшую  неприятные  воспоминания.  Отошел  на  шаг  от
наступающей огненной стены. Все-таки главной их целью было принудить  меня
выбрать яму.
     Стены снова начали двигаться. Я отступил еще на шаг. Так  я  двигался
по краю ямы,  пока  не  достиг  каменной  стены,  в  которой  была  дверь.
Логически рассуждая, это было единственное убежище в помещении.
     Потом, медленно, я стал поворачиваться. Яма упорно звала меня  с  тех
самых пор, как я обнаружил ее. Сейчас меня так и тянуло заглянуть  внутрь,
чтобы узнать, что наводило на меня такой ужас, сковывало волю. Я  направил
взгляд вниз. Отсветы от надвигавшихся стен добавили освещенности и у  себя
под ногами я увидел ужасную картину.
     Человек невысокого роста с бакенбардами стоял у раскрытого гроба.  На
нем был вечерний костюм, на руках -  черные  перчатки.  В  одной  руке  он
держал небольшой хлыст, какие бывают  у  дрессировщиков  зверей.  Каким-то
образом я знал, что этот человек  -  Руфус  Грисуолд.  Передним  -  голова
опущена, руки повисли - стоял По. Грисуолд взмахнул хлыстом, что означало,
что По должен войти в  гроб.  По  выпрямился  и  поднял  голову,  а  потом
превратился в контур, в темноту, сквозь которую сияли звезды  и  искрились
кометы; удивительный в своей величественности  Млечный  путь,  уходящий  в
высоту бесконечности, стоял перед  гробом.  Грисуолд  смотрел  в  сторону,
скрежеща зубами.
     Потом хлыст сломался, и снова возникла фигура По;  стены  надвинулись
на меня,  но  ужасней  всего  было  то,  что  внизу,  где  Грисуолд  хотел
уничтожить воображение, удивительное и  непознанное,  человеческого  духа,
поместив их в ящик и навсегда похоронив в этой яме.
     Стены снова  пришли  в  движение.  От  невыносимой  жары  я  покрылся
испариной.  Клацанье   продолжалось,   запах   дыма   был   удушающим.   Я
почувствовал, что сейчас упаду, и прижался спиной к каменной стене.
     - Нет! - закричал я. - Не  делай  этого,  По!  Пропади  ты  пропадом,
Грисуолд!
     Но, казалось, никто не слышит меня. Балансируя, я пошел по краю  ямы.
Откуда-то доносились голоса. Раздался  треск  за  дверью  рядом  со  мной.
Волосатая рука схватила меня за плечо. Я потерял сознание.
     Когда я пришел в себя, я был в камере. В центре не было ямы  и  дверь
была распахнута. Лиги и Эмерсон были рядом. Петерс стоял у двери.
     - Генерал  Лассаль  взял  город?  -  спросил  я,  повторяя,  как  мне
казалось, то, что только что слышал.
     - Да, - ответила она.
     - Ваш барьер... Он сработал?
     Она кивнула.
     - Но все, что произошло со  мной  здесь,  похоже  на  сон,  вызванный
таблетками.
     - Грисуолду наконец удалось использовать Энни как оружие против  вас,
- сказала она мне. - Он хотел уничтожить  вас,  но  в  конце  она  устояла
против приказаний Темплтона.
     - Таким образом, наши пути пересеклись здесь. В мире иллюзий. А что с
Ван Кемпеленом?
     - Это был трюк. Сейчас, когда Энни  не  является  помехой,  Вальдемар
снова может видеть. Ван Кемпелен на самом деле сбежал в герцогство Арагон.
     - Тогда нам надо двигаться в обратный путь.
     - По-видимому, так.
     Мы покинули сдавшийся город, направившись на  север,  где  нас  ждала
повозка. Всю дорогу, пока мы шли, я пил воду.


     Она была единственной артисткой в мире,  где  она  пела.  Бессмертное
море и песок были  солью  ее  слов,  самой  песней  было  королевство,  по
которому она шла. Она вызвала поэта наружу из пещеры, развязала ему  руки,
обняла его.
     - Они хотели заставить меня ощипать мою черную птицу, - сказала  она,
- полуночных полетов.
     По смотрел мимо нее на волнующееся море. Облако набежало на солнце.
     - Доверчив будь и знай, что я не причиню тебе вреда,  -  сказала  она
ему.
     - Иллюзия, - сказал он и отвернулся от нее.
     Пространство перед ним содрогнулась, как стена из стекла.
     - Не уходи, - тихо сказала она.
     - Иллюзия.
     Он ступил в темноту сквозь расщелину в стене замка.



                                    7

     Пневмония  сделала  свое  дело.  Элизабет  По  лежала  на  засаленной
подушке, ее детское лицо обрамляли длинные черные  волосы,  большие  серые
глаза, наконец, закрылись. Маленькая артистка была  одета  в  свой  лучший
довольно безвкусный наряд, украшена самыми красивыми  из  своих  фальшивых
драгоценностей.
     Ее тело положили  в  комнате  модистки,  где  другие  члены  компании
мистера Плесида, а также миссис Филипс, миссис Алан, миссис Маккензи и  их
мужья - они взяли на себя все хлопоты по погребению - должны были прийти и
засвидетельствовать свое почтение.
     Место ее  погребения  было  рядом  с  церковью  Святого  Джона.  Были
протесты со стороны прихожан, что не следует хоронить актрису в  священной
земле, но мистер Алан и мистер Маккензи, являющиеся  членами  конгрегации,
настояли  на  своем.  Однако,  могила  ее  оставалась  необозначенной   на
протяжении более века.
     А  сероглазый  мальчик,  который  всегда   был   любимцем   компании,
изумлялся... Как часто он видел, что его мама лежит  вот  так  и  умирает,
пока  не  придет  время  подойти  к  ней  и  поздороваться?  На  этот  раз
приходилось ждать больше, чем обычно. Когда же она подойдет  и  приласкает
его?
     Был свежий декабрьский день 1811 года. Ему было почти три года. Когда
наемный экипаж миссис Алан увозил его по мощенным улицам  Ричмонда,  он  в
какой-то момент осознал, что его младшая сестренка Розали тоже умерла.
     Его привезли в трехэтажный особняк  на  углу  четырнадцатой  улицы  и
Тобако Элли, который теперь должен стать его домом. Она так и не пришла за
ним. Как долго он ждал...


     После продолжительного путешествия мы, наконец, прибыли в  герцогство
Арагон. Здесь было спокойно, никаких признаков войны. Некоторые  подданные
Просперо  говорили  по-французски,  другие   -   по-испански,   третьи   -
по-английски. Но мир и покой здесь  были  немного  сродни  кладбищенскому.
Если здесь и были вражеские войска, то они ушли несколько  месяцев  назад.
Эта местность была опустошена  не  войной,  а  болезнью.  Сначала  до  нас
доходили слухи, потом мы столкнулись с ужасающей реальностью -  похоронные
процессии, панихиды, опустевшие  деревни  -  присутствия  Красной  смерти,
разновидности легочной чумы.
     Во время нашего нелегкого пути наступил новый  год.  Вальдемар  снова
был несостоятелен. Это касалось принца Просперо и его нынешнего положения.
Всего за несколько дней до нашего прибытия принц отошел  от  всех  мирских
дел. Но это не был простой карантин. Безразличный к тому, что  происходило
с большинством населения, он  призвал  на  свою  сторону  сотню  друзей  и
сподвижников.  Под  предлогом  спрятаться  от  Красной  смерти  они  -   с
соответствующим количеством слуг и  одним  или  двумя  отрядами  солдат  -
окопались в одном  из  укрепленных  аббатств,  где,  будучи  обеспеченными
всевозможной провизией, собирались переждать эпидемию.
     И все бы было вполне благопристойно, если  бы  Просперо  не  был  тем
самым человеком, к которому Ван Кемпелен обратился с предложением, дорогим
сердцу каждого смертного. Ван Кемпелен предпочел разделить с  принцем  его
затворничество.
     Поскольку это касалось Энни, Вальдемар не был уверен, но  чувствовал,
что, возможно, Темплтон, Гудфелло и  Грисуолд  тоже  находятся  в  убежище
Просперо.
     - Укажите мне это место, - настаивал я.
     - Это за пределами Таррагоны, - объяснил Вальдемар, жестикулируя, что
он теперь себе позволял.
     - К северо-западу. Небольшая деревушка под названием Санта Крус.
     И мы отправились на восток.
     На следующей неделе наша повозка въехала в Санта Крус. Ощущение  было
жутким, так как городок, в основном, был пуст. Мы объехали одну  улицу  за
другой, пока, наконец, не увидели в отдалении здание аббатства с солдатами
на стенах и везде, где  было  хоть  что-то,  напоминающее  вход.  Я  велел
возничему править туда.
     Когда наше приближение было замечено, раздалось несколько выстрелов в
нашу сторону и команды остановиться на испанском, французском и английском
языках. Мы подчинились.
     Я слез с повозки и сделал шаг в направлении аббатства.
     - Стой! - повторил стражник.
     - Что тебе надо, англичанин? - крикнул один из них.
     - Я ищу людей, которые, возможно, вошли сюда несколько дней назад.
     - Если это так, то вы не сможете с ними встретиться, - сказал он.
     - Это очень важно. - Я подкинул вверх золотую монету и поймал ее.
     - Наш пост здесь, у внутренней стороны стен, - сказал он. -  Даже  мы
не можем пройти дальше. Двери заперты изнутри.
     А как насчет записки? Неужели нет возможности передать туда записку?
     - Нет, - ответил он. - Никакой возможности.
     - Хорошо, - сказал я. -  Понимаю.  Тогда  мне  бы  хотелось  получить
кое-какую информацию.
     - Никакой информации у меня нет, - сказал он. - Вам бы лучше убраться
отсюда подобру-поздорову.
     - Подожди! Я заплачу, - предложил я.
     Он рассмеялся.
     - Не притронусь к вашему золоту. Может, оно заражено.
     Я набрал в легкие побольше воздуха и голосом, вполне  подходящим  для
военного парада, спросил:
     - Солдат, был ли  здесь  немец  по  имени  Ван  Кемпелен?  И  четверо
американцев - трое мужчин и одна женщина?
     Он тут же выпрямился, расправил плечи.
     - Сэр, я не знаю, - ответил он. - Их тут было так много.
     - Спасибо, солдат. Как я понимаю, они не выходят в город?
     - Нет, сэр. И на вашем месте я  бы  не  останавливался  здесь.  Я  бы
поскакал к границе и гнал бы лошадей до тех пор,  пока  они  не  упали.  А
потом бы бросился бежать.
     - Спасибо. - Я повернулся и сел в повозку.
     - Что теперь? - спросила Лиги.
     - Поедем отсюда, - ответил я. - Остановимся как только исчезнем из их
поля зрения. Потом поговорим с Вальдемаром. Энни, может быть,  внутри,  а,
может, и нет, но я буду спрашивать не о ней.
     Мы остановились рядом со скелетообразной оливковой рощей.
     Когда я объяснил, что нам с  Лиги  необходимо  открыть  гроб,  другие
помогли нам спустить его вниз и пошли прогуляться,  остался  только  Грин,
который наблюдал, стоя у меня на левом плече.
     Как  только  я  поднял  крышку,  глаза   Вальдемара   открылись   без
предварительного месмеризма. Казалось, что дневной свет тоже  не  тревожил
его. Лиги бросила  на  меня  испытующий  взгляд,  потом  провела  над  ним
несколько раз руками. Не успела она закончить, как он заговорил.
     - Что это за место? - спросил он. Это было не в его  правилах  первым
начинать разговор.
     - Это Санта Крус возле Таррагоны в Арагоне, - ответила она.
     - Здесь происходит что-то необычное?
     - Красная смерть забрала здесь почти всех, - сказала она.
     -  Ах!  -  сказал  он.  -  Эта  прекрасная,  прекрасная  смерть!  Как
замечательно! Какое счастье! С какой радостью я  бы  поменялся  местами  с
любым из них. Уснуть! И никогда не видеть снов!
     Я откашлялся.
     - Терпеть не могу беспокоить вас мирскими пустяками, - сказал я, - но
мне больше некого спросить.
     - Ценю ваше предисловие, о, смертный, - ответил он. - Спрашивайте.
     - Недалеко отсюда находится огромное аббатство.  Мы  только  что  там
были, - пояснил я.  -  Туда  невозможно  попасть.  Оно  охраняется.  Двери
заперты. Мне кажется, что Ван Кемпелен там, а возможно и  Энни,  Темплтон,
Гудфелло и Грисуолд.  Мне  кажется,  что  все  большие  старинные  здания,
наподобие этого, часто имеют потайные ходы. Можете  вы  сказать,  есть  ли
здесь такой ход? Мне очень хочется проникнуть внутрь.
     Его глаза внезапно закатились, вновь показались обычные бельма.  Руки
заняли сове место поперек груди.  Прошло  много  времени,  прежде  чем  он
заговорил.
     - Есть потайной ход из аббатства в город. Тоннель. Им  так  долго  не
пользовались, что я не знаю, можно ли  по  нему  благополучно  пройти.  Он
очень сильно изменился, возможно засыпан. Город над ним перестраивался.
     Снова молчание.
     Наконец, я спросил.
     - Не могли бы вы быть более точным.
     - Нет, - ответил он. - Но Ван Кемпелен там, и  я  чувствую,  что  это
связано с Энни. Она тоже может находиться там.
     - Может ли случиться то, что произошло в Толедо?  Неудача  в  случае,
если мы пересечем ее путь?
     - Да.
     - И все же, у меня нет выбора.
     Он ничего не сказал.
     - Тоннель - единственный секретный путь туда? - спросил я.
     - Единственный, который мне виден. Дайте мне отдохнуть.
     Я сам сделал успокаивающий жест, не задумываясь над этим.  Его  глаза
закрылись, и крышка опустилась. После этого Грин изобразил свою фонограмму
открывающейся бутылки с шампанским.
     Вскоре мы снова упаковались и направились в город.
     Мы остановились на постоялом дворе рядом  с  площадью,  и  я  отцепил
саблю от ремня. День клонился к вечеру. Мы с Петерсом  решили  отправиться
на разведку, чтобы получить общее представление о  расположении  местности
и, возможно, наметить точки вероятного  расположения  выхода  из  тоннеля.
Лиги вместе с возничим должны были ждать нашего возвращения.
     Мы отправились, Эмерсон, перескакивая с дома на дом  и  на  случайные
деревья, следовал за нами. В  городе  было  тихо.  Торговые  витрины  были
огорожены. Мы не увидели никого, не услышали ни одного голоса.
     - Вас не беспокоит, что чума прошла здесь, а последствия  ее  до  сих
пор продолжают сказываться? - спросил я Петерса.
     Он не перестал улыбаться.
     - Если пришло твое время, значит оно пришло, - сказал он. - А если  -
нет, значит - нет.
     - Я не такой фаталист, - сказал я, - но у меня есть чувство,  которое
мне передалось от Вальдемара, что пребывание здесь довольно опасно.
     - Я бы скорее поверил Лиги.
     - Что вы имеете в виду?
     - Она ведь умеет не только  махать  руками  и  усыплять  стариков,  -
сказал он. - Скажу вам, когда вернемся на корабль.
     - Вы имеете в виду, что она колдунья?
     Чародейка?
     - Поздравляю, - ответил он сдержанно.
     Мы   прошли   мимо   пепелища:   пустые   глазницы   окон   зияли   в
полуразвалившихся черных стенах, среди луж и грязи  валялись  обуглившиеся
обломки. До меня донесся запах застоявшейся воды и  гнили.  В  этом  месте
Эмерсон спустился на землю и немного поразмялся около нас.
     Наконец, мы вышли из этого квартала города и оказались в захолустье с
множеством дорог, изрезанных колеями. Когда мы  пошли  по  одной  из  них,
Эмерсон снова исчез. По мере продвижения мы поняли,  что  все  эти  здания
были взломаны. В связи с хлопотами по  перевозке  вещей  и  необходимостью
отсрочки отъезда из-за трудностей с транспортом  горожане  позаботились  о
сохранности оставленного добра с помощью досок и гвоздей. Некоторые жители
этого места не уехали, как могло  бы  показаться,  а  участвовали  в  этом
маленьком грабеже.
     Пройдя еще немного, мы уже миновали обширные руины какого-то  здания,
когда услышали  доносившийся  изнутри  смех.  Это  не  был  веселый  хохот
дружеской компании, а лающий хрипловатый звук. И все же... Мы  с  Петерсом
переглянулись, и он кивнул.
     Мы подошли к фронтону развалин, и Петерс пнул дверь, да так, что  она
слетела  с  петель  и  ударилась  о  стену.  Я  бы  предпочел  быть  более
осторожным, но Петерс, как всегда, действовал, не зная страха.  Он  вполне
мог положиться  на  свои  физические  способности,  которые  помогали  ему
выбраться из трудной ситуации.
     Смех  немедленно  затих.  Войдя,  мы  поняли,  что  здесь  находилось
похоронное бюро.  Было  выставлено  для  обозрения  несколько  превосходно
выполненных гробов, - сочетание черного дерева с серебром - и  я  пожалел,
что с нами нет Вальдемара, чтобы  порадовать  его  этим  зрелищем.  Быстро
осмотревшись, мы, однако, не  обнаружили  признаков  жизни.  Тогда  Петерс
указал на открытую дверь погреба справа в углу. Я положил руку на рукоятку
сабли, и мы приблизились.
     Мы заглянули вниз на длинный  ряд  винных  бочек,  откуда  неожиданно
раздался звон разбитой бутылки. В центре комнаты стоял  стол,  на  котором
была громадная бочка. Различные фляжки, бутылки и  кувшины  были  рядом  с
ней. Над  бочкой  на  балке  был  подвешен  человеческий  скеле