Роджер ЖЕЛЯЗНЫ
                            Фред СЕЙБЕРХЭГЕН

                               ЧЕРНЫЙ ТРОН




                                    1

     Ее пение слышалось издалека со стороны моря. Продолжая свой  путь  на
рассвете этого серого теплого дня сквозь туманы, которые окутали  его  мир
этой полувязкой густой белизной, похожей на снег, убаюкивающей как  покров
или саван, мальчик двигался довольно осторожно, в то время, как голос  без
слов звучал внутри его, призрачные силуэты маячили вокруг. Обходя каменный
выступ и ветку на просеке позади школы, он ощутил  причудливую  странность
этого места, которое было давно ему знакомо.  Эта  внезапная  загадочность
овладела его душой, превратив ее в кокон, отгороженный от  реальной  жизни
чем-то особым и невидимым, и эта просека стала отчетливой,  словно  вечная
татуировка или шрам на всей его жизни.
     Нечто большее, чем сумрачный голос  моря  неумолимо  делало  угасание
мира еще пронзительнее. Но неужели само море могло  быть  причиной  этого?
Нет, не так. Нет.
     И все-таки, это море. Песня каким-то образом  сказала  ему  об  этом,
хотя и без слов. Море должно было быть. К нему ведет мальчика  этот  день,
день,  вобравший  в  себя  стройный,  мягкий,   соленый   звон,   насквозь
пронизанный песней, пульсирующей как содержимое вен и артерий.
     Хрупкие пальцы веток царапали ему  плечо,  листья  оставляли  влажные
поцелуи. Он свернул в сторону  от  темной  коряги,  споткнулся  о  другую,
поднялся. Постепенно можно привыкнуть к лондонским туманам. Даже маленький
американец  быстро  приходит  к  пониманию   того,   что   надо   отличать
осторожность  от  страха,  оценивать  обманчивость  расстояния,  скользкую
дорогу, недостаток звуковых  ориентиров.  Он  двигался  в  бессознательном
поиске певца, поиске, который начался, должно быть, еще до  того,  как  он
проснулся.  В  действительности,  все  это  казалось  не  чем  иным,   как
продолжением причудливого сна.
     Он отлично помнил, как вставал, одевался, прощался. Но  это  был  уже
промежуточный эпизод. Все началось еще до этого. Что-то на берегу... Пляж?
Берег. Одно и тоже. Он должен пойти и найти его сейчас. Он знал,  что  это
где-то там. Пение было в обеих частях  сна.  Оно  подсказывало,  оно  вело
его...
     Он продолжал свой путь; одежда становилась холодной и влажной, начала
прилипать, ботинки намокли. Дорога шла под уклон, и  когда  он  спустился,
деревья расступились, хотя тени все еще продолжали вставать из  тумана,  и
колокольчик - где-то звенел колокольчик,  -  словно  конец  неизвестности,
медленный, земной, полнозвучный контрапункт этой бесплотной песни.
     Соленый запах моря впервые достиг его, когда он начал  спускаться,  и
он ускорил шаг. Скоро, скоро...
     Внезапно тропа стала круче. Откуда-то донеслись крики чаек, их темные
силуэты плавно скользили на белом фоне над  головой.  Легчайшее  дуновение
ветерка чуть коснулось его, принеся с собой еще более сильные запахи моря,
чем он почувствовал раньше.
     Тропа стала шире и не такой крутой. Неожиданно  под  ногами  появился
песок, гладкая галька шуршала и отскакивала. До  него  донесся  шум  моря.
Чайки продолжали свой зов. Звон колокольчиков стал слабее.
     Пение, едва ли более громкое, чем прежде,  казалось,  однако,  ближе.
Повернув налево,  он  пошел  на  звук,  обходя  крайнее  дерево,  довольно
приземистое, похожее на пальмочку. Но оно не должно было тут расти.
     Туман стал более густым,  прибывая  из  отдаления  со  стороны  воды.
Местами белизна рассеивалась, позволяя ему увидеть участки гальки и песка.
В других  местах  она  извивалась,  как  змея,  прижималась  к  земле  или
превращалась в причудливые фигуры, которые исчезали так же быстро,  как  и
возникали. Так, продвигаясь вперед, пока не достиг воды,  он  остановился,
нагнулся, опустил ладони в море, затем поднес палец к губам.
     Это не сон. Вода была теплая и соленая, как  кровь.  Волна  коснулась
носков его ботинок, и он отошел назад. Он повернул и снова  пошел,  теперь
уже совершенно уверенный, куда  направляется.  Он  ускорил  шаг,  а  потом
побежал.
     Он споткнулся,  вскочил  на  ноги  и  продолжил  идти.  Возможно,  он
каким-то образом пересек незримую линию  и  вновь  вернулся  в  свой  сон.
Оловянный звон колокольчика с бакена донесся до него, подавая знак о  том,
что где-то  далеко  справа  был  пролив.  Казалось,  будто  море  внезапно
приблизилось. Огромная стая птиц пролетела над головой, издавая звуки,  не
похожие на крики чаек или каких-нибудь других птиц, которых он когда  либо
слышал. Колокольчики - теперь где-то позади него - звенели уже по-другому,
отвечая как-то более прилежно и низко на  случайные  звонки  с  бакена.  И
пение... Сначала пение стало громче. Казалось, оно где-то совсем близко.
     Что-то темное внезапно встало на его пути. Небольшая скала или...
     Он споткнулся  опять,  стараясь  обойти  ее.  Когда  он  упал,  пение
прекратилось, колокольчики затихли. Его глазам предстали  унылые  стены  и
пустые глазницы окон - какое-то сооружение, увенчанное зубцами, с  башнями
внезапно возникло из дюн, зловещее, мрачное, местами  обрушившееся,  рядом
со спокойной свинцовой гладью карстового озера.  Он  падал,  как-то  очень
стремительно, прямо туда...
     Затем туман закружился, и дымка исчезла. То,  что  казалось  далеким,
было в пределах досягаемости. Теперь было ясно, что  перед  ним  замок  из
песка, сооруженный на холмике возле заводи, оставленной приливом.
     Его выставленная вперед  рука  задела  стену.  Центральный  вход  был
завален.
     - Нет! - раздался крик. - Ты, злодей! Прекрати!
     И она налетела на него, колотя своими маленькими кулачками по плечам,
спине, голове.
     - Извини, - сказал он. - Я не хотел. Я упал. Я сделаю все, как было.
     - О-х. - Она перестала колотить его. Он повернулся и взглянул на нее.
     Серые глаза, темные растрепанные волосы  ниспадали  на  лоб.  Изящные
руки с тонкими пальцами. Голубая юбка и белая блузка  были  перепачканы  в
песке, подол юбки намок. Ее полные  губы  дрожали,  когда  она  переводила
взгляд с него на песочный замок, потом снова на него, но глаза  оставались
сухими.
     - Извини, - повторил он.
     Она повернулась к нему спиной. Еще мгновенье и  она  выставила  босую
ногу вперед. Еще одна стена упала, еще одна башня рухнула.
     - Не  надо,  -  закричал  он,  поднимаясь,  чтобы  остановить  ее.  -
Прекрати! Пожалуйста, не надо!
     - Нет! - сказала она, продвигаясь вперед, круша башни. - Нет.
     Он схватил ее за плечо, но она вырвалась, продолжая  пинать  замок  и
наступать на него ногами.
     - Пожалуйста... - повторил он.
     - Эй, ты, оставь в покое замок  бедного  парня,  -  раздалось  за  их
спинами.
     Они обернулись, чтобы разглядеть  фигуру,  приближающуюся  к  ним  из
тумана.
     - Кто ты? - спросили они почти одновременно.
     - Эдгар, - ответил он.
     - Но это мое имя, - сказал первый мальчик изумленно, в то  время  как
незнакомец подошел ближе.
     Когда незнакомец  остановился,  они  оба  застыли,  разглядывая  друг
друга. Мальчики были похожи, как две капли воды. Волосы, глаза, цвет кожи,
- сходство было абсолютным. Оно распространялось и на жесты, осанку, голос
и школьную форму, которая была на них надета.
     Девочка, замерев от волнения, переводила взгляд с одного на другого.
     - Меня зовут Энни, - сказала она тихо. - Вы,  наверное,  братья,  или
что-то вроде того.
     - Пожалуй, - первым отозвался пришелец.
     - Похоже на то, - сказал первый мальчик.
     - Почему ты ломала его песочный замок? - спросил второй Эдгар.
     - Это мой песочный замок, и это он разрушил его, - ответила она.
     Эдгар Второй улыбнулся Эдгару Первому, который в свою очередь покачал
головой и пожал плечами.
     - А почему бы нам всем вместе не построить его заново? - сказал  один
из мальчиков. - Я думаю, мы могли бы сделать его даже лучше того, что был,
а Энни.
     Она улыбнулась.
     - Хорошо, - согласилась она. - Давайте.
     Они опустились на колени возле бесформенной кучи  песка.  Энни  взяла
палку и начала прокладывать новые дороги.
     - Центр будет здесь, - сказала она, - и пусть будет много башен...
     Они долго молчаливо работали. Оба мальчика вскоре тоже сняли обувь.
     - Эдгар?.. - произнесла она.
     Все рассмеялись.
     - Было бы удобнее, - сказала она первому мальчику, - если бы я  могла
обратиться отдельно к каждому из вас.
     - Алан, - представился он. - Я - Эдгар Алан.
     - А я - Перри, Эдгар Перри, - сказал второй мальчик.
     После этого мальчики вновь стали пристально разглядывать друг друга.
     - Я никогда прежде не видел тебя здесь, - сказал Перри. - Ты  гостишь
здесь или что-то вроде этого?
     - Я иду  в  школу,  -  ответил  Алан,  кивая  головой  в  направлении
небольшого утеса, с которого он спустился.
     - В какую школу? - спросил Перри.
     - Мэнор Хауз. Она как раз там, вверх по дороге. Перри  наморщил  свой
широкий лоб и медленно покачал головой.
     - Я не знаю, где это, - сказал он. - Но эта местность мне  совершенно
не знакома. Я тоже иду в школу, которая тоже называется Мэнор, хотя,  если
честно, я никогда не видел тебя там. Я просто вышел из дома...
     Он бросил взгляд на Энни. Она,  еще  когда  говорил  Алан,  повернула
голову, как будто впервые увидела эту гору.
     - А ты? - спросил он ее.
     - Я не знаю никакой школы, - сказала она, - но вся эта местность моя.
Я имею ввиду, что все здесь мне знакомо.
     - Интересно, что у вас обоих американский акцент,  -  поделился  Алан
своим наблюдением.
     В ответ на его слова оба уставились на него.
     - А какой же акцент у нас должен быть? - сказала Энни. - У тебя  ведь
такой же.
     - Где ты живешь? - внезапно спросил Перри.
     - В Карлстоне, - ответила она.
     Он переступил с ноги на ногу.
     - Тут что-то не так, - сказал он. -  Дело  в  том,  что  прежде,  чем
прийти сюда и найти место, я видел сон сегодня утром...
     - И я тоже!
     - И я...
     - ...видел, как-будто я уже здесь, я и еще кто-то... вы двое.
     - То же самое было со мной.
     - И со мной тоже.
     - Надеюсь, что теперь-то я уже не сплю.
     - Наверное, нет.
     - Однако чувствую я себя довольно странно, - сказал Алан. - Как-будто
это все на самом деле и в тоже время не совсем реальность.
     - Что ты имеешь ввиду, - спросил Перри.
     - Опусти руки в воду, - сказал ему мальчик.
     Перри нагнулся и исполнил приказание.
     - Ну и что? - сказал он.
     - Вода в море никогда не бывает такой теплой, - пояснил Алан.
     - Но ведь она же отстаивалась в этой заводи какое-то время,  которого
достаточно, чтобы она так нагрелась.
     - В море вода такая же  теплая,  -  ответил  Алан,  -  я  еще  раньше
попробовал.
     Перри вскочил на ноги, обернулся  и  побежал  к  воде.  Алан  с  Энни
переглянулись и она засмеялась. Мигом они оба припустили за Перри.
     Вскоре они уже плескались в океане, окуная друг друга; Волны пенились
у них под ногами.
     - Ты прав, - воскликнул Перри. - Такого не бывает! Отчего же это так?
     Алан пожал плечами.
     - Возможно, оно теплое, потому, что какая-то часть поверхности  моря,
которую мы не видим, фокусирует солнечные лучи. Потом волны  разносят  это
тепло по всей поверхности.
     - Это мало вероятно. Может быть это просто теплое течение, как река в
океане.
     - Оно теплое, потому, что я так хочу, - прервала их  Энни.  -  Вот  и
все.
     Мальчики взглянули на нее, и она засмеялась.
     - Все это не кажется вам сном, - сказала она, - потому,  что  это  не
ваш сон. Он мой. Вы помните, как вы вставали в это утро,  а  я  -  нет.  Я
думаю, это принадлежит мне и это - мое место.
     - Но я-то настоящий. Я вовсе не часть сна!
     - И я тоже.
     - В таком случае, это я вас пригласила.
     Оба мальчика  внезапно  рассмеялись  и  брызнули  в  нее  водой.  Она
засмеялась в ответ.
     - Что ж, может быть... - сказала она и брызнула на них.
     Их одежда промокла, но через некоторое время, когда они достаточно  и
по разным поводам испытали нрав  моря,  быстро  просохла.  Медленно  между
купаниями под их руками вырастал новый замок. Больше и величественнее, чем
тот, с которым покончил Алан, он разветвлялся на множество башен,  подобно
веткам аспарагуса, его  мощные  стены  ползли  вверх  и  спускались  вниз,
послушные неровностям волнистого ландшафта. Он был влажен от воды и  брызг
из заводи, где обитали маленькие крабы, яркие рыбки и  прятались  моллюски
среди гальки, ракушек и обломков кораллов. Алан порывисто подался вперед и
взял всю в песке руку Энни в свою.
     - Чудесно, что ты придумала этот замок, - сказал он. В то время,  как
лицо Энни заливала краска, Перри взял ее другую руку.
     - Да, - сказал он, - и если это - мечта,  то  ты  -  лучшая  из  всех
мечтателей.
     Он не представлял, что все это могло закончится. Самые  дружественные
чувства  он  испытывал  к  Перри,  как-будто  бы  они  действительно  были
братьями, хотя его чувства к Энни были другими, и он был уверен, что Перри
тоже любит ее. Свет расстилавшийся вокруг них, был серым, зеленым от  моря
и жемчужным от тумана. Казалось, что море и воздух существуют вне времени,
окутывая их со всех сторон и мягко пульсируя.
     - О, боже! - сказала Энни.
     - В чем дело?  -  воскликнули  оба  мальчика,  поворачивая  головы  в
направлении ее испуганного взгляда.
     - Т-там, в воде... - сказала она. - Это труп, да?
     Туман расступился. Что-то опутанное водорослями,  переплетавшимися  с
лохмотьями  одежды,  лежало,  наполовину  выступая  из  воды.  Тут  и  там
проступали участки вздувшейся, как рыбий  живот,  белой  плоти.  Это  было
похоже на человека. Но сказать наверняка  было  трудно,  -  так  это  было
исковеркано  и  побито,  в  окружении  полос  тумана,  время  от   времени
заслонявших картину.
     Перри встал.
     - Может быть, да, а может - и нет, - сказал он.
     Тогда Энни заслонила лицо ладонями и стала  смотреть  сквозь  пальцы.
Алан взирал с изумлением.
     - А хотим ли мы на самом деле знать, что это? -  продолжал  Перри.  -
Может, это просто комок водорослей и  всякого  прочего  хлама,  в  котором
запуталось несколько рыб. Если мы не пойдем туда и не будем  смотреть,  мы
сможем считать это чем угодно. Понимаете, что я имею  в  виду?  Вы  хотите
сказать вашим друзьям, что вы видели тело на берегу? Что ж,  может  это  и
так.
     Снова туман стал между ними, спрятав непонятный предмет.
     - Как ты думаешь, что это? - спросил Алан.
     - Водоросли и мусор, - ответил Перри.
     - Это тело, - сказала Энни.
     Алан рассмеялся.
     - Нет, вы оба не правы, - заключил он.
     - Почему? - вдруг сказала Энни.
     - Потому что мир существует не для этого, - сказал Алан.
     Алан встал и пошел сквозь туман по направлению к телу.
     - Я думаю, что и для этого тоже, - услышал он, как она  произнесла  у
него за спиной.
     Туман  заклубился,  и   вновь   расступился.   В   этом,   неожиданно
образовавшимся просвете Алан увидел бесформенную массу, которая теперь уже
почти целиком погрузилась в  воду  и  лишь  слегка  выступала.  Надо  было
решаться и, как можно, скорее.
     Он шагнул вперед, сливаясь с движущейся стеной тумана, в  направлении
прямо перед собой. Но ему не хотелось терять предмет из вида; Он  бросился
вперед. Он ожидал, что вот-вот ощутит бурление воды возле щиколоток...
     - Алан, - ее голос слышался в отдалении.
     - Где ты? - звал Перри тоже, казалось, откуда-то издалека.
     - Сейчас, - ответил он. - Я около него.
     Казалось, будто они окликнули его опять, но он не мог разобрать слов.
Он бросился вперед. Внезапно ему показалось,  что  он  движется  вверх.  И
снова вокруг него возникли  темные  силуэты.  Казалось,  земля  становится
тверже. Над головой раздались крики этих странных птиц.
     - Э-текели-ли, - как будто бы кричали они.
     Он пустился бежать. Споткнулся.


     А потом. Потом. Потом...


     Я был на пути к Форту, возвращаясь от Леграна, когда это произошло. Я
тогда даже не подозревал, что моя жизнь  совершенно  переменится.  Не  то,
чтобы моя жизнь до этого была лишена фантазии. Вовсе нет. Но на  этот  раз
ничто в моем восприятии окружающего не помешало мне  считать  воображаемое
реально происходящим.
     Когда золотой жук вылетел откуда-то и ударился мне в лицо, я  еще  не
знал, что это было знаком перемен во всей моей жизни и навсегда. Я поискал
и увидел его на  песке  перед  собой,  замечательный,  сверкающий  кусочек
золота в лучах заходящего, октябрьского  солнца.  Я  знал,  что  некоторые
майские жуки имеют металлическую окраску, золотую или серебряную,  и  это,
должно быть, прекрасно. Но этот... Это был особенный экземпляр, по крайней
мере, мне не известный. Когда я встал на  колени,  чтобы  рассмотреть  его
получше, то был поражен необычными пометками. Внезапно я понял, что черный
рисунок на его спине был расположен так, что  все  остальное  представляло
собой форму маленького золотого черепа.
     Я сорвал лист с ближайшего дерева,  положил  блестящее  насекомое  на
него, аккуратно завернул и спрятал в карман. Я  был  уверен,  что  Леграну
будет очень интересна эта находка, когда я приду к нему в  следующий  раз.
Если не как предмет для научного исследования, то, по  крайней  мере,  как
повод для самых загадочных предположений.
     Я брел вдоль песчаного побережья в подавленном состоянии, несмотря на
прекрасный день и интересную  находку.  Направо  от  меня  уходила  вглубь
острова  девственная,  почти   непроходимая,   чаща   вечнозеленых   мирт,
покрывающих большую часть суши. Я слышал, что их  называют  кладбищенскими
цветами, так как они разрастаются и  образуют  сплошной  ковер.  Было  так
странно увидеть наяву то, что столько лет было сном и  вдруг  понять,  что
это не что иное, как часть жизни. И  потом  в  минуту  душевного  подъема,
лишиться мечты, еще не успев ее понять. Иметь, иметь,  а  потом  потерять;
мечта  существует,  а  реальность  ускользает,  как-будто  бы  часть  моей
собственной жизни впервые высветилась по-новому,  а  потом  отделилась  от
меня и не вернулась. Что может быть более жестоким,  чем  отнять  заветную
мечту в тот момент, когда она вот-вот осуществится. Я поддел ногой камень,
услышал где-то вдали над водой раскаты грома. И дело не только в том,  что
все мои взгляды на  жизнь  изменились  в  такое  короткое  время  -  я  не
настолько углублен в  свои  переживания  и  склонен  к  метафизике,  чтобы
серьезно зависеть от этого - главное, меня  не  покидало  чувство  роковой
неизбежности и моего бессилия защитить от гибели милый сердцу призрак.
     Когда я прошел еще милю, тропинка повернула  вглубь  острова,  сквозь
заросли. Эта дорога пересекала  остров.  Тени  почти  смыкались,  когда  я
проходил между ними, потому что солнце уже садилось.
     Спустя какое-то время, когда я зашел уже порядочно вглубь острова,  я
остановился. Что-то было не так.  Я  протер  глаза,  тряхнул  головой,  но
видение не исчезало.
     Они стояли в отдалении возле заводи, образованной приливом,  примерно
в миле ходьбы высокие в розовеющих сумерках - пара лесных призраков - там,
где,  я  мог  поклясться,  раньше  ничего  не   было.   Произошло   что-то
невероятное, совершенно невероятное, и я не мог понять, что бы  это  могло
быть. Я не был уверен, что под моим пристальным взглядом видение исчезнет,
однако вновь направился по западной тропе. Вскоре я уже  различал  далекие
огни Карлстона, светящиеся  вдоль  гавани,  частично  уже  спрятавшиеся  в
быстро   сгущавшемся   тумане.   Казалось,   что   туман   приближался   с
необыкновенной  быстротой,  и  я  остановился  на  какое-то  время,  чтобы
полюбоваться этой картиной.
     Мне казалось, что расположение города  было  немного  иным,  чем  то,
которое я наблюдал