то бы он ни сделал, Ананке все равно рано или
поздно найдет его, и тогда ему придется очень туго. Но если бы
ему грозил  только гнев  Ананке!  Были  куда  более  серьезные
неприятности. Волшебные  кони, которых ввел в свою пьесу Аззи,
нарушили причинно-следственные  связи во  Вселенной. Структура
Мироздания трещала  по швам  и  готова  была  развалиться  при
любом, даже самом незначительном, вмешательстве в естественный
ход событий.  И тогда... Страшно подумать, что случится тогда.
Законы логики  перестанут  действовать,  и  мир  погрузится  в
состояние хаоса, из которого он когда-то возник.
  Вскоре он уже был в Венеции. С высоты птичьего полета демону
открылась безрадостная  картина. Город  доживал свои последние
дни. Внешние  острова уже  полностью скрылись под водой. Ветер
утих, но  вода все  продолжала подниматься, и над площадью Св.
Марка уже  было целых  десять  футов  глубины.  Люди  пытались
спастись от  наводнения в  верхних этажах  домов,  но  соленая
морская вода  размывала  каменную  кладку,  и  дома  рушились,
погребая под своими обломками несчастных жителей.
  Аззи без  труда  нашел  Аретино -  поэт  был  дома.  Засучив
рукава, он  перетаскивал мешки  с песком  и сбрасывал их возле
стен своего  дома, чтобы  хоть как-то  отгородиться  от  воды.
Впрочем,  он   сам  понимал  бесполезность  своего  занятия  и
продолжал работать лишь из обычного упрямства.
  Бросив на полдороге очередной мешок с песком, Аретино вместе
с Аззи прошел в наполовину затопленный дом.
  На третьем  этаже им удалось найти сухое помещение. Не тратя
лишних слов, Аззи сразу перешел к делу.
  - Где наши актеры? - спросил он у Аретино.
  - В трактире, где же еще, - пожал плечами тот.
  Итак, Аззи  оставалось  только  объявить  о  роспуске  своей
труппы, собрать  волшебные золотые  подсвечники и отправить их
обратно в Лимб, к Фату, из чьих рук он их получил. Затем нужно
будет увезти  актеров из  Венеции. Но  сказать об этом Аретино
сейчас у Аззи просто не хватало мужества. Пусть поэт узнает об
отмене спектакля,  когда об этом будет объявлено в присутствии
всех актеров.
  - Нужно спасать  наших людей, - сказал Аззи, избегая глядеть
поэту в  глаза. - Во  что бы  то ни  стало их  надо увезти  из
Венеции. Не  нужно быть пророком, чтобы понять простую истину:
город обречен  на гибель.  Ему не  выстоять  против  нашествия
монголов и  этого ужасного  потопа. Из  достоверных источников
мне  стало   известно,  что   грядет  смена  событийной  ветви
пространственно-временного континуума,  на  которой  находится
эта часть истории...
  - Как  вы   сказали?  Смена   ветви  какого-то   континуума?
Объясните, пожалуйста, что все это значит.
  - Это значит  вот что.  Представьте себе единую нить истории
целого города,  которую прядет  какая-нибудь дряхлая Парка или
другое  мифическое  существо.  Дальнейшие  события -  это  тот
материал, из  которого после  должна  получиться  нить.  Парка
скручивает их  вместе и  долго вертит  в пальцах. Ход нынешних
событий  грозит   Венеции  неминуемой  гибелью.  Этого  Ананке
допустить не  может. Значит,  Парке придется  расщепить единую
нить истории  на две  как раз  в том месте, где в естественный
ход событий  вплелась наша  легенда о золотых подсвечниках. Та
новая  нить,   где  не   будет  никаких  подсвечников,  станет
основной, а  побочная, то  есть та,  где мы  сейчас находимся,
будет вырезана и отправлена в Лимб.
  - Ваш рассказ  понятен, но в нем слишком много абстракций, -
сказал Аретино. - Что конкретно это будет означать для жителей
города? Что с ними произойдет?
  - Что  ж,   если  вам   непременно  хочется  это  узнать,  я
удовлетворю  ваше   любопытство.  Та  Венеция,  которая  будет
отправлена в  Лимб, просуществует  всего лишь  неделю - с того
момента, когда я попросил вас написать пьесу, и до сегодняшней
полуночи, когда войска монголов войдут в город и морские воды,
наконец, одолеют  последнюю дамбу,  еще сдерживающую их напор.
Город погибнет.  Но на  этом все  отнюдь  не  кончится.  Время
замкнется в кольцо, и эта трагическая неделя будет повторяться
снова и  снова. Жители  Венеции раз  за разом будут переживать
свои последние дни - и умирать.
  - А если мы спасем наших актеров?
  - У них  есть шанс  остаться в  живых. Если  до  сегодняшней
полуночи нам  удастся вывезти  их из  Венеции,  то  все  будет
продолжаться так,  словно меня и не было. Их вернут в прошлое,
как раз  за несколько  секунд до того момента, когда мы с ними
встретились.
  - Но они  хотя бы  будут помнить  о том,  что с  ними  здесь
происходило?
  - Нет, Аретино.  Помнить об  этом будете  только вы. Я хочу,
чтобы вы все-таки написали свою пьесу.
  - Понятно, -  кивнул  Аретино. -  Откровенно  говоря,  я  не
ожидал такого  поворота событий. Не думаю, чтобы нашим актерам
это понравилось.
  - И, однако,  им придется  подчиниться, нравится  им это или
нет. Иначе пусть пеняют на себя.
  - Что ж, придется мне им растолковать, что к чему.
  - Уж вы  постарайтесь, любезный  Пьетро. Не теряйте времени,
идите к ним. Мы с вами встретимся в церкви.
  - Вы покидаете нас?
  - Есть у  меня одна  идея, - ответил  Аззи. - Если  мой план
удастся, пьесу  о Семи  Золотых Подсвечниках  еще можно  будет
спасти.

     Глава 2

  Совершив переход  в систему  Птолемея, Аззи увидел над своей
головой хрустальный купол небесного свода и хрустальные сферы,
на которых  держались золотые  звезды, каждая на своей орбите.
Аззи попадал  сюда уже  не в  первый раз, и его всегда удивлял
образцовый  порядок,   царивший  в  этой  системе, -  порядок,
которому неукоснительно подчинялось все живое и неживое.
  Аззи мчался  со скоростью Демона до тех пор, пока вдалеке не
показались Гостевые  Врата Рая.  Для него это был единственный
путь  на  Небеса.  Всякого,  кто  осмелился  бы  пройти  через
служебный вход, ждало суровое наказание.
  Гостевые Врата,  строгие решетчатые  бронзовые ворота сорока
локтей в  высоту, висели на двух мраморных столбах. К ним вела
дорожка из  белых пушистых  облаков, ступать  по которым  было
мягче, чем  по самому  роскошному персидскому  ковру. В чистом
воздухе далеко  были  слышны  ангельские  голоса,  распевающие
"аллилуйя". У  входа стоял  массивный стол красного дерева, за
которым сидел  благообразный лысый  старичок с  длинной  седой
бородой.  К   его  белой   атласной  хламиде   была  приколота
современного вида  карточка  в  пластиковой  обложке:  "Святой
Захария. Господь  да пребудет с Вами!". Этого старичка Аззи не
знал, хотя был знаком почти со всеми обитателями Рая. Впрочем,
на вахту  у Гостевых  Врат  обычно  назначают  кого-нибудь  из
малозначительных святых.
  - Чем могу  быть вам  полезен? - осведомился Захария, увидев
демона.
  - Мне нужно поговорить с Архангелом Михаилом.
  - Он оставлял  какие-нибудь письменные  распоряжения  насчет
вас?
  - Боюсь, что  нет. Я  ведь не  договаривался с ним о встрече
заранее.
  - В таком случае, любезнейший, боюсь, что...
  - Послушайте, - досадливо  поморщился Аззи, -  я  пришел  по
очень важному  делу, которое не терпит отлагательств. Доложите
же Михаилу, что я прошу меня принять. Даю вам слово демона, он
только похвалит вас за расторопность.
  Что-то ворча  себе под  нос, Захария  поднялся из-за стола и
направился  к   мраморному  столбу  Врат,  где  висела  златая
переговорная труба.  Произнеся  в  трубу  несколько  слов,  он
приставил к  ней ухо  и стал  ждать ответа, весьма скептически
поглядывая на  демона.  Наконец  из  трубы  послышался  чей-то
начальственный  голос,  который  произнес  несколько  коротких
слов.
  - Разрешите  заметить,  сэр... -  забормотал  святой. -  Это
нарушение правил... Да... Да... Слушаюсь!
  И, повернувшись к демону, сказал:
  - Вас велено пропустить.
  Открыв  маленькую  служебную  дверь,  поставленную  рядом  с
парадными  Гостевыми   Вратами,  Захария   пропустил  Аззи  на
территорию Рая.
  Аззи зашагал  по песчаным  дорожкам мимо  зеленых лужаек, на
которых стояли  опрятные беленькие  домики. Вскоре он добрался
до административного  здания в  западной части Рая. Сам Михаил
встречал его  на ступеньках.  Он провел  демона внутрь и налил
ему бокал  превосходного вина - в Раю знают толк в винах, хотя
за стаканом доброго виски вам пришлось бы идти ко всем чертям.
  Аззи сразу же перешел к делу.
  - Я хочу заключить с тобой договор, - сказал он Михаилу.
  - Договор? О чем? И на каких же условиях?
  - Тебе,   безусловно,   известно,   что   Ананке   запретила
постановку моей Безнравственной Пьесы?
  Михаил усмехнулся:
  - Ах, так, значит, она все-таки запретила твою пьесу! Что ж,
отлично!
  - Так, значит,  тебя  это  радует? -  Аззи  говорил  ровным,
безжизненным голосом.
  - Конечно! Хотя в принципе Ананке положено быть выше Добра и
Зла, верша  правосудие, я  рад,  что  она  понимает,  с  какой
стороны ее хлеб намазан маслом.
  - Я предлагаю договориться по-хорошему.
  - Ты хочешь заключить со мною союз против Ананке?
  - Да.
  - Ты меня  удивляешь. Ананке  запрещает твою Безнравственную
Пьесу, чему  я, признаться,  очень рад.  И ты  предлагаешь мне
выступить против нее?
  - Сдается  мне,   что  ты   просто  завидуешь   успеху  моей
постановки, вот почему тебе так хочется, чтобы пьесу отменили.
  Михаил снисходительно улыбнулся:
  - Ну, может  быть, я  тебе и завидую. Чуть-чуть. Признаться,
меня уже  давно раздражают  твои вечные поиски чего-то нового,
твое стремление  показать всему  миру,  на  что  ты  способен.
Однако, решив остановить тебя на этот раз, я исходил отнюдь не
из  личных  соображений.  Ведь  твоя  пьеса  подрывает  основы
всяческой морали,  которую я,  как  служитель  Добра,  призван
защищать. Разве не так?
  - Нет, не  так, - сказал  Аззи. - Ты,  конечно, не  поверишь
мне, но  дело на  этот раз речь идет о гораздо более серьезных
вещах, чем мораль как таковая.
  - О вещах более серьезных - для кого?
  - Для тебя и для твоих союзников, разумеется.
  - Для меня?  Чем же  это грозит  мне? Ведь Ананке делает как
раз то, чего мы добиваемся.
  - Плохо уже то, что она вообще что-то делает.
  Михаил резко выпрямился:
  - Ты так думаешь?
  - Да, я  думаю так. С каких это пор Ананке стала вмешиваться
в наши дела, в извечную борьбу сил Света и Тьмы?
  Михаил в задумчивости потер подбородок:
  - Действительно, я  что-то  не  припомню  другого  подобного
случая... Слушай, Аззи, куда ты клонишь?
  - Ты признаешь  право Ананке  командовать  собою? -  спросил
Аззи.
  - Конечно, нет!  Не ее  дело вмешиваться в дела Добра и Зла.
Она приводит  Космос в  равновесие, но отнюдь не устанавливает
законы.
  - Но ведь,  запрещая мою  пьесу, она  тем самым  диктует нам
свою волю - иными словами, устанавливает закон!
  Михаил улыбнулся:
  - Подумаешь, событие вселенского масштаба - запретили пьесу!
  - Ты заговорил  бы совсем  по-иному, если  бы она  запретила
твою пьесу! - воскликнул вышедший из себя Аззи.
  Улыбка на лице архангела сменилась гримасой:
  - Но ведь она запрещает _твою_ пьесу...
  - На этот раз - да. Но кто может поручиться, что в следующий
раз  не   настанет  твоя   очередь?  Если  уж  Ананке  взялась
распоряжаться Злом, то почему бы ей не указывать Добру? Что ты
на это сможешь возразить?
  Михаил ничего  не ответил.  Он поднялся из высокого кресла и
начал расхаживать  взад-вперед по  комнате,  заложив  руки  за
спину. Внезапно он резко остановился и повернулся к Аззи.
  - Ты прав.  Запретив твою  пьесу, Ананке  тем самым нарушила
Принцип Невмешательства.  Как она только посмела? Конечно, как
представитель Сил  Света я  рад, что  пьеса не  пошла;  однако
последствия такого  запрета со  стороны Ананке могут оказаться
серьезнее  той   смуты,  которую   могла   бы   посеять   твоя
Безнравственная Пьеса.
  И в этот самый миг прозвенел колокольчик у дверей.
  - Войдите! - нетерпеливо крикнул Михаил.
  В кабинет вошел Ангел Гавриил.
  - Ах, это  ты, Гавриил!  А я уже собирался посылать за тобой
гонца!
  - Вам почта, сэр, - доложил Гавриил.
  - Почта подождет.  Я только  что  получил  весьма  тревожные
сведения о том, что Ананке, фигурально выражаясь, вторглась на
чужую территорию. Мне срочно нужно посоветоваться с Архангелом
Гавриилом и еще кое с кем.
  - Да, сэр. _Они_ также желают вас видеть.
  - _Они_ желают меня видеть?
  - Да, и поэтому они прислали вам письмо.
  - Письмо? Чего же они хотят?
  - Мне об этом ничего не сказали.
  Михаил бросился к двери из кабинета.
  - Ждите меня здесь, - бросил он на ходу.
  - Это относится ко мне, сэр? - спросил ангел Гавриил.
  - К вам обоим, - ответил архангел.
  Михаил отсутствовал недолго, но когда он вернулся, Гавриил и
Аззи сразу поняли, что дела идут неважно.
  - Боюсь,  что  сопротивляться  Ананке  мне  не  под  силу, -
сообщил архангел, избегая глядеть Аззи в глаза.
  - Как же  так? - тихо  спросил его  Аззи. - Ведь  Силы Добра
понесут не меньшие потери, чем Силы Зла.
  - Ах, если бы дело было только в этом! - сказал Михаил.
  - А в чем же дело? - спросил Аззи.
  - Речь идет  о гибели самого Мироздания, - ответил Михаил. -
Судьба  всей   Вселенной  поставлена   на  карту.   Так   меня
информировали в Совете Светлых Сил.
  - Михаил, пойми,  что речь идет прежде всего о свободе, - не
сдавался Аззи. -  О  свободе  воли,  которая  есть  величайшая
ценность в  этом мире.  О свободе каждого избирать стезю Добра
или  Зла,   следуя  велению  собственного  рассудка  и  голосу
совести, подчиняясь только законам природы, а не воле Ананке.
  - Ничего не  поделаешь, -  вздохнул  Архангел  Михаил. -  Не
думай, что  мне это  нравится. Но,  видно, правду  говорят: от
Судьбы не  уйдешь. Сдавайся,  Аззи.  Отменяй  свою  пьесу.  Ты
проиграл на этот раз. Даже Совет Темных Сил не поддержит тебя.
  - Ну, это  мы еще  посмотрим, - сказал  Аззи  и  вылетел  из
кабинета, хлопнув дверью.

     Глава 3

  Вернувшись в Венецию, Аззи застал своих актеров все в том же
трактире. Сеньер  Родриго и  сеньерита Крессильда молча сидели
рядом в  углу. Хотя  меньше всего  на свете  они  нуждались  в
обществе  друг  друга,  все  же  привычка  соблюдать  светские
условности заставляла  их  держаться  вместе:  ведь  остальная
публика явно  не  принадлежала  к  высшей  знати.  Корнглоу  и
Леонора, как  обычно, не  замечали никого,  кроме друг  друга.
Квентин и  Киска играли  в веревочку. Мать Иоанна устроилась у
окна с  рукоделием, а  сэр Оливер  до блеска  начищал  золотую
рукоять своей шпаги: в последнем акте пьесы он хотел появиться
во всем своем великолепии.
  Аззи начал говорить; тон его был довольно бодрым.
  - Дамы и  господа, по  не зависящим  от нас  обстоятельствам
доиграть пьесу  мы не  сможем. И  тем не  менее, разрешите мне
поблагодарить вас  за участие  в пьесе.  Все вы  справились со
своими ролями  как нельзя  лучше, и  подсвечники пришлись  как
нельзя более кстати.
  - В  чем   дело,  синьор   Антонио? -  спросил  сэр  Оливер,
внимательно  слушавший   речь  демона. -   В   конце   концов,
исполнятся наши  желания или  нет? Я  подготовил торжественную
речь, и  мне не  терпится произнести  ее в  последнем акте. Не
пора ли начинать?
  Вслед за  сэром Оливером  и остальные актеры начали подавать
голоса со своих мест. Аззи жестом остановил их:
  - Я не  знаю, как вам это объяснить, но на высочайшем уровне
мне  был   дан  категорический  приказ  немедленно  прекратить
постановку   пьесы.    Торжественное   шествие    с   золотыми
подсвечниками отменяется.
  - Мы сделали что-нибудь не так? - встрепенулась мать Иоанна.
  - Похоже, что  в нашей пьесе был нарушен один из этих глупых
древних законов...
  Мать Иоанна удивленно подняла брови:
  - Но ведь  древние законы,  похоже, для  того и  существуют,
чтобы их  нарушать. Люди  каждый день  нарушают тысячи  разных
законов - и Вселенная от этого не переворачивается.
  - Обычно -  нет, -   согласился  Аззи. -  Но  на  этот  раз,
кажется, она  готова перевернуться.  Мне сказали,  что в  этом
виноваты мои  волшебные кони.  Я ввел  в пьесу  слишком  много
волшебных коней.
  - Подумаешь,  волшебные   кони! -   сказал   сэр   Оливер. -
Волшебные кони - это пустяки, дело житейское. Стоило поднимать
из-за них такой шум! Нам нужно только продолжать пьесу, и дело
уладится само собой.
  - Я бы рад ее продолжить, - вздохнул печально демон, - да не
могу.  Сейчас  каждый  из  вас  вручит  Аретино  свой  золотой
подсвечник.
  Аретино  молча  обошел  актеров;  участники  действа  нехотя
расставались со своими драгоценными талисманами.
  - А теперь  нам пора  убираться отсюда, да поскорее. Венеция
обречена. Оставаться здесь дольше нельзя - это опасно.
  - Так скоро? - разочарованно протянула мать Иоанна. - Я даже
не успела  навестить  могилы  величайших  святых,  поклониться
святым мощам.
  - Если вы  не хотите,  чтобы среди  могил величайших  святых
появилась еще  одна - ваша, то советую вам прислушаться к моим
советам, - сказал  Аззи. - Все следуйте за Аретино. Он выведет
вас из  города. Вы слышите меня, Аретино? Этих людей во что бы
то ни стало нужно вывезти с Венецианских островов.
  - Легко сказать! -  проворчал Аретино. -  Могу  обещать  вам
только одно: сделаю все, что в моих силах.
  Поэт сложил золотые подсвечники в углу у алтаря.
  - Что прикажете с ними делать дальше? - спросил он у Аззи.
  Аззи уже собирался ответить, но тут кто-то робко потянул его
за рукав.  Обернувшись, Аззи  увидел  Квентина.  Рядом  с  ним
стояла Киска.
  - Пожалуйста, сударь, -  произнес Квентин умоляющим тоном. -
Я ведь  очень хорошо  выучил свою  речь, с  которой  я  должен
выступить в  последнем акте.  Мы с Киской вместе ее придумали.
Она очень красивая. В стихах...
  - Молодцы, - рассеянно пробормотал Аззи.
  - Неужели я напрасно ее разучивал? - не унимался Квентин.
  - Ну, расскажешь мне по дороге. Нам нужно выбираться отсюда.
Я доставлю вас в безопасное место...
  - Но ведь  это совсем не одно и то же! - возразил Квентин. -
Ведь мы готовили речь для торжественного выхода...
  Аззи поморщился:
  - Не будет никакого торжественного выхода.
  У Квентина на глазах показались слезы.
  - Кто-то из нас плохо себя вел? - спросил он.
  - Нет, вы все вели себя хорошо.
  - Значит, пьеса плохая?
  - Нет! - вскричал  Аззи. - Пьеса  отличная!  И  вы  блестяще
справились   со   своими   ролями -   вели   себя   совершенно
естественно, как и положено настоящим актерам.
  - Но если пьеса отличная, - сказал Квентин, - и мы играли ее
хорошо, то почему же все-таки нам нельзя ее доиграть?
  На этот  вопрос Аззи  было нелегко  ответить. В  самом деле,
почему? Аззи понимал чувства мальчика - он вдруг вспомнил себя
молоденьким демоном,  гордым и честолюбивым, не признающим над
собой никакой  власти. С  тех пор, конечно, многое изменилось.
Он уж  не тот,  что прежде. Теперь Ананке вздумалось приказать
ему отменить  пьесу - и  он безропотно  повиновался.  Конечно,
Ананке имеет  огромный вес,  и в  данном случае она выступала,
скорее, не  как персона,  а как  могучая, всеподчиняющая сила.
Это ее  железная воля  смутно угадывалась за всеми событиями в
мире. Она  незримо, но  самовластно управляла Вселенной. И вот
теперь она впервые открыто вмешалась в происходящие события. И
кто же в результате пострадал больше всех? Аззи Эльбуб.
  - Это не  так просто, мой мальчик, - сказал Аззи Квентину. -
Ведь, доигрывая пьесу, все мы можем погибнуть.
  - Что  ж,   умирать  когда-нибудь   все  равно   придется, -
философски заметил Квентин.
  Аззи посмотрел  на  этого  мальчика,  готового  пожертвовать
жизнью ради  его пьесы,  и ему  стало стыдно.  Неужели же  он,
демон достаточно высокого ранга, струсит и отменит пьесу, если
даже простой  смертный, еще  совсем ребенок,  проявляет  такую
смелость и силу духа?
  Аззи поднял  голову и расправил крылья. В глазах его зажегся
дьявольский огонек.
  - Хорошо, мой  мальчик, - сказал Аззи. - Ты меня переубедил.
Эй, вы,  все! Ну-ка,  разбирайте свои  подсвеч