красноречивее всяких  слов. В  нем
можно было  прочитать: "Ох  уж этот  старый Ной!  Опять где-то
напился, вот и несет Бог весть что".
  Аззи перевел  взгляд со  сцены  в  зрительный  зал.  Похоже,
публика    принимала     пьесу    весьма    благосклонно.    В
импровизированном театре  собралось около  сотни человек.  Они
сидели на  скамейках, вольно  развалясь, и внимательно следили
за ходом  действия. Реплики  жены Ноя  вызывали у  них  бурный
восторг. Они  хохотали, стучали  кулаками по  скамьям,  топали
ногами,  выражая   актрисе,  игравшей   роль  жены  Ноя,  свое
одобрение. Это  были в  основном простые  люди -  провинциалы,
вчерашние крестьяне,  перебравшиеся в город, - и многие из них
в первый раз попали в театр. Возможно, именно отсутствие вкуса
у зрителей  помешало полному провалу этой пьесы, не вошедшей в
классический репертуар.
  Аззи  сидел   справа  от   сцены,  в  некоем  подобии  ложи,
устроенном специально  для  благородной  публики.  Эти  места,
конечно, располагались  ниже  сцены,  но  ряды  кресел  "ложи"
порядком возвышались над скамейками партера, чтобы благородная
публика не  чувствовала себя  поставленной  на  одну  доску  с
чернью. По  правде сказать, Аззи больше занимала другая сцена:
со своего места он мог прекрасно видеть, как актрисы, игравшие
роли невесток  Ноя,  переодевались  перед  выходом  на  сцену.
Публика,  сидевшая   в  партере,   хохотавшая  над  глупейшими
ужимками актеров  и  ковырявшая  в  зубах  грязными  пальцами,
слегка раздражала  его,  равно  как  и  наивная  пьеса  "Ной",
которую он смотрел. Воспитанный на высокой греческой трагедии,
Аззи не  любил  пьес,  в  конце  которых  зрителю  обязательно
преподносилась мораль.
  А действие  на сцене  разворачивалось. Ной  все-таки затащил
свою семью  в ковчег. Начался ливень. Ввиду полного отсутствия
сценической  техники   дождь   изображал   мальчик-прислужник,
взобравшийся на  высокую лестницу с большой лейкой и ливший из
нее воду  на сцену,  крича при  этом:  "Потоп  начался!  Потоп
начался!" Как  и вся  пьеса, этот сценический прием был жалкой
пародией на  Всемирный Потоп,  когда сорок  дней и сорок ночей
бушевал свирепый  ураган и  волны  носили  Ковчег -  маленький
островок жизни - по бескрайней водной пустыне.
  Во время  короткой паузы  Аззи обернулся  к своему соседу по
ложе - прилично одетому мужчине средних лет:
  - Итак, мораль  ясна: слушайся Бога, и все у тебя пойдет как
по маслу.  Что за  банальность! И  как все это непохоже на то,
чему мы  волей-неволей становимся свидетелями в обычной жизни!
Ведь согласитесь,  реальная жизнь намного сложнее, и события в
ней переплетаются  столь причудливо, что, казалось бы, великие
начинания в  итоге кончаются  ничем,  а  самые  незначительные
происшествия приводят  к  драмам  мирового  масштаба.  Короче,
бытие и  его тайна  не укладываются  в тесные  рамки причин  и
следствий, как некогда сказал один мудрец.
  - В том,  что вы сказали, есть определенный смысл, - ответил
сосед  Аззи, -  и  сразу  ясно,  что  вы  человек  неглупый  и
наблюдательный. Но заметьте, сударь, что пьесы подобного сорта
и не претендуют на адекватное изображение действительности. Их
цель - показать,  как человеку  следует вести себя в различных
обстоятельствах.
  - Разумеется, сударь, - сказал Аззи. - Но ведь это же просто
открытая пропаганда. Согласитесь, сударь, что вам было бы куда
приятнее посмотреть  пьесу, менее щедро приправленную моралью.
Ведь гораздо  занятнее следить  за событиями,  когда не знаешь
наверняка, чем  кончится  дело,  нежели  пребывать  в  твердой
уверенности, что  в конце  Добро восторжествует  и порок будет
наказан.
  - Что ж,  если такая пьеса когда-нибудь пойдет в театре, то,
я полагаю,  это внесет  свежую струю, -  согласился собеседник
рыжего  демона. -   Но  сомневаюсь,   чтобы  наши  клерикально
настроенные писаки  были способны  создать  такое  философское
произведение. Впрочем,  если вы  желаете поговорить  о  театре
вообще и  о пьесе в частности, не составите ли вы мне компанию
за кружкой эля после того, как спектакль кончится?
  - С  удовольствием, -   улыбнулся  Аззи. -  Я  Аззи  Эльбуб,
джентльмен по роду занятий.
  - А я Питер Вестфал, - представился новый знакомый Аззи. - Я
торгую зерном.  Держу лавку  у церкви св. Георгия, в Филде. Но
мне кажется, что актеры готовы продолжать...
  Представление снова началось, и Аззи, зевая, едва досидел до
его конца.  Затем, как  и было  условлено, Аззи пошел вместе с
Питером  Вестфалом   и  несколькими   его   приятелями,   тоже
смотревшими пьесу,  в трактир  "Пестрая корова", расположенный
на Холбек-лэйн,  недалеко от  центральной улицы города. Хозяин
принес кружки с пенящимся элем, и Аззи заказал на всех жареную
баранину с картофелем.
  Аззи  пристально   разглядывал  своего   нового   знакомого,
стараясь при этом казаться рассеянным и непринужденно болтать,
переводя разговор  с предмета  на предмет (что свойственно как
демонам, так  и разведчикам  всех времен).  Кружка доброго эля
как нельзя  более  располагает  к  тому,  чтобы  лучше  узнать
человека.   Питер   Вестфал   был   человеком   средних   лет,
сангвинического темперамента;  он успел  обзавестись лысиной и
солидным   брюшком -    внешними   атрибутами   преуспевающего
коммерсанта, - но  при всем  при том оставался весьма бодрым и
полным оптимизма.  Манеры его  были довольно  приятными, а  по
походке Аззи  безошибочно распознал  в нем подагрика. Из слов,
оброненных им  в ходе  беседы, выяснилось, что детские годы он
провел в одном из монастырей в Бургундии, где получил довольно
приличное образование. По тому, как Питер Вестфал отказался от
мясной пищи,  Аззи угадал  в нем  вегетарианца, члена  тайного
братства  Сторонников   Очищения  Души   посредством  Очищения
Желудка. (Эта  ересь только начинала распространяться в Европе
в те  времена.) Аззи,  конечно, менее  всего заботила  чистота
души Питера  Вестфала и  его принадлежность  к какому-либо  из
религиозных течений; он просто чисто автоматически отмечал про
себя такие мелочи - привычка, выработавшаяся у него уже давно.
Он собирал  и хранил  информацию, как скряга собирает и хранит
серебряные и  золотые монеты,  с той только разницей, что Аззи
надеялся пустить  свои "капиталы"  в оборот и ждал подходящего
момента.
  Разговор тем  временем  сам  собой  перешел  на  сегодняшнюю
пьесу.
  В  ответ   на  реплику  Аззи,  нашедшего  пьесу  не  слишком
оригинальной, Вестфал  изрек: - Но  она  и  не  претендует  на
оригинальность, поймите,  сударь! Это  просто  нравоучительная
история, рассказанная нам в назидание...
  - Нравоучительная история?  Рассказанная  в  назидание? -  с
иронией переспросил  Аззи. - Что  ж, давайте посмотрим, какого
рода назидание  в ней преподнесено, так сказать. Терпи - и все
образуется само  собой, так?  Небеса  наградят  тебя  за  твое
терпение. Но  мы же знаем, - тут Аззи усмехнулся, - что скорее
смажут то  колесо, которое громче всех скрипит. Если ни на что
не жаловаться,  то вряд  ли дождешься  перемен в своей судьбе.
Между прочим,  в этой  пьесе Бог,  хоть он  и не появляется на
сцене ни  разу, изображается  жутким тираном.  Будь я на месте
героев пьесы,  я бы  боролся против  такой  тирании!  В  конце
концов, кто сказал, что Бог всегда прав? Неужели у человека не
может быть  собственной воли?  Ведь рассудок дан ему, чтобы он
жил своим  умом! Если бы я был драматургом, я придумал бы кое-
что поинтереснее занудной морали...
  Вестфал расценил  эти слова  Аззи как вызов и собирался было
вступить с  ним в  жаркий спор,  но,  подумав  немного,  решил
промолчать. От  таких слов  и впрямь  веяло  ересью,  если  не
попахивало серой, однако благоразумнее всего в данной ситуации
было не ввязываться в дискуссию. Приметив повелительные манеры
этого заносчивого  молодого джентльмена  (по крайней  мере, за
джентльмена этот  господин себя  выдавал), Вестфал  решил, что
он, должно  быть, переодетый  агент Церкви, которому вменено в
обязанность вызывать  на откровенность  доверчивых  простаков.
Тайные агенты Церкви совали свой нос повсюду, и чаще всего они
выдавали себя  именно за  лиц дворянского происхождения - ведь
благородные господа пользовались большей свободой по сравнению
с простыми  горожанами. Поэтому  торговец зерном Питер Вестфал
счел за  лучшее перевести  разговор на другую тему, а вскоре и
откланялся, сославшись  на поздний  час и  обилие дел, которые
предстоит сделать завтра.
  Питер Вестфал и его друзья отправились по домам, но Аззи еще
долго сидел за столиком в "Пестрой корове", размышляя, что ему
делать дальше.
  Можно,  конечно,   немного  поволочиться   за   Илит.   Аззи
показалось, что  при определенном  стечении  обстоятельств  он
может рассчитывать  на успех.  Однако в  конечном  итоге  Аззи
решил  осуществить   свой  первоначальный   план -   совершить
путешествие  на   Континент.  Идея   разыграть  пьесу  самому,
пришедшая Аззи  в голову  за кружкой  эля,  начинала  ему  все
больше нравиться. Его пьеса не будет идти ни в какое сравнение
с этими нравоучительными историями, навевающими смертную тоску
на людей  со вкусом.  Эта пьеса будет самой безнравственной из
всех когда-либо сочиненных в подлунном мире!

     Глава 3

  Идея постановки  пьесы, в  которой  привычная  мораль  будет
перевернута с  ног на  голову, запала  в душу Аззи. Приходится
признать: под  маской нигилиста  и  циника,  которую  положено
носить всякому порядочному демону, скрывался романтик. Аззи не
отказался от честолюбивых мечтаний юности. Он жаждал подвигов.
Он верил  в удачу  и ждал  своего  звездного  часа,  время  от
времени пускаясь  в различные  авантюры; примером  тому  могли
служить две  истории -  с  Прекрасным  Принцем  и  с  доктором
Фаустом. Теперь  он решил,  что пришла  пора  удивить  мир,  и
вынашивал новый план.
  Пьеса! Безнравственная  пьеса! Такая пьеса, которая разрушит
все привычные  представления о  человеческом уделе  и повернет
колесо Фортуны в сторону Темных Сил.
  Уж конечно,  такую задачу  никак  не  назовешь  легкой.  Ему
придется крутиться  как белке в колесе, чтобы осуществить свой
план. Однако  он имел на примете нужного человека, который мог
бы  помочь   ему  справиться  с  ролью  режиссера-постановщика
Безнравственной Пьесы:  Пьетро Аретино,  считавшегося одним из
самых замечательных  драматургов и  поэтов  эпохи  Ренессанса.
Если удастся уговорить Аретино...
  Примерно к  полуночи у Аззи сложился окончательный план. Да,
он отважится  сделать это!  Выйдя из трактира, Аззи решительно
направился к  городским воротам и вскоре оказался среди полей,
под открытым  небом. Была  тихая, теплая, благоуханная майская
ночь. В  небе сияли  звезды. Богобоязненные  жители  города  и
ближних деревень  давно спали сном праведников. Оглянувшись по
сторонам и  уверившись в том, что поблизости нет ни души - как
богобоязенной, так  и не  очень -  Аззи  обнажился  до  пояса,
побросав дорогую  одежду на землю. Рыжий демон был великолепно
сложен,  как,  впрочем,  и  все  сверхъестественные  существа,
пользующиеся  услугами   многочисленных   тренажерных   залов,
шейпинг-центров  и   салонов  красоты  Преисподней  за  весьма
умеренную (по меркам высшей касты - касты демонов, разумеется)
плату. В  подобных заведениях мастера обычно хорошо знали свое
дело, девизом  которого являлось  "В здоровом  теле Злой Дух".
Созданиям  Тьмы   обыкновенно  не  приходилось  жаловаться  на
несовершенство своих  форм - в  особенности на избыточный вес,
свойственный скорее Созданиям Света.
  Итак, обнажившись  до пояса,  Аззи снял  повязку  из  мягкой
ткани, которой были связаны за спиной его демонические крылья,
похожие на  крылья гигантской  летучей мыши. С самого начала у
демонов  было  заведено  как  можно  тщательнее  прятать  свои
крылья, находясь  в людском  обществе.  Нужно  отдать  должное
чудесам  изобретательности,  проявленной  здесь  демонами:  на
какие только уловки не пускались выходцы из Преисподней, чтобы
смертные  не   обнаружили  у   них  за   спиной  двух   черных
перепончатых крыльев!
  Расправив крылья,  Аззи вздохнул полной грудью. Какое же это
чудесное ощущение -  вновь развернуть  два крыла!  Связав свою
одежду мягкими полосками материи, еще недавно стягивавшими его
крылья, Аззи  закрепил узелок  у себя за спиной. Это, конечно,
был не  самый удобный  способ транспортировки  багажа, и  Аззи
терял на  нем кучу  денег - во  время полетов  они  все  время
вываливались у него из карманов. Однако за всякое удовольствие
приходится платить,  в том числе и за полет. Потерянные деньги
вполне компенсировало восхитительное ощущение полета.
  После  короткого   разбега  Аззи   подпрыгнул -  и  полетел,
постепенно набирая высоту.
  Скользя над  землей, он одновременно совершал путешествие во
времени, продвигаясь вперед вдоль временной оси. Терпкий запах
проносящегося времени щекотал его ноздри.
  Вот его тень мелькнула над Ла-Маншем. Аззи взял курс на юго-
восток. Прохладный,  пахнущий  морем  ветер  подхватил  его  и
домчал до берегов Франции в рекордно короткий срок.
  Утро застало  его над  землями Швейцарии,  и он начал плавно
набирать высоту, как только на горизонте показались Альпы. Вон
и давний  знакомый - перевал Большой Сен-Бернар, а вскоре Аззи
уже пересек  границу Северной Италии. Воздух здесь был гораздо
более теплым;  даже Аззи,  летевший на большой высоте, заметил
это.
  Италия! Аззи  любил этот  край, а  Возрождение, в которое он
перенесся, было  его любимой  эпохой.  Демоны,  как  и  многие
другие  сверхъестественные   существа,  обладают   практически
безграничными  возможностями   перемещаться  из   столетия   в
столетие;  они   не  привязаны   ко  времени,   как  смертные,
населяющие Подлунный  мир. Однако  у каждого  демона есть свой
"дом"  во  времени  и  пространстве,  где  он  чувствует  себя
наиболее   комфортно.   Аззи   считал   себя   демоном   эпохи
Возрождения. Пролетая  над Италией, он снизился, чтобы получше
разглядеть знакомый  пейзаж внизу.  Его тень  скользила то  по
густой зелени  виноградников, то  по возделанным  полям, то по
зеленым вершинам холмов.
  Аззи совершил  плавный разворот  на восток,  ловя восходящие
воздушные потоки,  и, вновь  набрав высоту, помчался туда, где
вдалеке берег  и море  сливались друг с другом, где плескались
волны Адриатики. Вскоре он уже был в предместьях Венеции.
  Лучи заходящего солнца ласкали стены величественного старого
города;  каналы,   казалось,  были   наполнены   расплавленным
золотом.  В  сгущающихся  сумерках  Аззи  еще  мог  разглядеть
гондолы,  бесшумно  скользящие  по  поверхности  вод  Большого
канала. На корме каждой из этих легких лодочек горел фонарик.

     Глава 4

  А тем временем в английском городке Йорке, недавно покинутом
демоном Аззи, происходили весьма примечательные события.
  Старая, согнутая  служанка Мег  еще не  закончила  прибирать
общий зал  в "Пестрой  корове", когда  в трактир  вошел  Питер
Вестфал: после  вчерашнего вечера,  проведенного с друзьями, у
него болела  голова, и  он решил  освежиться изрядной  порцией
эля.
  - Мастер Питер, -  прошамкала служанка, -  не вы ль обронили
вчера вечером  одну вещицу?  Я нашла ее под тем столом, где вы
вчера пировали с вашими благородными друзьями.
  И Мег  подала Питеру  Вестфалу мешочек  из  тонкой,  искусно
выделанной замши. В мешочке лежал какой-то предмет.
  - Да-да, конечно, -  поспешно ответил Вестфал, пряча мешочек
в карман  широких штанов.  Порывшись  в  кошельке,  он  достал
фартинг и  вручил монету старухе. - Вот тебе, милая, за труды.
Можешь пропустить кружку-другую пива.
  Вернувшись к  себе  домой,  на  Роттен-лэйн,  Питер  Вестфал
забрался на  чердак. Это  было довольно  просторное помещение,
освещавшееся через  окна на  потолке. Тут стояли три массивных
дубовых    стола,    заваленных    различными    алхимическими
принадлежностями.  Питер  Вестфал,  следуя  моде  тех  времен,
иногда занимался оккультными науками - алхимией и магией.
  Опустившись  в  кресло,  Питер  Вестфал  осторожно  развязал
тесемку замшевого  мешочка. Пошарив внутри короткими, толстыми
пальцами,  он  нащупал  какой-то  небольшой  твердый  предмет.
Сердце его забилось сильнее. Он осторожно ухватил этот предмет
двумя пальцами и вытащил из мешочка.
  Перед ним  лежал гладкий  камень золотистого цвета. Повертев
его в  руках, Вестфал  обнаружил, что на одной из сторон камня
была выгравирована арабская буква "алеф".
  Питер Вестфал  сразу догадался,  что камень  этот совсем  не
простой. С  помощью таких  камней можно  было вызывать  духов,
получать эликсир  жизни, переноситься  в иные миры и совершать
другие магические  обряды, о  которых Вестфал наслушался таких
удивительных историй, что вряд ли мог различить, где кончается
правда  и   начинается  вымысел.  Такие  камни  давали  своему
владельцу большую  власть над  миром. Кто  владел  им  раньше?
Питер Вестфал почти не сомневался, что камень выпал из кармана
того самого  рыжего молодца,  что так смело высказывался вчера
вечером за кружкой эля в трактире.
  Питер Вестфал  вздохнул и  задумался. Вне  всякого сомнения,
камень принадлежал  этому рыжему.  Если бы  владелец чудесного
камня потребовал  его назад,  Питер,  само  собой  разумеется,
отдал бы  его. Нехорошо  присваивать чужие  вещи, особенно те,
которые имеют  отношение к  магии. Питер  еще раз  вздохнул и,
ухватив камень  двумя пальцами,  хотел положить  его обратно в
замшевый мешочек.
  А до  того, как  камень попал  в руки  этого рыжего,  он мог
принадлежать могущественнейшему из магов...
  И тут мысли Вестфала понеслись в бешеном темпе, обгоняя одна
другую. Голова  его закружилась, словно от чаши крепкого вина.
Всю жизнь  он мечтал  завладеть таким  талисманом. Сам  он был
слабоват в  магии, и  без  талисмана  его  алхимические  опыты
проходили  не   слишком  удачно.   Но  теперь,   когда  судьба
предоставила ему  такой уникальный случай... Он всего лишь раз
воспользуется камнем...  Нет, два...  Нет, три... ну, в общем,
несколько раз. Вряд ли владелец камня станет сердиться на него
за это.  Он же  вовсе не  собирается насовсем оставлять у себя
камень...
  Вестфал взял в руки камень:
  - Ну-ка, покажи,  на что  ты способен.  Я знаю,  что  многие
талисманы работают только после того, как над ними произнесешь
заклинания, но если ты и вправду тот, за кого я тебя принимаю,
ты  исполнишь   мое  желание   и  без   пустых  формальностей.
Достаточно только отдать тебе ясное приказание. Ну-ка, доставь
мне сюда  какого-нибудь духа,  который мог  бы  исполнить  мои
желанья, да поживее!"
  Питеру Вестфалу показалось, что камень издал глубокий вздох,
как живое  существо,  пробуждающееся  после  долгого  сна.  Он
засветился  изнутри -   сначала  слабо,  чуть  заметно,  затем
разгораясь   все    ярче   и   ярче.   Черный   знак   "алеф",
выгравированный на  верхней стороне  камня, засиял  золотистым
светом, затем  окрасился в  бардовый  цвет.  Волшебный  камень
задрожал  и   начал  пульсировать,   словно   какая-то   сила,
заключенная внутри  него,  рвалась  наружу.  Затем  послышался
глухой шум, похожий на рокот подземных вод...
  На чердаке  заметно потемнело,  но  камень  сиял  все  ярче,
словно вбирая  в себя солнечные лучи. Внезапно поднялся ветер.
Пыль, обрывки  бумажек и  прочий мусор,  валявшийся  на  полу,
закружились в  небольшом смерче.  Питер следил  за всеми этими
чудесами,  раскрыв   от  изумления  рот.  Заметив,  что  смерч
вращается против  часовой стрелки,  он  бессознательно  сложил
пальцы в  фигуру, которой суеверные люди обычно оберегают себя
от дурного  глаза. Шум,  похожий на рокот водопада, постепенно
заменился громким  мычанием. Из  центра маленького смерча, все
кружившего  по  чердаку,  вдруг  повалил  зеленый  дым.  Питер
Вестфал, не  готовый  к  таким  чудесам,  зажмурился,  замахал
руками и  закашлялся.  А  когда  он,  наконец,  пр