меч немного потяжелее и у него
получше острие. Но тот лучше заточен...
     Он повертел ими, попробовал, как они входят в ножны и остановил  свой
выбор на втором. Потом повернулся и обнял Семираму.
     - Жди меня, - сказал он. - И готовь свои вещи, чтобы нам не  пришлось
задерживаться. Кто знает, чем все это кончится?
     Он поцеловал ее и пошел к двери.
     - До свидания, - сказала она.
     Когда он шел по коридору, странное чувство овладело им. Раньше  здесь
раздавались шорохи и поскрипывания,  теперь  же  ничего  не  было  слышно.
Воцарилась необычайная тишина, полная  напряженного  ожидания,  гудящая  в
ушах, как это бывает между двумя ударами громоподобного колокола. Ощущение
неотвратимости надвигающейся угрозы поразило  его  подобно  электрическому
заряду, вызвав в нем панический страх,  и  он,  не  отдавая  себе  в  этом
отчета, начал бороться с ним,  выхватив  меч  до  половины  и  сжимая  его
рукоятку побелевшими пальцами.


     Барэн в седьмой раз пробормотал богохульное проклятие и опустился  на
пол среди своих колдовских принадлежностей. Слезы изнеможения  хлынули  из
его глаз и потекли по щекам, пропадая в усах.
     Неужели сегодня он не может ничего сделать, как надо? Семь раз он уже
вызывал духов стихий, заряжал и посылал в Зеркало Джелерака. И почти сразу
же все они исчезали. Кто-то  держал  Зеркало  открытым.  Быть  может,  сам
Джелерак готовился к возвращению? А вдруг он сейчас  появится  в  Зеркале,
выйдет из его рамы и уставится на него немигающим взглядом  своих  древних
глаз, читая все тайны его души так, словно они написаны у него на лбу?
     Барэн  всхлипнул.  Это  так  несправедливо,  пасть  жертвой  чьего-то
предательства, когда собственное вот-вот должно было привести к успеху.  А
теперь, в любую секунду...
     Но Джелерак за стеклом все-таки не появился.  И  значит  мир  еще  не
рухнул. И быть может, какая-то иная сила была ответственна за  уничтожение
его духов.
     Но какая же, в таком случае?
     Он потряс головой, избавляясь от посторонних мыслей и заставляя  себя
думать. Если это не Джелерак, то, значит, кто-то другой. Но кто же?
     Конечно,  чародей.  И  могущественный.  Решивший,  что  пришло  время
заявиться сюда и взять все в свои руки...
     Но лишь его собственное лицо глядело на  него  из  зеркала.  Чего  же
тогда дожидается этот другой?
     Странно. Досадно. Но если это  какой-нибудь  незнакомец,  то  неужели
нельзя будет с ним договориться, подумалось ему. Ведь он  же  очень  много
знает про Замок. И сам он превосходный чародей... Так почему же ничего  не
происходит?
     Он протер глаза.  С  трудом  поднялся  на  ноги.  Сегодня  был  очень
скверный день.
     Потом он подошел к  маленькому  окну  и  выглянул.  Прошло  несколько
секунд, прежде чем он осознал, что что-то было не  так,  и  еще  несколько
мгновений потребовалось ему, чтобы понять, в чем дело.
     Очарованная земля снова перестала изменяться. От нее  валил  дым,  но
она застыла, и над ней по-прежнему светила луна. Когда же  это  случилось?
Должно быть, не очень давно...
     Это означало, что в сознании  Туалуа  наступило  очередное  временное
затишье. Вполне возможно,  что  именно  сейчас  нужно  было  приступать  к
решительным действиям,  к  захвату  власти.  Он  должен  спуститься  вниз,
схватить эту сучку, считающую себя королевой, притащить  ее  к  Яме,  пока
кто-нибудь  не  появился  из  Зеркала,  чтобы  опередить  его.   Торопливо
пересекая комнату, он бросил взгляд на начертанный  им  узор  сдерживающих
чар.
     Когда  он  подошел  к  двери,  его  внезапно  охватило  оцепенение  и
закружилась голова, да так, что он едва не  потерял  равновесие.  Нет!  Не
сейчас! Нет!
     Он распахнул дверь и бросился к лестнице, уже понимая,  что  на  этот
раз происходит действительно нечто необычайное. К нему не только вернулись
все его страхи, но  возникло  предчувствие  надвигающейся  угрозы,  против
которой были бессильны все его чары и заклинания. Казалось, что весь Замок
словно затаил дыхание в ожидании неотвратимо  надвигающегося  грандиозного
события, которое вот-вот  должно  было  произойти.  Видимо,  это  зловещее
предчувствие каким-то образом передалось даже  великому  Туалуа,  заставив
его успокоиться хотя бы на время. Казалось...
     Он подошел к лестнице, поглядел вниз и поежился. Потом стиснул  зубы,
вытянул вперед руку и сделал первый шаг...


     Исполинские   древние   сооружения,   производящие   такое    сильное
впечатление, обычно создаются не людьми.  Большинство  древнейших  городов
обязаны своим происхождением архитектурным затеям  богов  и  полубогов,  и
Бессмертный замок тоже не был исключением. Поэтому это гигантское строение
в Кэннейсе, воздвигнутое раньше любого города, и в  течение  многих  веков
служившее самым  различным  мыслимым  и  немыслимым  целям,  становившееся
королевским дворцом и тюрьмой,  борделем  и  университетом,  монастырем  и
логовом  вампиров,  изменявшее,  по  преданиям,  даже  свою  форму,  чтобы
соответствовать  потребностям  своих  обитателей,  прониклось  отголосками
давно минувших веков и, как утверждает кое-кто  шепотом  (отводя  глаза  и
делая  жесты,  отгоняющие  нечистую  силу),   превратилось   в   реликвию,
оставшуюся на Земле с тех самых незапамятных дней,  когда  по  ней  ходили
Старые Боги, в связующее звено  между  ними  и  Землей,  в  их  забаву,  в
специальное устройство или даже в непостижимую живую  сущность,  созданную
теми Высшими  Силами,  чье  могущество  в  неизмеримой  степени  превышает
возможности человечества, которое они  благословили  или  прокляли  искрой
сознания и тем зудом любопытства, из  которого  зародилась  душа,  и  люди
стали превосходить волосатых обитателей деревьев, хотя  кое-кто  почему-то
считает своими родственниками, а смысл  этого  известен  лишь  тем  дивным
существам,  которым  Замок  служил  когда-то  местом  межпространственного
общения, но потом эти  существа  погрузились  в  блаженство  высших  сфер,
оставив позади незрелые плоды  своего  вмешательства  в  дела  в  общем-то
вполне удовлетворенных жизнью обезьяноподобных;  и,  по  мнению  некоторых
метафизиков, Замок был создан там, где  не  властно  время,  за  пределами
духовных и физических субстанций  и,  следовательно,  не  может  считаться
частью этого грубого мира, в который он был лишь перенесен, и  состоит  он
из равных частей добра и зла и их более интересных  компонентов,  любви  и
ненависти, в сочетании с красотой, несущей  в  себе  и  зло,  и  добро,  и
наделен аурой, поглощающей,  впитывающей  в  себя  как  губка  психическую
энергию, но не всю без разбора, и он живой в том смысле, в  котором  можно
назвать живым человека, у которого действует всего  лишь  небольшая  часть
правого полушария головного мозга, и  он  прикован  к  пространству  и  ко
времени  усилием  воли,  несовершенной,  ибо  разделенной,   но   все   же
превосходящей любые земные представления и превратности  по  тем  неземным
причинам, которые не станет называть во второй раз метафизик.
     Конечно, более здравомыслящие теоретики полагают, что все это не так.
Старые здания, даже исключительно хорошо построенные,  подвержены  влиянию
времени и событий, и их окрестности имеют большое отношение к тому,  какая
физическая  или  психическая  атмосфера  складывается  за  их  стенами,  в
особенности это относится  к  зданиям,  расположенным  в  горных  районах,
потому   что   на   них   оказывают   воздействие   самые    разнообразные
метеорологические и сейсмические условия. И уж конечно, и это не  подлежит
сомнению, когда люди поселяются в таком здании, оно проявляет себя почти в
полном соответствии с их ожиданиями, что свойственно и всему миру в целом.
Такова его восприимчивость.
     Переполненная  демонами  и  чародеями  обитель  Старого  бога   снова
менялась. Проявлялись другие стороны ее сущности.
     Но, конечно, подлинное испытание Замка началось в тот  момент,  когда
несовершенной воле, от которой зависело само его существование, был брошен
вызов и теперь что-то должно было возобладать, добро или зло.



                                    9

     Тихонько напевая что-то, Джелерак, наклонившись далеко вперед, толкал
перед собой тачку, стараясь удерживать ее в таком положении, чтобы она  не
перевернулась. В ней, распростершись, лежала Арлата из  Маринты,  все  еще
находившаяся в трансе; ее ноги были привязаны к  ручкам,  а  руки  свисали
вниз и назад - к двум концам железной скобы, выступавшим  по  обе  стороны
тачки над колесом. Под ее плечами на  дне  тачки  лежала  кипа  мешковины,
подсунутая для того, чтобы она могла дышать полной грудью. Ее туника  была
распахнута,  а  верхнюю  часть  живота  пересекала  проведенная  пунктиром
красная линия, разделявшая его посередине. На ее  груди  валялся  мешок  с
дребезжащими инструментами.
     Он шел по выходившему на запад и на восток  коридору,  направляясь  в
сторону Ямы Туалуа,  и  стаи  пакостных  тварей  бежали  за  ним,  издавая
ликующие звуки. Он шел, а воздух вокруг становился все теплее и влажнее, и
тяжелый запах сгущался. Улыбаясь, он преодолел во тьме последние несколько
футов и прошел под низким сводом в комнату.
     Провезя тачку по загаженному навозом полу, он осторожно  поставил  ее
возле восточного края Ямы. Выпрямившись, он потянулся,  вздохнул,  зевнул,
потом распахнул мешок и достал  оттуда  три  длинные  спицы  и  зажим,  из
которых быстро собрал треножник. Опустив его на пол между  ручками  тачки,
он водрузил на него свой излюбленный медный кубок и вывалил в него тлеющий
древесный уголь из висевшего на правой ручке небольшого ведра  с  дырками.
Потом он стал раздувать угольки, и они  замерцали  веселыми  огоньками,  а
затем, извлекая из нескольких  небольших  мешочков  пригоршни  порошков  и
трав, он побросал их в кубок, и оттуда  поднялась  толстая,  отвратительно
пахнувшая   струйка   дыма,   и   тошнотворно   сладкий   запах   медленно
распространился по всему помещению.
     Крысы, выбежавшие из своих  нор  на  каменные  плиты,  закружились  в
танце, а он, опять напевая что-то себе под нос, достал из мешка короткий и
широкий нож с треугольным лезвием, потрогал  его  острие,  провел  большим
пальцем по всем трем заточенным краям, приложил его на мгновение к верхней
точке проведенной им линии, находившейся  между  розовыми  сосками  грудей
Арлаты, улыбнулся, кивнул и отложил его в сторону, ей на живот,  чтобы  он
находился под рукой. Потом он извлек из мешка кисть и несколько  маленьких
запечатанных флакончиков, опустил мешок на пол рядом  с  собой,  встал  на
колени и открыл первый флакон.
     Летучие мыши описали над его  головой  полукруг  и  снизились,  почти
повторив точные и уверенные движения его руки, начавшей выводить  на  полу
красной краской затейливый узор.
     Он углубился в работу и вдруг почувствовал  сильный  озноб,  а  крысы
прекратили свой танец. Стихли шорохи и попискивание, и наступила полнейшая
тишина, неимоверно напряженная,  сковавшая,  казалось,  весь  мир.  Словно
какой-то звук, такой высокий, что его невозможно было услышать, постепенно
понижался, приближаясь  к  той  точке,  где  он  неминуемо  превратится  в
невыносимый для слуха пронзительный визг.
     Он вскинул голову, будто прислушиваясь. Потом взглянул в сторону Ямы.
Конечно, это какое-то очередное чудачество Старейшего. Скоро со всем  этим
будет покончено, хотя бы на время, как только он вырвет  сердце  из  груди
этой девушки  и  выплеснет  ее  жизненную  силу  во  взбаламученные  волны
рассудка Старейшего. Во всяком случае, этого  времени  ему  хватит,  чтобы
получить нужную ему помощь и направленную, животворную энергию из  Ямы.  А
потом...
     Он  задумался,  пытаясь  вообразить,  как  будет   умирать   подобное
существо. Вероятно, придется приложить немало  усилий.  Но  вскоре  Туалуа
станет опасным и не только для всего остального мира, но и лично для него,
Джелерака. Он облизал губы, представив себе ту  эпическую  битву,  которая
неминуемо должна была разразиться в самом ближайшем будущем.  Он  понимал,
что ему не удастся выйти из нее невредимым, но столь  же  ясно  осознавал,
что, в том случае, если жизненная энергия Старейшего перейдет к  нему,  он
получит  такую  Силу,  которой  у  него  никогда  не  было,  и  он  станет
богоподобным, способным противостоять самому Хогонде...
     При мысли о бывшем враге, а  впоследствии  повелителе,  он  помрачнел
лицом.
     И тут  ему  на  секунду  вспомнился  Селар,  отдавший  жизнь  во  имя
истребления этого могущественного существа. Странно, как  черты  его  лица
смогли сохраниться в веках и повториться в облике человека, посланного  им
в Ад, каким-то образом умудрившегося вернуться из этого  гиблого  места  и
спасшего его самого в Очарованной земле точно так же, как  Селар  когда-то
вытащил его из  Бездны  Нунгена,  Селар,  пользовавшийся  благосклонностью
Семирамы... А Дилвиш, возможно, где-то поблизости, быть может, даже совсем
рядом, и именно поэтому он должен немедленно восстановить всю  свою  Силу.
Ведь в жилах Дилвиша течет кровь истребителя Богов, и  именно  из-за  него
Джелерак впервые познал, что такое страх...
     Больше  не  напевая,  Джелерак   продолжал   вычерчивать   ритуальную
пентаграмму, потом у него кончилась краска, и он открыл второй флакончик.
     И  вдруг  среди  неестественной  тишины  ему   послышались   какие-то
странные, еле слышные звуки, вероятно, занесенные к нему шальным ветерком.
Ему почудилось, будто где-то  раздается  хор  мужских  голосов,  монотонно
произносивших нечто знакомое.  Не  дочертив  линию,  он  поднял  голову  и
попытался разобрать если не слова, то хотя бы интонацию.
     Заклинание,  собирающее  силы  воедино.  Самое  обычное  и   довольно
примитивное...
     Но кто же  они  такие?  Для  чего  собирают  силы  и  куда  хотят  их
направить?
     Он поглядел на свою почти  законченную  пентаграмму.  Плохо,  если  в
пределах одного ограниченного участка происходит слишком много  магических
операций. Иногда они каким-то образом мешают друг другу. Но ему  очень  не
хотелось переделывать свою работу, столь близкую к завершению.  Он  быстро
произвел умственно-духовное действие,  рассчитав  возможные  потенциалы  и
прикинув баланс сил.
     Это не должно иметь значения. Выплеск энергии будет таким мощным, что
ему даже трудно было вообразить себе нечто, способное этому  помешать.  Он
снова начал чертить, поджав губы от ярости. Как только он покончит с  этим
делом, участники этого проклятого хора узнают, что смерть  -  это  еще  не
самая ужасная участь.  Дорисовывая  последние  участки  узора,  он,  чтобы
успокоиться и позабавиться, представил себе несколько возможных  вариантов
их судеб. Потом встал, окинул взглядом  свою  работу  и  увидел,  что  она
сделана хорошо.
     Он  отнес  в  сторону  свои   чертежные   принадлежности,   вернулся,
подобающим образом прошел по узору, встал рядом с тачкой справа от  Арлаты
и от дымящего и кипящего медного кубка, выкинул из головы все  посторонние
мысли, произнес несколько слов силы, потом протянул руку и  взял  нож  для
жертвоприношений.
     Когда он приступил к освящению узора и ножа, что должно было вдохнуть
в них магическую силу, летучие мыши  и  крысы  возобновили  свои  проказы.
Мощные удары стали сотрясать всю комнату, а под потолком что-то затрещало.
Произнося слова заклинания, он медленно поднимал нож, а  те  голоса  вдали
стихли, но он не знал, заглушал ли их его голос или  они  замолчали  сами.
Струя дыма прижалась к полу и поползла по узору, как любопытная змейка.  В
стенах раздался треск.
     Крепко  сжимая  нож  в  руке,  он  громовым  голосом   произнес   еще
одиннадцать слов заклинания. И вдруг потрясенно застыл  на  месте,  потому
что его окликнул по имени человек с курчавой  головой,  которому  пришлось
наклонить голову, чтобы пройти под аркой, ведущей в комнату.
     - Вот и ты, Джелерак, и мне следовало бы догадаться, что я найду тебя
именно в таком обществе и таком месте, среди  жаб,  летучих  мышей,  змей,
пауков, крыс, отвратительной вони, рядом с большой Ямой, полной дерьма,  и
собирающимся вырвать сердце из груди девушки!
     Джелерак опустил нож.
     - Это только часть того, что меня забавляет, - сказал он с  ухмылкой,
- но ты, деревенщина, здесь лишний!
     Он направил лезвие ножа на гиганта, остановившегося в дверном проеме,
и оно, потрескивая, засветилось зловещим огнем.
     Потом лезвие и  все  огни,  освещавшие  комнату,  погасли,  наступила
кромешная тьма, и раздался вопль, пронзительный,  нескончаемый,  бросивший
на пол и того, и другого, заставивший даже великого Туалуа заплескаться  в
своей Яме, и все,  кто  его  услышали,  были  сначала  оглушены,  а  потом
потеряли сознание.
     Затем в замершую комнату проник тусклый свет. Он становился все  ярче
и ярче, потом потускнел и погас.
     Потом появился снова...


     Хогсон очнулся от  невыносимой  головной  боли.  Некоторое  время  он
просто неподвижно лежал, пытаясь  припомнить  заклинание,  избавляющее  от
этого кошмара. Но его мозг отказывался работать. Потом он услышал жалобные
стоны и тихое всхлипывание. Он открыл глаза.
     Ниша была освещена тусклым светом, который прямо  у  него  на  глазах
становился все ярче и  ярче.  Неподалеку,  повернув  голову  набок,  лежал
старый Лорман, и на полу под его открытым ртом была лужица  крови.  Он  не
дышал. Рядом с Лорманом распростерся Деркон. Это его стоны услышал Хогсон.
Одил дышал, но явно был без сознания.
     Он повернул голову влево, туда, откуда доносилось всхлипывание.  Вейн
сидел, прижавшись спиной к стене, и на его  бедре  лежала  голова  Гальта.
Черты его лица, искаженные предсмертной  агонией,  застыли.  Руки  и  ноги
обмякли и было ясно, что он умер совсем недавно. Вейн глядел  на  него  со
слезами на глазах, слегка покачиваясь  из  стороны  в  сторону,  тяжело  и
прерывисто дыша.
     Свет стал ярким, как в солнечный день.
     Он  ничего  уже  не  мог  сделать  для  Лормана  и  Гальта,  поэтому,
перевалившись через Лормана, подполз к  Деркону.  Осмотрев  его  голову  в
поисках каких-либо повреждений,  он  обнаружил  слева  на  лбу  вздувшееся
красное пятно.
     Ему все-таки удалось вспомнить одно простенькое целебное  заклинание.
Он трижды повторил его над своим товарищем, и тот перестал  стонать.  Пока
он работал, его собственная головная боль почти  прошла.  К  тому  времени
свет заметно потускнел.
     Деркон открыл глаза.
     - Получилось? - спросил он.
     - Не знаю, - ответил Хогсон. - Понятия не  имею,  какие  должны  быть
результаты.
     - У меня есть некоторые соображения на этот счет,  -  сказал  Деркон,
сел, потер голову и шею, потом встал. - Через минуту проверим.
     Он огляделся по сторонам. Затем подошел к Одилу и пнул его в бок.
     Одил перевалился на спину и открыл глаза, уставившись на него.
     - Просыпайся, пока это еще в твоих силах, - сказал Деркон.
     - Что... что произошло?
     - Не знаю. Впрочем, Гальт и Лорман мертвы.
     Он посмотрел в сторону окна, пригляделся, протер глаза и быстро пошел
к нему.
     - Идите сюда! - крикнул он.
     Хогсон подошел к нему. Одил все еще пытался сесть.
     Хогсон оказался у окна как раз вовремя,  чтобы  увидеть,  как  солнце
быстро закатилось за западные горы, скрывшись из вида. По небу проносились
вращавшиеся круги света.
     -  Самый  стремительный  закат,  который  мне  когда-либо  доводилось
видеть, - заметил Деркон.
     - Кажется, что все небо поворачивается. Посмотри на звезды.
     Деркон облокотился на подоконник.
     - Земля успокоилась, - заметил он.
     Треснувший белый шар скатился с небес и исчез где-то за горами.
     - Неужели это то, о чем я подумал?
     - Мне показалось, что это луна, - сказал Хогсон.
     -  Ох!  -  воскликнул  Одил,  подковыляв  к  ним  и  навалившись   на
подоконник. - Мне плохо. - Бледный утренний све