символ света, чистоты и святости и небесного величия; ка-
ково ее происхождение?

- Никто не знает.

- Да,  но есть традиция, легенда, которую Ротман знал: Чашу Грааля от-
дал Мельхиседек,  израильский первосвященник, предназначив ее для Мес-
сии. Но где Мельхиседек взял ее? Он вырезал ее из громадного изумруда,
найденного им в пустыне.  Этот изумруд выпал из короны Шмаэла,  Ангела
Тьмы, когда тот был сброшен с небес. Кто знает, какова вообще суть Ча-
ши Грааля?  Энантиадромия.  Прощай,  Грааль. - Он закрыл крышку, и все
оделось мраком.

Затем, идя по Уинчестерскому кафедральному собору с плоским потолком и
обезглавленной (Кромвелем,  как сказал гид) статуей справа, он вспоми-
нал следующий сеанс. Он вспомнил свой почти невольную позу Адама, ког-
да  называл  всех  проходящих перед ними животных.  Он чувствовал себя
приятно буколическим,  когда, вызубрив старый ботанический текст, тво-
рил и называл полевые цветы.

Так что они были вне городов,  вдали от машин.  Ее эмоции были все еще
мощными при виде простых,  осторожно вводимых объектов; чтобы рискнуть
ввести  ее  в  сложную  и хаотическую дикость,  он должен был медленно
строить ее город.

Что-то быстро пронеслось над собором,  вызвав звонкий гул.  Рендер  на
секунду  взял Джил за руку и улыбнулся,  когда она посмотрела на него.
Джил, склонная к красоте, обычно прилагала много труда для ее достиже-
ния, но сегодня ее волосы были просто зачесаны назад и связаны пучком,
глаза и губы не накрашены; маленькие белые уши были открыты и казались
какими-то заостренными.

- Обратите внимание на зубцы капителей... - прошептал он.

- Фу! - сказала Дил.

- Ш-ш-ш! - зашикала стоявшая рядом маленькая женщина.

Позднее, когда они шагали обратно к своему отелю, Рендер спросил:

- О'кей Уинчестер?

- О'кей.

- Рада?

- Рада.

- Значит, можем вечером уехать.

- Идет.

- В Швейцарию...

- А может,  мы сначала потратим день - два на осмотр старых замков?  В
конце концов, они же сразу через Пролив, а пока я буду осматривать, ты
можешь попробовать все местные вина...

- Ладно.

Она посмотрела на него с некоторым удивлением.

- Что? Никаких возражений? - Она улыбнулась. - Где твой боевой дух? Ты
позволяешь мне вертеть тобой?

- Когда мы галопом неслись по потрохам этого старинного храма, я услы-
шал слабый стон,  а затем крик:  "Ради бога,  Монтрезор!" Я думаю, это
был мой боевой дух,  потому, что голос-то был мой. Я уступаю призраку,
даже неустановленному. Давай поедем во Францию. Вот и все!

- Дорогой Ренди, это всего на пару дней...

- Аминь, - сказал он, - хотя мазь на лыжах уже сохнет.



Они уехали.  На  третий день утром,  когда она говорила ему о замках в
Испании, он вслух размышлял, что в то время как психологи пьют и толь-
ко злятся, психиатры пьют, злятся и ломают вещи. Приняв это как завуа-
лированную угрозу Веджвудскому фарфору, который она коллекционировала,
она согласилась с его желанием кататься на лыжах.

- Свободен! - чуть не выкрикнул Рендер.

Сердце его билось где-то в голове.  Он резко наклонился и свернул вле-
во. Ветер бил в лицо, жег и царапал щеки душем ледяных кристаллов.

Он был в движении.  Мир кончился в Вейссфилдже,  и Дорфталь вел вниз и
прочь от его портала.

Его ноги были двумя мерцающими реками, несущимися по твердым, изгибаю-
щимся плоскостям; они не мерзли на ходу. Вниз. Он плыл. Прочь от всего
мира.  Прочь  от  удушающей нехватки интенсивности,  от избалованности
благосостоянием,  от убийственной поступи вынужденных развлечений, ру-
бящих досуг, как Гидру.

Летя вниз,  он  чувствовал сильное желание оглянуться через плечо,  не
создал ли мир, оставшийся позади, грозное воплощение его самого, тень,
которая погонится за ним,  Рендером, поймает и утащит обратно в теплый
и хорошо освещенный гроб в небе, где он будет лежать, отдыхать и бесе-
довать  с алюминиевым приводом,  управляющим его волей,  и с гирляндой
чередующихся токов, успокаивающих его дух.

- Я ненавижу тебя,  - выдохнул он сквозь стиснутые зубы,  и ветер унес
его  слова;  затем  он засмеялся,  потому что всегда анализировал свои
эмоции,  как сущность рефлексов,  и добавил:  - Беги,  Орест, безумец,
преследуемый фуриями...

Через некоторое  время  склон  стал более пологим.  Рендер достиг низа
трассы и остановился.

Он закурил и пошел обратно на вершину,  чтобы снова спуститься по при-
чинам нетерапевтическим.



В этот вечер он сидел перед камином в большом помещении, чувствуя, как
тепло пропитывает его усталые мышцы.  Джил массировала ему плечи, пока
он разыгрывал Роршаха.  Он потянулся за блестящим стаканчиком, который
тут же был выхвачен у него звуком голоса,  донесшегося откуда-то через
холл Девяти Сердец.

- Чарльз  Рендер?  -  сказал  голос (только это прозвучало как "Шарльс
Рундер").

Его голова тут же дернулась в том направлении, но в его глазах плясало
слишком  много остаточных изображений,  чтобы он мог выделить источник
зова.

- Морис? - спросил он. - Бартельметц?

- Угу, - пришел ответ, и затем Рендер увидел знакомое лицо, посаженное
прямо на плечи,  на красный с синим мохнатый свитер, безжалостно натя-
нутый на винный бочонок.  Человек пробивал себе путь в их направлении,
ловко обходя разбросанные лыжные палки, сваленные в кучу лыжи и людей,
которые, подобно Джил и Рендеру, пренебрегали стульями.

- Вы еще больше потолстели, - заметил Рендер. - Это нездорово.

- Вздор,  это все мышцы.  Ну, как вы, что у вас нового? - он посмотрел
на Джил, и она улыбнулась ему.

- Это мисс Де Вилл, - сказал Рендер.

- Джил, - уточнила она.

Он слегка поклонился и, наконец, выпустил большую руку Рендера.

- ...А  это профессор Морис Бартельметц из Вены,  - ярый последователь
всех форм диалектического пессимизма  и  весьма  замечательный  пионер
нейросоучастия,  хотя,  глядя  на  него,  этого  не подумаешь.  Я имел
счастье быть его учеником.

Бартельметц кивнул,  соглашаясь с ним,  принял фляжку,  которую Рендер
достал из пластиковой сумки, и наполнил до краев складной стаканчик.

- Ага,  вы все еще хороший врач, - сказал он. - Вы сразу же диагности-
ровали случай и дали правильное предписание. На здоровье!

- Дай бог не последнюю, - сказал Рендер, наливая себе и Джил.

Они сели на пол. Пламя ревело в громадной кирпичной трубе камина, кря-
жи обгорали по ветвям, по сучьям, по годовым кольцам. Рендер подклады-
вал дрова.

- Я читал вашу последнюю книгу года четыре назад,  -  небрежно  сказал
Бартельметц.

Рендер кивнул.

- Вы занимались в последнее время какой-нибудь исследовательской рабо-
той?

- Да, - ответил Рендер, - отчасти. - Он взглянул на Джил, которая дре-
мала,  прижавшись щекой к ручке огромного кожаного кресла.  По лицу ее
пробегали малиновые тени. - Я натолкнулся на довольно необычного субъ-
екта и начал некую сомнительную операцию,  которую надеюсь со временем
описать.

- Необычный? В каком смысле?

- Слепая от рождения, во-первых.

- Вы пользуетесь Яйцом?

- Да. Она хочет быть Творцом.

- Черт побери! Вы сознаете возможные последствия?

- Конечно.

- Вы слышали о несчастном Пьере?

- Нет.

- Это хорошо.  Значит все было удачно засекречено. Пьер преподавал фи-
лософию  в Парижском университете и писал диссертацию об эволюции соз-
нания.  Прошлым летом он решил,  что ему необходимо  исследовать  мозг
обезьяны,  чтобы сравнить менее тошнотворный мозг со своим, я полагаю.
Во всяком случае, он получил незаконный доступ к Яйцу и к мозгу нашего
волосатого кузена. Как далеко он зашел, подвергая животное стимулирую-
щей клавиатуре - так и не выяснено, но предполагают, что такие вещи не
могут  немедленно передаваться от человека к обезьяне - звуки уличного
движения,  например, и тому подобное - и что-то испугало животное. И с
тех пор Пьер находится в обитой мягким камере, и все его реакции - ре-
акции испуганной обезьяны.

Таким образом, поскольку он не закончил своей диссертации, он, вероят-
но, может дать достаточно материала для кого-нибудь другого.

Рендер покачал головой.

- Сюжет похож,  - тихо сказал он, - но в моем нет ничего драматическо-
го. Я нашел исключительно стабильного индивидуума - психиатра, челове-
ка,  уже  потратившего  немало  времени на обычные анализы.  Она хочет
стать нейросоучастником,  но ее останавливает страх  перед  зрительной
травмой. Я постепенно предоставляю ей полный ряд зрительных феноменов.
Когда я закончу,  она полностью привыкнет видеть и сможет  отдать  все
свое внимание терапии,  не будет,  так сказать, ослеплена видением. Мы
уже провели четыре сеанса.

- И...?

- Все идет прекрасно.

- Вы в этом уверены?

- Да, насколько можно вообще быть уверенным в таких вещах.

- М-м-м,  - протянул Бартельметц.  - Скажите,  вы находите ее исключи-
тельно волевой?  Скажем,  возможен ли навязчиво-принудительный рисунок
чего-либо, в который ее можно ввести?

- Нет.

- Ей когда-нибудь удавалось перехватить у вас контроль над фантазиями?

- Нет!

- Врете, - просто сказал Бартельметц.

Рендер закурил и улыбнулся.

- Старый отец,  старый мастер,  возраст не уменьшил вашей проницатель-
ности.  Я  мог бы соврать любому но не вам.  Да,  правильно,  ее очень
трудно держать под контролем.  Она не удовлетворяется тем,  что видит.
Она хочет Творить.  Это вполне понятно - и мне, и ей - но сознательное
понимание и эмоциональное восприятие, кажется, никогда не совпадают. В
некоторых случаях она начинает доминировать,  но мне удается почти не-
медленно снова брать контроль.  В конце концов,  над клавиатурой-то  я
хозяин.

- Хм... Вы знакомы с буддийским текстом "Катехизис Шанкары"?

- Боюсь, что нет.

- Тогда я расскажу вам о нем. Он основан - отнюдь не для терапевтичес-
ких целей - на истинном эго и мнимом эго.  Истинное эго -  бессмертная
часть  человека  и  должна отправиться в Нирвану - так сказать,  душа.
Мнимое же эго - нормальный мозг,  опутанный иллюзиями - сознанием вас,
меня  и всех,  кого мы когда-либо знали профессионально.  Ясно?  Ясно.
Дальше:  ткань этого мнимого эго составлена из скандх, как они называ-
ют.  Сюда включаются ощущения, восприятия, способности, самосознание и
даже физическая форма. Крайне ненаучно. Да. Но все это не то же самое,
что неврозы, мнимые жизни мистера Ибсена или галлюцинации - нет.

Каждая из  пяти скандх есть часть оригинальности,  которую мы называем
личностью, а затем наверх выступают неврозы и все прочие неприятности,
следующие за ними и дающие нам работу.  О'кей? О'кей. Я прочел вам эту
лекцию, потому что нуждаюсь в драматическом ограничении того, что сей-
час скажу, а я хочу сказать кое-что драматическое.

Посмотрим на скандхи,  как они лежат на дне водоема;  неврозы ребят на
поверхности воды;  "истинное эго",  если оно есть,  закопано глубоко в
песке на дне.  Так. Рябь заполняет пространство между объектом и субъ-
ектом.  Скандхи - часть субъекта, основная, единственная ткань его су-
щества. Итак, вы согласны со мной?

- Со многими оговорками.

- Хорошо.  Теперь,  когда я установил свою границу,  я буду ею пользо-
ваться.  Вы играете со скандхами, а не с простыми неврозами. Вы пытае-
тесь выправить у этой женщины всеобъемлющую концепцию ее самой и мира.
Для этого вы пользуетесь Яйцом. Это то же самое, что играть с психоти-
ками или с обезьяной.  Все вроде бы идет хорошо,  но... в какой-то мо-
мент вы можете сделать что-то,  показать ей какое-то зрелище  или  ка-
кой-то способ видеть - что переломится в ее личности,  сломает скандху
и - пфф! - словно пробито дно водоема. В результате - водоворот, кото-
рый унесет вас... куда? Я не хочу иметь вас в качестве пациента, моло-
дой человек,  молодой мастер, поэтому я советую вам не продолжать этот
эксперимент. Яйцо нельзя использовать в такой манере.

Рендер швырнул сигарету в огонь и начал загибать пальцы:

- Во-первых,  вы делаете мистическую гору из мелких камешков.  Я всего
лишь направляю ее сознание на прием дополнительной области восприятия.
Во многом это простая передача работы других чувств.

Во-вторых, ее  эмоции  были крайне интенсивны вначале,  потому что это
была действительно травма, но мы уже прошли эту стадию. Теперь это для
нее просто новинка. Скоро станет привычным.

В-третьих, Эйлин сама психиатр,  она опытна во всех этих делах и прек-
расно знает деликатную природу того, что мы делаем.

В-четвертых, ее чувство личности и ее желания, или ее скандхи, или как
вы их там зовете,  тверды,  как Гибралтарская Скала.  Вы же понимаете,
какая напряженность требовалась от слепой, чтобы получить образование,
какое она получила? Нужна была стальная воля, эмоциональный контроль и
аскетизм тоже...

- ...А если что-то из этих сил сломается в безвременный момент  трево-
ги,  -  Бартельметц грустно улыбнулся,  - пусть тени Зигмунда Фрейда и
Карла Юнга будут рядом с вами в долине мрака...

- И в-пятых,  - неожиданно добавил он,  глядя в глаза Рендеру,  -  она
привлекательна?

Рендер отвернулся к камину.

- Весьма разумно,  - вздохнул Бартельметц.  - Я не могу сказать, то ли
вы покраснели, то ли на вашем лице отблеск пламени. Боюсь, однако, что
вы покраснели,  и это означает, что вы сознаете, что сами можете стать
источником возбуждающего стимулятора.  Вечером  я  зажгу  свечу  перед
портретом Адлера и буду молиться, чтобы он дал вам силы успешно сорев-
новаться с пациенткой в вашей дуэли.

Рендер посмотрел на Джил,  которая все еще спала, протянул руку и поп-
равил ее локоны.

- Во всяком случае,  - сказал Бартельметц, - если вы будете продолжать
и все пойдет хорошо,  я с великим интересом прочитаю о вашей работе. Я
говорил вам когда-нибудь,  что я лечил нескольких буддистов,  но так и
не обнаружил "истинного эго"?

Оба мужчины рассмеялись.



Оно похоже и не похоже на меня,  это существо на  поводке,  маленькое,
серое,  невидящее,  пахнущее страхом. Рыкни - и оно задохнется в своем
ошейнике. Голова его пуста как отверстие, из которого появляется обед,
когда она нажмет кнопку. Говори с ним - оно ничего не понимает, хотя и
похоже на меня. В один прекрасный день я убью его... Зачем?... Тут по-
ворот.

- Три ступеньки. Вверх. Стеклянные двери. Ручка справа.

Зачем? Вперед. Лифт. Внизу сады. Там приятно пахнет. Трава, сырая зем-
ля и чистый воздух. Я вижу. Птицы - правда, запись. Я вижу все. Я.

- Лифт. Четыре ступеньки.

Вниз. Да. Хочется сделать громкий шум в горле - глупое чувство. Чисто,
спокойно,  много деревьев. Богиня сидит на скамье, жует листья, пахну-
щие свежестью.  Не может видеть их, как я. Может, теперь что-нибудь...
? Нет.

- Следи за ступеньками.

Вперед. Направо,  налево, направо, налево деревья и трава. Зигмунд ви-
дит.  Гуляет... Доктор с Машиной дает ей свои глаза. Рыкни - он не за-
дохнется. Запаха страха нет.

Выкопать в земле глубокую яму,  похоронить глаза.  Богиня слепа. Чтобы
видеть,  есть Зигмунд.  Теперь ее глаза наполнены,  и он боится зубов.
Заставит ее видеть и возьмет ее высоко в небо, глядеть оттуда. Оставит
меня здесь,  оставит Зигмунда одного,  невидящего... Я выкопаю в земле
глубокую яму...



Джил проснулась утром после десяти. Она не повернула головы, чтобы уз-
нать,  встал ли уже Рендер. Он всегда встает рано. Она протерла глаза,
потянулась,  повернулась на бок и приподнялась на локте. Посмотрела на
часы на ночном столике и потянулась за сигаретой и зажигалкой.

Закурив, она увидела,  что пепельницы нет.  Без сомнения,  Рендер унес
ее,  потому что не одобрял куренья в постели. Вздохнув, она вылезла из
постели и потянулась за халатом.

Она терпеть не могла процесса вставания,  но, уже встав, позволяла дню
начаться и продолжать без пропусков регулярный процесс событий.

- Черт  бы его взял,  - улыбнулась она.  Ей хотелось бы позавтракать в
постели, но было уже слишком поздно.

Размышляя, что ей надеть,  она заметила в углу пару чужих лыж. На одну
из них был насажен листок бумаги.

"Присоединишься ко мне?" - спрашивали каракули.

Она отрицательно затрясла головой и почувствовала печаль. Она дважды в
жизни вставала на лыжи и боялась их.  Она сознавала,  что следовало бы
попробовать  снова,  что это разумно хороший спорт,  но ей тяжело было
даже вспоминать об отвратительном рывке вниз,  рывке,  который в обоих
случаях быстро переносил ее в сугроб,  и не хотелось снова ощутить го-
ловокружение, охватывавшее ее при тех двух попытках.

Так что она приняла душ, оделась и пошла вниз завтракать.

Все девять каминов уже ревели, когда она, проходя мимо большого холла,
заглянула  туда.  Несколько  краснолицых лыжников уже подносили руки к
пламени центрального камина. Народу было немного. На подставках стояло
лишь  несколько пар мокрых ботинок,  на вешалках висели яркие шапочки,
возле двери стояли на своем месте влажные лыжи.  Несколько человек си-
дели в креслах в центре холла,  читали газеты, курили, болтали. Она не
увидела никого из знакомых и прошла дальше, в столовую.

Когда она шла мимо регистрационного стола,  ее окликнул старик,  рабо-
тавший там. Она улыбнулась и подошла.

- Письмо, - сказал он и протянул ей конверт. - Выглядит важным.

Это был  объемистый коричневый конверт,  пересылавшийся три раза,  как
она заметила, и обратный адрес был адресом ее поверенного.

- Спасибо.

Она села у большого окна и посмотрела на заснеженный сад и на винтовую
тропу вдали, усеянную фигурами с лыжами на плечах. Затем она разорвала
конверт.

Да, это был финал.  Письмо адвоката сопровождалось копией решения суда
о  разводе.  Она только недавно решила положить конец законной связи с
мистером Фотлоком,  чье имя она перестала носить пять лет назад, когда
они расстались.  Теперь она имела вещь, с которой не вполне знала, что
делать.  Ее дорогой Ренди,  наверное,  чертовски удивится.  Надо будет
придумать какой-нибудь невинный способ довести до него эту информацию.
Ну, для этого еще будет время. Хотя надолго откладывать не стоит... Ее
тридцатый день рождения висел,  как черная туча над апрелем,  а апрель
через четыре месяца. Ладно... Она тронула губы помадой, сильнее напуд-
рила родинку и закрыла "косметичку".

В столовой она увидела д-ра Бартельметца, сидевшего перед огромной го-
рой яичницы,  цепочек сосисок, тостов и полупустой бутылкой апельсино-
вого сока.  На спиртовке стояла кастрюля с кофе.  Он слегка наклонился
вперед и работал вилкой, как ветряная мельница лопастью.

- Доброе утро, - сказала Джил.

Он поднял глаза.

- Мисс Де Вилл...  Джил...  доброе утро.  - Он кивнул на стул напротив
себя. - Присоединяйтесь, пожалуйста.

Она села и сказала подошедшему официанту:

- Мне то же самое,  но на 90% меньше. - И снова повернулась к Бартель-
метцу: - Вы видели сегодня Чарльза?

- Увы,  нет, а я хотел продолжить нашу дискуссию, пока его мозг еще на
ранней стадии пробуждения и, значит, более уступчивый. К несчастью, он
из тех, кто входит в день где-то в середине второго акта.

- А я обычно прихожу в антракте и спрашиваю краткое содержание, - ска-
зала  Джил,  -  так  что почему бы не продолжить дискуссию со мной?  Я
всегда уступчива, и мои скандхи в хорошем состоянии.

Глаза их встретились.

- Ага,  - сказал он медленно,  - так я и думал. Что ж - хорошо. Что вы
знаете о работе Рендера?

- М-м-м... Он особый специалист в высокоспециальной области, мне труд-
но оценить некоторые вещи и говорить о них.  Я хотела бы иногда загля-
дывать в мозг других людей,  посмотреть, что они думают - обо мне, ко-
нечно,  но не думаю,  чтобы я оставалась там надолго.  Особенно, - она
шутливо поежилась,  - в чьем-то мозгу с проблемами.  Наверное,  я либо
слишком сочувствовала бы,  либо боялась, либо еще что-нибудь, и тогда,
в  соответствии  с прочитанным,  возникло бы нечто вроде симпатической
магии,  и это могло бы стать моими проблемами. Но у Чарльза проблем не
бывает,  во всяком случае, он никогда не говорил мне об этом. Но позд-
нее я задумалась.  Эта слепая девушка и ее собака - поводырь, кажется,
слишком сильно занимают его.

- Соб