ь.

- Вам нужен врач?

- Вы врач?

- Да.

- Быстрее! Сюда!

Она пошла по звуку его шагов внутрь и в  коридор,  параллельный  крылу
зала. Она услышала, что человек поднимается по лестнице, и последовала
за ним.

Они дошли до костюмерной и вошли в нее.

- Вот он.

- Что случилось?  - спросила она, вытянув руку и коснувшись человечес-
кого тела.

Послышался булькающий звук и кашель без дыхания.

- Это рабочий смены,  - сказал мужчина.  - Я думаю, он подавился ирис-
кой.  Он вечно жуем мх. Видимо, она застряла в горле, и вытащить нель-
зя.

- Вы вызвали скорую?

- Да, но вы посмотрите на него, он же весь посинел! Не знаю, успеют ли
они.

Она откинула голову пострадавшего и ощупала горло внутри.

- Да,  какое-то препятствие. Я тоже не могу его извлечь. Дайте мне ко-
роткий, острый нож - простерилизованный. Быстро!

- Сию минуту, мэм.

Она осталась  одна.  Нащупала  пульс сонной артерии.  Положила руки на
напряженную грудь больного, откинула его голову еще больше назад и на-
щупала горло.

Прошла минута с небольшим. Звук поспешных шагов.

- Вот... Мы вымыли лезвие спиртом...

Она взяла нож в руки. Вдалеке послышалась сирена скорой помощи, но она
не была уверена, что врачи успеют вовремя.

Поэтому она проверила нож кончиком пальца, а затем повернулась к тому,
чье присутствие рядом ощущала.

- Не  думаю,  что вам стоит смотреть.  Я собираюсь сделать ему срочную
трахеотомию. Это неприятное зрелище.

- Ладно, я подожду за дверью.

Удаляющиеся шаги...

Она разрезала.

Вздох, затем поток воздуха. Затем мокрое... пузырящийся звук.

Она повернула голову больного.  Когда  врач  "скорой"  появился  через
дверь сцены,  ее руки снова лежали спокойно, потому что она знала: че-
ловек будет жить.

- ...Шалотт, - сказала она врачу. - Эйлин Шалотт, Стейт Псик.

- Я слышал о вас. Но вы...

- Да, но людей я читаю лучше, чем Брайля.

- Да, вижу. Значит, мы можем встретиться с вами в Стейт?

- Да.

- Спасибо, доктор. Спасибо вам, - сказал менеджер.

Она вернулась на свое место в зрительный зал.

Последний занавес. Она сидела, пока зал не опустел.

Сидя здесь, она все еще чувствовала сцену.

Сцена для нее была центральной точкой звука,  ритма, чувства движения,
некоторых  нюансов  света и тьмы - но не цвета;  это был центр особого
рода блеска для нее:  место пульса, конвульсии жизни через цикл страс-
тей  и  восприятий;  место,  где страдающий,  способный и благородный,
страдал благородно,  место,  где даровитые французы ткали легкую ткань
комедий, место, где черная поэзия нигилистов продавала себя за доступ-
ную цену тем,  кто над ней насмехался, место, где проливалась кровь, и
крики  имели хорошую дикцию,  а песни звенели,  и где Аполлон и Дионис
ухмылялись из - под крыльев,  где Арлекин постоянно ухитрялся  извлечь
капитана Спеццафера из его штанов.  Это было место, где любое действие
можно было имитировать, но где за всеми действиями реально стояли лишь
две вещи:  счастье и горе,  комическое и трагическое, то есть любовь и
смерть - две вещи,  называемые человеческим состоянием; это было место
героев и не вполне героев;  это было место,  которое она любила, и она
видела там только одного человека,  лицо которого она знала, он шел по
поверхности  этого места,  осыпанный символами...  Поднять руки против
моря тревог, злой встречи в лунном свете, и обратить это в их противо-
положность, призвать силу мятежных ветров и создать ревущую битву меж-
ду зеленью моря и лазурным сводом...  Какая же это искусная  работа  -
человек! Бесконечных способностей, форм, движения!

Она знала  его  во всех его ролях,  того,  кто не мог существовать без
зрителей. Он был жизнью.

Он был Творцом.

Он был Действующим и Двигающим.

Он был более велик, чем герои.

Мозг может содержать множество вещей.  Он учится.  Но он не может нау-
читься не думать.

Эмоции качественно остаются теми же всю жизнь;  стимулятор, на который
они отвечают - предмет количественных вариаций,  но ощущения - это ос-
нова дела.

Вот почему театр выжил: это культурный перекресток; он содержит Север-
ный и Южный полюсы человеческого состояния; эмоции падают в его притя-
жение, как железные опилки.

Мозг не может научиться не думать,  но ощущения падают предназначенным
узором.

Он был ее театром.

Он был полюсами мира.

Он был всеми действиями.

Он был не имитацией действий, но самими действиями.

Она знала, что он очень способный человек, и зовут его Чарльз Рендер.

Он Творец.

В мозгу содержится много вещей.

Но ОН больше любой другой вещи.

Он был всегда.

Она чувствовала это.

Когда она встала и пошла ее каблуки гулко стучали в опустевшей тьме.

Пока она поднималась по крылу,  звуки ее шагов снова и снова возвраща-
лись к ней.

Она шла по пустому театру, уходила от пустой сцены. Она была одна.

У верха крыла она остановилась.

Как далекий смех внезапно обрывается шлепком, упала тишина.

Она была теперь ни зрительницей,  ни актрисой.  Она была одна в темном
театре.

Она разрезала горло и спасла жизнь.

Вечером она чувствовала, слушала, аплодировала.

А сейчас все исчезло, и она одна в темном театре.

И ей стало страшно.



Человек продолжал идти вдоль шоссе, пока не дошел до определенного де-
рева.  Там он остановился,  держа руки в карманах,  и долго смотрел на
дерево. Затем повернулся и пошел обратно, откуда пришел.

Завтра будет другой день.



- О,  увенчанная скорбью любовь моей жизни,  почему ты  покинул  меня?
Разве я не красива?  Я давно любила тебя, и все тихие места слышат мои
стенания. Я любила тебя больше себя и страдала от этого. Я любила тебя
больше жизни со всей ее сладостью,  и сладость стала гвоздичной и мин-
дальной.  Я готова оставить эту свою жизнь для тебя.  Почему ты должен
был уехать на ширококрылом,  многоногом корабле за море,  взяв с собой
свои лары и пенаты,  а я здесь одна?  Я бы сделала себя костром, чтобы
сжечь  пространство  и время,  разделяющие нас.  Я должна быть с тобой
всегда.  Я пошла бы на это сожжение не тихо и молча, но с рыданиями. Я
не обычная девушка,  чтобы чахнуть всю жизнь и умереть пожелтевшей и с
потухшими глазами: во мне кровь Принцев Земли, и моя рука - рука воина
в битве. Мой поднятый меч разрубает шлем моего врага, и враг падает. Я
никогда не была покорной,  милорд.  Но мои глаза болят от слез,  А мой
язык - от воплей.  Заставить меня увидеть тебя, а затем никогда больше
не показать тебя - это преступление хуже убийства. Я не могу забыть ни
свою любовь,  ни тебя. Было время, когда я смеялась над любовными пес-
нями и жалобами девушек у реки.  А теперь мой смех вырван,  как стрела
из раны,  и я без тебя одинока. И не взыскивай с меня, любимый, потому
что я любила тебя. Я хочу разжечь костер моими воспоминаниями и надеж-
дами.  Я хочу сжечь мои уже горящие мысли о тебе, положить их тебе как
поэму на лагерный костер,  чтобы ритмичные фразы превратились в пепел.
Я любила тебя,  а ты уехал. Никогда в жизни я не увижу тебя, не услышу
музыку твоего голоса, не почувствую трепета от твоего прикосновения. Я
любила тебя,  и я покинута и одинока. Я любила тебя, а мои слова попа-
дали в глухие уши,  и сама я стояла перед невидящими очами. Разве я не
красива, о ветры Земли, омывающие меня, раздувающие мои костры? Почему
же он покинул меня, о жизнь сердца в моей груди? Я иду теперь к пламе-
ни моего отца, что бы быть лучше принятой. Из всех любовников прошлого
никогда не было такого,  как ты. Пусть боги благословят тебя и поддер-
жат, пусть не слишком строго судя

т они тебя за то,  что ты делал.  Знай,  я сгорю из - за тебя! Костер,
будь моей последней любовью!

Когда она качнулась в круге света и упала, раздались аплодисменты. За-
тем зал потемнел.

Через мгновение свет снова загорелся,  и другие члены клуба "Искусство
и миф" встали и выступили вперед, чтобы поздравить ее с доходчивой ин-
терпретацией. Они говорили о значении народного мотива от сати (Сати -
обычай самосожжения вдовы вместе с  телом  мужа)  до  жертвоприношения
Брунгильды.

Хорошо, основа - костер,  - решили они.  "Костер...  моя последняя лю-
бовь" - хорошо: Эрос и Танатос в финальном очищении взрыва пламени.

Когда они высказывали свою оценку,  в центр зала вышли маленький суту-
лый мужчина и его похожая на птицу и по - птичьи идущая жена.

- Элоиза и Абеляр, - объявил мужчина.

Вокруг почтительное молчание.

Высокий мускулистый  человек средних лет с блестящим от пота лицом по-
дошел к нему.

- Мой главный кастратор, - сказал Абеляр.

Крупный мужчина улыбнулся и поклонился.

- Ну, давайте начнем...

Хлопок - и упала тьма.



Глубоко закопанные, как мифологические черви, силовые линии, нефтепро-
воды и пневматические трубы тянутся через континент.  Перистальтикопо-
добно пульсирующие,  они глотают землю. Они несут масло и электричест-
во,  воду и уголь, посылки, тюки и письма. Все эти вещи, идя через них
под землей,  извергаются в местах назначения,  и машины,  работающие в
этих местах, принимают их.

Они слепые, и уползают подальше от солнца; они не имеют вкуса и не пе-
реваривают землю;  они не имеют ни обоняния,  ни слуха, Земля - их ка-
менная тюрьма.  Они знают только то, к чему прикасаются, и прикоснове-
ние - это их постоянная функция.

Такова глубоко закопанная игрушка червя.



В новой школе Рендер поговорил со штатным психологом и осмотрел обору-
дование физического воспитания.  Он также осмотрел квартиры учащихся и
был удовлетворен.

Но сейчас,  когда он снова оставил Питера одного в учебном  заведении,
он чувствовал какое-то недовольство. И сам не знал, почему. Все, каза-
лось, было в полном порядке, как и в первое его посещение. Питер вроде
бы был в хорошем настроении. Даже в исключительно хорошем.

Рендер вернулся  в  свой  кар и выехал на шоссе - громадное дерево без
корней,  ветви которого покрывали два континента,  думал и  удивлялся,
что не находит ответа своему недовольству. Руки его лежали на коленях,
ландшафт прыгал вокруг него вверх и вниз,  потому что он ехал по  хол-
мам.

Рука снова поднялась к панели.

- Алло?

- Эйлин,  это Рендер. Я не мог позвонить вам раньше, но слышал, что вы
сделали трахеотомию в театре.

- Да. Я сделала доброе дело - я и острый нож. Откуда вы звоните?

- Из кара. Я только что отвез Питера в школу и теперь возвращаюсь.

- Да? Как он? Как его лодыжка?

- Отлично.  Мы тут слегка напугались на Рождество,  но  все  обошлось.
Расскажите, как это случилось в театре, если это вас не смущает.

- Разве врача смущает кровь?  - она тихо засмеялась.  - Так вот,  было
уже поздно, перед последним актом...

Рендер откинулся, закурил и с улыбкой слушал.

Местность снаружи стала гладкой равниной,  и кар катился по  ней,  как
кегельный шар, точно по канавке.

Он проехал мимо гуляющего человека.



Под проводами высокого напряжения и над захороненными кабелями он сно-
ва шел рядом с главной ветвью дороги - дерева,  шел сквозь заснеженный
воздух и радиопередачу.

Мимо неслись кары, и некоторые пассажиры видели его.

Руки он держал в карманах, голову опустил, потому что не смотрел ни на
что.  Воротник пальто был поднят,  и тающий небесный налог  -  снежные
хлопья - приклеивались к полям его шляпы.

Он был в галошах. Земля была мокрая и грязноватая.

Он с трудом тащился - случайный заряд в поле громадного генератора.



- ...обедаем вечером в К и С ?

- Почему бы и нет? - сказал Рендер.

- Скажем, в восемь?

- В восемь. Договорились.



Некоторые из них падают с неба, но большинство выбиваются из дорог...



Кары высадили  своих пассажиров на платформы в больших машинных ульях.
Возле киосков кольцевой линии подземки стояли на стоянках аэротакси.

Но люди шли в выставочный зал пешком.

Здание было восьмиугольное. Крыша напоминала перевернутую супницу. Во-
семь  нефункциональных треугольников из черного камня осуществляли де-
корацию каждого угла снаружи.

Супница была избирательным фильтром. Сейчас она высосала всю голубизну
серого вечера и слабо светилась,  белая,  белее выпавшего вчера снега.
Внутри потолок был безоблачным летним днем, но без солнца.

Люди шли под этим небом среди экспонатов, как темный поток среди скал.

Они двигались волнами и редкими водоворотами.  Они  клубились,  сбива-
лись, журчали и бормотали. Иногда оживлялись...

Они ровно выливались из припаркованных машин за голубым горизонтом.

Закончив обход, они возвращались к выходу во внешнюю часть.

Во внешней части была выставка,  организованная ВВС.  Она работала две
недели по двадцать четыре часа в сутки  и  привлекала  посетителей  со
всего мира.

Это была выставка достижений Человека в космосе.

Руководителем выставки  был  двухзвездный  генерал со штатом из дюжины
полковников, восемнадцати лейтенант-полковников, многих майоров, капи-
танов и бесчисленных лейтенантов.  Генерала даже никто не видел, кроме
полковников и работников "Выставки,  Инк." Компании  "Выставки,  Инк."
принадлежал выставочный зал рядом с космопортом,  и она устраивала все
как надо для тех, кто снимал зал.

Как входишь в Холл Поганок,  как его кто-то окрестил, сразу же направо
идет Галерея.

В Галерее были фото во всю стену, так что посетитель почти мог войти в
них, потеряться в громадных стройных горах за Лунной Базой III, выгля-
девших так, словно они качаются от ветра, только никакого ветра там не
было;  войти в купол - пузырь подводного города; провести рукой по хо-
лодным частям наблюдательного мозга и почувствовать, как в нем щелкают
быстрые мысли;  войти в грубую пустыню под зеленоватым  небом,  обойти
высокие стены Портового комплекса - монолитные, сероголубые, построен-
ные на бог весть каких развалинах, войти в крепость, где в марсианском
складе люди двигались как призраки, ощутить текстуру гласситовых стен,
которые произвели сенсацию во всем  мире;  пройти  акр  меркурианского
ада,  посмотреть на цвета - пылающий желтый, серо - коричневый и оран-
жевый, и, наконец, затеряться в Большом Ледяном Боксе, где ледяной ги-
гант сражается с огненным существом, и где каждое отделение запечатано
и отделено, как в подводной лодке или транспортной ракете, и по тем же
причинам;  или пройтись, заложив руки в карманы, посчитать цветные по-
лосы на стенах,  похожих на опалы, увидеть солнце как сверкающую звез-
ду,  поежиться,  выпустить  пары и признать,  что все эти места крайне
удивительны, и фото тоже хороши.

После Галереи шли гравитационные комнаты,  где человек  поднимался  по
лестнице, пахнувшей свежеспиленным деревом. Наверху он мог выбрать лю-
бую гравитацию:  лунную, марсианскую, меркурианскую - и спускаться об-
ратно  на  уменьшенной воздушной подушке,  вроде лифта,  познав на миг
ощущение переноса личного веса на выбранный мир. Платформа опустилась,
посадка приглушена... будто упал в сено или в перину.

Дальше идут  латунные перила по пояс вышиной.  Они идут вокруг Фонтана
Миров. Наклонись и смотри...

Вычерпанные из света бездонные озера мрака...

Это планетарий.

Миры в нем качаются на магнитных силовых линиях.  Они двигаются вокруг
горящего лучистого шара - солнца. Расстояние от одного до другого сни-
жено, и они холодно и бледно сияют во мраке; Земля - изумруд и бирюза;
Венера  - молочный янтарь;  Марс - оражевый шербет;  Меркурий - масло;
Нептун - свежеиспеченный хлеб.

В Фонтане Миров висели пища и богатство. Жаждущие и вожделеющие накло-
нялись  над  латунными  перилами и смотрели.  Это вызывало болезненные
мечты.

Другие бросали взгляд и проходили мимо,  чтобы  увидеть  реконструкцию
декомпрессионной комнаты на Лунной базе I в натуральную величину,  или
услышать представителя промышленности, сообщающего малоизвестные факты
насчет конструкций пресс-шлюзов и энергии воздушного насоса. Можно бы-
ло также проехаться через холл в горах на подвесной монорельсовой  до-
роге,  или посмотреть двадцатиминутный фильм.  Можно было подняться на
свжеобрушенную стену-утес в скейлботах и орудовать захватами-клешнями,
какими пользуются во внеземных горных разработках.

Но алчные оставались на одном месте. Они стояли дольше, смеялись мень-
ше. Они были частью потока, образующего заводи...



- Думаешь направиться когда-нибудь?

Мальчик повернул голову,  двинувшись на костылях, и посмотрел на обра-
тившегося  к нему лейтенант-полковника.  Офицер был высокого роста,  с
загорелыми руками и лицом, с темными глазами; маленькие усики и тонкая
коричневая  дымящаяся  трубка больше всего бросались в глаза после его
свежей, хорошо сшитой униформы.

- Почему? - спросил мальчик.

- Ты как раз в том возрасте, когда планируют будущее. Карьеру надо на-
нести  на карту заранее.  В тринадцать лет человек может промахнуться,
если он не думает вперед.

- Я читаю литературу...

- Без сомнения. В твоем возрасте все читают. Но сейчас ты видишь моде-
ли и думаешь,  что это модели настоящего. Но между ними большая разни-
ца, громадная. Ты не поймешь этого ощущения, лишь читая буклеты.

Наверху прошуршал монорельсовый кар. Офицер показал на него трубкой.

- Даже это не та вещь,  что едет над Большим Ледяным Каньоном, - заме-
тил он.

- Тогда это недостаток тех, кто пишет буклеты, - сказал мальчик. - Лю-
бой человеческий опыт должен быть описан и интерпретирован  достаточно
хорошим писателем.

Офицер искоса взглянул на него.

- Повтори-ка это еще раз, сынок.

- Я  сказал,  что если ваши буклеты не говорят того,  что вы хотите от
них, то это не вина материала.

- Сколько тебе лет?

- Десять.

- Ты чертовски умен для своего возраста.

Мальчик пожал плечами, поднял костыль и показал им в направлении Гале-
реи.

- Хороший  художник  мог бы сделать вам в пятьдесят раз лучшую работу,
чем эти большие глянцевые фото.

- Это очень хорошие фото.

- Конечно,  хорошие.  Отличные. И, вероятно, дорогие. Но любая из этих
сцен у настоящего художника была бы бесценной.

- Пока что здесь нет места художникам. Сначала идут землекопы, а куль-
тура потом.

- А почему бы не сделать наоборот?  Набрать нескольких  художников,  а
они помогут вам найти кучу землекопов.

- Хм,  - сказал офицер,  - интересная точка зрения. Не прогуляешься ли
со мной немного? Посмотришь еще кое-какие достопримечательности.

- Что ж, - сказал мальчик, - почему бы и нет? Правда, прогуляться - не
совсем подходящее слово...

Он качнулся на костылях,  поравнялся с офицером, и они пошли мимо экс-
понатов.

Скейлботы ползли по стене, клешни цеплялись.

- Дизайн этих вещей основан на структуре ног скорпиона?

- Да,  - ответил офицер.  - Один блестящий инженер украл этот  трюк  у
Природы. Именно такого сорта мозги мы и стремимся привлечь.

Мальчик кивнул.

- Я жил в Кливленде.  Там в низовьях реки пользовались штукой под наз-
ванием Холан-конвейер для разгрузки судов с рудой.  Эта вещь  основана
на принципе ноги кузнечика.  Какой-то смышленый молодой человек с моз-
гом,  какой вы хотите привлечь,  лежал однажды во дворе,  обрывал ноги
кузнечикам,  и вдруг его осенило: "Эй, - сказал он, - это может приго-
диться".  Он разодрал еще несколько кузнечиков, и родился Холан-конве-
йер.  Как вы сказали,  он украл трюк, который Природа потратила на су-
ществ, всего лишь скачущих по полям да сжевывающих табак. Мой отец од-
нажды  взял  меня  в  путешествие по реке,  и я увидел эти конвейеры в
действии.  Это громадные металлические ноги с зазубренными концами,  и
они производят самый ужасно неземной шум,  какой я когда-либо слышал -
словно призраки всех замученных кузнечиков.  Боюсь,  что у меня не тот
сорт мозга, какой вы хотели бы привлечь.

- Ну, - сказал офицер, - похоже, что у тебя мозг иного рода.

- Какого иного?

- Такого,  о котором ты говорил: тот, что будет видеть и интерпретиро-
вать, и сможет сказать людям здесь, дома, на что это похоже там.

- Вы взяли бы меня как хроникера?

- Нет,  мы взяли бы тебя для другого. Но это не должно было бы остано-
вить тебя. Сколько люде