тут случилось
черт знает что.  Поднимитесь сюда. К тому времени, как вы придете, тут
все придет в порядок...

- О'кей, если вы считаете, что это можно. Только я на минутку. Я иду в
другое место.

- Понятно.  - Он выключил связь. - Останься здесь и прими ее, Джил. Мы
вернемся через несколько минут.

- А что делать с мехом? И с софой?

- Успеется. Не переживай. Пошли, Пит.

Он вывел  сына  в коридор.  Они вошли в лифт и направили его на шестой
этаж.  На пути вниз,  они встретили другой лифт, поднимавший Бинни на-
верх.

- Питер, почему ты ведешь себя, как сопливый подросток?

Пит вытаращил глаза.

- Видишь ли,  я скороспелый, а что касается сопливости... - он высмор-
кался.

Рендер вздохнул.

- Поговорим позднее.

Дверь открылась.

Квартира д-ра Хейделла находилась в конце коридора.  Большая  гирлянда
из  вечнозеленых растений и сосновых шишек висела над дверью,  окружая
дверной молоток. Рендер поднял молоток и постучал.

Изнутри доносились слабые звуки рождественской  музыки.  Через  минуту
дверь  открылась.  Перед  ними  стоял д-р Хейделл,  глядя на них из-за
толстых очков.

- Добро пожаловать,  певцы гимнов!  - проговорил он низким голосом.  -
Входите, Чарльз и...

- Мой сын Питер, - сказал Рендер.

- Рад встретиться с тобой, Питер. Входи и присоединяйся к празднеству.
- Он распахнул дверь и посторонился.

Они вошли в праздничный взрыв, и Рендер объяснил:

- У нас маленькое несчастье.  Питер недавно сломал лодыжку, а вот сей-
час опять упал на нее.  Я хотел бы воспользоваться вашим рентгеновским
аппаратом, чтобы проверить ногу.

- Конечно,  пожалуйста,  - сказал маленький доктор.  - Пройдите  сюда.
Очень грустно слышать об этом.

Он провел  их через гостиную,  где в разных местах сидели семь или во-
семь человек.

- Счастливого Рождества!

- Привет, Чарли!

- Счастливого Рождества, док!

- Как идет промывка мозгов?

Рендер автоматически поднял руку и помахал в четырех разных  направле-
ниях.

Это Чарльз Рендер,  нейросоучастник, - объяснил Хейделл остальным, - и
его сын Питер. Мы вернемся через несколько минут. Им нужна моя лабора-
тория.

Они вышли  из комнаты,  сделали два шага по вестибюлю.  Хейделл открыл
дверь в свою изолированную лабораторию.  Лаборатория стоила ему  много
времени  и средств.  Потребовалось согласие местных строительных влас-
тей,  подписей больше чем для целого госпиталя,  согласие  квартирного
хозяйства,  которое в свою очередь упирало на письменное согласие всех
других жильцов.  Как понял Рендер,  для некоторых жильцов  требовалось
экономическое уговаривание.

Они вошли  в лабораторию,  и Хейделл пустил в ход свою аппаратуру.  Он
сделал нужные снимки, быстро проявил их и высушил.

- Хорошо, - сказал он, изучив снимки. - Никакого повреждения и перелом
прекрасно заживает.

Рендер улыбнулся и заметил,  что руки его дрожат.  Хейделл хлопнул его
по плечу.

- Итак, возвращаемся и пробуем наш пунш.

- Спасибо,  Хейделл.  Попробую.  - Он всегда звал Хейделла по фамилии,
потому что они оба были Чарльзами.

Они выключили оборудование и вышли из лаборатории.

Вернувшись в  гостиную,  Рендер пожал несколько рук и сел с Питером на
софу.

Он потягивал пунш, а один из мужчин, с которым он только сейчас встре-
тился, - д-р Минтон - начал разговаривать с ним.

- Вы Творец, да?

- Да.

- Меня всегда интересовала эта область.  На прошлой неделе в госпитале
мы как раз разговаривали об отказе от этого.

- Вот как?

- Наш постоянный психиатр заявил, что нейротерапия не более и не менее
успешна, чем обычный терапевтический курс.

- Я вряд ли поставил бы его судьей, особенно, если вы говорите о Майке
Майсмере, а я думаю, вы говорите именно о нем.

Д-р Минтон развел руками.

- Он сказал, что собрал цифры.

- Изменение пациента в нейротерапии это качественное изменение.  Я  не
знаю,  что ваш психиатр подразумевал под "успешным". Результаты успеш-
ны,  если вы ликвидируете проблему пациента.  Для этого есть различные
пути, их так много, как и врачей, но нейротерапия качественно выше не-
которых, вроде психоанализа, потому что она производит умеренные орга-
нические  изменения.  Она действует непосредственно на нервную систему
под патиной реальности и стимулирует центростремительные импульсы. Она
вызывает  желаемое состояние самосознания и направляет неврологическое
основание для поддержки этого состояния.  Психоанализ же и  смежные  с
ним  области  чисто функциональны.  Проблема менее склонна к рецидиву,
если она упорядочена нейротерапией.

- Тогда почему вы не пользуетесь ей для лечения психотиков?

- Раза два это делалось. Но вообще-то это слишком рискованное дело. Не
забывайте,  что "соучастие" - ключевое слово. Участвуют два мозга, две
нервные системы. Это может обернуться в свою противоположность - анти-
терапию,  если схема отклонения слишком сильна для контроля оператора.
Его состояние самосознания может ухудшиться,  его неврологический фун-
дамент измениться.  Он сам станет психотиком,  страдающим органическим
повреждением мозга.

- Наверное,  есть какая-то возможность  выключить  обратную  связь?  -
спросил Минтон.

- Пока нет.  Этого нельзя сделать,  не пожертвовав некоторой эффектив-
ностью оператора. Как раз сейчас над этим работают в Вене, но до реше-
ния еще очень далеко.

- Если вы найдете решение,  то, вероятно, сможете зайти в более значи-
тельные области душевных болезней, - сказал Минтон.

Рендер допил свой пунш.  Ему не понравилось подчеркнутое слово "значи-
тельные".

- А пока,  - сказал он после паузы, - мы лечим то, что можем, и лучшим
способом, какой знаем, а нейротерапия - лучшее из того, что мы знаем.

- Кое-кто утверждает,  что вы в действительности не лечите неврозы,  а
угождаете  им - удовлетворяете пациентов,  давая им маленькие миры,  в
которых их собственные неврозы свободны от реальности,  миры,  где они
командуют как помощники Бога.

- Не тот случай, - сказал Рендер. - То, что случается в этих маленьких
мирах, не обязательно приятно пациенту. И он почти ничем не командует;
командует  Творец - или,  как вы сказали,  Бог.  Вы познаете радость и
познаете боль.  В основном в этих случаях больше боли,  чем радости. -
Он закурил и получил вторую чашу пунша. - Так что я не считаю эту кри-
тику ценной, - закончил он.

- А она широко распространяется.

Рендер пожал плечами.

Он прослушал рождественский гимн и встал.

- Большущее спасибо, Хейделл, - сказал он, - мне пора.

- Что вы торопитесь? - спросил Хейделл. - Оставайтесь подольше.

- Рад бы, но у меня наверху люди, так что я должен вернуться.

- Да? Много?

- Двое.

- Давайте их сюда.  Я тут устроил буфет, и всего более чем достаточно.
Накормлю и напою их.

- Идет, - сказал Рендер.

- Ну и прекрасно. Почему бы вам не позвонить им отсюда?

Рендер так и сделал.

- Лодыжка Питера в порядке, - сообщил он.

- Замечательно. А как насчет моего манто? - спросила Джил.

- Забудь пока о нам, я займусь им позднее.

- Я попробовала теплой водой, но оно все еще розоватое...

- Положи  его  обратно  в коробку и больше не морочь мне голову!  Я же
сказал, что займусь им.

- Ладно,  ладно. Мы через минуту спустимся. Бинни принесла подарок для
Питера и кое-что для тебя. Она собирается к сестре, но сказала, что не
спешит.

- Прекрасно. Тащи ее вниз. Она знает Хейделла.

- Отлично. - Она выключила связь.



Канун Рождества.

В противоположность Новому Году:

Это скорее личное время,  чем общественное;  время сосредоточиться  на
себе и семье, а не на обществе; это время многих вещей: время получать
и время терять;  время хранить и время выбрасывать;  время насаждать и
время вырывать посаженное...

Они ели в буфете. Большинство пило горячий ренрико с корицей и гвозди-
кой,  фруктовый коктейль и пахнущий имбирем пунш. Разговаривали об ис-
кусственных легких,  о компьютерной диагностике, о бесценных свойствах
пенициллина.  Питер сидел,  сложив руки на коленях, слушал и наблюдал.
Его костыли лежали у ног. Комната была полна музыки.

Джил тоже сидела и слушала.

Когда говорил Рендер,  слушали все.  Бинни улыбалась, взяв еще стакан-
чик. Рендер говорил как диктор и с иезуитской логикой. Ее босс - чело-
век известный. А кто знает Минтона? Только другие врачи. Творцы знаме-
ниты,  а она секретарша Творца.  О Творцах знает всякий.  Подумаешь  -
быть специалистом по сердцу или по костям, анестезиологом или по внут-
ренним болезням! А ее босс был мерилом славы. Девушки вечно спрашивали
ее о нем, о его магической машине...

"Электронный Свенгали",  так назвал их "Тайм", и Рендеру было отведено
три столбца - на два больше,  чем другим (не считая Бартельметца,  ко-
нечно).

Музыка сменилась  легкой  классической,  балетом.  Бинни почувствовала
ностальгию,  ей вновь хотелось танцевать,  как она танцевала в  давние
времена.  Время  года,  компания вкупе с музыкой,  пуншем и декорацией
заставили ее ноги медленно притоптывать,  а мозг  -  вспоминать  свет,
сцену, полную цвета и движения, и себя. Она прислушалась к разговору.

- ...если вы можете передавать им и воспринимать их,  значит, можете и
записывать? - спрашивал Минтон.

- Да, - ответил Рендер.

- Я вот что подумал:  почему не напишут больше об этих ангельских  ве-
щах?

- Лет через пять - десять,  а может и раньше - напишут.  Но сейчас ис-
пользование прямой записи ограничено - только  для  квалифицированного
персонала.

- Почему?

- Видите ли... - Рендер сделал паузу, чтобы закурить, - если быть пол-
ностью откровенным, то вся эта область под контролем, пока мы не узна-
ем  о ней побольше.  Если это дело широко обнародовать,  его могут ис-
пользовать в коммерческих целях...  и,  возможно,  с катастрофическими
последствиями.

- Что вы имеете в виду?

- Я имею в виду, что мог бы взять вполне стабильную личность и постро-
ить в ее мозгу любой вид сна,  какой вы могли бы назвать,  и множество
таких,  что вы назвать не сможете - сон с градацией от насилия и секса
до садизма и извращений,  сон о заговоре с полным участием истории или
ограниченный самим безумием; сон о немедленном выполнении любого жела-
ния.  Я даже мог ввести визуальное искусство,  от  экспрессионизма  до
сюрреализма,  если хотите.  Сон о насилии в кубистической постановке -
нравится? Прекрасно. Можете даже стать лошадью Герники. Я мог бы запи-
сать все это и проиграть вам или кому угодно множество раз.

- Вы Бог!

- Да, Бог. Я мог бы сделать Богом и вас тоже, если бы вы захотели, мог
бы сделать вас Создателем и оставить вас на полные семь дней. Я управ-
ляю чувством времени, внутренними часами и могу растянуть реальную ми-
нуту в субъективные часы.

- Рано или поздно такие вещи произойдут, не так ли?

- Да.

- И каковы будут результаты?

- Никто не знает.

- Босс, - тихо сказала Бинни, - вы могли бы снова вернуть к жизни вос-
поминания?  Могли  бы воскресить что-то из прошлого и дать ему жизнь в
мозгу человека, и чтобы все это было бы реальным?

Рендер прикусил губу и как-то странно поглядел на нее.

- Да,  - сказал он после долгой паузы,  - но это не было бы добрым де-
лом.  Это  поощряло бы жизнь в прошлом,  которое теперь не существует.
Это нанесло бы ущерб умственному здоровью.  Это регресс, атавизм, нев-
ротический уход в прошлое.

Комната наполнилась звуками "Лебединого озера".

- И все-таки, - сказала Бинни, - я хотела бы снова стать лебедем.

Она медленно  встала  и  сделала несколько неуклюжих па - отяжелевший,
подвыпивший лебедь в красновато-коричневой одежде. Затем она покрасне-
ла и поспешно села, но засмеялась, и все засмеялись с ней.

- А куда вы хотели бы вернуться? - спросил Минтон Хейделла.

Маленький доктор улыбнулся.

- В один летний уикэнд моего третьего года в медицинской школе, - ска-
зал он.  - Да,  я истрепал бы эту ленту за неделю.  А как насчет тебя,
сынок? - спросил он Питера.

- Я слишком мал,  чтобы иметь какие-то хорошие воспоминания, - ответил
Пит. - А вы, Джил?

- Не знаю...  Я думаю,  я хотела бы снова стать маленькой девочкой,  и
чтобы  папа - я имею в виду моего отца - читал мне воскресными зимними
вечерами. - Она взглянула на Рендера. - А ты, Чарли? Если бы ты не был
в данный момент профессионалом, в каком времени ты хотел бы быть?

- В этом самом,  - с улыбкой ответил он. - Я счастлив как раз там, где
я есть, в настоящем, которому принадлежу.

- Ты и в самом деле счастлив?

- Да, - сказал он и взял еще бокал пунша. - Я и в самом деле счастлив.
- Он засмеялся.

Позади него послышалось тихое посапывание. Бинни задремала.

А музыка  кружилась  и кружилась,  и Джил смотрела на Рендеров - то на
отца,  то на сына.  Лодыжка Питера снова была в гипсе.  Сейчас мальчик
зевал. Она смотрела на него. Кем он будет через десять-пятнадцать лет?
Вспыхнувшим гением?  Мастером какой-нибудь еще неисследованной величи-
ны? Она смотрела на Питера, а он следил за отцом.

- ...но это могло быть подлинной формой искусства, - говорил Минтон, -
и я не понимаю чего ради цензура...

Она посмотрела на Рендера.

- Человек не имеет права быть безумным,  - сказал Рендер,  -  и  никто
больше него не имеет права на самоубийство...

Она коснулась его руки.  Он вздрогнул,  как бы проснувшись, и отдернул
руку.

- Я устала, - сказала она. - Ты не отвезешь меня домой.

- Чуть позже, - ответил он. - Дай Бинни еще немножко подремать. - И он
снова повернулся к Минтону.

Питер повернулся к Джил и улыбнулся.

Она внезапно  почувствовала,  что и в самом деле очень устала.  А ведь
раньше она очень любила Рождество.

Бинни продолжала похрапывать;  время от времени слабая улыбка мелькала
на ее лице. Видимо, она танцевала.



Где-то человек по имени Пьер кричал,  вероятно,  потому, что он больше
не был человеком по имени Пьер.



Я? Я жизненный,  как говорит ваш еженедельник Тайм. Подхожу к удару по
морде, Чарли. Нет, не по ТВОЕЙ морде! По моей! Понятно? Вот так. Такое
выражение всегда приходит к человеку,  когда он смотрит на  заголовок,
уже прочтя статью от начала до конца.  Но тогда уже поздно. Да, конеч-
но, они желают добра, но ведь понятно...

Пришли мальчика с кувшином воды и тазиком,  ладно?  "Смерть Биту", как
это называют. Говорят, что человек может работать с тем же битом много
лет,  обходя кругом обширную и сложную социологическую структуру,  из-
вестную  как  "контур",  и  роняя этот бит в новые девственные уши при
всяком удобном случае.  О, живущая смерть! Когда-то мировые телекомму-
никации  толкали это инвалидное кресло по склону бесчисленных выборов.
Теперь оно прыгает по камням Лимбо.  Мы входим в новую,  счастливую  и
энергичную эру... Так вот, все твои люди отправились в Хельсинки и Ти-
ерра дель Фуэго,  скажи,  слышал ли ты такую штуку: речь идет об одном
старинном комике, которого называли "бит". Однажды вечером он участво-
вал в радиопостановке и, по своему обыкновению, выдал бит. Хороший был
бит, солидный и к месту, полный смысла, равновесия и антитезиса. К со-
жалению,  после этого он лишился работы,  потому что этот бит дошел до
каждого.  В отчаянии он взобрался на перила моста и уже собирался бро-
ситься вниз,  как его остановил голос: "Не бросайся вниз, в темный те-
кучий символ смерти и слезай с перил". Обернувшись, он увидел странное
создание, к слову сказать, безобразное, все в белом, смотревшее на не-
го и улыбавшееся беззубым ртом. "Кто ты, странное улыбающееся создание
в белом?" - спросил он. "Я Ангел Света", - ответило создание. "Я приш-
ла,  чтобы остановить тебя от самоубийства". Он покачал головой. "Увы,
сказал он,  - я должен покончить с собой, потому что мой бит полностью
устарел". Она подняла руку и сказала: " Не отчаивайся, мы, Ангелы Све-
та,  способны творить чудеса. Я могу дать битов втрое больше того, чем
может  быть использовано за короткий слабый виток существования смерт-
ных".  "Тогда,  умоляю, скажи, что я должен сделать для этого". "Спать
со мной",  - ответила она.  "Но в этом что-то неправильное,  неангель-
ское".  "Ничуть, - возразила Ангел, - почитай внимательно Старый Завет
и узнаешь об ангельских отношениях". "Ладно", согласился он, и они уш-
ли. Он сделал свой бит, несмотря на тот факт, что она едва ли была са-
мой привлекательной из Дочерей Света

. На следующее утро он встал и закричал: "Проснись! Проснись! Пора уже
отдать мне вечный запас битов".  "Давно ли ты занимаешься  битами?"  -
спросила она. "Тридцать лет". "А сколько лет тебе?". "Сорок пять". "Не
многовато ли, чтобы верить в Ангелов Света?" - засмеялась она. Он ушел
и, конечно, сделал еще бит. А теперь дай мне немного спокойной музыки.
Вот хорошо.  Вообще-то она заставляет морщиться,  и знаешь почему? Где
ты в наше время слышишь спокойную музыку?  В кабинете дантиста, в бан-
ке,  в магазине и тому подобных местах,  где всегда  приходится  долго
ждать обслуживания.  Ты слышишь успокаивающую музыку,  когда подверга-
ешься всевозможным массивным травмам.  И что в результате? Успокаиваю-
щая музыка становится самой беспокоящей вещью в мире. И она всегда вы-
зывает у меня голод,  потому что ее играют в тех ресторанах,  где мед-
ленно обслуживают.  Ты ждешь еды,  а тебе играют эту проклятую музыку.
Да... Ну, где мальчик с кувшином и тазиком? Я хочу вымыть руки...

Ты слышал насчет пилота, который был на Центавре? Он обнаружил там ра-
су гуманоидов и стал изучать их обычаи,  нравы, табу. Наконец, он кос-
нулся воспроизводства.  Изящная молодая девица взяла его за руку и от-
вела на завод,  где собирали центаврийцев. Да, именно собирали - торсы
шли по конвейеру,  к ним привинчивали суставы, в черепа бросали мозги,
внутрь тела заталкивали органы, приделывали к пальцам ногти и т. д. Он
выразил изумление,  и она спросила:  "Почему? А как это делают на Зем-
ле?" Он взял ее за нежную ручку и сказал: "Пойдем за холмы, и я проде-
монстрирую".  Во время демонстрации она вдруг истерически  захохотала.
"В чем дело?  - спросил он. - Почему ты смеешься?". "Потому что, - от-
ветила она,  - таким способом мы делаем кары"... Выключи меня, Бэби, и
продай немного зубной пасты!



"...Эй! Это я, Орфей, должен быть разорванным на куски такими, как вы!
Но в одном смысле это,  пожалуй, подходяще. Что ж, приходите, корибан-
ты, и творите свою волю над певцом!

Темнота. Вопль.

Тишина.

Аплодисменты!



Она всегда приходила рано и входила одна;  и всегда садилась на одно и
то же место.  Она сидела в десятом ряду в правом крыле, и единственной
досадой  для нее были антракты:  она не могла знать,  когда кто-нибудь
захочет пройти мимо нее.

Она приходила рано и оставалась до тех пор, пока театр не погружался в
тишину.

Она любила  звук  культурного голоса,  поэтому предпочитала британских
актеров американским.

Она любила музыкальные спектакли не потому, что очень любила музыку, а
потому что ей нравилось чувство волнения в голосах. Поэтому же ей нра-
вились стихотворные пьесы.

Ее вдохновляли древнегреческие пьесы,  но она терпеть не  могла  "Царя
Эдипа".

Она надевала  подкрашенные  очки,  но  не темные.  И никогда не носила
трость.

Однажды вечером,  когда должен был подняться занавес  перед  последним
актом, темноту прорезало световое пятно. В него шагнул мужчина и спро-
сил:

- Есть ли в зале врач?

Никто не отозвался.

- Это очень важно,  - продолжал он.  - Если здесь есть доктор,  просим
немедленно пройти в служебный кабинет в главном фойе.

Он оглядывался вокруг, но никто не шевельнулся.

- Благодарю, - сказал он и ушел со сцены.

Затем поднялся занавес, и снова возникли движение и голоса.

Она подождала, прислушиваясь. Затем встала и двинулась вверх по крылу,
ощупывая стену пальцами. Выйдя в фойе, она остановилась.

- Могу я помочь вам, мисс?

- Да, я ищу служебный кабинет.

- Вот он, слева от вас.

Она повернулась и пошла влево,  слегка вытянув вперед руку. Коснувшись
стены, она вела по ней рукой, пока не нащупала дверь. Тогда она посту-
чала.

- Да? - дверь открылас