идимо, это роботы. ког-
да он снова взглянул на них, черный робот оттолкнул от себя серебряно-
го футов на десять и повернулся к нему спиной.

Звука столкновений металла не было.

"Интересно, сколько стоит такая система?" - подумал Рендер.

- Чарли, не было никакого звука! Как они это делают?

Свет снова стал желтым, потом красным, синим, зеленым. Белый робот от-
полз  назад,  а  черный крутил шарнир своего запястья кругом и кругом,
держа в пальцах зажженную сигарету. Раздался хохот, когда он машиналь-
но прижал ее к своему гладкому безротому лицу. Серебряный робот атако-
вал черного. Черный бросил сигарету и снова повернулся к партнеру. Не-
ужели он снова оттолкнет серебряного? Нет...

Медленно, как длинноногие восточные птицы, они снова начали свой танец
со множеством поворотов.

Что-то в глубине Рендера забавлялось, но он сам не мог понять, что тут
забавного. Поэтому он стал смотреть на Кракена на дне стакана.

Джил вцепилась в его бицепс,  привлекая его внимание к площадке.  Пока
световое пятно терзало спектр,  черный робот поднял серебряного высоко
над головой и закружился с ним, выгнув спину и сложив ноги ножницами -
сначала медленно, а потом быстрее и быстрее. Затем он завертелся с не-
вероятной скоростью, и полосы спектра вращались все быстрее.

Рендер потряс головой, чтобы прояснить ее.

Они двигались так быстро, что просто ДОЛЖНЫ были упасть - люди они или
роботы.  Но они не упали. Они слились в одну серую фигуру. Затем стали
замедлять вращение. Все медленнее, медленнее... Остановились.

Музыка смолкла. Затем темнота, наполненная аплодисментами.

Когда свет загорелся снова, оба робота стояли как статуи, лицом к пуб-
лике. Затем медленно, очень медленно поклонились.

Аплодисменты усилились. Роботы повернулись и ушли.

Снова зазвучала музыка,  свет стал ярким. Поднялся шум голосов. Рендер
убил Кракена.

- Что ты об этом думаешь? - спросила Джил.

Рендер сделал серьезное лицо и сказал:

- Кто я - человек,  воображающий себя роботом, или робот, воображающий
себя человеком? - Он ухмыльнулся и добавил: - Не знаю.

Она шутя стукнула ее за это по плечу, и он заметил ей, что она пьяна.

- Нет, - протестовала она. - Разве чуточку. Не так, как ты.

- Все же,  я думаю,  тебе нужно показаться врачу. Например, мне. Лучше
сейчас. Давай уедем отсюда.

- Не сейчас,  Чарли.  Мне хочется посмотреть на них еще раз. Ну, пожа-
луйста.

- Если я еще выпью, я не буду способен видеть их.

- Тогда закажи чашку кофе.

- Фу!

- Ну, пива.

- Я и без этого буду страдать.

На площадке народ начал танцевать,  но ноги Рендера как свинцом  нали-
лись. Он закурил.

- Итак, ты сегодня разговаривал с собакой?

- Да. Это как-то смущает...

- Она хорошенькая?

- Это кобель. И безобразный.

- Дурачок, я имею в виду хозяйку.

- Ты знаешь, что я никогда не говорю о делах, Джил.

- Но ты же сам сказал мне насчет ее слепоты и насчет собаки.  Я только
хочу знать, хорошенькая она или нет.

- Ну... и да и нет. - Он сделал неопределенный жест. - Знаешь...

- Повторить то же самое,  - сказала она официанту, внезапно возникшему
из смежного озера тьмы; он поклонился и столь же быстро исчез.

- Пропадают мои добрые намерения,  - вздохнул Рендер. - Посмотрим, как
тебя будет обследовать пьяный дурак - вот и все, что я могу сказать.

- Ты быстро протрезвеешь. Ты всегда так. Гиппократ и все такое.

Он фыркнул и посмотрел на часы.

- Завтра я должен быть в Коннектикуте.  Взять Пита из  этой  проклятой
школы.

Джил вздохнула. Она уже устала от этой темы.

- Мне  кажется,  ты  слишком уж нянчишься с ним.  Любой парнишка может
сломать ногу.  Это часть роста. Мне было семь лет, когда я сломала за-
пястье.  Несчастный случай. И школа не виновата, что такие вещи случа-
ются.

- К дьяволу,  - сказал Рендер, беря свою темную выпивку с темного под-
носа,  принесенного темным человеком. - Если они не могут хорошо рабо-
тать, я найду тех, кто может.

Она пожала плечами.

- Ты босс.  А я знаю только то,  о чем читаю в газетах.  И ты все-таки
сидишь в Давосе, хотя знаешь, что в Сент-Морисе встретил бы лучшее об-
щество?

- Мы же собирались прокатиться,  верно?  Я предпочел прокатиться в Да-
вос.

- Значит, я не каждый вечер выигрываю?

Он погладил ее по руке.

- Со мной ты всегда в выигрыше, милочка.

Они выпили, закурили и держались за руки, пока люди расходились с тан-
цевальной площадки и снова тянулись к своим крохотным столикам, а цве-
та закружились,  окрашивая облака дыма от цвета ада до солнечного вос-
хода и обратно, и барабан ухнул: БОМ!

Ч_и_г_а - ч_и_г_а!

- О, Чарли, они опять идут сюда!



Небо было чистое, как кристалл. Дороги чистые. Снегопад прекратился.

Джил сонно дышала. С-7 выбирался через городские мосты. Если бы Рендер
сидел спокойно,  он убедил бы себя,  что пьяно только его тело, но как
только он поворачивал голову, мир вокруг начинал танцевать. И тогда он
воображал себя спящим и Творцом всего этого.

В какой-то миг это было правдой. Он улыбнулся, задремывая. Но в следу-
ющий миг он проснулся и уже не улыбался.

Вселенная взяла реванш над его самонадеянностью.  За один миг  триумфа
над беспомощностью,  которой он хотел помочь, он снова должен был зап-
латить видением дна озера;  и когда он опять двинулся к гибели на  дне
мира - как пловец, как неспособный говорить, он слышал откуда-то с вы-
соты над Землей вой Фенриса Волка,  готовящегося пожрать луну; и услы-
шав,  он понял,  что вой этот так же похож на трубный глас правосудия,
как дама рядом похожа на луну. В каждой малости. Во всех отношениях. И
его охватил страх.

.c.Глава 3;

Он был собакой.

Но не обычной собакой.

Он выехал за город сам по себе.

По виду крупная немецкая овчарка, если не считать головы - он сидел на
переднем сиденье,  смотрел в окно на другие кары и на все,  что  видел
вокруг.  Он  обгонял другие кары,  потому что ехал по высокоскоростной
полосе.

День был холодный,  на полях лежал снег;  деревья были в ледяных курт-
ках, и все птицы в небе и на земле казались удивительно черными.

Его голова  была больше,  чем у любой другой собаки,  исключая,  может
быть,  ирландского волкодава. Глаза темные, глубоко сидящие, а рот был
открыт, потому что пес смеялся. Он ехал дальше.

Наконец кар перешел на другую полосу, замедлил ход, перешел на крайнюю
правую и через некоторое время свернул и  проехал  несколько  миль  по
сельской дороге,  а затем свернул на тропинку и припарковался за дере-
вом.  Машина остановилась и дверца открылась.  Собака вышла и  закрыла
дверцу плечом. Увидя, что свет погас, пес повернулся и пошел через по-
ле к лесу.

Он осторожно поднимал лапы. Он осматривал свои следы.

Войдя в лес,  он несколько раз глубоко вздохнул,  встряхнулся,  залаял
странным, несобачьим лаем и пустился бегом.

Он бежал меж деревьев и скал, перепрыгивал через замерзшие лужи, узкие
овражки,  взбегал на холмы и сбегал по склону, проносился мимо застыв-
ших кустов в радужных пятнах, вдоль ледяного ложа ручья.

Он остановился, отдышался и понюхал воздух.

Он открыл пасть и засмеялся - он научился этому от людей.

Затем он глубоко вздохнул,  закинул голову и завыл - этому он от людей
не учился. Он даже не знал точно, где он научился этому.

Его вой прокатился по холмам, и эхо было подобно громкой ноте горна.

Его уши встали торчком, пока он прислушивался к этому звуку.

Затем он услышал ответный вой, похожий и не похожий на его вой. Совсем
похожего  не могло быть,  потому что его голос не был вполне собачьим.
Он прислушался, принюхался и снова завыл.

И снова пришел ответ, теперь уже ближе...

Он ждал, нюхая воздух, который нес сообщение.

К нему на холм поднималась собака,  сначала быстро,  потом перешла  на
шаг и, наконец, остановилась в сорока футах от него. Вислоухая крупная
дворняжка...

Он снова принюхался и тихо заворчал.  Дворняга оскалила зубы.  Он дви-
нулся к ней. Когда он был примерно в десяти футах, она залаяла.

Он остановился.  Собака стала осторожно обходить его кругом, нюхая ве-
тер. Наконец, он издал звук, удивительно похожий на "хелло". Дворняжка
заворчала. Он шагнул к ней.

- Хорошая собака, - сказал он.

Собака склонила голову набок.

- Хорошая собака, - повторил он, сделал еще шаг к ней, еще один и сел.
- Оч-чень хорошая собака.

Собака слегка вильнула хвостом. Он встал и подошел к ней. Она обнюхала
его.  Он ответил тем же. Она замахала хвостом, обежала его дважды, от-
кинула голову и лайнула. Потом двинулась по более широкому кругу, вре-
мя от времени опуская голову, а затем бросилась в лес.

Он понюхал землю,  где только что стояла собака, и побежал следом. Че-
рез несколько секунд он догнал ее, и они побежали рядом.

Из-под кустика выскочил кролик. Он догнал кролика и схватил его своими
громадными  челюстями.  Кролик отбивался но спина его хрустнула,  и он
затих.

Некоторое время он держал кролика, оглядываясь вокруг. Собака подбежа-
ла к нему, и он уронил кролика к ее ногам.

Собака посмотрела не него с надеждой.  Он ждал. Тогда она опустила го-
лову и разорвала маленький труп.  Кровь дымилась на холодном  воздухе.
Собака жевала и глотала, жевала и глотала. Наконец и он опустил голову
и оторвал кусок.  Мясо было горячее,  сырое и дикое. Собака отпрянула,
когда он схватил кусок, рычанье замерло в ее глотке.

Он был  не очень голоден,  поэтому бросил мясо и отошел.  Собака снова
наклонилась к еде.

Потом они еще несколько часов охотились вместе.  Он всегда превосходил
дворнягу в искусстве убивать, но всегда отдавал добычу ей.

Они вместе загнали семь кроликов. Последних двух не съели.

Дворняга села и посмотрела на него.

- Хорошая собака, - сказал он.

Она вильнула хвостом.

- Плохая собака, - сказал он.

Хвост перестал вилять.

- Очень плохая собака.

Она опустила  голову.  Он повернулся и пошел прочь.  Она пошла за ним,
поджав хвост.  Он остановился и оглянулся через плечо.  Собака  съежи-
лась.  Он несколько раз пролаял и завыл. Уши и хвост собаки поднялись.
Она подошла и снова обнюхала его.

- Хорошая собака, - сказал он.

Хвост завилял.

Он засмеялся.

- Ми-кро-це-фал, и-ди-от.

Хвост продолжал вилять.

Он снова засмеялся. Собака покружилась, положила голову между передних
лап и посмотрела на него.  Он оскалил зубы,  прыгнул к собаке и укусил
ее за плечо.

Собака взвизгнула и пустилась наутек.

- Дурак! - зарычал он. - Дурак!

Ответа не было. Он снова завыл; такого воя не издало бы ни одно земное
животное.  Затем  он  вернулся  к  кару,  открыл  носом дверцу и залез
внутрь.

Он нажал кнопку и машина завелась.  Он лапой набрал нужные координаты.
Кар  задом  выбрался из - за дерева и пошел по тропе к дороге,  быстро
выбрался на шоссе и исчез.



Где-то гулял человек.

В это холодное утро ему следовало бы надеть  пальто  потеплее,  но  он
предпочел легкое пальто с меховым воротником.

Заложив руки в карманы,  он шел вдоль охранного забора.  По ту сторону
забора ревели кары.

Он не поворачивал головы.

Он мог бы выбрать множество других мест, но выбрал это.

В это холодное утро он решил гулять.

Он не хотел думать ни о чем, кроме прогулки.

Кары неслись мимо, а он шел медленно, но ровно.

Он не видел никого, кто шел бы пешком.

Воротник его был поднят от ветра, но от холода не спасал.

Он шел,  а утро кусало его и дергало за одежду.  День поддержал его  в
своей бесконечной галерее картин, неподписанных и незамеченных.



Канун Рождества.

...В противоположность Новому Году:

Это время семейных сборищ, пылающих дров, время подарков, особых куша-
ний и напитков.

Это больше личное,  чем общественное время;  время сосредоточиться  на
себе и семье, а не на обществе; время замерзших окон, ангелов в звезд-
ной оболочке, горящих поленьев, плененной радуги и толстых Санта-Клау-
сов с двумя парами брюк - потому что самые маленькие,  садящиеся к ним
на колени, легко грешат; и время кафедральных окон, снежных бурь, рож-
дественских гимнов, колоколов, сцен с яслями, поздравлений от далеко и
не очень далеко живущих,  передач Диккенса по радио,  время  падуба  и
свеч,  пуанцетий  и  вечнозеленых растений,  снежных сугробов,  огней,
елок,  сосен, Библии и средневековой Англии, "О маленький город Вифле-
ем",  время рождения и обещания,  света и тьмы, ощущения до осознания,
осознания до свершения,  смены стражи года, время традиций, одиночест-
ва, симпатий, сочувствия, сентиментальности, песен, веры, надежды, ми-
лосердия,  любви, желания, стремления, страха, осуществления, реализа-
ции,  веры, надежды, смерти; время собирать камни и время разбрасывать
камни,  время обнимать,  получать и терять,  смеяться, танцевать, уми-
рать,  возвращаться,  молчать, говорить; время разрушать и время стро-
ить, время сажать и время вытаскивать посаженное...

Чарльз Рендер, Питер Рендер и Джил Де Вилл праздновали сочельник вмес-
те.

Квартира Рендера  помещалась  на  самом верху башни из стали и стекла.
Здесь царила определенная атмосфера постоянства. Ряды книг вдоль стен;
в  некоторых местах полки прерывались скульптурами;  примитивная живо-
пись в основных цветах занимала свободные  места.  Маленькие  зеркала,
вогнутые и выпуклые,  теперь обрамленные ветвями падуба, висели в раз-
ных местах.

На каминной доске лежали поздравительные открытки.  Горшечные растения
- два в гостиной, одно в кабинете и целый куст в спальне - были осыпа-
ны блестками и звездочками. Лилась музыка.

Пуншевая чаша была из драгоценного розового камня в ромбовидной  опра-
ве. Она стояла на низком кофейном столике грушевого дерева в окружении
бокалов, сверкающих в рассеянном свете.

Настало время развернуть рождественские подарки...

Джил развернула свой и закуталась в нечто похожее на  полотно  пилы  с
мягкими зубьями.

- Горностай! - воскликнула она. - Какой величественный! Какой прекрас-
ный! О, спасибо, дорогой Творец!

Рендер улыбнулся и выпустил кольца дыма.

Свет упал на мех.

- Снег, но теплый! Лед, но мягкий... - говорила Джил.

- Шкурки мертвых животных, - заметил Рендер, - высокая награда за доб-
лесть охотника.  Я охотился за ней для тебя, я исходил вдоль и поперек
всю землю.  Я пришел к самым красивым из белых животных и сказал: "От-
дайте мне ваши шкурки", и они отдали. Рендер могучий охотник.

- У меня есть кое-что для тебя, - сказала она.

- Да?

- Вот. Вот тебе подарок.

Он развернул обертку.

- Запонки, - сказал он. - Тотемические. Три лица одно над другим - зо-
лотые. Ид, эго и суперэго - так я назову их. Самое верхнее лицо наибо-
лее экзальтированное.

- А самое нижнее улыбается, - сказал Питер.

Рендер кивнул сыну.

- Я не уточнил,  какое самое верхнее, - сказал он мальчику. - А улыба-
ется оно потому, что имеет собственные радости, каких вульгарное стадо
никогда не поймет.

- Бодлер? - спросил Питер.

- Хм, - сказал Рендер. - Да, Бодлер.

- ...чертовски неудачно сказано.

- Обстоятельство, - сказал Рендер, - это дело времени и случая. Бодлер
на Рождество - дело чего-то старого и чего-то нового.

- Звучит, как свадьба, - сказал Питер.

Джил вспыхнула над своим снежным мехом, а Рендер как бы не заметил.

- Теперь твоя очередь открыть свои подарки, - сказал он сыну.

- Идет.  - Питер разорвал пакет. - Набор алхимика, - заметил он, - как
раз то,  что я всегда хотел - перегонный куб,  реторты, водяная баня и
запас жизненного эликсира. Мощно! Спасибо, мисс Де Вилл.

- Пожалуйста, называй меня Джил.

- Хорошо. Спасибо, Джил.

- Открой и второй.

- О'кей.  - Он сорвал белую бумагу с падубом и колокольчиками.  - Ска-
зочно!  Вторая  вещь,  которую я всегда хотел:  нечто заимствованное и
нечто голубое: семейный альбом в голубом переплете и копия отчета Рен-
дера  сенатскому  подкомитету  протоколов  о  социопатическом неумении
приспособиться к обстановке среди правительственных служащих.  А также
комплект трудов Лофтинга,  Грэхема и Толкиена. Спасибо, папа. Ох! Еще!
Таллис, Лорели, Моцарт и добрый старый Бах. Мою комнату наполнят прек-
расные звуки!  Спасибо,  спасибо вам.  Что я дам вам взамен?  Так, ме-
лочь... Как вам это? - Он протянул один пакет отцу, другой Джил.

Оба раскрыли свои пакеты.

- Шахматы. - Рендер.

- Пудреница с пудрой и румянами. Джил.

- Спасибо. - Рендер.

- Спасибо. - Джил.

- Не за что.

- Почему ты пришел с флейтой? - спросил Рендер.

- Чтобы вы послушали.

Питер собрал флейту и заиграл.

Он играл о Рождестве и святости, о вечере и пылающей звезде, о горячем
сердце и здравице, о пастухах, королях, о свете и о голосах ангелов.

Закончив, он разобрал флейту и убрал ее.

- Очень хорошо, - сказал Рендер.

- Да, хорошо, - сказала Джил. - Очень...

- Спасибо.

- Как школа? - спросила Джил.

- Хорошая, - ответил Питер.

- Много было беспокойства с переходом?

- Нет.

- Потому что я хороший ученик. Папа меня здорово учил, очень здорово.

- Но тут будут другие учителя...

Питер пожал плечами.

- Если знаешь учителя,  то знаешь только учителя.  А если знаешь пред-
мет, то и знаешь его. Я знаю много предметов.

- А ты знаешь что-нибудь об архитектуре? - спросила вдруг Джил.

- Что именно вы хотите знать? - спросил Питер с улыбкой.

- Раз ты задал такой вопрос, значит ты кое-что знаешь об архитектуре.

- Да, - согласился он. - Я недавно изучал ее.

- В сущности, я именно это и хотела узнать.

- Спасибо. Я рад, что вы думаете, что я кое-что знаю.

- А зачем ты изучал архитектуру?  Я уверена, что она не входит в учеб-
ный план.

- Нихиль хоминум... - он пожал плечами.

- О'кей, я просто поинтересовалась. - Она быстро взглянула на свою су-
мочку и достала сигареты. - И что ты о ней думаешь?

- Что можно думать об архитектуре?  Она как солнце:  большая,  яркая и
она тут. Вот примерно и все - если только вы не хотите получить что-то
конкретное.

Она снова покраснела.

- Я имею в виду - она тебе нравится?

- Инвариантно, если она старая, и издали, или, если новая, а я внутри,
когда снаружи холодно. Я утилитарен в целях физического удовольствия и
романтичен в том, что относится к чувствительности.

- Боже!  - сказала она и поглядела на Рендера.  - Чему ты учил  своего
сына?

- Всему, чему мог и насколько мог.

- Зачем?

- Не  хочу,  чтобы ему когда-нибудь наступил на ноги кто-то размером с
небоскреб, набитый фактами и современной физикой.

- Дурной тон - говорить о человеке,  как будто его тут нет,  -  сказал
Питер.

- Правильно, - сказал Рендер, - но хороший тон не всегда уместен.

- По-твоему, человек и извиняться не должен?

- Это каждый решает сам для себя, иначе это не имеет смысла.

- В таком случае, я решил, что не требую ни от кого извинения, но если
кто то желает извиниться, я приму это как джентльмен, в соответствии с
хорошим тоном.

Рендер встал и поглядел на сына.

- Питер... - начал он.

- Можно мне еще пунша? - спросила Джил. - Он очень вкусный.

Рендер потянулся к чаше.

- Я подам, - сказал Питер, взял чашу и встал, опираясь локтем на спин-
ку кресла.

Локоть соскользнул. Чаша упала на колени Джил. По белому меху побежала
полоса земляничного цвета.  Чаша скатилась на софу, выливая на нее ос-
татки пунша.

Питер, сидя на полу,  вскрикнул и схватился за лодыжку. Зажужжал теле-
фон.  Рендер сказал что-то по-латыни,  взял одной рукой колено сына, а
другой лодыжку.

- Здесь больно?

- Да!

- А здесь?

- Да! Везде больно!

- А тут?

- Сбоку... Вот!

Рендер помог ему встать и держал его, пока мальчик тянулся за костыля-
ми.

- Пошли.  Опирайся на меня.  Внизу,  в квартире доктора Хейделла люби-
тельская лаборатория. Я хочу еще раз просветить ногу рентгеном.

- Нет! Это не...

- А что будет с моим мехом? - спросила Джил.

Телефон зажужжал снова.

- Черт бы вас всех побрал! - буркнул Рендер и включил связь. - Да! Кто
это?

- Ох, это я, босс. Я не вовремя?

- Бинни!  Послушайте,  я не собирался рычать на вас,  но