РОДЖЕР ЖЕЛЯЗНЫ МАСТЕР СНОВ



Как ни приятно это было с кровью и всем прочим,  Рендер сознавал,  что
дело идет к концу.

Значит, каждая микросекунда должна быть исправлена на минуту,  - решил
он - и, может быть, следовало бы повысить температуру... Где-то на пе-
риферии всего тьма остановила свое наступление.

Нечто вроде  крещендо  подсознательного грома остановилось на яростной
ноте. Эта нота была квинтэссенцией стыда, боли и страха.

Форум застыл.

Цезарь трусливо съежился вне яростного круга. Он прикрыл руками глаза,
но это не мешало ему видеть.

Сенаторы не имели лиц.  Одежды их были запятнаны кровью. Их голоса по-
ходили на птичьи крики. С нечеловеческой яростью они втыкали кинжалы в
поверженное тело.

Все, кроме Рендера.

Лужа крови,  в которой он стоял, продолжала расширяться. Его рука, ка-
залось,  поднималась и опускалась с регулярностью механизма, его горло
могло производить птичьи крики, но он был одновременно и частью сцены,
и в стороне.

Ибо он был Рендером. Творцом.

Скорчась, мучаясь и завидуя, Цезарь выплакивал свой протест:

- Ты убил его! Убил Марка Антония, безупречного, непривычного парня!

Рендер повернулся к нему;  кинжал в его руке был огромным и  полностью
покрытым кровью.

- Ага, - сказал он.

Лезвие двигалось из стороны в сторону. Цезарь, околдованный отточенной
сталью, покачивался в том же ритме.

- Зачем? - закричал он. - Зачем?

- Потому что он был куда более благородным римлянином, чем ты.

- Ты врешь! Не поэтому!

Рендер пожал плечами и повернулся к бойне.

- Это неправда! - вопил Цезарь. - Неправда!

Рендер снова повернулся и помахал кинжалом.  Цезарь, как кукла, подра-
жал качанию лезвия.

- Неправда? - улыбнулся Рендер. - А кто ты такой, чтобы спрашивать при
таком предательском убийстве? Ты никто! Ты принижен достоинством этого
случая! Убирайся!

Краснолицый мужчина одним прыжком вскочил. Волосы его торчали в беспо-
рядке, как вата. Он повернулся и пошел прочь, оглядываясь через плечо.

Он отошел далеко от круга убийц,  но сцена не уменьшалась в  размерах.
Она сохранялась в электрической прозрачности. Это давало Цезарю ощуще-
ние, что чем дальше он отходит, тем он более одинок и отстранен.

Рендер обогнул неотмеченный заранее угол и встал перед Цезарем  слепым
нищим.

Цезарь стиснул перед своей одежды.

- У тебя дурное предзнаменование для меня на сегодня?

- Берегись! - презрительно сказал Рендер.

- Да! Да! - закричал Цезарь. - Беречьсяя! Это хорошо! Чего беречься?

- Ид!

- Да! Каких?

- Октемберских.

Цезарь выпустил одежду.

- Что ты такое говоришь? Что такое октембер?

- Месяц.

- Врешь! Нет такого месяца!

- Это дата, которой благородный Цезарь должен бояться - несуществующее
время, случай, который никогда не будет отменен.

Рендер исчез за другим неожиданным углом.

- Подожди! Вернись!

Рендер захохотал,  и Форум засмеялся вместе с ним.  Птичьи крики стали
хором нечеловеческой насмешки.

- Вы смеетесь надо мной! - заплакал Цезарь.

Форум был духовкой,  и пот сделал как бы стеклянную маску на узком лбу
Цезаря, остром носу, на челюсти без подбородка.

- Я тоже хочу быть убитым! - всхлипнул он. - Это нечестно!

А Рендер разорвал Форум, сенаторов и оскалившегося мертвого Антония на
куски и смел их в черный мешок незаметным движением пальца,  и послед-
ним исчез Цезарь.



Чарльз Рендер сидел перед девятью десятками белых кнопок и двумя крас-
ными,  но не глядел на них. Его правая рука двигалась бесшумным рывком
по гладкой поверхности консоли,  нажимая одни кнопки, перескакивая че-
рез другие, двигаясь дальше, вычерчивая путь, чтобы нажать следующую в
Серии Отзыва.

Ощущения задохнулись,  эмоции сошли на нет, член палаты представителей
Эриксон познал забвение в колыбели.

Мягкий щелчок.

Рука Рендера скользнула к концу ряда кнопок. Акт сознательного намере-
ния - воли, если угодно - требовал нажатия красной кнопки.

Рендер освободил руку и снял свою Корону Медузы - волосы ее направляли
и  миниатюризировали  схему.  Он выскользнул из-за стола-ложа и поднял
крышку. Он подошел к окну и сделал его прозрачным и взял сигарету.

"Одна минута в колыбели",  - решил он.  Не больше.  Это решающая мину-
та... Будем надеяться, что снег пока не пойдет, но судя по тучам...

Гладкие желтые решетки и высокие башни, тусклые и серые, все тлело ве-
чером под глинистого цвета небом;  город окружали вулканические остро-
ва,  горящие в предвечернем свете,  грохочущие глубоко под землей; это
были обильные, нескончаемые потоки уличного движения.

Рендер отвернулся от окна и подошел  к  громадному  яйцу,  гладкому  и
сверкающему, лежавшему возле его стола. Оно бросило отражение, которое
смазало горбинку с носа Рендера,  сделало его глаза  серыми  блюдцами,
трансформировало  волосы в прочерченный молнией горизонт;  красноватый
галстук стал широким языком вампира.

Рендер улыбнулся, потянулся через стол и нажал вторую красную кнопку.

Яйцо со вздохом утратило свою непрозрачность. В середине его появилась
горизонтальная  трещина.  Через  просвечивающую теперь скорлупу Рендер
увидел,  как Эриксон гримасничает и плотнее  сжимает  веки,  борясь  с
возвращением сознания и всем тем,  что оно содержит.  Верхняя половина
яйца поднялась вертикально к основанию,  показав узловатого,  розового
Эриксона  в  нижней  раковине.  Когда глаза Эриксона открылись,  он не
смотрел на Рендера. Он встал на ноги и принялся одеваться. Рендер вос-
пользовался этим временем,  чтобы проверить колыбель.  Он снова накло-
нился над столом и стал нажимать кнопки:  температурный контроль, пол-
ный ряд - п_р_о_в_е_р_е_н_о ;  экзотические звуки - он поднял наушники
- п_р_о_в_е_р_е_н_о на  колокольчики,  жужжание,  на  ноты  скрипки  и
свист, на крики и стоны, на шум дорожного движения и звук прибоя; цепь
обратной связи,  содержащую собственный голос  пациента,  который  был
уловлен ранее в анализе - п_р_о_в_е_р_е_н_о; общий звук, брызги влаги,
запах - п_р_о_в_е_р_е_н_о; цветные молнии, стимулянты вкуса...

Рендер закрыл яйцо и выключил его.  Втолкнул агрегат в  стенной  шкаф,
ладонью захлопнул дверцу. Лента зарегистрировала нужную последователь-
ность.

- Садитесь, - сказал он Эриксону.

Тот сел, суетливо дергая шеей.

- У вас полный отзыв, - сказал Рендер, - так что мне не требуется сум-
мировать происшедшее. От меня ничто не скрылось. Я был там.

Эриксон кивнул.

- Смысл эпизода должен быть вам ясен.

Эриксон снова кивнул и, наконец, обрел голос.

- Но  это действительно было?  - спросил он.  - Я имею в виду,  что вы
конструировали сон и все время контролировали его.  Я ведь  не  просто
видел это во сне - ну,  как если бы нормально спал. Вы сумели сгрудить
на столе все происшедшее для чего-то, на что вы хотели указать - верно
это?

Рендер медленно покачал головой, стряхнул пепел в южное полушарие сво-
ей шарообразной пепельницы и встретился взглядом с Эриксоном.

- Это правда, что я изменил Формат и модифицировал формы. Но вы напол-
нили  их эмоциональным содержанием,  продвинули их к статусу символов,
соответствующих вашей проблеме. Если бы сон не был действительной ана-
логией,  он не вызвал бы такой реакции. Он был бы лишен тревожного ри-
сунка, который зарегистрировала лента.

- Вы анализировались уже много месяцев,  - продолжал Рендер,  - и все,
что  я  узнал,  не могло убедить меня,  что ваша боязнь быть убитым не
имеет никаких фактических оснований.

Эриксон уставился на него.

- Тогда какого же дьявола эта боязнь у меня есть?

- Потому что, - ответил Рендер, - вам очень хотелось бы стать объектом
убийства.

Эриксон улыбнулся. К нему начало возвращаться хладнокровие.

- Уверяю вас,  доктор,  я никогда не помышлял о самоубийстве и не имею
никакого желания перестать жить. - Он закурил. Руки его дрожали.

- Когда вы пришли ко мне тем летом,  вы уверяли, что боитесь покушения
на  свою  жизнь.  Но  вы затруднялись сказать,  почему кто-то хотел бы
убить вас...

- Мое положение!  Нельзя быть членом палаты представителей и не  иметь
врагов!

- Однако,  - возразил Рендер,  - вы,  похоже,  ухитрились не иметь их.
Когда вы позволили мне поговорить с вашими детективами,  я узнал,  что
они  не  откопали никакого указания,  что ваши опасения имеют хоть ка-
кое-то реальное основание. Никакого.

- Они смотрели слишком близко - или не  там,  где  надо.  Видимо,  они
что-то пропустили.

- Боюсь, что нет.

- Почему?

- Повторяю: потому что ваши ощущения не имеют никакого реального бази-
са.  Будьте честны со мной:  имели ли вы информацию откуда бы ни было,
что кто-то так ненавидит вас, что хочет убить?

- Я получаю множество угрожающих писем...

- Как  все члены палаты представителей...  и все письма,  направленные
вам в течение прошлого года,  расследовались,  и было установлено, что
это работа чокнутых. Можете вы предложить мне хоть о_д_н_о доказатель-
ство, подтверждающее ваши заявления?

Эриксон рассматривал кончик своей сигары.

- Я пришел к вам по совету одного коллеги.  Пришел к вам, чтобы вы по-
рылись в моем мозгу и нашли что-то в этом роде,  чтобы моим детективам
было с чем работать.  Может,  я кого-то сильно оскорбил,  или неудачно
применил закон, имея дело с...

- ...  и я ничего не нашел,  - сказал Рендер,  - ничего, кроме причины
вашего недовольства.  Сейчас, конечно, вы боитесь услышать ее и пытае-
тесь отвести меня от объяснения моего диагноза...

- Нет!

- Тогда слушайте.  Потом можете комментировать, если хотите, но вы лю-
бопытствовали и тратили здесь время,  не желая принять то, что я пред-
лагал  вам в десятке разных форм.  Теперь я хочу сказать вам прямо,  в
чем дело, и делайте с этим, что хотите.

- Прекрасно...

- Во-первых, вы очень хотели бы иметь множество врагов обоего пола...

- Это смешно!

- ...  потому что это единственная альтернатива возможности иметь дру-
зей...

- У меня куча друзей!

- ...потому что никто не хочет быть полностью игнорируемым,  быть тем,
к кому никто не имеет по-настоящему сильных чувств. Любовь и ненависть
- высшие формы человеческих отношений.  Не имея одной и не в силах до-
биться ее,  вы желаете другой формы. Вы так сильно желали ее, что убе-
дили себя в ее существовании.  Но на эти вещи есть психический ценник.
Подлинная эмоциональная нужда, отвечая телу желания суррогата, не при-
носит  реального удовлетворения,  а дает тревогу и дискомфорт,  потому
что в этих делах психика должна быть открытой системой.  Вы  не  ищете
человеческих отношений вне себя самого.  Вы закрыты. То, в чем вы нуж-
даетесь,  вы творите из материала собственного "я".  Вы человек, очень
сильно нуждающийся в крепких связях с другими людьми.

- Дерьмо!

- Примите  это или откажитесь,  - сказал Рендер.  - Я советую вам при-
нять.

- Я платил вам полгода,  чтобы вы обнаружили,  кто хочет убить меня. А
вы  теперь  говорите,  что я все выдумал,  чтобы удовлетворить желание
иметь кого-то, ненавидящего меня.

- Ненавидящего или любящего. Правильно.

- Это абсурд! Я встречаю так много людей, что ношу в кармане записыва-
ющий аппарат и камеру на лацкане, чтобы я мог запомнить их всех...

- Я говорю не о том,  чтобы встречаться со множеством людей.  Скажите,
этот последовательный сон много значил для вас?

Эриксон молчал в течение нескольких тиканий больших настенных часов.

- Да, - наконец сознался он. - Много. Но все равно, ваша интерпретация
этого дела - абсурд.  Но допустим,  просто ради спора,  что ваши слова
справедливы; что я должен делать, чтобы избавиться от этих оков?

Рендер откинулся в кресле.

- Пустите энергию, которая произвела это, по новому пути. Встречайтесь
с некоторыми людьми не как член палаты,  а просто как Джо Эриксон. Де-
лайте с другими то, что можете - что-нибудь не относящееся к политике,
скажем,  в  чем-то  соревнуйтесь  - и вы создадите несколько настоящих
друзей или врагов, желательно друзей. Я все время советовал вам делать
это.

- Тогда скажите мне еще кое-что.

- Охотно.

- Допустим, вы правы; так почему я никогда не любил и не ненавидел ни-
кого,  и меня никто?  Я занимаю ответственный пост в правительстве;  я
все время встречаюсь с людьми; почему же я такой... нейтральный?

Хорошо знакомый теперь с карьерой Эриксона, Рендер отогнал свои истин-
ные мысли на этот счет,  потому что они не имели оперативной ценности.
Он хотел бы процитировать Эриксону замечание Данте насчет тех душ, ко-
торые, не имея добродетелей, отрицают небо, а по недостатку существен-
ных пороков отрицают также и ад; они поднимают паруса и идут, куда не-
сет их ветер времени,  без направления, без реального представления, к
какому  порту  они прибьются.  Такова была долгая и бесцветная карьера
Эриксона,  карьера мигрирующей преданности,  политических перемен.  Но
вместо этого Рендер сказал:

- В  наше  время все больше и больше людей оказывается в таких обстоя-
тельствах.  Это происходит из-за растущей сложности общества и обезли-
чивания индивидуума в социометрической единице. В результате даже вле-
чение к другим особам становится более вынужденным.  Сейчас таких мно-
го.

Эриксон кивнул, и Рендер внутренне улыбнулся.

"Иногда нужна грубая линия, а затем нотация", - подумал он.

- У меня впечатление,  что вы,  может,  и правы,  - сказал Эриксон.  -
Иногда я и в самом деле чувствую то,  что вы только что описали - еди-
ница, нечто безличное...

Рендер глянул на часы.

- То,  что вы будете делать, выйдя отсюда - конечно, решать вам. Я ду-
маю,  что вы еще потратите время и останетесь на анализ подольше.  Те-
перь мы оба знаем причину ваших жалоб. Я не могу водить вас за ручку и
подсказывать,  как вам вести жизнь.  Я могу указать, могу посочувство-
вать, но без глубокого зондирования. Договоритесь о встрече, когда по-
чувствуете необходимость поговорить о вашей деятельности  и  соотнести
ее с моим диагнозом.

- Я приду, - кивнул Эриксон. - Черт побери этот сон! Он захватил меня.
Вы делаете их такими же живыми, как сама жизнь... даже еще более живы-
ми... Наверное, я не скоро забуду его.

- Надеюсь на это.

- О'кей,  доктор. - Эриксон встал и протянул руку. - Я, вероятно, вер-
нусь через пару недель.  Я сделаю честную попытку к общению.  - Он ух-
мыльнулся при этих словах,  от которых обычно хмурился.  - В сущности,
начну немедленно. Могу я угостить вас выпивкой внизу, за углом?

Рендер пожал влажную руку, утомленную действием, как у ведущего актера
после очень удачной игры, и почти с сожалением сказал:

- Спасибо, но у меня назначена встреча.

Он помог Эриксону надеть пальто, подал ему шляпу и проводил до двери.

- Ну, спокойной ночи.

- Спокойной ночи.



Когда дверь  бесшумно закрылась,  Рендер снова прошел к своей крепости
красного дерева и бросил сигарету в южное полушарие.  Он  откинулся  в
кресле, заложил руки за голову и закрыл глаза.

- Конечно, он более реален, чем жизнь, - сказал он в пространство. - Я
создал его.

Улыбаясь, он снова просмотрел шаг за шагом последовательный  сон,  же-
лая, чтобы кто-нибудь из его учителей мог быть свидетелем. Сон был хо-
рошо сконструирован,  мощно выполнен и  точно  соответствовал  данному
случаю.  Но ведь он Рендер, Творец, один из двухсот особых аналитиков,
чья психика позволяла входить в невротические системы и выносить отту-
да  только  эстетическое удовлетворение имитацией отклонения - Здраво-
мыслящий Мастер.

Рендер расшевелил свои воспоминания.  Его самого тоже анализировали и,
как гранитно-волевого,  ультрапрочного аутсайдера,  заставляли перено-
сить ядовитый газ фиксации,  и он проходил невредимым через химеры ис-
кажений,  заставляя  темную Мать Медузу закрывать глаза перед кадуцеем
его искусства.

Его собственный анализ не был таким трудным.  Девять  лет  назад  (как
давно  это  было!) он добровольно подвергся инъекции новокаина в самую
болезненную область своей души.  Это было после автокатастрофы,  когда
погибли Рут и их дочь Миранда, и он хотел отстранения. Возможно, он не
хотел вновь обрести переживания;  возможно, его собственный мир теперь
базировался на определенной жесткости чувств.  Если так,  то он доста-
точно разбирался в путях мозга,  чтобы понять это,  и,  видимо, решил,
что такой мир имеет свои преимущества.

Его сыну  Питеру  было теперь десять лет.  Он учился в хорошей школе и
писал отцу каждую неделю.  Письма постепенно  становились  грамотными,
показывали признаки раннего развития,  которое Рендер мог только одоб-
рить. Он должен взять мальчика на лето с собой в Европу.

Что касается Джил - Джил Де Вилл (какая же вычурная, смешная фамилия -
он и любил ее за эту фамилию), то она все больше и больше интересовала
его.  Он иногда задумывался, не признак ли это преждевременной старос-
ти. Его привлекал ее немузыкальный голос, ее внезапный интерес к архи-
тектуре,  ее беспокойство по поводу неизлечимой родинки на правой сто-
роне ее во всех других отношениях красивого носа.  По-настоящему, сле-
довало бы немедленно позвонить ей и отправиться на поиски нового  рес-
торана, но почему-то не хотелось.

Он уже несколько недель не был в своем клубе "Куропатка и Скальпель" и
сейчас чувствовал желание поесть за дубовым столиком одному, в постро-
енной на разных уровнях столовой с тремя каминами,  под искусственными
факелами и кабаньими головами,  напоминающими рекламу джина.  Итак, он
сунул  свою  перфорированную  членскую  карточку в прорезь телефона на
столе, и позади голосового экрана дважды прожужжало.

- Алло, "Куропатка и Скальпель", - сказал голос, - чем могу служить?

- Говорит Чарльз Рендер, - сказал он. - Я хотел бы столик примерно че-
рез полчаса.

- На сколько человек?

- На меня одного.

- Очень хорошо, сэр. Значит, через полчаса. Рендер? Р-е-н-д-е-р?

- Правильно.

- Спасибо.

Он выключил  связь и встал.  Снаружи день уже исчез.  Монолиты и башни
теперь бросали вдаль собственный свет.  Мягкий снег, похожий на сахар,
падал вниз и превращался в капли на оконных стеклах.

Рендер влез в пальто, выключил свет, закрыл внутреннюю дверь. На книге
записей миссис Хиджс лежала записка.

"Звонила мисс Де Вилл",  прочел он.  Он скомкал записку и бросил в му-
сопровод. Придется позвонить ей завтра и сказать, что работал допоздна
над лекцией.

Он выключил последний свет, надел шляпу, вышел и запер за собой наруж-
ную дверь.  Лифт спустил его в подземный гараж,  где была припаркована
его машина.

Там было холодно, и его шаги громко звучали по цементу. Под ярким све-
том его Спиннер С-7 казался гладким серым коконом, из которого вот-вот
появятся буйные крылья.  Два ряда антенн,  веером склоняющихся  вперед
над капотом,  усиливали это впечатление. Рендер прижал большой палец к
дверце.

Усевшись, он коснулся зажигания,  и раздалось жужжанье одинокой пчелы,
проснувшейся в большом улье.  Дверца бесшумно закрылась, когда он под-
нял рулевое колесо и закрепил его на месте. Покрутившись по спирально-
му скату, он подъехал к двери перед выходом наружу.

Когда дверь с грохотом поднялась, он включил экран назначения и повер-
нул ручку,  которая меняла передачу карты.  Слева направо, сверху вниз
он менял секцию за секцией, пока не нашел часть Карнеги-авеню, которую
желал.  Он пробил эти координаты и опустил руль. Кар включил монитор и
выехал на окраинное шоссе. Рендер закурил.

Оттолкнув свое сиденье обратно в центр, он оставил все стекла прозрач-
ными.  Приятно было откинуться и смотреть на машины, пролетающие мимо,
как рой светлячков. Он сдвинул шляпу на затылок и посмотрел вверх.

Было время, когда он любил снег, когда снег напоминал ему романы Тома-
са Манна и музыку скандинавских композиторов.  Но теперь в  его  мозгу
был другой элемент,  от которого он никак не мог полностью отделаться.
Он так отчетливо видел облачка молочно-белого холода, кружившиеся вок-
руг его старой машины с рулевым управлением,  текущие в ее оплавленное
огнем нутро, чтобы почернеть там; видел так ясно, как будто он идет