экономику Франции.  Я  надеюсь,  что  вы,
каждый и все вместе, отвергнете его.
     Хлоп, хлоп... хлоп.
     Новый календарь при голосовании прошел почти единогласно, кроме шести
голосов.
     Робеспьер подошел к Борду в воодушевлении.
     - Хорошо сказано, гражданин Борд, - улыбка, рука на  плече,  казались
вполне искренними.
     Борд постарался улыбнуться.
     -  Доводы  благоразумия  побудили  меня   выступить   против   твоего
предложения, Гражданин.
     - Ничего, ничего. Ты же знаешь, что каждая хорошая идея  нуждается  в
испытании. А как же иначе люди оценят ее величие? И твой  маленький  мятеж
был только на пользу.
     - Да.
     - Ну, теперь можно и поужинать.
     - Могу ли я присоединиться?
     - А! - тонкие брови сморщились,  решая.  -  Боюсь,  другие  потребуют
моего внимания, Пьер. Это будет неудобно.
     - Я понимаю.
     - Надеюсь, что да.


     В полночь раздался стук в дверь.
     Суд настал на рассвете, двумя месяцами позднее.
     Это были два долгих месяца,  которые  Пьер  Борд,  теперь  снова  "дю
Борд", провел в сочащейся сыростью клетке ниже уровня  реки.  Пространство
было в метр шириной и высотой, - нововведение Национального  Собрания  для
отступников и два метра в длину. Он  лежал  в  нем  как  в  гробу,  руками
отгоняя крыс, которые пытались съесть  его  скудный  рацион  из  черствого
хлеба, Он лежал  в  своих  собственных  нечистотах,  пытаясь  хоть  как-то
очиститься руками. А  что  касается  воды,  здесь  выбор  был  жестокий  -
потратить чашку на утоление жажды или на гигиену.
     На шестьдесят  шестой  день  деревянная  дверь  на  несколько  секунд
отворилась - чтобы выпустить его. Когда Пьера доставили в суд, небритого и
немытого, со ртом, покрытым язвами от  плохой  пищи,  он  не  смог  ничего
сказать в свое оправдание.
     Обвинения были абсурдными: ученый Пьер  дю  Борд  при  старом  режиме
обучал детей того самого маркиза  де  Шене,  которого  он  выдал  властям.
Обучать  аристократов  во  время  их  правления  значило  то  же,  что   и
прославлять преимущества,  добродетели  и  справедливость  аристократии  -
нечто в этом духе.
     Тем же утром его повезли на  красной  телеге  на  площадь  Революции.
Позади  стоял  священник  и  гнусаво  бормотал  молитвы,  дабы  не  лишать
осужденного последнего утешения.
     Пьер держал голову опущенной, чтобы хоть как-то избежать града гнилых
фруктов и овощей, которыми его забрасывали. Когда он изредка поднимал  ее,
чтобы посмотреть вокруг, гнилое яблоко, или тухлая рыба,  попадали  ему  в
рот или  в  глаза.  Но  он  все  же  пытался  смотреть  вокруг,  выискивая
наблюдателей.
     Наблюдатели, которые так много месяцев оберегали его,  должны  спасти
его снова. Пьер был уверен в этом.
     Бросив быстрый взгляд  по  сторонам,  он  решил,  что  видит  темную,
приземистую фигуру среди толпы. Человек не  кричал  и  ничего  не  бросал,
просто наблюдал за ним из-под полей широкой шляпы.
     Даже наблюдатели ничего не могли ничего сделать в этой толпе.
     Рядом с эшафотом, стоящим в центре квадрата,  солдаты  с  нарукавными
повязками и розетками Комитета Национальной Безопасности, отвязали его  от
телеги, оставив руки связанными. Они подняли его  на  эшафот,  потому  что
ноги его неожиданно стали  до  странности  слабыми,  привязали  на  уровне
груди, живота и колен к длинной доске, доходившей ему до ключиц.  Но  Пьер
вряд ли заметил это. Он не мог оторвать взгляд от высокой, в  форме  буквы
пи, рамы с треугольным лезвием, подвешенным сверху.
     - Это не больно, сын мой, - прошептал священник, - и это были  первые
не-латинские слова, которые он сказал с тех пор, как началась их  поездка.
- Лезвие пройдет словно холодный ветерок по твоей шее.
     Пьер повернулся и уставился на него.
     - Откуда вы знаете?
     Солдаты наклонили доску горизонтально и понесли ее к гильотине.  Пьер
дю Борд мог рассмотреть лишь стертые волокна деревянного ложа этой  адской
машины,  за  которым  виднелась   тростниковая   корзина.   Тростник   был
золотисто-желтым.   Пьер   уставился    на    него,    пытаясь    отыскать
красно-коричневые пятна - такие же, что и дефект в том кристалле,  которым
он порезал палец. Когда это было? Месяцев семь назад? Но эта корзина  была
новой и незапятнанной - честь для него, любезность его друга, Максимилиана
Робеспьера.
     Священник ошибся.
     Боль была острой  и  бесконечной,  так  же,  как  и  боль  от  пореза
кристаллом. А затем он начал падать, лицом вперед, в корзину. Ее  тростник
ринулся ему навстречу, стукнув в нос. Золотой свет вспыхнул перед  глазами
и померк, став таким же черным, как его длинные гладкие волосы, упавшие на
лицо и закрывшие глаза.


     - Где же твой приятель?
     - Он должен позвонить своему  агенту  или  что-то  в  этом  духе.  Он
сказал, что может задержаться.
     - Отлично. Нам нужно многое обсудить.
     - Да уж действительно. Лягушки теперь пытаются убить его, чего раньше
не случалось.
     - Как так? - темные глаза мужчины блеснули.  Затем  веки  его  слегка
прикрылись, сомкнулись гладкие шелковистые  ресницы,  не  оставив  никакой
щели или линии. Каждая ресница была изогнута, как шип из черного железа. -
Объясни, пожалуйста.
     - Один из них поджидал у него на квартире,  когда  Том  вернулся.  Он
пытался убить его ножом - одним из тех ножей. Я была вынуждена призвать на
помощь моего телохранителя, Итнайна.
     - И?
     - Мы оставили тело в квартире, смылись в неразберихе.
     - Не тело Итнайна?
     - Нет, другого. Вероятно, это  был  профессиональный  убийца,  но  не
столь искусный, как Итнайн.
     - Гарден хорошо разглядел Итнайна?
     - Да нет, не особенно.  -  Александра  выскользнула  из-под  пледа  и
положила его на кровать. Затем села сама. -  Том  в  этот  момент  отходил
после удара коленом в пах.
     - Отлично, значит я еще смогу использовать его против Гардена.
     - Использовать Итнайна? Ты имеешь в виду, чтобы охранять его?  -  она
начала по одному стаскивать ботинки. Хасан наклонился, чтобы помочь  ей  с
пряжками.
     - Нет. Я хочу  использовать  его,  чтобы  обострить  чувствительность
Гардена. Я начал снабжать, нашего молодца э-э-э, "опытом".  Доступ  к  его
прошлому через снотерапию оказался недейственным, или слишком медленным. А
лишение его твоих прелестей, - Хасан снял ее ботинок и повел руку вверх по
ее ноге -  похоже,  только  оставляет  ему  больше  времени  для  игры  на
фортепиано. Видимо, нужно изменить направление.
     Он встал и мягко толкнул ее в грудь. Она податливо упала на постель.
     - Если Гарден должен будет бороться за свою жизнь, - сказал Хасан,  -
даже совсем немного, это поможет... ммм, "координировать"  его  усилия.  А
это в свою очередь будет служить его пробуждению. Это именно та сцена,  на
которую вы с Итнайном наткнулись.
     Хасан опустился на пол у ее ног. Александра  с  трудом  стаскивала  с
себя платье, поднимая подол выше колен. Он стал помогать ей.
     - Я жажду услышать все поскорее, - она вздохнула, - с огорчением  или
удовольствием, сама не смогла бы сказать. -  Я  действительно  думаю,  что
твой человек был одним из этих франков.  С  другой  стороны,  я  могла  бы
предупредить Итнайна, чтобы он был с ним поосторожнее. Мы теперь  потеряли
одного из наших агентов.
     - Не волнуйся. У меня их достаточно. Она закинула руки за спину.
     Локоть задел покрывало; оно зашуршало.
     - Подожди! - воскликнула Александра, изгибая спину и  откидываясь  на
подушки.
     Руки Хасана покорно замерли между ее ног.
     - Мы же не знали точно, где Гарден остановился, разве не так?
     - Нет, - выдохнул он в ее кожу.
     - Так как же этот ассасин мог быть твоим?
     Он поднял голову поверх складок ее платья и посмотрел в ее глаза.
     - Этого... не могло быть.
     - Так что это все же было нападение наблюдателей.
     - Интересный поворот, - Хасан надул щеки. Его  усы  ощетинились,  как
гусеницы в опасности. Он опустил лицо между ее коленей и начал щекотать ее
усами.
     - А я, похоже, ускорила события, - прошептала она.
     - Гмм-мм?
     -  Когда  Гарден  приходил  в  себя  после  удара,   я   использовала
возможность дать ему соприкоснуться с кристаллом.
     Голова Хасана поднялась так быстро, что его подбородок стукнул ее  по
бедру, попав в нервную точку между мускулами. По ее  животу  прошла  волна
боли.
     - Я не приказывал тебе делать это! - прошипел он.
     - Конечно, нет, Хасан. Но ведь у меня должна быть некоторая свобода в
принятии решений.
     - Как Гарден прореагировал на это?
     - Очень сильно. Я видела, как дрожь прошла  по  нему,  гораздо  более
сильная, чем когда-либо ранее.
     - Слишком много стрессов, - сказал он, мысленно взвешивая информацию.
- Сам по себе кристалл может разбудить Гардена быстрее, чем мы ожидаем.
     Она опять начала  подниматься,  чтобы  сесть,  но  он  толкнул  ее  и
погрузил лицо в шелк ее белья. Его руки  искали  кнопки,  которые  держали
вместе две половинки бюстгальтера. Ее руки пришли ему на помощь.
     - Слишком проснувшийся, - размышлял Хасан, этот  человек  может  быть
страшнее, чем слишком сонный.
     - Разбуди его,  и  разбуди  всех  наблюдателей  вокруг  него,  -  она
опустила голову. - Ведь это игра.
     - За исключением того, что сейчас наблюдатели играют, как хашишиины.
     - Ассасины, - повторила  Сэнди,  вздыхая.  -  Или,  может  быть,  они
перевели игру на новый уровень защиты.
     - Профилактическое убийство? Могли бы они убить его, чтобы  заставить
нас ожидать следующие тридцать или сорок лет?
     - У тебя есть время.
     - Однажды, когда события развивались своим ходом в этой части мира, у
меня действительно было время. Теперь, - он опустился на  нее,  -  я  хочу
результатов.
     - Как и все мы.
     Она отталкивала его руками, извиваясь и стаскивая его одежду.
     Какое-то время они ничего больше не говорили.
     Потом некоторое время уже больше нечего было говорить.
     Наконец он изогнулся и поднял голову. - Ты уверена в его  реакции  на
кристалл?
     - У него самая сильная из всех. Я уверена в этом.
     - Наблюдатели, должно быть, тоже - потому и старались убрать его.
     - Они могут прийти и использовать его, прежде чем это сделаешь ты.  В
конце-концов они пойдут на это.
     - Не с той охраной, которую я создал. Не с той ценой, которую я  могу
заплатить.
     Александра откинула с себя  расслабленное  тело  Хасана.  И  положила
голову ему на грудь.
     - Мы действительно сможем подойти к нему достаточно близко, чтобы  он
выдал тайну, которую ты хочешь получить, без того, чтобы он  присоединился
к нам?
     - Мы должны играть им, Сэнди. Как рыбой  на  леске,  -  палец  Хасана
водил по ее мягкому соску, - вытащить его на поверхность, но не  дать  ему
выпрыгнуть на свободу, - палец двинулся вверх. -  Позволить  ему  уйти  на
глубину, но так, чтобы он не накопил сил  для  побега,  -  палец  двинулся
вниз. Играй им, тяни время. Но осторожно,  -  ее  сосок  отвердел  от  его
прикосновений.
     - Хорошо, - она оттолкнула его руку. - Мы играем с ним.  А  когда  ты
выведаешь секрет Камня? Что тогда?
     - Мы используем его, как обещал Аллах.



                       СУРА 3. ЗА ЗАКРЫТЫМИ ДВЕРЯМИ

                          Кувшины на полу стоят и ждут
                          Одни - когда же их нальют
                          Другие - полные веселого вина - с тоскою ожидают
                          Когда же наконец их разольют.
                                                                Омар Хайям

     Тамплиеры никогда не двигались строем  в  процессии,  за  исключением
коронации короля - да и то  только  того  короля,  которого  поддерживали.
Когда  королем  Иерусалима   короновался   Ги   де   Лузиньян,   тамплиеры
маршировали.
     Ярко  блестящая  кольчуга  чужеродно  смотрелась  на  Томасе  Амнете,
поскольку для него привычной одеждой были лен и  шелк  советника,  который
проводит время в покоях и решает вопросы финансов и работ. Вес стали давил
на его плечи, а швы кольчуги, лишь слегка  смягченные  жилетом  из  грубой
белой овечьей шерсти, впивались в ребра.
     Его плащ, тоже из овечьей шерсти, был бы  очень  хорош  для  холодной
ночи в пустыне, но здесь, во  дворе  Иерусалимского  дворца,  под  палящим
солнцем, это было чересчур жаркое одеяние. Пот  двумя  ручейками  струился
из-под его конического стального шлема по шее, соединяясь  вместе,  словно
соленые потоки Тигра и Евфрата, чтобы низвергнуться в ложбину его спины.
     Так было, когда он он молча стоял со своими братьями рыцарями.  Когда
же они двинулись вперед, новые потоки влаги заструились из его подмышек  и
потекли  по  бокам.  Кожаные  сапоги,  подбитые  гвоздями,   походили   на
булыжники, и растягивали сухожилия намного сильнее, чем  мягкие  туфли,  к
которым  он  привык.  Эхо  слаженного  топота  двухсот  пар  других  сапог
отражалось от высоких каменных стен и пробивало себе  путь  наружу,  между
рядами базара.
     Амнет представил, какое действие  это  оказывало:  перешептывания  за
темными ладонями, вращающиеся глаза,  повернутые  головы  верблюдов  и  их
погонщиков. Звуки марширующих шагов, доносящиеся из Христианской цитадели,
могли посеять волнение среди жителей Иерусалима. Не выступил ли Орден  для
военных действий против населения? Никто из местных жителей не был  уверен
в противном.
     Пустая видимость пышной церемонии, во время которой священник в митре
держал корону над головой короля - сарацинские дервиши никогда  не  смогут
постичь этого.
     Тамплиеры маршировали по мощеной булыжником мостовой  и  по  ступеням
лестницы, ведущей в просторную трапезную дворца.  По  правилам,  церемония
коронации должна проходить в кафедральном соборе, но  ни  одна  церковь  в
городе не была столь удобна для обороны, как эта. На самом деле водружение
золотого обруча на голову  Ги  было  совершено  во  дворцовой  часовне,  в
присутствии ближайших советников.
     Один из них ожидал сейчас в передней прибытия тамплиеров. Рейнальд де
Шатильон, принц  Антиохии,  представлял  собой  заметную  фигуру  в  своих
красных и золотых шелках и бархате, с легким мечом, висящем на перевязи из
золотых пластин.  Как  только  колонна  марширующих,  потных  крестоносцев
приблизилась к порогу, он поклонился с насмешливой улыбкой, будто играл  в
распорядителя церемонии. Пятясь перед ними, провел их в главный  зал.  Его
поклон стал более глубоким, когда он приблизился к столам.
     Томас Амнет и братья тамплиеры заполнили  трапезную,  рассаживаясь  с
громким топаньем.
     - Это отвратительно! -  проревел  чей-то  голос  в  тишине,  внезапно
наступившей после марша. Все здесь знали  этот  голос  -  Роджер,  Великий
Магистр ордена госпитальеров, главный соперник  тамплиеров  в  политике  и
военных действиях в этой стране.
     - Будьте добры, господин! Ваше поведение непозволительно! -  это  был
шепчущий,  умиротворяющий  голос  Эберта,   настоящего   распорядителя   в
Иерусалимском дворце, всегда служившего тому, кто был на троне.
     Амнет вытянул шею. С того места, где он  находился,  вблизи  передних
рядов Ордена во главе стола, видна была  только  плотная  фигура  Магистра
госпитальеров, залитая солнечным  светом.  За  ним,  во  дворе,  виднелись
головы многих рыцарей - госпитальеров. Рядом с ним, съежившись от  страха,
стоял Эберт, худой человек в парчовом кафтане.
     Шум тамплиеров в зале поглотил  дальнейшие  протесты  Эберта,  но  не
Роджера.
     - Король! Этот кусок окровавленной тухлятины недостоин сидеть на моей
лошади - пусть сам себя коронует!
     - Господин Госпитальер! Ваше мнение - полная ерунда.
     Последний ответ Эберта был  прерван  выкриками  и  шумом  тамплиеров,
собравшихся в трапезной.
     Амнет сделал два шага назад,  выбираясь  из  первых  рядов  и  за  их
спинами поспешил к двери. Он услышал шаги за  спиной  и,  полуобернувшись,
увидел Жерара де Ридерфорда, спешащего в том же направлении.
     Первым дойдя до передней, Амнет уперся  руками  в  створки  дверей  и
толкнул  их.  Когда  они  раскрылись,  Жерар  прошел  между  ними,  и  они
захлопнулись у него за спиной.
     Амнет  уже  повернулся,  чтобы   разобраться   с   распорядителем   и
разгневанным Госпитальером.
     - Что здесь за шум? - он адресовал вопрос Эберту, а не Магистру.
     Роджер повернулся к нему, как бык, которого кусает шавка.
     - Не суйся не в свое дело, тамплиер.
     - Если у вас есть возражения против кандидатуры Ги,  вы  должны  были
изложить их на собрании, где его выбирали, - возразил Амнет.
     - Я говорил, то же что и многие другие, но...
     - Ваши возражения были отвергнуты, насколько я помню. Повторять  ваши
доводы теперь, когда корона лежит  на  голове  Ги,  лишь  напрасная  трата
времени.
     Во  время  этого  разговора  Амнет  чувствовал  за   собой   каменное
присутствие Жерара. Он мог проследить это по движению глаз Роджера.
     - Что скажешь ты, Жерар? - вопросил госпитальер.
     - Сэр Томас говорит правду. Ги король с сегодняшнего дня.
     - Проклятье!
     - Вы богохульствуете, сэр?
     - Здесь не церковь! Коронация не может считаться законной!
     - Корона на голове Ги отмечена святым маслом с отметкой  собственного
пальца папы, - сказал Амнет. - Дело сделано.
     Толстые руки Роджера сжимали ключ от его монастыря, висящий  на  цепи
на шее. В ярости он повернул его и дернул. Тяжелые золотые звенья цепи  не
поддавались. Когда это не удалось, он сорвал цепь через голову.
     - Дьявол забери всех тамплиеров! - прогремел Магистр и бросил ключ  в
ближайшее узкое стрельчатое окно. Цепь, пролетая через амбразуру, звякнула
о ее край. Отдаленный звон раздался, когда ключ с  цепью  упали  на  камни
внизу.
     Во дворе среди одинаковых конических шлемов  ожидающих  госпитальеров
выделялись другие головы. Они были обнажены, но под ними  виднелись  плечи
облаченные в  одежды  более  богатые,  чем  белые  плащи  госпитальеров  с
плоскими красными крестами. Очевидно, христианские бароны тоже  прослышали
о коронации.
     Амнет повернулся к Жерару.
     - Нам лучше уйти, мой господин.
     Магистр тамплиеров кивнул и шагнул к двери в трапезную. Он взялся  за
железное кольцо и налег всем телом,  чтобы  открыть  ее.  Массивная  дверь
подалась усилиям трех рук и оба тамплиера проскользнули  внутрь,  За  ними
быстро  последовал  Эберт.  Амнет  перехватил  дверь,  когда  она   начала
открываться слишком широко и снова закрыл ее.
     Амнет схватился за внутреннее кольцо и удерживал дверь закрытой.
     Бум!
     - Откройте!
     Бум! Бам!
     - Откройте во имя Христа!
     Жерар позвал других тамплиеров, которые помогли Амнету удержать дверь
и в конце концов заложили ее бревном.
     Бароны стучали снаружи в знак  протеста.  Раздался  звук  марширующих
ног, и Роджер увел своих госпитальеров из дворца.


     - Ну  а  теперь,  хвала  святому  Бальдру,  мы  можем  принести  свои
поздравления королю Ги, - пробурчал Жерар де Ридерфорд Томасу,  когда  они
большими шагами  шли  по  залу.  Им  пришлось  идти  за  спинами  рыцарей,
освободивших место для церемонии.
     - Бальдр не был святым, мой господин, - прошептал Амнет.
     Жерар остановился, озадаченный.
     - Неужели? - Бальдр был одним из старых северных богов,  любимый  сын
Одина и Фригг. Его брат Хедер, убил его с помощью советов Локи  -  пронзил
веткой ивы его сердце. И это было началом проклятия Локи, по крайней мере,
так говорит легенда.
     - О, да. Для меня Бальдр был святым, - мрачно сказал Жерар, продолжая
идти.
     Когда они добрались до своих мест во  главе  собрания,  Амнет  сделал
знак Эберту,  который  в  свою  очередь  просигналил  трубачу  на  галерее
менестрелей.
     Трубач проиграл приветствие и процессия с королем во главе  прошла  в
зал через кухонный проход.
     Пурпур  хорошо  смотрелся  на  Ги  де  Лузиньяне.  Плащ   из   слегка
при