- И как это будет выглядеть?
     - Мы скажем бедному дурню, что наивысшей славы он может достичь, взяв
обитель _Г_а_ш_и_ш_и_и_н_о_в_ Аламут.
     - Они не зря называют ее "Орлиным Гнездом". Она неприступна.
     - Да, но доблестный  Бертран  не  узнает  этого,  пока  полностью  не
увязнет в осаде. А потом будет слишком поздно.
     - Знатный француз, ищущий  славы,  против  банды  на  вид  безоружных
ассасинов. Это будет скорпион в постель шейха Синана, Горного Старца.
     - И приведет к тому, что три тысячи акров в Орлеане будут нашими.
     Томас Амнет некоторое время молча размышлял.
     - Карл, - внезапно сказал он.
     - А? - Жерар де Ридерфорд отвел взгляд от  пергамента.  Он  взял  его
обратно и держал за восковую печать.
     - Так зовут тоскующего по родине кузена Рейнальда. Карл.
     - Может быть. Он помирит нас с Рейнальдом.
     - Когда вы кормите чудовище, лучше взять длинное копье.
     - Так мы скормим им Бертрана де Шамбора - и сохраним свои пальцы.


     В своей комнате, расположенной в высокой башне,  Томас  Амнет  закрыл
жалюзи и задернул занавески, чтобы не впускать холодный ночной воздух.  Но
не только от воздуха хотел он закрыться.
     Несмотря на свою словесную дуэль с Жераром  де  Ридерфордом,  он  был
обеспокоен приближающейся коронацией Ги де Лузиньяна.  Он  был  плут,  это
было видно любому. Но Томас Амнет был не любым.
     Дюжина лет в качестве Хранителя Камня - пост, который достался ему  в
юности,  и  не  только  из-за  его  благородного  происхождения  и  умения
обращаться с мечом на службе Ордену - сделали его более чутким  к  течению
времени, чем обычный человек.
     Обычные люди встречают каждый рассвет как начало  нового  дня,  битву
или дальнюю  дорогу  принимают  как  новую  проблему,  которую  необходимо
решить, болезнь, ранение и в конце-концов смерть - как неожиданность.
     Вместо этого Амнет видел время как единое целое.
     Каждый день был звеном в цепи лет. Каждая битва была  простой  пешкой
на великой доске войны и политики. Каждая  рана  была  была  частью  общей
смерти, которая в конце-концов приходила к телу. Амнет видел поток времени
и себя как белую щепку в нем.
     Камень, конечно, позволял рассмотреть этот поток подробнее.
     Томас Амнет открыл свой тяжелый старый  сундук  и  вытащил  ларец,  в
котором хранился Камень. Он был сделан из древесины грецкого ореха,  почти
черный от времени, изнутри выстлан  бархатом.  Амнет  изолировал  его  при
помощи пентаграммы из двойных точек внутри  и  вокруг  крышки.  Для  того,
чтобы сохранить энергию и скрыть Камень от тех глаз, а возможно, и  других
чувств, что могли бы его обнаружить.
     Он поднял крышку.
     В свете единственной тонкой  свечи  Камень  слабо  засветился,  будто
приветствуя его. Он выглядел, как Космическое Яйцо, гладкий и  сверкающий,
округлый с одного конца и заостренный с другого.
     Он протянул руку и достал Камень голыми пальцами.
     Ожидаемая волна боли прошла вверх по руке. Со временем и  при  долгом
опыте боль стала более терпимой,  но  никогда  не  уменьшалась.  Это  было
похоже на дрожь, которую можно почувствовать сидя на лошади, когда  стрела
попадает ей в шею. Дрожь приближающейся смерти.
     Прикосновение к Камню вызывало музыку в его мозгу:  хор  ангелов  пел
осанну в  честь  своего  Бога.  Это  была  небесная  колыбельная,  которая
повторялась снова и снова, когда Камень бывал в его руках. В то  же  время
огонь славы освещал темное пространство перед его глазами: радуга  цветов,
будто через кристалл  проходил  солнечный  свет.  Цвета  кружились  в  его
голове, пока он не положил Камень на крышку стола.
     Амнет тяжело дышал.
     Он  почти  ожидал,  что  яйцо  прожжет  дерево  и  сделает  для  себя
обугленное гнездо. Однако энергия, им испускаемая, была другого рода.
     Следующая часть ритуала была простой алхимией. В  реторте  он  смешал
розовое масло, высушенный базилик, масло жимолости  -  за  большие  деньги
привезенное из Франции - с чистой водой и драхмой перегнанного вина.  Сама
по себе смесь не имела никакой силы, она была лишь тем, с чем  Камень  мог
работать.
     Он взболтал смесь в колбе, поместил под  нее  огарок  свечи  и  зажег
фитиль. Укорачивая его и удаляя плавящийся воск, он мог контролировать жар
под  ретортой.  Жидкость  в  ней  должна  дымиться,  но  не  кипеть.  Пары
поднимались к горлышку, которое  было  направлено  на  более  острый  край
Камня.
     Методом проб и ошибок Амнет пришел к этому процессу.  Камень  сам  по
себе был слишком темным, чтобы можно было рассмотреть  что-нибудь  внутри.
Он представлял собой коричнево-красный агат, полностью непрозрачный,  если
только не смотреть на его выпуклость по самой короткой хорде, да и то  при
ярком солнечном свете. Излучения Камня могли управлять окружающими вещами,
но очень слабо. Дым или туман в посуде были слишком тяжелы, для них больше
подходили испарения. Розовое масло, смешанное с водой, спиртом и  травами,
работало лучше.
     То, что мог показать Камень, зависело от его  настроения,  но  не  от
того, что мог, зная или не зная, принести на сеанс Томас.
     Однажды он показал ему точное расположение Приамовых  золотых  копей,
закрытых каменными блоками в сотню футов под зарослями  и  почвой  Илиона.
Амнет буквально загорелся идеей снарядить экспедицию и  добыть  сокровища,
но в конце-концов засомневался в этом.
     Конечно, Камень никогда не обманывал его, но можно было  очень  легко
обмануться, пытаясь перевести его видения  в  человеческое  представление.
Илион, который показывал Камень, мог быть и не историческим  Илионом.  То,
что можно было разглядеть с помощью  силы  Камня,  совсем  не  обязательно
совпадало с миром людей.
     Хотя однажды он показал ему истинную правду. Он обнажил перед Томасом
истинную структуру Ордена Тамплиеров, как башню  из  отесанных  глыб,  где
каждая глыба была молитвой, ссудой денег, боевым подвигом. Девять  Великих
Магистров до Жерара, начиная с Хью де Пайенса в  1128  году  от  Рождества
Христова строили, сражались и отвоевывали место  для  Северных  Франков  в
Святой Стране. Это были те самые светловолосые борцы с горячими  сердцами,
которые пересекли Северное Море, сначала для набега, потом для того, чтобы
обосноваться на том диком берегу, который Франция противопоставляет  белым
берегам Альбиона. Те же самые Сыны  Бури  построили  и  заполнили  корабли
Вильгельма Завоевателя, когда он высадился на этом острове и  начал  войну
против саксонцев. Сейчас,  всего  120  лет  спустя,  когда  старый  Генрих
Английский воюет с юным Филиппом Французским, норманнские франки находятся
посередине, возводя на троны и свергая  королей.  В  то  же  самое  время,
далеко за морем, они скачут, как члены  Ордена  тамплиеров,  чтобы  помочь
обоим королям предъявить свои права на Святую Страну.
     В картине, полученной при помощи Камня, перед Томасом Амнетом  прошла
история  Тамплиеров  за  прошедшие  шестьдесят  лет.  Одетые  в   звенящие
кольчуги, в плащах  из  белой  шерсти  с  крестом,  вооруженные  мечами  и
копьями, с норманнскими щитами в виде слезы, они ехали по одному: на белых
лошадях сидели живые рыцари с полными жизни глазами; на черных  лошадях  -
умершие,  чьи  глаза  вспыхивали  знанием  суда  Одина  и  воскресения   в
Вальгалле.
     Урок был поучительным для Амнета. Первые  тамплиеры  из  его  видения
были  стройными  и  загорелыми  людьми  с  мозолистыми  руками,   крепкими
мускулами; со свежей кровью на мечах. Более  поздние,  большей  частью  на
белых лошадях, были полными мужчинами  с  кожей,  бледной  от  длительного
сидения в комнатах. У них были мягкие руки,  слабые  мускулы,  на  пальцах
были видны чернильные пятна от записей долговых обязательств и владений.
     В то время как плащи первых тамплиеров пропахли  пылью  и  запекшейся
кровью поля битвы, льняные камзолы нынешних членов Ордена пахли церковными
благовониями и духами из будуаров проституток.
     Это было истинное видение -  и  последнее,  которое  Томас  видел  за
несколько месяцев.
     Сейчас он хотел сделать еще одну попытку.  Левой  рукой  он  направил
испарения из колбы на край Камня, собрался с мыслями и посмотрел.
     Он увидел лицо Ги де Лузиньяна, безвольное, пресыщенное страстями,  с
языком, высунутым, как у  собаки.  Длинные  подвижные  пальцы  -  их  кожа
медного цвета, как у Сарацинов, гладят лоб, затылок, кожу  на  его  груди,
его мужское достоинство. Ги вскрикнул и исчез в тумане.
     Струйка испарений поднималась и загустевала в неверном  свете  свечи.
Вместе  с  рябью,  как  отражение  на  неподвижной  воде   колодца,   свет
превратился в безжалостное  полуденное  солнце,  освещающее  утес  посреди
пустыни,  похожий  на  палец  дамы,  призывающей  подойти  поближе.  Палец
согнулся и исчез в тумане.
     Черные усы, подбритые и подрезанные острым кинжалом, появились  среди
испарений. Над ними сверкали два глаза, красные, как у волка, и узкие, как
у кошки.  Крылья  усов  поднялись  и  раздвинулись  в  улыбке,  показавшей
превосходные зубы. Глаза искали что-то в тумане,  пока  не  встретились  с
глазами Амнета. Орлиный нос, делящий это лицо пополам, снова, как  женский
манящий палец, сделал приглашающий знак  Амнету.  Прежде  чем  изображение
исчезло, Томас разогнал его ладонью.
     Свеча под ретортой догорела и пары больше не поднимались. Так всегда.
Это лицо, эти волчьи  глаза  появлялись  в  каждом  видении  за  последние
месяцы. Где-то и в какое-то время - в  настоящем,  прошедшем  или  будущем
волшебник объявлял или объявит безжалостную войну Хранителю  Камня.  Такие
вызовы не были чем-то  необычным,  так  как  и  в  прошлом,  и  в  будущем
существовали маги. Однако этот вызов затронул действие  глубинных  свойств
Камня. Томас Амнет подумал о том, как должным  образом  ответить  на  этот
вызов.
     Он отставил аппарат в сторону и дал ему остыть. Снова уложил Камень в
его хранилище - преодолевая боль, хор поющих ангелов -  и  закрыл  крышку.
Каждый раз, когда он прикасается к нему,  Камень  изменял  его,  укреплял,
увеличивал его знание.
     Томас вспомнил день, когда он  получил  его  во  владение  от  Алана,
предыдущего Хранителя Камня.


     Старый рыцарь вытянулся на своем  смертном  ложе,  раненый  в  легкое
сарацинской стрелой. Два дня он харкал черной кровью и  никто  не  ожидал,
что он доживет до рассвета.
     - Томас, подойди.
     Томас покорно приблизился к постели, сложив руки на груди.  Эти  руки
огрубели от рукояти меча и ручки шита. Ему было семнадцать и у него совсем
не было опыта. Его голова была такой же пустой, как стальной шлем.
     - Тамплиеры на  совете  не  смогли  найти  тебе  лучшего  применения.
Поэтому они передали тебя мне.
     - Да, сэр Алан.
     - Орден должен иметь Хранителя Камня. Это не слишком важный пост.  Не
такой, как Начальник обители или военачальник.
     - Нет, сэр Алан.
     - Но Хранитель все-таки имеет определенный престиж.
     Человек приподнялся на своих подушках, его глаза  вспыхнули.  Они  не
вполне сфокусировались на Амнете.
     - Камень опасен. Это орудие Дьявола,  вот  что  я  скажу.  Ты  должен
дотрагиваться до него как можно  реже,  и  использовать  только  в  случае
крайней нужды.
     - Что же он такое, этот Камень?
     - Он появился из северных стран, вместе с первыми  рыцарями,  которые
организовали наш Орден. Он всегда был с нами. Наша тайна. Наша сила.
     - Где этот Камень, сэр Алан?
     - Всегда держи его поблизости. Всегда используй его на благо  Ордена.
Пока он с Тамплиерами, они не будут знать поражения в битве. Но прикасайся
к нему - к его поверхности - как можно меньше. Для твоей...
     Лихорадка, которая сжигала грудь сэра Алана,  казалось,  развернулась
как бешеная собака и укусила его. У него перехватила  дыхание.  Его  глаза
блуждали, в конце концов остановившись на лице Амнета. Последнее сказанное
им слово:
     - ...души.
     И все кончилось.
     Амнет знал, что должен что-то  сделать.  Он  закрыл  глаза  умершего,
придержав их кончиками пальцев, как делают йомены на поле битвы. Он должен
сказать кому-нибудь, что сэр Алан умер. Но  сначала  нужно  найти  Камень,
который стал теперь его собственностью.
     Где бы он мог быть?
     Сэр Алан  приказал  ему  держать  Камень  поближе  к  себе.  Где  мог
умирающий человек спрятать свое достояние?
     Томас обвел глазами полог: знамена, пыль и накрытый ночной горшок. Он
вытащил этот сосуд  наружу,  посмотреть,  не  спрятан  ли  Камень  там,  и
встретился с его зловонным содержимым.  Медленно  поворачивая  горшок,  он
понял, что там не хватило бы места для такой большой вещи, как Камень.
     Где еще?
     Он пошарил под подушкой. Обиженная таким обращением  голова  умершего
перекатилась из стороны в сторону,  веки  открылись.  Амнет  наткнулся  на
что-то твердое. Он сжал это пальцами и медленно вытащил.
     Ларец из черного грецкого ореха. Он осмотрел  крышку  и,  поняв,  что
ключа не потребуется, открыл ее.
     Темный кристалл размером с его ладонь лежал внутри.  В  слабом  свете
было трудно его разглядеть. При поворотах казалось, что Камень  окрашен  в
темно-красный цвет засохшей крови, или охристый цвет  богатой  французской
земли, вспаханной плугом в весенний день.
     Амнет не внял последнему предостережению сэра Алана и  прикоснулся  к
Камню пальцами. Шок, боль, хор, музыка, злобная жажда его жизни - все, что
будет волновать его сны и его думы  вплоть  до  самой  смерти  -  все  это
возникло в его душе вместе  с  этим  первым  прикосновением.  Томас  Амнет
понял, что изменился в этот момент.
     Он нашел Камень и тот принадлежал ему.
     Камень нашел его, и он принадлежал Камню.


     Амнет мгновенно понял, что сила, заключенная в Камне, могла бы спасти
сэра Алана от смерти, могла бы излечить его раны от яда, смерти,  и  также
понял, _п_о_ч_е_м_у_ старый  рыцарь  отказался  от  _т_а_к_о_г_о_  способа
спасения.
     Теперь,  дюжину  лет  спустя,  в  своей  башне,  умудренный   чтением
многочисленных пергаментов - некоторые из них были  только  в  изображении
Камня, - закаленный тысячами прикосновений к Камню, Амнет  намного  больше
разбирался в его силе и ее применении.
     Он знал, что не умрет,  как  другие  люди.  За  все  время,  пока  он
действовал как Рыцарь тамплиеров в Святой Стране, он никогда не скакал  на
черной лошади перед другими хранителями Камня. Он никогда не  посмотрит  в
строгое лицо Одина Одноглазого в дверях  Вальгаллы,  не  преклонит  колени
перед Троном Господним.
     Убираясь на рабочем  столе,  Томас  Амнет  отложил  в  сторону  кусок
свинца, который использовал днем раньше для починки чернильницы.
     Металл  подался  под  его   пальцами   и   превратился   в   тростник
золотисто-желтого цвета. Он дотронулся до некоторых костяных вещичек и они
заискрились, как лед в водопаде, превратившись  в  сверкающие  хрустальные
шары, резонируя в его руках с непонятной силой и странными звуками.
     Были ли это проделки Дьявола? Как всякого нормального  христианина  в
христианском Ордене, такая мысль должна была бы смутить Томаса Амнета.
     Но, знакомый с Камнем, он знал, что  это  глупые  мысли.  Камень  был
вещью в себе,  со  своими  собственными  представлениями.  И  не  все  его
действия были столь устрашающими. Что бы Камень ни сделал  Томасу  Амнету,
это не оскверняло его, а наоборот, очищало.
     Он с удивлением держал  руки  перед  глазами  и  ожидал,  когда  чудо
пройдет.



                     ФАЙЛ 01. КИБЕРНЕТИЧЕСКИЙ ПСИХОЛОГ

                                  Служить искусству, что попасть в тюрьму,
                                  И если человек с талантом дружен,
                                  Начертано судьбою быть ему -
                                  Плохим кормильцем, никудышным мужем.
                                                       Ральф Валдо Эмерсон

     Элиза  212:  Доброе  утро.  Это  Элиза  212,  служащая   Объединенной
Психиатрической службы, Greater Bowash Metropolitan. Пожалуйста,  считайте
меня своим другом.
     Субъект: Ты машина. Ты мне не друг.
     Элиза 212: Тебе не нравится разговаривать с машиной?
     Субъект: Да, нет. Я делаю это всю свою жизнь.
     Элиза 212: Сколько тебе лет?
     Субъект: Тридцать тр... а... двадцать восемь. Почему  я  должен  тебе
лгать?
     Элиза 212: Действительно, почему?  Я  здесь,  чтобы  помочь.  У  тебя
прекрасный голос. Глубокий  и  хорошо  поставленный.  Ты  его  используешь
профессионально?
     Субъект: Что ты имеешь в виду? Как диктор?
     Элиза 212: Может как актер или певец?
     Субъект: Я немного пою, совсем немного. Большей  частью  я  играю  на
пианино. Черт побери - я только и делаю, что играю на пианино.
     Элиза212: Тебе нравится играть на пианино?
     Субъект: Это будто вдыхаешь чистый кислород. Действительно здорово.
     Элиза 212: Что же ты играешь?
     Субъект: На пианино, я же сказал.
     Элиза 212: Прости  пожалуйста.  Я  имела  ввиду,  что  за  музыку  ты
играешь?
     Субъект: Джаз. Баллады. Страйд.
     Элиза 212: Страйд? В моем банке данных нет этого термина.
     Субъект: Ну и приветик твоему банку данных. "Страйд" - это  настоящий
джаз. Его играли негритянские пианисты в Гарлеме, в  Старом  Нью-Йорке,  в
начале двадцатого столетия. Он отличается тем, что левая рука играет  басы
и гаммы - гаммы на полторы или две с половиной октавы ниже, чем мелодия, а
правая рука играет синкопы в  третьих  и  шестых,  хроматические  гаммы  и
тремоло... Страйд.
     Элиза 212: Спасибо тебе за разъяснение.  Похоже,  ты  много  об  этом
знаешь.
     Субъект: Дорогуша, я, черт возьми, самый лучший исполнитель страйда в
этом столетии.
     Элиза 212: Тогда могу я узнать твое имя для ссылки?
     Субъект: Том. Том Гарден.
     (Субъект 2035/996 Гарден, Том/Томас/NMI. Открыть психиатрический файл
и добавлять все будущие ссылки.)
     Элиза: В чем проблема, Том?
     Гарден: Меня пытаются убить.
     Элиза: Откуда ты это знаешь?
     Гарден: Вокруг меня происходит что-то странное...
     Элиза: Что именно?
     Гарден: Это началось примерно три недели назад, когда машина  заехала
на бордюрный камень в Нью-Хэвене. Я  там  был  по  личным  делам.  Большой
"ниссан" на огромной скорости въехал на тротуар.
     Элиза: Ты пострадал?
     Гарден: Должен бы. Если бы некто не налетел на меня и не сбил  с  ног
прямо перед тем местом, куда врезался лимузин. Потом он перевернулся  так,
что его башмаки попали в окно машины. Этот  парень  освободился,  отряхнул
пыль с коленей и исчез. Ушел, даже не дождавшись моего "спасибо".
     Элиза: Как он выглядел?
     Гарден: Плотно  сбитый.  Длинный  пиджак  из  плотной  материи,  типа
габардина, башмаки тяжелые и высокие, как у кавалеристов старых времен.
     Элиза: Цвет волос? Глаз?
     Гарден: Он был в шляпе. Вернее, нет -  в  чем-то  типа  капюшона,  со
свободными краями. Может быть, сомбреро? Я не могу сказать точно. Это было
поздно ночью и в не слишком освещенной части города.
     Элиза: А что ты сделал с машиной?
     Гарден: Ничего.
     Элиза. Но ведь она пыталась убить тебя. Ты так сказал.
     Гарден: Да. Теперь я знаю точно. Машина  была  не  первым  случаем  -
перед этим могло быть случайное совпадение, если ты меня понимаешь. Машина
сразу же исчезла. Вокруг не было ничего такого, что я мог бы предъявить.
     Элиза: Так что ты исчез, как тот человек в капюшоне?
     Гарден: Да.
     Элиза: Что же за второй случай?
     Гарден: Разрывные пули. Произошло это за неделю или  десять  дней  до
того. На лето я снимал жилье  в  Джексон  Хейс.  Это  в  одном  из  старых
каменных домов, которые разбиты на отдельные модули. Мое окно  было  слева
на третьем этаже.
     Было семь часов утра, я был дома и отсыпался после работы. Я закончил
игру в два пятнадцать, немного поел и выпил. Так что домой я пошел  где-то
между тремя и четырьмя и улегся спать.